
Полная версия:
Ненадёжный призрак
– Допустим. Но почему я её вижу?
– Хм, – заинтересовался Ленни, – а что, обычно ты призраков не видишь?
– Как-то не горю желанием их выискивать, да и они мне на глаза не лезут. Чтобы заметить подобное, мне нужно приглядеться, поймать дрожание… А вот так, без приглашения, здрасьте-пожалуйста, я призрак самоубийцы, будем знакомы – в первый раз со мной такое.
– Добро пожаловать в клуб, – усмехнулся Ленни. – Как говорится, взял чёрта на борт – вези его до берега5. Раньше ты эту свою способность подавлял, а попользовался пару раз по назначению – вот она и проявилась во всей красе. Теперь главное – не начинать клеить какую-нибудь симпатичную японочку, пока не убедишься, что её видишь не только ты.
– Ну, к этой я бы и подкатывать не стал, – кивнул я на черноволосую. – Книги до добра не доведут, я всегда это знал.
– Да ты не дрейфь, – хохотнул Ленни. – Выглядит она вполне безопасно. Пока есть комиксы, которые она не читала, вреда от неё не больше, чем от редиски в огороде.
– Спасибо, успокоил. А подробнее про юрэй расскажешь? Хотя нет, постой! Сначала про номокар. Как всё-таки он работает?
– Смотри-ка, какой любознательный. И про юрэй ему, и про принцип действия.
Ленни почему-то выглядел очень довольным. Санта-Клаус, которому малютки-эльфы доложили, что дитятко весь год вело себя примерно. Однако вразумительного ответа на свой вопрос я не получил.
– Жаль, но здесь мне тебя порадовать нечем. Для меня это тоже всегда было загадкой, – уклончиво сказал он.
– Ладно, пусть так. Но какой у него спектр действия, ты знаешь? Под кого эта бандура вообще заточена? Хюльдру она не берёт, выяснили на практике. Со снами сбоев вроде не замечено. Если судить по галерее номо-имиджей в музее, злыдней, или как их… инвизов по-вашему, запросто может прищучить. А кролика давешнего – прихлопнула бы?
– Думаю, да.
– Кайсе вы тоже говорили, что на хюльдрах сработает, – не удержался от язвительного замечания я.
– Хм, – удивился Ленни. – Вряд ли кто-то из наших стал бы утверждать подобное. Может, фрёкен Торп не вполне верно поняла? Видишь ли… до сегодняшнего дня хюльдры обретались в серой зоне. Вживую с ними никто не сталкивался, затвайсить не пытался, а стало быть, вероятность того, что хюльдры – разновидность инвизов, оставалась ненулевой. Теперь же ясно, – он похлопал рукой по карману пиджака, – что к инвизам они отношения не имеют. Как показали полевые испытания, номокар хвостатым красоткам не страшен. Ну а коли так – вычёркиваем с лёгкой душой и чистой совестью.
Вы-то вычеркнули, а мне ещё помаяться придётся, мрачно подумал я. Ничего, разберусь как-нибудь и без вашей мудрёной машинки.
– А на воображаемых кроликах вы тренировались?
– Ни один кролик не пострадал, – хохотнул Ленни. – Во всяком случае, такого ушастого симпатяги, которым обзавёлся господин Ёсикава, мне твайсить не приходилось. Таких красавцев обычно не заказывают.
Он укоризненно, как на провинившегося школьника, посмотрел на меня, но я не поддался и очи долу не потупил: у меня были причины, у Отличницы были причины, и вообще я сам отвечаю за свои поступки, нечего меня тут стыдить.
– Но у нас был один заказчик, писатель детективов. Он придумывал такие кровожадные сюжеты, что сам их до смерти боялся. И однажды к нему собственной персоной пожаловал один его персонаж, со снесённой напрочь черепушкой. Как в детской страшилке, знаешь? – Ленни вытянул руки, закрыл глаза и забубнил глухо: – «Отдай мои мозги… Отдай мои мозги…»
Я невольно покосился на черноволосую девицу, но она по-прежнему была увлечена своей драгоценной книжкой. Сейчас, когда взгляд её жутких очков был направлен вниз, на картинки, она выглядела совершенно обычно. По виду и не скажешь, что бедняги давно нет в живых.
