Ненадёжный призрак

Подойдя вплотную к изгороди, останавливаюсь. Можно сколько угодно называть этот дом и хозяйственные постройки «её логовом», но, находясь рядом, вынуждена признать: хутор выглядит вызывающе, подчёркнуто по-людски. Как если бы здесь жила обычная деревенская семья, отчего-то решившая поселиться подальше от остальных. У входа в дом разбита большая овальная клумба, разноцветью которой позавидовала бы любая хозяйка Рейнфюлдола, а уж наши кумушки знают толк в нарядных цветниках и альпийских горках. Жёлтая горная арника, лиловая шёлковая гвоздика, белые люпины и высоченные пики аконитов, увешанные фиолетовыми цветами, похожими на башмачки гномов. Буйно цветущие травы собираются в пышное яркое облако, плывущее по двору в этот пасмурный июльский день. Двор чисто выметен, на земле ни щепочки. Дрова аккуратно сложены в круговую поленницу-улей, и я узнаю фирменные приёмчики Олли. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы освоить эту старомодную кладку. Раньше она встречалась повсеместно, но сейчас с ней возятся только немногие упрямцы – такие, как мой брат. Его первые конструкции рассыпа́лись через пару дней после постройки, но в конце концов он приноровился их стабилизировать. Помню, как хвалился, что может уложить вкруговую любое количество кривых поленьев и каждое из них просушится идеально. Уж конечно, она была довольна, что заполучила в батраки такого умельца, мрачно думаю я.

Поблизости от сарая замечаю загон с низким заборчиком – наверное, здесь держат овец или коз. Загон пуст; должно быть, его обитатели нагуливают бока на летних лугах. Со стороны пастбища слышу звон коровьих колокольчиков и протяжное мычание. Десяток пёстрых кур деловито разгуливают по двору под присмотром большущего изумрудно-огненного петуха. Порыв ветра доносит до меня слабый запах свежего кофе. Ну надо же, хмыкаю я мысленно, она тоже не прочь выпить утром кофейку. Кто бы мог подумать. Осматриваю изгородь в поисках калитки и обнаруживаю её в нескольких метрах от себя. Подхожу поближе, вожусь с тугой, посеревшей от дождей щеколдой. Неловко прищемив палец, ойкаю, поднимаю глаза и вижу с другой стороны калитки маленькую рыжую девочку, которая с интересом меня разглядывает. За её спиной куры отталкивают друг друга от жука, в недобрый час решившего пересечь густонаселённый двор. Открываю рот, чтобы задать вопрос, но немного торможу с формулировкой. Рыженькая терпеливо ждёт, наклонив голову. Я закрываю рот и беспомощно улыбаюсь.

– Тётя Кайса? – звонкий детский голос перекрывает куриное кудахтанье. – Мама просила передать, что кофе готов.

31. Джефф по прозвищу Барабанщик, Токио, книжный магазин «Гинза»

– Симпатичный зверёк, а уши так и вовсе замечательные, – послышался чей-то благожелательный голос слева.

– Да, ушами он знатно шевелит, – рассеянно пробормотал я, не отрывая взгляда от мобильного. Одиночная галка напротив «Отправлено» в мессенджере сменилась двойной – значит, Отличница сообщение уже прочитала. Теперь ждём ответа. Жаль, если решит задуманное до конца довести, ну да дело хозяйское.

– Мне нравится, – мягко продолжил голос, – что он объёмный, а не плоский. И цвет удачный: хоть и яркий, но глаза не раздражает.

