Всё началось со смерти

Дважды у неё приходили брать анализы и ещё ни разу не делали инъекцию. Это тоже пугало. Отросшие ногти она изгрызла в мясо. Хотелось в душ, но там не было воды, как и в раковине. Она бесчисленное количество раз измерила всё пространство шагами и устала всматриваться в трещинки на полу и стенах. Но, несмотря на всё это, она оказалась неготовой, когда за ней пришли. Ладони мгновенно пропитались скудным липким потом, а в ногах поселилась слабость и лёгкая вибрация, будто по ним пустили ток.

– Ложитесь, – скомандовала невысокая женщина средних лет с тусклыми русыми волосами и ничего не выражающим лицом.

– Может, я сама дойду?

Голос Первой прозвучал сдавленно и пискляво. Она вдруг раскаялась во всех своих недовольствах и поняла, что готова подождать ещё пару дней. Жалкой, в этот момент она была очень жалкой.

– Ложитесь.

На трясущихся непослушных ногах она доплелась до каталки и взгромоздилась на неё, стараясь, чтобы больничная сорочка не задиралась неприлично высоко.

Женщина накрыла её белой простынёй и кивнула двум крепким парням. Первая предполагала, что они тут только на тот случай, если она взбрыкнёт. Возможно, ей и следовало это делать, быть как Саша и не сдаваться до последнего, бороться за свою жизнь. Но у неё не хватало на это сил. Куда ей бежать? Как спасаться? Она не знала. Скупые слёзы навернулись на глаза.

Белые люминесцентные лампы проносились слишком быстро, пока её катили по бесконечным коридорам. Настя разглядывала их и задавалась вопросом: что сейчас делали остальные? Возможно, они ели или были на очередных процедурах. А возможно, все сидели в общей комнате. Настя хотела оказаться там, среди таких же, как она.

Внезапно для само́й себя, как только каталка остановилась перед автоматическими дверями и сотрудница начала вводить длинный код, Первая кубарем скатилась со своего ложа и понеслась на непослушных ногах по коридору. У неё не было цели, а тем более надежды на успех. Она просто неслась, больно отбивая пятки об жёсткий ровный пол и иногда дёргала ручки. Возникла шальная идея найти незапертый кабинет и закрыться там, забаррикадировать дверь и уже потом подумать.

Она поскользнулась на повороте, с силой врезавшись локтем в пол. Громко вскрикнув, беглянка попыталась продолжить, но, сделав всего пару шагов, была сбита с ног. Висок с силой впечатался в пол, так что её голову отпружинило от него словно мячик. А затем сверху навалилось грузная туша санитара и Первая поняла, что это конец. Финал её жалкой второй жизни.

Настю взвалили на плечо и понесли обратно. Сопротивления она уже не оказывала, это было абсолютно бессмысленно и энергозатратно. А выглядеть ещё более жалкой и беспомощной ей совсем не хотелось.

Удивительно, но куда-то исчезли все слёзы. Глаза жгло, картинка всё время рябила, но спасительной влаги, прячущей от неё жуткую реальность будущего всё ещё не было. Время прятаться истекло. Нужно было переставать быть такой трусихой и встречать смерть лицом к лицу. На этот раз осознанно. В голове всё гудело и пульсировало, будто скоростной поезд бесконечно ехал по тоннелю.

Её внесли в операционную и словно мешок с картошкой бросили на стол.

– Поосторожнее, – услышала она раздражённый голос Мутко.

– Сучка пыталась сбежать, – недовольно пробормотал санитар и отступил на шаг, сцепляя руки, словно бывалый секьюрити.

– Да ладно? – Евгений презрительно изогнул бровь и скривился. – И куда бы она тут делась?

Мужчина ничего не ответил, только плотнее сжал губы. Мутко всех здесь бесил: слишком молодой, чтобы обладать такой властью. В коллективе постоянно перешёптывались на его счёт, но роль парня в проекте знали лишь не многие. Все говорили только, что без него у Петерсонса ничего бы не вышло, поэтому Янис и ценил его и терпел склонность к неоправданному риску.

– Идите.

Евгений оглядел растрёпанную, покрытую синяками и ссадинами девушку с непривычным его лицу сожалениям.

– Что же ты, крошка, себя не бережёшь?

Настя отвернулась, когда он протянул к ней ладонь.

– Поздно показывать характер. Дай мне обработать твои раны и подготовить тебя к операции до прихода анестезиолога.