– Детективщик помучился-помучился, – продолжил Ленни обычным голосом, – а потом кто-то посоветовал ему обратиться к нам. Мы гарантий не давали, но затвайс прошёл гладко.
– То есть полевые испытания показали, что выдуманных персонажей можно твайсить?
– В точку, – подтвердил Ленни. – «Ты убиваешь с улыбкой, я убиваю с улыбкой, я всегда бью точно в цель…»
Я глянул на него озадаченно, но он беззаботно подмигнул и показал на своё правое ухо – мол, это у меня в наушниках играет. Вот и пойми этих олдстеров, подумал я. С виду – рубаха-парень, а музычка в плейлисте та ещё. Повезло кролику, причём повезло дважды. Не отзови Отличница свой заказ, пришлось бы разбираться с Санта-Клаусом, и неизвестно, чем дело бы кончилось.
– А как насчёт злыдней? С ними машинка работает без проблем?
– Отказов не было, по крайней мере на моей памяти.
– И что, если она сработала, то злыдню – каюк? Он с картонки номо-имиджа не выберется?
– Не думаю, что дело там в картонке, – почесал бороду Ленни. – Но если тебя интересует, возвращаются ли инвизы, которых затвайсили, то нет, не возвращаются. Компания даёт стопроцентную гарантию.
– А вы не боялись, – решил я маленько сбить с него спесь, – что кто-то из злыдней…
– Инвизов, – мягко поправил он. – Учитывая, сколько разновидностей нечисти существует на белом свете, стоит придерживаться определённой терминологии.
– Ладно, пусть. Так вы не боялись, что кто-то из инвизов чисто за компанию со своим… – тут я замялся, не зная, как получше назвать человека, который находится под влиянием инвиза, – подопечным проберётся в ваш музей, послушает лекцию, увидит там номокар, и потом вы этого проныру ни в жизнь не выследите?
– Теоретически это возможно, – согласился Ленни. – Но допустим на минуту, что некий сообразительный инвиз узнал, как выглядит старинная модель номокара и что этого устройства нужно опасаться. Во-первых, он не знает, как выглядит современная модель. Во-вторых, он не знает, как выглядит Охотник, верно?
– Да уж, Охотников вы зашифровали по самое не могу.
– А ты хотел бы, чтобы все узнали о твоей способности видеть невидимое? – Ленни смотрел на меня испытующе.
Я промолчал. Вопрос был риторическим. Если не считать того случая с тёткой и ожившим садовым гномом, Кайса была первой, кому я доверился. И меня, как ни крути, чутка задело, когда она поделилась с отцом моим вроде как секретом. Хотя в конечном счёте это уже и не важно.
– А как выглядит современная модель номокара? – вернулся я к теме охотничьего оснащения.
Ленни широко улыбнулся, и мне снова почудилось, будто он чем-то доволен. Тестирует он меня, что ли?..
– Я рад, что ты проявляешь интерес к деталям. Скажи, а как насчёт работы в Nomokar Inc.? Не хочешь попробовать?
– Опаньки, – непритворно удивился я.
– А чего опаньки-то, Джефф? Что, неожиданное предложение?