Я моргнул и не спеша повернулся. На месте вежливых японских подростков, раньше сидевших рядом со мной, теперь вольно устроился олдстер2 лет пятидесяти. Полноватый, но не толстый. Чёрные джинсы, рубашка, мятый льняной пиджак с закатанными рукавами. Дружелюбное круглое лицо, усы и короткая борода с проседью, открытая улыбка и ясные глаза за очками в проволочной оправе. Наверно, так выглядел миляга Санта-Клаус в свои зрелые годы, до того, как вышел на пенсию и обзавёлся красноносым оленем. На такого захочешь рассердиться – не получится. Во всяком случае, вежливые подростки, которых потеснил мой новый сосед, поглядывали на него без неприязни. Добродушный увалень-гайдзин пришёл поглазеть на местную мегазвезду, застеснялся и решил подсесть поближе к соотечественнику. Что ж, пусть сидят, места всем хватит.

– Цвет, говорю, удачный, – с улыбкой повторил Санта-Клаус.

– Э-э-э, – протянул я, стараясь, чтобы удивление звучало натурально, – это вы про что?

– Так про кролика же, – он взглядом указал в сторону подиума, где на краю стола примостилась моя синяя цель.

– Про какого кролика? – заупрямился я.

– Про того, который знатно шевелит ушами, – терпеливо пояснил сосед. – Кстати, на вид он вполне безобиден. Не жалко будет такого затвайсить?

Он кивнул на номокар, лежавший у меня на коленях, и я почувствовал себя персонажем шпионского детектива. Знаете, как это обычно бывает в кино: наёмный убийца разворачивает на чердаке огневую точку, берёт невинную жертву на мушку, палец на спусковом крючке, и вдруг, откуда ни возьмись, сзади вкрадчивый голос с мягким скандинавским акцентом: «Не спеши, приятель».

– А давайте-ка познакомимся, мистер, – слегка ускорил события я.

– А давайте, – с готовностью откликнулся он. – Меня Леннарт зовут. Можно просто Лелле или, на американский манер, Ленни.

– Ну здорово, Ленни.

– Здорово, Джефф, – улыбнулся он, не дожидаясь, пока я назову своё имя.

– Не сработал, значит, блюр-то, – задумчиво, как будто сам себе, проговорил я.

– Куда он денется, сработал как полагается, – утешил меня Ленни. – Но лакуна в записи показалась подозрительной. Просмотрели видео того дня, полюбовались на гостей музея, ну и… При нынешних-то технологиях распознавания лиц – ты же понимаешь.

Он с нарочито виноватым видом развёл руками, а я криво ухмыльнулся. Да уж. Действительно, наша встреча была только вопросом времени. Жаль, что макет, который Кайса смастерила, не продержался подольше. Была у меня мыслишка после поездки в Токио вернуть номокар в музей, но что уж теперь об этом вспоминать. Придётся объясняться с Санта-Клаусом, то бишь с Ленни. Одно радует: похоже, он не из полиции: вряд ли полицейские видят синих кроликов. Скорее всего, Ленни и есть тот неуловимый Охотник, на которого не удалось выйти ни Кайсе, ни Отличнице. Стало быть, в Nomokar Inc. решили обойтись своими силами. Значит, им что-то от меня нужно. Что?

Человек в шапочке, сидящий за столом на подиуме, взял в руки очередную книжку. Стопка неподписанных экземпляров потихоньку уменьшалась, стопка книг с автографом – росла. Ещё один фанат, вызванный женщиной-модератором, устремился к микрофону и принялся горячо что-то выкрикивать. Бешено жестикулируя, он чуть не снёс микрофонную стойку. Зал сочувственно гудел. Господин Ёсикава, сохраняя невозмутимость, выслушал страстную речь поклонника и произнёс короткий ответный спич. В зале одобрительно засмеялись, раскрасневшийся крикун вернулся на место. В поисках следующего оратора ведущая обвела взглядом лес вскинутых рук. Пацаны, ютившиеся рядом с Ленни, отчаянно тянули руки тоже, но им по-прежнему не везло. Разочарованно откинувшись к стене, они стали жадно рассматривать везунчика, пробиравшегося к заветному микрофону.

