Полная версия:
Теория газового света
– Запрыгивайте, мадемуазель!..
Они коротко переглянулись с Кейл и за длившийся буквально секунду зрительный контакт, видимо, поняли каждая свое. Кейл прощально вскинула ладонь и, развернувшись, пошла обратно к зданию.
Внутри салона оказалось прохладно. Бесшумный кондиционер старательно гонял воздух и вместе с ним стойкие, но ненавязчивые запахи острой перечной мяты и терпкой лаванды. Оформленная светлым деревом панель управления в сдержанно-минималистичном стиле смотрелась дорого, а к обтянутым кожей пухлым сиденьям, казалось, прилипнешь, только присев на них.
– Куда прикажешь?
Кристина назвала адрес.
– Какая глушь… – Тимофей усмехнулся, но как-то необидно. – Это же за областью? Мне всегда было любопытно, как это одна часть города отделена от другой не-частью?..
По сравнению с тем, каким он был двадцать минут назад, сейчас Тимофей вел себя невероятно дружелюбно.
Автомобиль мягко тронулся с места, попетлял по коротким улочкам и, медленно набирая скорость, выехал наконец на полупустое шоссе.
В боковом зеркале какое-то время отражались крыши знакомых высоток, похожих на причудливые кристаллы, и Кристина наблюдала, как исчезает вдали хранящий свои, недоступные ей пока тайны деловой центр. А потом, когда башни исчезли из виду, перевела взгляд вперед.
– В неплохом вы районе живете, – не без легкой зависти сказала Кристина.
– Марка Меркулова, может, знаешь? – Он коротко взглянул на нее. – Занимается поставками импортного оборудования для предприятий пищевого производства. Можно сказать, даже курирует направление. У него договоры с крупными иностранными компаниями. Я его, хм, сын, Ирка – сестра, а Кейл не так давно стала супругой.
Кристина поперхнулась. Сколько же на самом деле лет так молодо выглядящей хозяйке квартиры?.. Но спросила другое:
– Кейл – это настоящее имя?
– Нет. Будешь смеяться. – Тимофей поймал ее недоуменный взгляд и по-лисьи прищурился. – Это ювелирный бренд. Дорогие безделушки для богатых дамочек. Но Оле нравится зваться на заграничный манер, так что да. Псевдоним. В общем, давняя история нелюбви к собственному имени…
– Я думала, ангелы не работают, – хмыкнула Кристина, запоздало припомнив, что действительно видела затейливый вензель логотипа ювелирного магазина где-то в интернете. – Ну или кто вы там? Гуру эзотерики?
– Типа того, – нехотя согласился Тимофей и добавил тягуче, нараспев, явно цитируя что-то: – И увидел Иаков во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней[7]. Сначала восходят, понимаешь? Знаешь, что это значит? Что дом нам всем – земля, а небо только снится… – Он поглядел на Кристину, явно довольный произведенным эффектом. – На самом деле в определенных кругах больше разговоров об этих самых способностях, чем… самих способностей. Для кого-то снять головную боль – уже верх мастерства.
Кристина не стала спорить. Глядя в насмешливо прищуренные глаза Тима, она могла поклясться, что сказанное им – наполовину шутка. Даже несмотря на серьезность тона. И поэтому решила невзначай сменить тему:
– А в реальной жизни все эти ваши «земные потомки» кто? Тайная организация? Масштабный заговор там, мировое правительство?..
– Кто-то очень любит смотреть телевизор, не так ли?
– Вовсе нет! У меня тетка смотрит. Она любит всю эту ерунду, – Кристина осеклась, не зная, как Тим отреагирует на подобное заявление, но уголок его губ лишь слегка дрогнул в усмешке.
– Они профессионалы своего дела. Что наша жизнь, собственно? Триединство материи, энергии и информации. Каждый из нас по своей сути – точка пересечения этих трех течений. Люди со способностями все ощущают острее, в динамике, и могут предугадывать их изменение. «С чутьем», так про них говорят. Очень удачливые, успешные и способные. Например, если врачи, то высококлассные профессионалы, про таких в народе говорят «целители». Много творческих людей – писатели, режиссеры, музыканты, художники. Сообщества, конечно, есть, но больше факультативно, среди небольших групп людей, кому интересно. Понимаешь, мы «видим» друг друга и так.
Кристина вспомнила мелькнувшие цветные всполохи над головами новых знакомых и слова Кейл о каком-то «Небесном Огне».
– И вы никому не рассказываете?
– А ты бы поверила, если б я заявил, что вижу свет твоей души? Вот и я о том же.
Тимофей снова усмехнулся. Очевидно, подобное жонглирование словами доставляло ему удовольствие.