Так это не тест, наконец дотумкал я. Он же в контору свою меня вербует! Нечего сказать, везёт мне на чудны́х работодателей. То злопамятная Отличница – та, правда, нанимала для сугубо частных целей. Теперь вот целая организация в лице дядюшки Санты. И работёнка-то не сказать чтобы особо пыльная. Хотя, может, я чего не знаю? С моей-то недюжинной способностью вляпываться в заварушки…
– Давай-ка набросаю пару-тройку плюсов в корзинку, чтобы решать было проще, – будто услышал мои мысли Ленни. – Скучать, штаны в офисе просиживать не придётся – это факт. Наоборот, по всему шарику будешь разъезжать, новые знакомства, люди, города. И при этом сам себе хозяин, сам продумываешь, какой заказ принять и как его выполнить. Если не лежит к нему душа – спокойно отказываешься, никто тебя неволить не станет. Главное – бессмысленным это занятие не назовёшь. Инвизы обычно на детишек зарятся, а другой возможности отделаться от них – помимо номокара – человечество пока не придумало. Ну и оплачиваться труды будут достойно. Хотя я надеюсь, – прибавил он, – что если согласишься, то не из-за денег.
Деньги лишними не бывают, хмыкнул про себя я. Аванс Отличницы потрачен, и новых финансовых вливаний с её стороны не предвидится. Так что либо спасателем на тайские пляжи возвращаться, либо какую-то другую халтуру подыскивать. Но Ленни прав, дело не только в деньгах. Я, конечно, пташка вольная, но если мой фриковатый талант может кому-то пригодиться, то отчего бы и не помочь. Ещё один веский довод за: от Стокгольма до Кайсиной деревни всяко ближе, чем из Пхукета. Очнётся Олли или нет, пожар или наводнение, но меньше чем через две недели я буду торчать у входа во владения хвостатых девчонок с букетом для своей сахарной, и пусть кто попробует мне помешать.
– А служебный номокар мне выдадут? – спросил я тоном зеваки, любопытства ради заглянувшего в армейский рекрутский пункт на Таймс-сквер.
– Сначала сдашь минимум новобранца, – голосом бравого сержанта подыграл мне Ленни. – И научишься отличать юрэй от ёкай, эльфов от брауни, а призраков от инвизов.
– Брауни? Это же шоколадная печенюшка такая, – недоверчиво покосился на него я, но Ленни только усмехнулся в ответ. – Ладно, – сказал я, и мы пожали друг другу руки.
– Ну-с, – Ленни со вкусом потянулся, как засидевшийся в кресле кот. – Здесь, конечно, премило, но пора и честь знать. Если у тебя больше нет дел в Токио, давай попробуем сегодня же улететь в Стокгольм.
– Окей, – я согласно кивнул, и мы, аккуратно обогнув скамью, на которой, замерев над красочным книжным разворотом, неподвижно сидела немного неживая любительница комиксов, покинули отдел.
В галерее было тихо. Посетителей почти не осталось и в просторном атриуме: пять минут до закрытия. Шустрые ребята в униформе сноровисто разбирали картонные ворота, сооружённые для презентации господина Ёсикавы. Из опустевшего зала, прижав книгу в яркой обложке к груди, торопливо выскочил припозднившийся фанат в синем плюшевом комбинезоне. Видимо, зачитался новыми приключениями Кролика, и вот – чуть не заночевал в книжном. После знакомства с местной обитательницей эта идея не казалась мне особенно удачной. Хотя плюшевый комбинезон, скорее всего, понятия не имел о существовании призрака книгоманки, а та, по словам Ленни, не представляла никакой опасности, может, и людям-то не показывалась, но не хотел бы я находиться рядом с ней, когда она прикончит все книжки в отделе с японскими мечами.
Эскалатор между этажами уже выключили, мы спустились по нему пешком. Прошли по первому этажу, где уборщики вовсю намывали пол, вынырнули на перекрёсток перед магазином. Я вдохнул свежий воздух с запахом дождя и снова подумал о Кайсе. Мокрый асфальт блестел, словно покрытый лаком. Пелена водяной мороси рассеивала неоновый свет вертикальных вывесок, огни светофора отражались в потёртых полосках перехода-зебры. Прохожие, вооружённые разноцветными зонтами, сновали вокруг: за пару-тройку часов, которые я провёл в магазине, людей в этом районе не стало меньше. Ещё бы, одиннадцать часов вечера для огромного города – детское время. Мы с Ленни остановились около перехода, благовоспитанно ожидая зелёного сигнала светофора. Я разглядывал толпу на другой стороне улицы, иногда встречаясь глазами с кем-то, кто с тем же ленивым любопытством посматривал на меня. Мой взгляд скользил с одного лица на другое, ни на одном не останавливаясь, пока не упёрся в столб со светофором и не переместился на пожарный гидрант. Увидев то, что стояло около гидранта, я вполголоса помянул святых угодников6, потому что экзотическое «ипоски-горо-дово» начисто вылетело из моей башки. Угодники, впрочем, не сработали, и я для верности хорошенько поморгал.