Пока художник расписывался на форзаце, кролик, вдоволь налюбовавшись на фанатов по эту сторону стола, переместился на другую. Там он ловко забрался на стопку глянцево поблёскивающих книг и внезапно выдал образцово-показательную чечётку, будто не на бумаге, а на танцполе наяривал. Слышал я, что живых зайцев можно выучить барабанить передними лапами, этот же лихо барабанил задними. Кроличьи лапы мелькали с космической скоростью, но верхняя часть кролика оставалась неподвижной, и длинные уши упруго реяли над его головой, как два синих восклицательных знака. С подчёркнуто невозмутимым видом, отбивая только ему слышный ритм, кролик обернулся вокруг своей оси, демонстрируя внушительный тыл. Хвостяра у него был что надо: размером с немаленький апельсин. Не думаю, что такие хвосты вообще существуют в природе, но для нарисованного зверька – в самый раз. Покончив с чечёткой, кролик попробовал сделать стойку на передних лапах, но гигантский хвост перевесил, и кролик кубарем скатился с книг. Оказавшись на столе, он уморительно потряс башкой, молодецки расправил лапой длинные усы и снова вскарабкался на стопку комиксов. Там он плюхнулся на свой пушистый зад и с довольным видом обвёл взглядом зал. Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Вот же шустрое создание, и повадки у него совершенно мультяшные! Мышонок Микки, будь он живым, вёл бы себя точно так же.

Тем временем господин Ёсикава подписал ещё одну книгу и уже почти положил её на стопку, где красовался кролик, но притормозил, ожидая, пока тот с неё спрыгнет. Художник замешкался буквально на пару-тройку секунд, и вряд ли кто-то заметил эту заминку. Однако мне стало абсолютно ясно, что господин Ёсикава видит своего персонажа так же хорошо, как его вижу я.

В мобильном звякнуло, пришла ответная мессага от Отличницы. Ну-ка, что там… «Булочка с корицей». Уф, подумал я с облегчением. Вот и славно. Ну, длинноухий, счастлив твой японский бог, не судьба мне в тебя пальнуть. Можешь и дальше хвалиться своим роскошным хвостом. Тем более что мы с тобой в каком-то смысле даже коллеги: оба барабанщики.

Пока я умилялся кроличьим выходкам и благословлял кроличью удачу, я совсем забыл про Ленни. Искоса глянул на него – он сидел рядом с самым беззаботным видом, с интересом наблюдая за происходящим в зале. Заметив, что я наконец о нём вспомнил, он протянул руку к номокару, лежащему у меня на коленях.

– Можно взглянуть?

Я пожал плечами. Не отказывать же представителю законных владельцев.

– Хм, – посерьёзнел он, увидев счётчик номо-имиджей. – Два кадра ты всё же сделать успел. Это может быть проблемой. Расскажешь?

– А чего ж не рассказать. И это… У меня тоже кой-какие вопросы к тебе есть.

– Отлично, вот и обсудим. Видишь ли…

Он хотел что-то добавить, но тут у наших соседей кончилось терпение, и они зашикали на нас, призывая к порядку. Ленни, извиняясь, чуть поклонился и покаянно прижал левую руку к груди, а правой просигналил мне: «на выход». Я согласно кивнул, мы поднялись и, осторожно переступая через фанатские ноги-руки-рюкзаки, начали пробираться к картонным воротам. Поклонники господина Ёсикавы зыркали на нас удивлённо, но, похоже, зла не держали: что возьмёшь с невеж-гайдзинов, хорошим манерам не обученных. Впрочем, интерес к нам угас, не успев толком разгореться: на подиум заносили лотерейный барабан, и кролик вовсю приплясывал на столе перед художником, приветствуя колесо удачи. Аудитория заволновалась, зашумела, и мы покинули зал, мгновенно забытые.