– А легенда? Откуда вы ее взяли?
– По мне, так она больше похожа на красивую сказку, чем на правду. Каким образом ты собираешься доказать мне или опровергнуть существование Бога и ангелов? Ученые объясняют некоторые сверхспособности повышенной мозговой активностью. Обычно наследственной. Мол, мозг работает больше, чем на привычные десять процентов. Просто в определенный момент, обычно в период созревания организма, нервные ткани трансформируются и приобретают новые свойства. Вроде инициации. Новое тело – новая жизнь… Редко, но иногда дар проявляется позже… Чего ты смеешься?
– Верить? Это же бред, ты понимаешь? – Кристина прикрыла ладонью улыбку, но немного нервического смешка сдержать все равно не удалось.
Тимофей пожал плечами.
– Ты сама ответила на свой вопрос…
Не сказав больше ничего, Кристина отвернулась к окну. Выходит, та цветная вспышка, которую она видела ночью в подворотне, вовсе не была игрой разума? Это была инициация?
Она попробовала прищуриться, вызвать перед глазами чувство расслаивающейся реальности, когда возникал свет, но ничего не смогла и бросила затею. Во всяком случае, эти люди пока ничего плохого ей не сделали, даже помогли. А уж во что верить, каждый волен решать сам…
Город расступался. Разбегался по сторонам дороги, приветливо кивал, кренился, покачивая крышами, и снова замирал за спиной, убаюканный тихой песней пробудившегося после сна ветра.
Ветер резвился с густеющими тучами, взбивая их в тяжелые комки серой шерсти, выстраивая из них облачные башни и неприступные стены, но пока его игра выглядела безобидно, несерьезно.
– А Алиса? – Кристина растерянно пыталась вспомнить, в каком контексте слышала это имя. Она снова повернулась к Тимофею, ища ответного взгляда, и внезапно почувствовала проклюнувшийся внутри росток холода.
Лицо его как-то неуловимо изменилось, потемнело, будто от упавшей тени, сделалось неподвижным, осунувшимся, враждебным. Встретившись с ним взглядом, Кристина невольно вздрогнула – жутко было видеть таким еще минуту назад широко и искренне улыбающегося парня.
– Тебя не касается, – сказал он подчеркнуто ровно. – Кейл любит болтать, но ты не особо слушай.
– Как скажешь, – пожала плечами Кристина, но мысль не выкинула. Она, точно семечко сорняка, упавшее в благодатную почву, уже проросла и пустила корни внутри нее, царапая тревогой и желанием оглянуться в поисках неизвестной, поджидающей за углом опасности.
Настойчивые солнечные зайчики, дрожащими пятнами собравшиеся на стекле, дрогнули и сверкнули вдруг особенно ярко, и Тимофей раздраженно откинул солнцезащитный козырек. Все время с момента неудачно оброненной фразы он молчал, сосредоточенно-отстраненно уставившись вперед, на убегавшую под колеса белую ленту дорожной разметки.
Когда молчание слишком затянулось, Кристина перевела на него осторожный взгляд.
Темные волосы, белое лицо с высокими, чуть заостренными скулами, тонкая линия рта с немного припухлой нижней губой. Поймав ее взгляд, Тимофей отвел глаза.
– Тим? – осторожно позвала Кристина. – Что с ней случилось?
Выражение лица, плотно сжатые губы, скрытые за темнотой очков глаза – все как-то незаметно, едва уловимо изменилось при этом. Он дернул плечами, старательно пытаясь спрятать движение под пологом незначительной небрежности.
– Уехала к родственникам. В Рязань или куда-то там. И не предупредила.
– Разве так бывает, когда встречаетесь?
– А ты у нас эксперт по отношениям?
Кристина притихла. Тимофей неожиданно продолжил:
– Просто Москва не для всех. Она это быстро поняла. И хорошо, что вообще поняла.
Кристина уловила в его словах… не обман даже, а недоговоренность, но смолчала. Желая занять себя, откинула козырек и, оттянув веко, стала рассматривать себя в зеркале. Синяки под глазами после двух бессонных ночей; губы потрескались, покрывшись некрасивой белесой корочкой. Кристина попробовала расчесать волосы пальцами, но быстро сдалась – бесполезно.
Солнце сверкнуло из-за дома резко и прицельно. Тимофей опустил козырек. На Кристину он нарочно не смотрел. Скользнув по козырьку взглядом, она увидела пришпиленную булавкой фотографию.
– Это Алиса? – неожиданно даже для самой себя спросила.