Без толку: в облаке капель и отражений, за неверной стеной тонких дождевых брызг у гидранта по-прежнему упрямо торчал небольшой сложенный зонт на голенастой ноге, обутой в сандалию на деревянной подошве. Сандалию я бы ещё пережил, но зонтяра вдобавок зачем-то был одноглаз и языкат. Покачиваясь на своей единственной ноге и ни на что не опираясь, он косил по сторонам вытаращенным оком в красных прожилках. Время от времени страшилище облизывалось длинным острым языком. Эти мелькающие облизывания вконец меня доконали, и я выкинул белый флаг.
– Ленни, – поинтересовался я небрежно, – а вот эта штука у гидранта… призрак или инвиз?
– О! Симпатяга, правда? Самый настоящий ёкай, то есть, попросту говоря, монстр, а если ещё точнее – цукумогами, ожившая вещь, – мельком глянув на страшилище, весело пояснил Ленни. – Насколько знаю, он безвреден. Говорил же, тут их тьма-тьмущая! Правда, обычно они на людных перекрёстках не отираются, но, может, конкретно этот решил прогуляться на сон грядущий по центру. Ничего, старина, привыкнешь!
Ну-ну, подумал я, с трудом отводя взгляд от алого языка длиной в конкретные двадцать дюймов. Хорошо бы привыкнуть поскорее.
32. Татьяна Лаасма, Таллин, кафе на улице Пикк-Ялг
Придерживая капюшон обеими руками, она свернула с Ратушной площади в узкий переулок, ведущий на улицу Пикк. Вьюга, сухо шурша, зазмеилась следом, но в переулке было так тесно, что снежным змеям пришлось подняться выше, на уровень мансард и чердаков. Там они снова заклубились, заскользили, азартно гоняясь друг за другом. Не удержавшись на краю, они срывались с крыш, и, покрутившись в воздухе искристым облаком, рассыпа́лись на тысячи отдельных снежинок, которые продолжали движение к земле, по пути оседая на шапках и плечах прохожих. Когда Татьяна вынырнула из переулка на небольшой пятачок перед надвратной башней, вьюга игриво швырнула ей в грудь маленький снежный смерч. Уворачиваясь от настойчивых ухаживаний ветра, Татьяна пересекла утоптанную площадку у сувенирного магазина, прошла под аркой каменных ворот и начала медленно подниматься по безлюдной Пикк-Ялг. Надо было парковаться не у Вируских ворот, а у вокзала, подумала она. Но в последнее время она редко выбиралась в центр, и ей хотелось пройтись по улицам, знакомым с детства.
На первый взгляд, средневековые города похожи один на другой. Когда-то давно каждый из них обзавёлся просторной главной площадью, солидной ратушей с высокой часовой башней, толстостенными домами с красными черепичными крышами, причудливым лабиринтом узких улиц, тупиков и переходов. Но в то же время у любого из них есть и свой особенный характер, который складывается из местной погоды и непогоды, из старинных городских легенд, из рисунка оконных переплётов жилых домов, из витражей церквей; наконец, из привычек людей, которые его населяют. А ещё есть магия городских кафе, возникающая из способа, которым там варят кофе, вкуса пирожных, которые там подают, и разговоров, которые там ведутся. Потому что кафе – это не только место, где можно перекусить на скорую руку. Кафе – это уют и практичность. Если тебя на улице застиг дождь, первым делом ты оглянешься вокруг в поисках ближайшего кафе. Если нужно поболтать с кем-то в спокойном месте, ты снова придёшь сюда. Здесь негромкая музыка, неспешные беседы, и – убежище от проблем, пусть и временное. Пока ты мирно пьёшь свой капучино, твои проблемы топчутся на улице. Если повезёт, не все из них тебя дождутся.