В атриуме было тихо, а за огромными панорамными окнами магазина так же беззвучно кипела городская жизнь. Стемнело, и вечернее пространство замерцало тысячами огней. Рекламные щиты с бегущей строкой, неоновые надписи, мигающие светофоры – теперь снаружи было чуть ли не светлее, чем днём. Ну, может, не светлее, но уж точно – ярче. К тому же пошёл дождь, и к мельтешению огней добавились их отражения. Город за окном выглядел празднично и был похож на рождественскую ёлку. Кайса любит дождь в городе, подумал я. Впрочем, она не против дождя, где бы он ни шёл. Вряд ли мне когда-нибудь удастся эту любовь понять. Ну да каждому своё…

– До закрытия магазина ещё уйма времени, – посмотрел на часы Ленни. – Нам бы тихое местечко для разговора…

Мы огляделись и, не сговариваясь, свернули в галерею, ведущую в сторону от центрального атриума. Заглянули в несколько расположенных там книжных отделов и остановились на самом последнем, почти безлюдном. Его единственным посетителем была черноволосая девица в кургузом пиджачке и ультракороткой юбчонке. Она сидела на полу возле входа, скрестив гладкие ноги. На смуглых коленках лежала раскрытая книжка – похоже, какой-то комикс, и девица была так увлечена им, что даже не подняла головы, когда мы прошли мимо. Видно, комикс попался неплохой.

Стен в этом отделе не наблюдалось. Их заменяли стеллажи с книгами, альбомами и журналами в пёстрых обложках. Посередине стояло несколько широких скамей, под потолком чуть слышно шумел кондиционер. В глубине виднелся прилавок с кассой, продавца не было. Сразу за прилавком поблёскивала стеклянная витрина с японскими мечами. Заметив её, я удивился и подошёл поближе, чтобы рассмотреть в деталях. Может, нынче в каждой книжной лавке устраивают выставку холодного оружия? Вот уж без понятия: не имею привычки шататься по таким тоскливым местам. Как-то не сложилось у меня с чтением, унылое это занятие. Пусть яйцеголовые3 бумажными листочками шелестят, если уж им так охота. Я лучше в киношку завалюсь – по мне, так вполне себе годный источник знаний. Скажем, о японских мечах, а точнее, о самурайских катанах я впервые узнал из фильма «Горец».

На «Горца» меня отвёл папаня. Это был его любимый фильм, он знал его наизусть. Мне было лет десять, я снова жил у тётки в Атланте и с нетерпением ждал, когда родители вернутся из полугодового турне. Наверное, ждал слишком долго, потому что, когда они наконец приехали, я никак не мог почувствовать, что мы одна семья. Отвык от них обоих, да и, что скрывать, обида за их вечное отсутствие тоже радости не способствовала. Хотя коли угораздило родиться в семье роуди4 и танцовщицы, обижайся не обижайся, всем на твои обидки тьфу и растереть, денежки сами себя не заработают. В общем, горячих объятий на нашей встрече не случилось. Маменька не шибко расстроилась, она почему-то считала, что парень и должен быть таким колючим. А вот папаню это задело, и он попытался наладить со мной контакт. Для начала повёл меня в кафешку по соседству. Бургер, жареная картошка, молочный коктейль – всё в лучших традициях счастливого семейного обеда. В углу кафе пылился механический автомат для игры в пинбол. Папаня сказал, в детстве он неплохо на нём отжигал, и прямо загорелся научить меня тоже. Мы проторчали там часа два. Играли по очереди, записывая результаты в две колонки на бумажной салфетке, и подводили итог после каждого раунда. Плунжер у автомата был тугой, и, чтобы запулить шарик на поле, мне приходилось стараться изо всех сил. Помню, я так хотел выиграть, что даже не удивился, когда мне это удалось. Уж не знаю, просто повезло или папаня мне поддался, но он тоже обрадовался. Довольный, похлопал меня по плечу и сказал, что из меня выйдет толк. А потом мы отправились в кино.