Цветной снимок. Яркий, но не профессиональный, просто на телефон. Не то парк, не то просто цветущая зеленая изгородь, и девушка в нежно-розовом платье, но с дерзкой рваной стрижкой и высветленными прядями. По-детски круглое лицо в мелких родинках. Упрямая и чуть удивленная дуга бровей. Из косметики – только блеск на губах.
Из-за какой-то детской непосредственности, сквозящей в образе, девушку можно было спутать с подростком.
– Может, она тоже… – Кристина сомневалась, стоит ли произносить мысль вслух, но раз уже начала, то имей смелость закончить. – Может, ее похитили, как и меня?
Вспомнился рассказ одногруппника про секту и черные мессы в стенах заброшенной больницы. Той самой, ховринской. И снова по спине прошел зловещий холод.
Тимофей захлопнул козырек и напрягся, подбираясь словно в ожидании удара. Каждым сантиметром кожи Кристина чувствовала его неприязнь. Так не может оставаться незаметным прикосновение раскаленных игл к коже.
– Нет. Точка. Закрыли тему. Если хочется думать о маньяках, лучше потешь себя мыслью о чудесном спасении. Ну и подумай, что будешь делать дальше. Заява – это само собой. Если правда уверена, что не стала жертвой тупого прикола от обкурившихся одногруппников. Ты же уверена?
Кристина не ответила, и Тимофей хмыкнул:
– А от меня отстань. По-хорошему.
Он стиснул зубы, напряженно глядя на дорогу.
Кристина видела, как сжались до белизны его пальцы, натянулись под кожей мышцы на руках и застыло в немом ожесточении лицо. В эту минуту Тимофей показался ей совсем незнакомым, чужим, отстраненным, впрочем, таким он и являлся для нее. Лезть в душу незнакомому человеку оказалось не лучшей идеей.
Но она не могла простить ему резкости. Он не имел права осуждать ее. Он не мог – даже, возможно, не хотел – понять. Ведь Кристине действительно было страшно. До оцепенения, до дрожи, до холода в груди, когда сердце пропускает не один, не два удара и каждый раз будто норовит заглохнуть насовсем.
Как мучительно не хватает воздуха и кажется, что вокруг – лишь тугой, враждебно пустой вакуум, и ты задыхаешься, в замедленном воспроизведении видя, как безвольно оседает на асфальт подломленная знакомая фигура.
«А если с ним тоже случилась беда?!»
Почему-то эта мысль не приходила Кристине в голову раньше.
«Если Артем пропал и сейчас находится где-то не лучше того заброшенного места, а я даже не подозреваю об этом?..»
Железный кулак снова крепко стиснул все внутри, заставляя спину покрыться холодной испариной. Кристина сжала ладонь, больно впиваясь ногтями в кожу.
«Все будет хорошо, – мысленно уговаривала она себя. – Все будет хорошо, иначе просто никак…»
– Завези меня кое-куда. Если тебе не трудно, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла девушка, готовясь встретить ответным ударом любой выпад, но Тимофей лишь коротко кивнул после недолгой паузы. И вновь спросил адрес.
Глава 5
• 2018 •
КристинаТри жилых дома в центре района, утонувшие в гуще тополей и старых кленов, будто в насмешку называли Зубцами, и, глядя на них, Кристина всегда вспоминала шутку о том, что небоскребы удобнее всего строить не ввысь, а вдоль. Длинные пятиэтажки пугливо жались рядком к ограде детского сада. Зеленые тени дворов-закоулков наискось ложились на бетонные пятачки стоянок для немногочисленных машин. Взлелеянная поколениями обветшалая серость. Но вместе с тем было что-то непомерно уютное, трепетное под этими низкими седыми крышами и разросшимися сиреневыми кустами.
Казалось, раздражительной суете и вечно подкарауливающей за порогом спешке просто не хватало здесь места. Среди этих детских горок и качелей рядом с желтой песочницей. Под почти одинаково серыми, похожими на тоскливые старческие глаза квадратными окнами и открытыми балкончиками с развешанным на просушку бельем.
Тимофей притормозил на углу, не решаясь сунуться в узкие, непривычные, непонятные ему дворы. Повернулся, не заглушая мотора.
– Тебя здесь подождать? – поинтересовался он с бесстрастной вежливостью.
– Нет, – отрезала Кристина. – Я к другу. Надолго. Спасибо за… беспокойство.
Последнее слово волей-неволей прозвучало ядовито. Решив, что на этом отчет о ее планах окончен, Кристина выскользнула из машины и, не оборачиваясь, двинулась в сторону дома, чувствуя, как с каждым шагом внутри пробуждается, овладевая сознанием, давящая болезненная тревога.