Наверняка Лийна уже у гномиков, подумала Татьяна. В их паре Лийна была той, кто никогда не опаздывает, а при встречах укоризненно смотрит сначала на часы, потом на опоздавшего. Они договорились встретиться в крошечном кафетерии, куда бегали после уроков ещё девчонками. Это был их тайный штаб, закрытая от всех территория, где вязаные гномики с шерстяными бородами, сидевшие на балках под кровлей, надёжно хранили их школьные секреты. Когда-то давно подруги решили, что не будут ходить сюда ни врозь, ни с кем-то другим. Детские обещания – штука хрупкая, но до сих пор им удавалось соблюдать свою договорённость. Сделать это было нетрудно: в городе сотни уютных кофеен, и вовсе не обязательно вести знакомых именно к гномикам.
Вьюга тем временем окончательно разъярилась. На смену игривым снежным змеям пришли батальоны воинственных ледяных кристаллов, которые так трогательно смотрятся на варежках и так агрессивно ведут себя на воле. Вьюга пригоршнями бросала их в покрасневшие лица прохожих, и последнюю сотню метров, которая оставалась до гномиков, Татьяна почти бежала. Скорей-скорей, добраться до самого верха, теперь направо, несколько ступенек вниз, толкнуть тяжёлую дубовую дверь. Уф-ф.
– Ох и метель!
Татьяна постучала ботинками друг о друга, стряхивая снежную крупу. Осмотрелась – так и есть, Лийна уже сидит на их привычном месте, за столиком у стены, где обычно сушатся связки зверобоя и пижмы. Этим летом к ним добавилась лаванда.
– Привет, дорогая! Что ты взяла?
Подруги расцеловались, и Татьяна мельком бросила взгляд на толстую керамическую кружку, о которую грела руки Лийна. Напиток слегка отливал сиреневым – возможно, виновата в этом была лаванда на стене.
– Какао с меренгами и кармашек с творогом. – Лийна с явным удовольствием отпила из кружки.
– И где же те меренги, сладкоежка? – засмеялась Татьяна. – Давно меня ждёшь?
– Семнадцать минут, – даже не глянув на часы, невозмутимо ответила Лийна. – Давай, присоединяйся! Жаль, наших любимых пирожков с морковкой сегодня не напекли. Зато есть пипаркоок7, бисквиты с ревенём и фисташковый, можешь себе представить, латте. Зелёненький такой.
– Фисташковый? Надо попробовать.
Татьяна стащила с себя пуховик, повесила на спинку стула. Потом сходила к прилавку, вернулась с большущей чашкой кофе и печеньем.
– Как зимой рано темнеет. Всего четыре часа, а уличные фонари уже зажглись. Миллион лет тебя не видела! Сплошные соцсеточки, какие-то мы с тобой стали виртуальные.
– Я бы даже сказала – воображаемые, – засмеялась Лийна. – Как там малышка Ида? По-прежнему любит мультик про маленьких пони? Смотри, я принесла ей плюшевого дракончика Спайки в пару к Искорке.
– Ида страшно обрадуется, спасибо! Ты угадала, Спайки в её коллекции пока нет. Зато есть Радуга, Эпплджек и принцесса Селестия. Правда, в последнее время она подсела на приключения свинки Пеппы, но засыпает до сих пор в обнимку с Искоркой. Та, бедняжка, уже совсем истрепалась, а новую покупать не велено. А как вы? Как Райво?