– Такие у тебя были на меня планы? – выплюнула Первая, вперив в него взгляд, полный ненависти.

Мутко какое-то время непонимающе хмурился, но затем его лоб разгладился, а в глазах мелькнуло узнавание.

– Нет, конечно. Ты здесь против моей воли. Если бы решал я, то ты стала бы последней, кто здесь окажется.

Это прозвучало так искренне, что Настя немного опешила, а затем вскочила со стола и обвила шею парня руками, прижалась к нему и прошептала:

– Так спаси меня. Или рыцарь, не твоё амплуа? – она отстранилась и заглянула в его глаза со всем возможным вожделением, на которое была сейчас способна. – Я могла бы быть очень благодарной.

На мгновение, казалось, он забыл, как дышать, глядя только на её приоткрытые губы. Руки Мутко лежали у неё на талии и непроизвольно спускались чуть ниже к ягодицам. Он всё молчал, скользя взглядом по её лицу.

– Ты очень красивая, – прошептал Евгений едва слышно. – Но здесь я действительно бессилен.

Настя резко оттолкнула его и вернула свою задницу на стол.

– Ты ещё более бесполезный, чем я думала, – проговорила она зло, разглядывая свои босые ноги: на правой, кажется, был вывихнут мизинец, а на левой щиколотке наливался приличный синяк.

Пальцы Мутко коснулись её подбородка, заставляя снова посмотреть в его холодные глаза.

– Я понимаю, что ты напугана, и потому прощаю тебе эти слова, – проговорил он повелительно, и Первая едва не фыркнула. – Но ты уже должна быть мне благодарна. По всем расчётам ты переживёшь эту процедуру, в отличие от Десятого. Я сделал всё, что от меня зависит, чтобы старик занял твоё место.

Настя снова потрясённо уставилась на него.

– Вот видишь, – пробормотал он, склоняясь к ней. – Тебе есть за что меня благодарить.

– Он не выживет?

– Нет, старик пойдёт на запчасти для важных людей.

Тугой ком поселился у неё в глотке, и больше Первая ничего не могла сказать, только хрипло вдыхала и с трудом выпускала воздух обратно.

– Тебя ждёт небольшое донорство, пересадка кое-каких органов, – он опёрся о стол по обе стороны от неё и заглянул в глаза. – Это будет большая нагрузка на организм, но вполне посильная.

– Не понимаю.

– Мы поменяем твои здоровые органы на больные донора.

– И в чём смысл?

– Как и всегда, в больших деньгах, – пожал он плечами, отстраняясь и беря с металлического лотка катетер. – Тебе нужно очень хорошо это уяснить, если планируешь продержаться здесь подольше.

– И что будет со мной? – спросила она, когда Мутко вгонял иглу ей в вену.

– Ничего. Если проснёшься, вернёшься к двойным порциям уколов, чтобы вылечить новые органы. В случае успеха тебя оставят в покое на какое-то время.

– До следующей пересадки?

Евгений долго смотрел в её безумные от осознания ситуации глаза, но затем медленно кивнул.

В комнату вошли трое мужчин и, не обращая на Первую внимания, начали готовиться. Мутко развязал на ней сорочку и уложил безвольную девушку нагишом на холодном металле.

– Я решу этот вопрос, – прошептал он ей на ухо. – У нас новая партия успешных подопытных. Продержись, и я найду способ избавить тебя от этого. А сейчас постарайся расслабиться.

– Как дела? – задорно спросил крупный лысый мужчина в зелёном операционном костюме. Мутко кивнул ему и тот довольно ухмыльнулся. – Если хочешь, можешь посчитать, но нам в целом всё равно, просто глубоко дыши…

Дальше Настя ничего не слышала. Свет ярких белых ламп расползся и заполнил всё пространство, заставляя ослепнуть и оглохнуть.

Очередное в числе прочих пробуждений не было похоже ни на одно из предыдущих. Оно было резким и острым. Первая открыла глаза и почувствовала, как болит буквально каждая клеточка. Тело конвульсивно дёрнулось, но с места практически не сдвинулось. Очевидно, привязанная, она лежала и разглядывала потолок, стараясь не концентрироваться ни на штуковине, что торчала у неё изо рта, ни на пищащих приборах. Настя смотрела в слепящие пятна ламп и старалась расслабить мышцы вновь непослушного чужого тела.