Почти сразу за домами был широкий бульвар, а за ним – парк с березовой аллеей, где летом размещали аттракционы и передвижные кафе. Там всегда было оживленно и шумно, носились дети, гудели аппараты для сахарной ваты, а шумная реклама зазывала опробовать новые развлечения за символическую плату.
Внутри дворов же царила сонная послеобеденная тишина. Этот покой – непрочный, зыбкий, был дороже и притягательней, чем собранная по всем уголкам света тишина.
Кристина оглянулась. Каждый клочок пространства здесь хранил детские воспоминания о том, как часто они приходили сюда с мамой, об их играх с Артемом – он был сыном маминой подруги, да и сам тогда еще не раздражал своей навязчивой привязанностью и не обращался с Кристиной словно с хрустальной дорогой вазой.
С ним можно было подурачиться, подраться диванными подушками, вдоволь поноситься по двору и придумать очередную, понятную лишь им одним игру, которую Кристина помнила до сих пор.
Сейчас Кристина шла к знакомому дому, будто на казнь.
– В этом Городе горящих торфяниковКаждый сам за себя, невзирая на обстоятельства,В одиночной квартире-камере храня молчание,Рассовывает душу по пыльным, дырявым ящикам.С бульвара доносился голос. Мелодичный, струящийся серебристой рекой, он то звенел и переливался, то покорно затихал под волны нестройного эха, чтобы затем поддаться неизвестному порыву и взлететь ввысь.
– В этом Городе горящих торфяниковРаз за разом гоняешься за пустынным преданием,Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,Излитой пером бесталанных писателей.Это Город горящих торфяников,Приглушенный роптанием, всегда одинокий,Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,Правда выбор судьбы не за ним.Да и только…Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое дрожание струн, и откуда-то со стороны, продравшись сквозь густоту пространства и времени, внезапно повеяло далеким, таинственным, непознанным…
– В этом Городе горящих торфяниковКаждый день, словно стая голодных зверей,Разрывает на части бессонные ночи слабых,Уставших от жизни несчастливых людей.В этом Городе горящих торфяниковНа остывших бульварах, в умах безрассудныхПустота начинает зализывать раны.Все пришедшие мысли – в нее.В ниоткуда…Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева. Тихий несуществующий город, весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.
Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным. Кристина с детства мечтала побывать на море, но желание так и осталось несбывшимся, и, к своему стыду, приходилось отмалчиваться, когда одногруппники обсуждали на перерывах, кто в каких странах уже успел побывать за жизнь.
Кристина стремилась к морю, а вокруг раскидывала ловчие сети Москва: пыльная, шумная, своенравная. Москва, которая проглотит и не заметит. Но вчера почему-то ее, Кристину, выплюнула – то ли не смогла прожевать, то ли кто-то спугнул неизвестного, вершившего свой странный суд большого города…
Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:
– Вот он, Город горящих торфяников,Приглушенный роптанием, всегда одинокий.Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,Только выбор судьбы не за ним.За тобой.Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»
Кристина ждала какой-то подсказки, намека, но таинственный голос улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, под ноги нанесло песка с соседней детской площадки. Не дождавшись ничего, она шагнула внутрь.
После яркой улицы тесный подъезд казался мрачным и темным. Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсадными криками и шумом музыки на втором этаже.
По мере того как глаза постепенно привыкали к подъездному освещению, темнота начинала отступать. Она кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками. Поднимаясь по отполированным многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, как та следует за ней, точно стеснительный ребенок.
Эта темнота не была агрессивной, Кристина много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наигранно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!» А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной рекламными проспектами.
Знакомые обкатанные по краю ступеньки. Такая же знакомая обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.
Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та…»
«Зачем ты пошел за мной вчера?»
Она вздрогнула, интуитивно чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.
– Кристина?
Удивленный голос эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.
Кристина резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась Артему в грудь.
– Тема… – шепотом выдохнула Кристина, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.
– Я переживала, что с тобой что-то случилось! Что ты… – И почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой произнесла: – Ты помнишь, что случилось той ночью?..
– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…
Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за день? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами.
На левой руке – плотная белая повязка.
– Прости, Тем, я… Я… Это вчера все?
Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.
– Ободрался, когда упал. Забей. Почти ничего не помню про вчерашний вечер. Только то, что наши напились в хлам, стали рваться, типа мы сейчас сами поедем в Ховринку, кто не зассал, давайте с нами. Они че-то курили не то… Зря ты с ними на кухне торчала.
– То есть это я виновата, по-твоему?
– Я так не сказал.
– Ты сказал ровно это.
– Значит, я не хотел… Подожди. – Артем взлохматил волосы и нахмурился. – Виновата в чем? Что случилось?