– Да что ему сделается! Яхта на приколе – так он спит и видит, когда снова выйдет в море. Мой сад под снегом, сезон заготовок давно кончился, так что я почиваю на заслуженных лаврах, бездельничаю напропалую. Изредка выбираемся с хутора в люди: на выходных были в Химосе, катались на лыжах – ты же видела фотки на моей страничке. Всё как обычно. – Лийна накрыла ладонью руку подруги: – Что у тебя, Таня? Почему позвала меня сюда? Это из-за Велло? Как он, продолжает чудить?
– Можно и так сказать, – нехотя проговорила Татьяна, пристально разглядывая печенье на блюдце.
Медведь, сердце, ёлка – три фигурки с сахарной глазурью по контуру. Она рассеянно меняла медведя и ёлку местами, оставляя сердце посередине. Медведь любит ёлку. Ёлка любит медведя.
– Но я теперь редко с ним вижусь. Любые переговоры – через адвокатов. Всё как у взрослых…
– Да уж. Помнишь, в детстве мы всё ждали, ну когда же, когда мы вырастем. Казалось, взрослая жизнь – это что-то вроде пряничного домика, где даже снег на крыше – сахарная пудра. Мы выросли, а сахарная пудра вся осыпалась… – Лийна помолчала, наблюдая за сложными отношениями медведя и ёлки. – Ох. Прости. Это всё погода. В такую метель почему-то тянет философствовать. А как у Велло с Идой?
– Немного получше. Первое время она всё помирить нас пыталась, а теперь уже поняла, что ничего не получится. Переживает, конечно. Ходит к отцу в гости. Сегодня она тоже у него. Вернее, у его родителей. У него там что-то на работе стряслось, когда я её привела.
– Велло всегда был самым деловым из нас. – Лийна заглянула в опустевшую кружку. – Пойду возьму ещё что-нибудь. Я быстро.
Когда Лийна вернулась, Татьяна немного помолчала под её вопросительным взглядом и наконец решилась:
– Знаешь, мы с Идой недавно в Мерекюла ездили, на дачу…
– В такую холодрыгу? Зачем?
– Эх, Линчик… Не знаю, с чего и начать…
– Начинай с начала, не прогадаешь, – подбодрила Лийна. – Мы никуда не торопимся. Посидим здесь подольше, как в старые добрые времена.
– Как в старые добрые времена… – Татьяна придвинула чашку с кофе. – В общем… На прошлой неделе я заметила, что Ида чем-то озабочена. Так бывает, когда ей в голову приходит какая-нибудь завиральная, но страшно важная идея. Помнишь лечебницу для божьих коровок на Хийумаа?
– У которых было чересчур мало точек на спинках? Да уж, знатно мы тогда повеселились, из палатки их выметая, – улыбнулась Лийна. – Она у тебя большая выдумщица. Такую фантазёрку ещё поискать.
– Вот-вот. В этот раз вижу – у неё что-то новое на уме, и маленькая хитрюга раздумывает, как бы ко мне с этим подойти. Я не стала её торопить, решила подождать. Если честно, боялась, что она снова заговорит о том, как бы сделать так, чтобы Велло вернулся.
– Охохонюшки…
– Но дело оказалось в другом. Ходила она вокруг меня, ходила, и вот вечером, когда мы сели с ней книжку читать, забралась ко мне на коленки – личико серьёзное-пресерьёзное – и спросила, не могу ли я помочь её подружке. Конечно, отвечаю, помогу, чем смогу. А она мне: моей подружке нужно открыть дверь, а у неё никак не получается. Я удивилась, но виду не подала. Ладно, говорю, а что за дверь такая? Слово за слово, выясняется, что Ида толком не знает, ни что за дверь, ни где она находится. Но чтобы её открыть, понадобится коробка свечей, кусочек мела и домик в сосновом лесу. Всё это Ида деловито перечислила, пальчики загибая. И пока я соображала, как бы понатуральнее среагировать, малышка Ида поинтересовалась, что такое пентаграмма. Как говорится, вопрос вместо вишенки на торте.
– О как, – округлила глаза Лийна. – Свечи, мел, пентаграмма… Это то, о чём я думаю?