Сильная тупая боль возникала в груди при каждом её вдохе и выдохе. Она выстреливала залпом разноцветных фейерверков, заставляя девушку часто и быстро моргать.

– Ты меня слышишь?

Над ней склонилась женщина, загораживая слепящие белые пятна потолка. Маска закрывала половину лица, но Настя поняла, что она молода. У девушки были очень длинные пушистые ресницы. Они то и дело поднимались и опускались за стёклами аккуратных очков.

Первая попробовала кивнуть и застонала, утопая в темноте.

В следующий раз она выныривала к свету, будто продираясь сквозь узкий лаз, выкопанный очень нерасторопным кротом. Проход узкий и неровный, в котором её сознание то и дело норовило застрять, а тело поранится. Настя пыталась распахнуть глаза долго, медленно и робко. Слизистые пересохли, и даже это движение доставило неприятные саднящие ощущения.

Трубки во рту не было, и из горла очнувшейся вырвался тихий хрусткий хрип.

– Тише, тише, крошка, – услышала она ласковый шёпот.

Глаза нашарили Евгения и впились в него требовательно и зло.

– Я же говорил, что ты это переживёшь. Ты справилась, хотя и заставила меня изрядно попотеть.

– Пить.

– Нельзя, но я попрошу добавить ещё одну капельницу и чаще смачивать губы, – проговорил он с заботливостью старшего брата, гладя её по щеке.

– Пить.

– Нет, для воды ещё рано. Я не могу вытащить тебя отсюда месяц.

– Один гл…

Мутко закатил глаза и судорожно вздохнул. Он вернулся с щипцами в руках, которыми зажал мокрый ватный тампон. Когда прохлада коснулась потрескавшихся губ, Настя едва сдержала порыв, вцепиться в него зубами, чтобы выжать всё до последней капли. Евгений промокнул ей губы, и в рот проникло несколько капель спасительной жидкости.

– Ещё.

– Нет, и это не обсуждается. Ты не слишком хорошо перенесла операцию. Есть силы сделать самые простые тесты?

Первая слабо кивнула, всё ещё наслаждаясь ощущением во рту.

Мутко посвятил ей фонариком в глаза, попросил последить за пальцем. Затем проверил работу нервных окончаний, погружая в воспоминания о первых опросах.

– Ты помнишь своё имя?

Настя кивнула.

– Сожми пальцы правой руки в кулак. Ты помнишь, где находишься? Сожми пальцы левой руки в кулак. Ты помнишь, как умерла? Пошевели пальцами правой ноги…

Всё это длилось очень долго. Евгений снова включился в процесс, из его взгляда пропали любые эмоции, кроме маниакальной жажды исследования.

– Очень хорошо, – каждый раз бормотал он, занося данные в планшет и удовлетворённо кивая.

– Ничего хорошего.

– Малышка, ты восстановишься, поверь мне. Тебя не убила ни остановка сердца, ни отказ внутренних органов, ни двухнедельная кома. Ты очень сильная девочка.

– Хотела бы я иметь достаточно сил…

Она устала на середине фразы, и Евгений приблизился, жадно вслушиваясь в её слабый каркающий голос.

– … чтобы поубивать вас всех здесь.

Мутко замолчал, пару раз растерянно моргнул, а затем звонко расхохотался и внезапно поцеловал её в лоб.

– Я скучал по тебе.

Он проговорил это беззлобно и очень искренне, будто они были друзьями, которые долго не виделись. Настя отвернулась и уставилась в стену.

– Не думаю, что тебе сто́ит злиться на меня, крошка. Здесь, я единственный, кто может сделать для тебя хоть что-то. А главное, хочет.

– Десятый тоже так думал, – Настя повернула на него полный ненависти взгляд. – И где он сейчас?

Евгений криво ухмыльнулся, расплываясь у неё в глазах. Сознание начинало ускользать. Первая потратила слишком много сил на бессмысленные пререкания. Нужно было хоть попытаться узнать, как дела у остальных. И главное – жив ли до сих пор Девятый. Дышать было всё тяжелее.

Автоматические двери бокса разъехались, и Настя успела заметить в стремительно тускнеющем мире Ирину. Выглядела она значительно лучше, посвежела и отдохнула.

– Как у неё дела?

– Неплохо, показатели стабильнее. В сознание приходила на семь минут шесть секунд. В три раза дольше, чем в прошлый. Указывает на острую жажду. Двигательные функции восстанавливаются. Чувствительность с прошлого пробуждения значительно улучшилась.