В том году только-только вышел четвёртый «Горец», и в городском кинотеатре крутили все фильмы франшизы. Мы удачно подгадали время и попали на самый первый. По малолетству я мало что понял в мешанине из лошадей, полицейских машин и шотландских пейзажей. Но бои на мечах меня ошеломили. После сеанса папаня рассказал мне то, что знал о мечах сам. Мы даже попробовали фехтовать на заднем дворе тёткиного дома какими-то хворостинами. Следующую неделю только и разговоров было, что о бессмертных горцах и гордых самураях. А потом родаки снова отбыли на заработки, я остался у тётки, которая считала, что фильмы со смертоубийством – не самое подходящее зрелище для десятилетнего пацана. Возможно, она была права.

Так или иначе, моих киношных знаний вполне хватило, чтобы оценить волнистый узор на отполированном лезвии меча в витрине. Клинок был слегка выведен из чёрных лакированных ножен, и эти десять сантиметров стали блестели, словно зеркало. Рукоять покрывала шершавая кожа ската – я повидал немало этих тварей в Тае, – а поверх неё шла затейливая обмотка плоским шнуром. Заглядевшись на смертоносное лезвие, я вздрогнул, когда сзади послышался негромкий голос Ленни.

– Так на что, говоришь, ушли два номо-имиджа?

Я посмотрел на него через плечо. Мой новый знакомый сидел на скамейке и сосредоточенно рылся в нагрудном кармане пиджака.

– Да вроде пока не говорил. Но вот что мне странно, Ленни: твоя компания только радоваться должна, если кто-то лишнего злыдня уконтропупил.

– Так-то оно так, но злыдень, как ты выражаешься, злыдню рознь, – пожал плечами он и наконец выудил на свет божий пару беспроводных наушников. – Номокар – оружие не хуже самурайского меча, просто выглядит не так устрашающе. Дай катану несмышлёнышу – он дров-то ею наломает.

– Выходит я – несмышлёныш, – беззлобно уточнил я.

В ответ Ленни выдал одну из своих милых улыбочек, на которые, как я уже понял, он был большой мастер. Потом вставил наушник-бусину в правое ухо, выбрал какую-то музыку на телефоне, включил. Разговор продолжать не спешил, но смотрел тем добрым отеческим взглядом, каким старый пёс на крыльце наблюдает за попытками котёнка лакать из его миски.

Я провёл рукой по деревянной раме витрины, за которой поблёскивала катана. Нигде ни защёлки, ни выемки. Постучал по стеклу – не дребезжит, стоит как влитое, и, похоже, толстенное. Нажал посильнее – в углу витрины угрожающе замигал красный огонёк.

– Ну-ну, – пробормотал я примирительно. – Я только посмотреть.

Снова оглянулся на доброго дядюшку Санту:

– А по мне, так несмышлёныши – это те, кто боевое оружие в музее без охраны выставляет.

– Туше, – расхохотался Ленни, хлопнув себя по коленям. – Здесь ты меня уел. Я и сам ушам не поверил, когда мне рассказали. «Из музея украдена первая модель номокара», – передразнил он кого-то скрипучим голосом. – Люди, вы в своём уме? А почему он вообще там находился? Это же легенда, прототип! Причём рабочий! Его в сейф запрятать и доставать по большим праздникам.

Приятно, когда человек не спорит с очевидным, подумал я, отошёл от витрины и сел рядом со всё ещё посмеивающимся Ленни. Вот же хохотун. Интересно, у него всегда такое хорошее настроение? Олдстеры частенько ворчливы и раздражительны, а этот прямо живчик.

– Первый номо-имидж ушёл на тестирование, – объявил я.

– На чём тестировал? – деловито поинтересовался Ленни.

– На снах.

– О. Здесь мы с тобой, старина, совпадаем. Мой первый затвайс тоже был со сном. Подкроватный монстр моей племяшки. Ну а второй?

– А со вторым мы обломались чутка.