– Если ты представила себе магический круг из свечей и пол, разрисованный эзотерическими каракулями, то это и мне в голову пришло первым.
– Интере-е-есная подружка у Иды, – протянула Лийна. – Ты с ней уже познакомилась?
– И да, и нет. Подружку зовут Феечка, и она умеет растворяться в воздухе… – Татьяна помешала остывающий кофе. Шапка молочной пены на нём уже немного просела.
– Постой… В каком смысле «растворяться»?
– В буквальном. Потому что феям это положено по статусу. Во всяком случае, Ида так считает. Мы недавно с ней читали «Алису», так вот эта конкретная фея, по словам Иды, не умеет исчезать по частям, как Чеширский Кот. Она исчезает целиком, только очень медленно. Сначала бледнеет, потом становится прозрачной, потом… – Татьяна прикусила губу и замолчала.
– Боже правый, – сказала Лийна. – Выходит, малышка Ида обзавелась воображаемой подружкой?
Татьяна молча кивнула, не отрывая взгляда от тающей молочной пены.
– И эта подружка почему-то интересуется оккультизмом. Что в голове у меня вообще не укладывается. Подожди-подожди. Предположим, Ида заигралась и придумала себе нового друга. По идее, этот друг должен знать ровно столько же, сколько знает сама Ида. Тогда откуда вдруг пентаграмма взялась? Может, на Хеллоуин вы с ней какую-нибудь историю про ведьм посмотрели и она там магический круг разглядела?
– Да что ты, – отмахнулась Татьяна. – Ты же знаешь, какая Ида трусишка. В Хеллоуин она даже тыквенные фонари по широкой дуге обходит, а детишки в костюмах скелетов её откровенно пугают. Но ты права… В школе кто-то мог рассказать запросто. Дети любят страшилки, моя дочь скорее исключение…
Они помолчали.
– Это всё наш развод с Велло, – Татьяна аккуратно, стараясь не раскрошить печенье, разломила сердце на две половины. – Вот как теперь из этого выруливать?
– Ну, паниковать мы погодим. Ида – девочка умненькая, разберётся, что к чему.
– Надеюсь. Но пока как-то невесело. В Мерекюла съездить она меня всё же уговорила. Феечка якобы считает, что в квартире ничего не получится: сосен вокруг нет. Так что дача – самый подходящий вариант.
– Ох и балуешь ты дочку. Она из тебя верёвки вьёт. И коробка свечей с вами поехала?
– Да тут не в верёвках дело, Лийна. Представь, если Ида затеяла бы эту игру без меня. Так и до пожара недалеко. Хотя… Велло тоже считает, что я чересчур ей потакаю.
– А мнение многомудрого Велло мы пустим по большой весенней воде, пускай плывёт себе корабликом. Я думаю, ты всё правильно сделала. Так что на даче?
– Приехали, а там настоящая зимняя сказка. Всё в снегу, ёлка у дорожки с Рождества стоит наряженная. За ключом сходили к соседям, они нас на лимонный пирог зазывали, но Ида ни в какую: «Мамочка, пойдём скорее к себе». Достали лопату в сарае, расчистили дорожку. Ида, умница, помогала мне, раскраснелась, щёки румяные, глаза сияют. Я даже подумала: может, Феечка просто предлог для зимнего приключения? Может, она про неё и не вспомнит… Зашли в дом, затопили печку. Поленья потрескивают, за окошком – белым-бело. Уютно, спокойно, я и говорю: «Молодчина, дочка, как ты хорошо придумала! Я всю неделю на работе, в выходные то постирать, то убраться – нам с тобой некогда и посекретничать. Хочешь, книжку почитаем? Или давай чай попьём, у меня в термосе есть чудесный, с шиповником». А она мне так серьёзно: «Мама, мы же сюда по делу приехали!» Притащила в комнату сумку, достала упаковку свечей, мел… Эх, думаю, рано я обрадовалась.