– Что с моторикой?

– Пока только верхние конечности.

– Хорошо, оставь санитара с ней и иди отдохни. Вечером сюда заглянет Янис. Думаю, до утра она не очнётся.

– Ты проинструктировала лаборанта, что делать, если она придёт в себя, пока я не вернусь?

– Не будь как тревожная мамочка, которая впервые оставляет ребёнка дома нянькой.

– Да ладно.

– Ты же понимаешь, что он не даст тебе забрать её себе?

– А почему нет? Новых инкубаторов теперь можно наштамповать сколько угодно.

– Пока никто не имеет её показателей. Девчонка сохраняет параметры живого человека лучше остальных.

– Это дело времени.

– И что потом? Устроишь ей бокс в своём особняке и будешь держать там, пока не надоест?

– Посмотрим, но твоя идея не то чтобы мне не нравилась.

– Ты идиот, Женечка. Она уже сделала то, для чего была тебе нужна. Не сто́ит проникаться к ней благодарностью.

– Я садист и немного социопат, но никак не идиот, моя прекрасная Ирина. Решай свои проблемы с Янисом, а с девчонкой я сам разберусь. А то ты скоро засохнешь рядом с этим старым чурбаном, а признания и любви так и не дождёшься.

– Не твоего ума дело. А вот разбираться тебе придётся не с девчонкой, а с Яном. И молись, чтобы не с его дружками.

– Я атеист.

– Ну тогда напиши письмо Деду Морозу.

Двери сработали, оставляя Первую вновь наедине с этим странным и очень переменчивым парнем.

Настя почувствовала, как её обожгло горячее дыхание, и вся сжалась, ощущая, как его пухлые горячие губы коснулись её холодных, обдавая шлейфом ментола и табака.

– Ничего, крошка, прорвёмся. Я всё решу.

Шаги мерно затихали, только Настя не понимала: то ли она окончательно попрощалась с сознанием, то ли он просто ушёл.

Глава 15. Безумие и похоть

Нырок в реальность заставил её скукожиться, постараться ужаться до таких размеров, чтобы собственный разум не отыскал её внутри. Не приходя в себя, не осознавая действительности, Первая чувствовала только то, что безмерно устала. Устала открывать глаза и видеть бесконечные белые стены, синюю униформу и холодные липкие взгляды, которые пачкали её чем-то ядовитым, отравляющим, делающим ущербной. Жизнь в ней каким-то неимоверным чудом продолжалась, но вот она в жизни уже себя не находила. Поиски были окончены. Силы не найдены.

Первая почувствовала знакомый до зубного скрежета укол препарата. Стандартной боли как таковой не было, но что-то тягуче – тяжёлое и сложно-воспринимаемое разлилось по венам. Затем она снова тонула в чёрном беспросветном океане, смутно ощущая, как острая резь пронзает её органы, как усиливается жжение в суставах, как трещат барабанные перепонки.

Когда же слабый разум пришёл к выводу, что плавать мыльным пузырьком в мутной жиже бытия его вполне устраивает, в кромешную темноту проник предательский свет.

Открыв глаза, первое, что она увидела, была ямочка на подбородке. Чёртова ямочка на подбородке. Тонкий, очень ухоженный длинный палец постоянно постукивал по этой самой ямочке, будто от скуки или нетерпения. Красиво очерченные скулы, яркие выразительные глаза и тёмные завитки немного отросших с прошлого раза волос.

Сначала мозг возликовал, считая, что чистилище, возможно, должно олицетворяться именно этим человеком. Но нервная судорога прокатилась волной, обозначая призрачные границы истерзанного тела, заставляя Первую осознать, что это не сон.

Рот Насти приоткрылся, но она не смогла сказать ни слова. Воздух застрял у неё в горле винной пробкой и отказывался двигаться в любую сторону. Она захрипела и судорожно сжала кулаки.

Парень дёрнулся и улыбнулся ей каким-то диким сумасшедшим оскалом. Он шагнул вперёд, при этом его ладонь, до этого покоившаяся на колене девушки, проделала путь по внутренней стороне бедра едва коснулась промежности. Такое уверенное по-хозяйски расслабленное движение заставило жертву заметаться на столе, сгорая от желания отрезать ему эту конечность и бросить голодным псам.

– Ну тише, тише малышка.