Я порылся в сумке, достал номо-имидж, который Кайса сделала в горах, и протянул его Ленни. Чёткий снимок, добросовестно зафиксировавший мирный хуторской пейзаж без единой живой души. Дом, двор, клумба, поленница, и ни малейшего намёка на то, что в момент съёмки посреди двора лежал человек на носилках, а вокруг него толпились рыжеволосые лесные девчонки.

– Хм, любопытно, – задумчиво проговорил Ленни, внимательно изучив кусочек картона. – Значит, хюльдру прототип не взял?

– Опа, – посмотрел я на него с невольным уважением. – Откуда про хюльдру знаешь?

Ленни, взглядом попросив чисто номинального разрешения: «не возражаешь?», убрал картонку в карман мятого пиджака. Я, слегка пришибленный его осведомлённостью относительно моих последних подвигов, только головой мотнул – забирай, мол.

– Видео из музея, – пожал плечами он. – Тебя в нашей базе данных не было, но одна из твоих спутниц в ней засветилась: ходила на консультацию, интересовалась, нельзя ли хвостатую нечисть изничтожить. Складываешь два и два, заглядываешь в записи компании – получаешь анкету с личными данными фрёкен Торп.

– Кайсу сюда не вмешивай, – хмуро предупредил я, хотя надежды, что он послушается, у меня не было. – Она здесь ни при чём.

– Как и другая девушка с видео, – не стал спорить Ленни. – Видимо, у тебя просто хобби такое: путешествовать с номокаром по странам и континентам. То в Норвегию, то в Японию.

– Эта штуковина мне больше не понадобится, можешь забирать. Наигрался.

– Здесь, вообще-то, ещё два номо-имиджа осталось. Так что – да, заберу-ка я его от греха подальше. Синего Кролика-то зачем караулил? Чем бедняга провинился?

– Да были за ним кой-какие прегрешения, – уклонился от разъяснений я. – Впрочем, пока мы тут лясы точили, проблема сама собой уладилась, и твоё заступничество не понадобится. Пусть ушастый синеет себе на здоровье.

Ленни вытащил из сумки жёсткий чехол, тщательно упаковал в него номокар, уложил всё это хозяйство в сумку, застегнул, похлопал по ней с удовлетворением, будто выполненный пункт из списка вычеркнул. Мы чутка помолчали. Было так тихо, что я слышал ритм композиции, которая крутилась у Ленни в наушнике.

– Кстати, про «караулить». Откуда узнал, что сегодня здесь буду? – не удержался от вопроса я.

– Просто повезло, – ухмыльнулся он. – Я собрался было семейство Торп навестить, но засёк тебя на железнодорожной платформе в Осло. Ты выходил из поезда, прибывшего из Тронхейма, – видимо, как раз от Торпов и возвращался. Сел тебе на хвост – и вуаля, мы мирно беседуем в приятном месте с видом на лучшие образцы японского оружейного искусства.

Да уж, поездочка ещё та была, будет что вспомнить на старости лет, хмыкнул про себя я. Особенно то, как бесславно она закончилась. Кайса в заложницах, Олли в полной отключке, папаня Кайсы в ярости, хотя я бы на его месте ещё и не так бесился. В госпиталь, куда доставили Олли, они с Адой чуть погодя приехали. Я, пока их ждал, перебросился парой слов с парнишкой-санитаром. Тот от прогнозов воздержался, оно и понятно: не его это компетенция. Вот только на лице у чувачка большими буквами было написано: шансов на выживание нового пациента немного. Примерно как у снежка в аду. Родителей Кайсы, кстати, в реанимацию тоже не пустили. Так что мы сели в приёмном покое рядышком, потолковать о том о сём… А когда до папани Кайсы дошло, что дочка его единственная в горах вместо брата осталась, санитару с Адой пришлось хорошенько постараться, чтобы мистеру Торпу воспрепятствовать – в законном, замечу, его стремлении – меня там же на месте и прикончить. Знатно повеселились, чего уж там…