Кристина помолчала, подумала, кусая губу.
– Странная история. Ребята болтали про ХЗБ, а потом я… В общем, не ночевала я дома, Артем. И вообще плохо помню, что вчера было. А ты?..
Она требовательно смотрела на него, и Артем сдался, выдал как на духу:
– Мы до утра просидели, часов до трех. Ты потом отказалась, чтобы я тебя проводил, сама домой ушла. А может, и не домой. Юлиан с компанией примерно в то же время свалили. Ты этого не помнишь?
– Я помню, что оказалась одна в заброшенной больнице! – Кристина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. – И что кто-то преследовал меня, а потом напал!
– Подожди… Тебе что-то сделали? Ударили? Попытались изнасиловать?..
– Я… Я не знаю… – Кристина вдруг разозлилась. – Ты слышишь меня вообще? Я просто оказалась на другом конце города фиг знает почему!
– Пойдешь в полицию? – уточнил Артем и, кажется, задумался, взвешивая в уме Кристинины аргументы насчет нападения против пьяной компании молодежи, где-то доставшей травку. Не принесло бы такое обращение за помощью еще больше неприятностей всем, включая саму Кристину.
– А что я им скажу? Здрасьте, мы с одногруппниками отметили конец года, помогите восстановить события пьянки?!
– Ну телефон-то у тебя украли… – неловко заметил Артем.
Кристина раздосадованно махнула рукой.
– Дело явно не в телефоне.
– Да, ерунду сказал. Прости, пожалуйста.
Его взгляд сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Артему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало ее больше всего: тот словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться. Ничего в нем за прошедший год не изменилось. Стоило ожидать…
Улыбка Артема сияла, несмотря на натянутый тон, так и говоря: «Вот ты здесь, пришла ко мне, хотя никогда бы не сделала подобного по своей инициативе прежде. Что-то заставило тебя прийти: беспокойство ли, чувство вины, но сейчас с тобой все нормально. И молчи. Будь здесь, со мной!»
– Ладно, – нехотя отозвалась Кристина, потупив взгляд. Волна радости, нахлынувшая на нее при встрече с Артемом, прошла, оставляя на своем месте лишь неумолимое желание поскорее укрыться от его внимания. – Теперь я в адеквате…
И продолжила про себя: «На самом деле нет. И ты даже не представляешь насколько».
В холодном воздухе подъезда густело напряжение, и Артем, дернув уголком губ в подобии улыбки, как всегда, первым попытался развеять его. И, как всегда, безуспешно.
– Ты это… прости меня, что… – Он искал нужное слово. Взгляд смущенно бродил из стороны в сторону, боясь задержаться на самой Кристине. – Недосмотрел.
– Ладно, я тогда пойду. Рада была увидеться, и… хорошо, что с тобой все хорошо. – Кристина попыталась выдавить хоть какую-то эмоцию в ответ, но получалось натянуто, и голос вновь срывался на деланое спокойствие, от которого становилось противно.
Только мысль, бившаяся в голове, была иной: нервной, пульсирующей. Отчаянной.
«Ты тоже, тоже ничего не знаешь. Ни-че-го».
От наплыва эмоций, от несоответствия состояния внутреннего с внешним, транслируемым напоказ, слегка подташнивало и кружилась голова.
– Кристин! – Настойчивый оклик нагнал ее уже несколькими ступенями ниже лестничной площадки, заставляя обернуться. Артем качнулся на пятках, наклоняясь в ее сторону. Улыбнулся задорно и открыто, отчего Кристине тоже захотелось улыбнуться в ответ. – Я хочу тебя проводить!
ТимофейВ салоне автомобиля было темно и по-особенному тихо. Умолкли и растворились в подступающем дожде знакомые уличные звуки, крики дворовой ребятни, отголоски оборвавшейся песни с недалекого бульвара.
Даже громкая молодая компания у соседнего подъезда незаметно исчезла, оставив его в беспросветном одиночестве. Много лет он не видел таких дворов: будто постепенно утопающих в небытии, засвеченных солнцем подобно выцветшим зернистым фотоснимкам. И вот, увидев их вновь, пожалел, что пошел на поводу у Кейл и согласился подвезти незнакомую дерзкую девчонку куда-то в жопу мира.
Тимофей чувствовал, что, как и год назад, тонет в холодной, обжигающей тревоге, а мысли и чувства расслаиваются, становясь безликими и мутными, и на их место приходит пустота. Давящий тяжелый вакуум. И кажется, мир съежился вокруг него, норовя в любой момент сжаться в несуществующую мизерную точку.