Она билась, мычала, запоздало осознавая, что никуда не может деться. Руки и ноги по-прежнему были привязаны к кровати. Игнат приближался с неотвратимостью повторной смерти. Её личное проклятие с ангельским лицом.

– Мы же не хотим, чтобы сюда сбежала толпа народу? Они могут помешать нашему маленькому свиданию. Это было бы очень печально, не правда ли?

– Пошёл к чёрту, ублюдок.

Настя нашла в себе силы, чтобы выплюнуть ему эту фразу в лицо, но её губы и подбородок при этом дрожали. Как бы ей ни хотелось выглядеть сильной, как бы она ни искала духовные ресурсы, но не была в состоянии скрыть своего страха перед этим человеком. Один раз он уже убил её, мог сделать это снова. И теперь уже не легкомысленная бортпроводница, а Первая была беспомощна и не готова. Шутки судьбы становились с каждым разом всё более жестокими по отношению к ней. Ставки росли.

Перед глазами встали яркие картинки гостиничного номера. Она буквально ощутила его жёсткие пальцы на своих ягодицах, стягивающие с неё нижнее бельё. Настя отчётливо помнила его надсадное хриплое дыхание у себя над ухом. Чувствовала, как сжимала горло, его мягкая, тёплая ладонь, как заканчивался воздух, как неописуемо страшно было в тот момент. Вены на висках пульсировали и надувались. Это было невыносимо.

Игнат одним лёгким движением достал из кармана медицинского халата шприц и подколол его в капельницу. Первая с ужасом наблюдала за его действиями, даже боясь представить, что там было. Но через пару мгновений она почувствовала вялую слабость, накатывающую на неё сначала небольшими приятными волнами, а затем укрывшую разум тёплым одеялом. Тело девушки расслабилось, сознание перестало метаться.

– Я прекрасно понимаю, тебе нужно время, чтобы понять, что это отличный шанс для нас двоих.

Он говорил едва слышно, делая вид, что проверяет её зрачки и датчики. Затем принялся записывать показатели с приборов. Лицо парня было настолько довольным и лоснящимся от собственного успеха, что этого было сложно не заметить. Первую затошнило.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он спокойным дружелюбным тоном.

Настя отвернулась и истерично рассмеялась. Веки её отяжелели, наливаясь усталостью, нервозность отступала. Но теперь Первая изо всех сил сопротивлялась сонливости. Что он делал, пока она спала? Что ещё мог сделать?

– Как будто меня заперли с больным ублюдком, – проговорила она вяло и не слишком членораздельно. Язык немел и плохо слушался, губы будто опухли.

– Тебе придётся сотрудничать, номер Один. – Его голос был ласковым и мягким, как нагретый воск, но оставлял такие же жирные следы на душе. – Или мне придётся применить не самые приятные методы.

Настя повернулась и встретилась с его горящими жестоким возбуждением глазами. Он просто кричал о том, как хочет, чтобы она ослушалась. В его зрачках плясали похоть и безумие.

– Возможно, мне сто́ит сымитировать остановку сердца и дать тебе разряд? Малоприятная процедура, должен признаться, особенно для такого ослабленного человека в полном сознании.

Вся бравада снова покинула Первую. Она видела, что он не шутит. Для Игната любой вариант развития событий будет нести определённое удовольствие. Оставалось только понять, от какого из них ущерб для Насти будет минимальным. Если вообще такой имелся. Десятый был прав, ей нужно было начинать думать о собственном выживании и перестать ныть. Десятый был прав. Десятый, который уже мёртв.

Настя медленно кивнула и начала отвечать на бесконечный список идиотских вопросов, которые делали сонливость просто невыносимой.

Когда он закончил, в бокс пришла медицинская сестра, взяла у неё анализы и сняла кардиограмму, пока этот чокнутый преследователь пялился на Настину голую грудь. Наверное, она чувствовала бы себя ужасно и пристыженно, если бы всё это время с содроганием не разглядывала свой повторно располосованный от солнечного сплетения до лобка живот. Аккуратный, но воспалённый шов бугрился ровным зигзагом и выглядел просто катастрофично.

– Не беспокойся, он заживёт достаточно хорошо, чтобы не причинять тебе большого дискомфорта, – проговорил Игнат из своего наблюдательного угла.

– С каких пор это здесь кого-то волнует?

– С тех самых, как я здесь появился.

И для сотрудницы это наверняка прозвучало крайне заботливо и человечно. Она, возможно, даже решила, что новый учёный пытается втереться в доверие к подопытной. Но для Первой это прозвучало угрожающе и мерзко. Она невольно сглотнула и уставилась на девушку.