На периферии зрения замаячила смутная тень, я повернул голову – в отдел вошла девица, которую я раньше приметил у входа. Что-то странное было в том, как неуверенно она двигалась, будто не видела толком, куда идти. Одной рукой она прижимала к груди яркую книжку, а другой ощупывала воздух справа от себя. Делая маленькие осторожные шаги, она, пошатнувшись, чуть не впилилась носом в стеллаж и немедля уцепилась за него, как за спасательный круг. Повернувшись к нам спиной, быстро пробежалась худыми пальцами по корешкам книг, словно могла определить их названия на ощупь, потом втиснула свою книжку на полку и тут же выхватила следующую взамен. Поднесла её к самому лицу, быстро пролистала, вернула обратно. Похоже, она искала себе новое чтиво, а попадалось только уже прочитанное. Я зачарованно смотрел, как она продвигается вдоль стеллажа, методично проверяя издание за изданием. Монотонные движения напоминали программу робота на конвейере и совсем не казались забавными. Я словно наблюдал за сбежавшей из коробки механической куклой. Перебрав чуть ли не все книги на полке, она вдруг резко остановилась, будто у неё кончился завод: видимо, наконец нашла что-то себе по вкусу. Сунув отобранный том под мышку, она повернулась к нам. Стёкла её внушительных, в пол-лица, очков были замазаны белилами. Поверх белого слоя кто-то схематично, тяп-ляп, намалевал широко раскрытые глаза с редкими ресницами. Правый нарисованный глаз моргнул, и я с трудом удержался, чтобы не чертыхнуться в голос. Покосившись на Ленни, я обнаружил, что он внимательно следит за происходящим, не выказывая, правда, никакого беспокойства.

– Ленни, – сказал я хрипло, – тебе не кажется странным…

– Ты ведь впервые в Японии, а, старина? – ни к селу ни к городу задал он встречный вопрос.

Девица сделала пару шагов в нашу сторону, и хотя обычно я не бегаю от большеглазых девчонок, всё-таки прикинул возможные пути отступления. Никакой охоты знакомиться с чудно́й библиофилкой у меня не было. Та, слепо таращась в пространство своими жуткими нарисованными глазами, сделала следующий шаг, наткнулась на ближайшую скамью и, похлопав для верности по деревянной поверхности, опустилась на неё. Затем расправила плиссированную юбчонку на бёдрах, пригладила воротник блузки под пиджачком и преспокойно уткнулась в свою новую книгу. Видимо, с чтением её намалёванные глаза справлялись.

– А при чём здесь мой первый раз? – решил уточнить я, на всякий случай не выпуская девицу из вида.

– Я поначалу тоже от местной нечисти шарахался. Здесь её хватает, причём самой разнообразной. В классификации сам чёрт ногу сломит, гайдзинам вроде нас с тобой до конца в ней никогда не разобраться. Учитывая мои скромные познания и невеликий опыт, я бы отнёс эту любознательную особу к типичным юрэй.

– Юрэй?

– Так здесь называются призраки вообще.

– Думаешь, она призрак?! – запас моего удивления иссяк, так что я решил просто задавать вопросы, благо Ленни не отмалчивался.

– Не имел чести быть ей представленным, но что-то такое слышал – призрак девушки, одержимой комиксами… В Японии комиксы называются мангой, ну, ты должен быть в курсе, коли на нарисованного кролика охотился.

Точно, Отличница упоминала это смешное словечко. Ленни дождался моего кивка и продолжил:

– Говорят, при жизни она обожала мангу, была настоящей «отаку» – одержимой. Зрение же у неё от рождения было слабым, и она постепенно его теряла. Ослепнув окончательно, она отправилась в книжный магазин и покончила там жизнь самоубийством – в своём любимом отделе с мангой. Должно быть, это тот самый отдел и есть.