– Когда меня вернут в обычный бокс? – спросила она медленно, с трудом выговаривая слова.

Та подняла на неё удивлённый взгляд, будто не ожидала, что с ней может заговорить живой труп.

– Показатели стабильные…

– Тебе пора начинать ходить, поэтому уже этим вечером, – перебил её Игнат. – При полостных операциях двигаться нужно стараться как можно раньше. Ты и так провалялась тут больше месяца, пора возвращаться в строй.

Настя прикрыла глаза и с облегчением выдохнула. Ей почему-то казалось, что в общем коридоре она будет в большей безопасности, чем здесь, наедине с собственным убийцей. Эта надежда дала ей мягко погрузиться в белёсый туман препарата, позабыв, что монстр всё ещё рядом.

Она пробуждалась при транспортировке совсем ненадолго, успокоительные препараты действовали на Первую очень странно, оказывая более сильный эффект, чем ожидалось. Каталка ехала спокойно, по идеально ровному полу, но Настя слышала шум механизмов, писк кодовых панелей и тихое сопение санитаров. Она ощутила, как её вкатили в собственный бокс, который она узнала по запаху. Девушку переложили на койку и впервые за долгое время не стали приковывать, только выдвинули бортик, чтобы она с непривычки не упала с кровати.

– Открывай глазки, спящая красавица. Я знаю, что ты притворяешься, – прозвучал его противный склизкий шёпот, и Настя не смогла сдержаться, вздрогнула.

Девушка распахнула глаза под тихий смешок. Он сидел на её кровати расслабленно и по-хозяйски, беззастенчиво её разглядывая. Его маслянистые блестящие глаза, неотрывно следили за каждым её вдохом, каждым движением.

– Актриса ты так себе, – широко оскалился Игнат. – Впрочем, как и стюардесса. Но за твою аппетитную задницу можно на многое закрыть глаза, если ты понимаешь, о чём я.

Настя просто продолжала лежать и таращиться на него, не в силах предпринять хоть что-то. Его рука снова заскользила по её бедру, лаская и поглаживая. Казалось, ещё немного и у него потекут слюни. Сильные пальцы вцепились в бледную кожу, но тут же отпустили. Игнат, вспомнил, что теперь на ней нельзя оставлять следы.

– Тут везде камеры, тебя выпрут отсюда, моргнуть не успеешь.

Её голос прозвучал так жалобно и тихо среди этих молчаливых стен, что Настя не выдержала и сама горько усмехнулось. Мозг никак не мог придумать, как ей спастись из столь плачевной ситуации. Ей так нужно было найти это гениальное решение, которое всегда приходит с опозданием, когда момент уже упущен. Но в голове звенела и пульсировала паника в сольном выступлении.

– Камеры включатся через двадцать минут, я договорился. Думаю, этого времени нам вполне хватит на первый раз, – он наклонился и втянул носом воздух возле её уха. – Я так соскучился.

Желудок Первой скрутило в тугой узел, и к горлу подкатила тошнота. Она часто задышала, пытаясь не потерять сознание от накатившего головокружения.

– Тебе понравится, – выдохнул он ей в губы и буквально напал на них. Зубы его вцепились в нижнюю, и Настя моментально почувствовала вкус собственной крови и застонала. Игнат от этого ещё больше возбудился, целуя её грубо и яростно. Он не замечал, как в его грудь отчаянно толкают трясущиеся ладони. Настя плохо владела ногами, шов натягивался и болел от каждого неловкого движения. Тонкие, хрупкие ногти ломались, когда она сжимала пальцы в кулаки и тянула ворот его халата.

Игнат, усмехаясь, разогнулся, вытирая рот рукой, оставляя на щеке кровавый след. Настя с тихим надрывным криком, оттолкнулась и села на койке. Её качнуло вперёд, и девушка чуть не полетела носом на пол. Но это дало ей возможность подняться. Уперевшись слабыми ногами, она сделала три пьяных шага к стеклянной двери, запоздало понимая всю безнадёжность собственного побега.

Это только разожгло в Игнате инстинкт охотника. Он догнал её с тихим пыхтением и придавил к стеклу, наваливаясь всем телом. Тяжёлый ритм его сердца стучал у Первой где-то в мозгу, сводя с ума и заставляя хрипло пищать, пытаясь вдохнуть воздух.