Ненадёжный призрак

Тюк! Лера вздрогнула и открыла глаза.

В полу вертикальной чёрточкой торчала булавка, Рябцева сидела рядом, похожая на маленький сугроб. Рядом виднелся ещё один сугроб, в точности повторяющий очертания фигуры Рябцевой с наброшенным одеялом. Лере почему-то сразу вспомнилось, как математичка на уроке геометрии объясняла понятие конгруэнтности, для примера начертив на доске два одинаковых треугольника. А теперь прямо перед Лерой сидели на полу две конгруэнтные Рябцевы: одна обычная, а другая чуть голубоватая, словно облитая лунным светом.

Лера хотела посмотреть в окно на луну, но опоздала, потому что внезапно началось замедление. Воздух вокруг сгустился, стал плотным, как кисель. Теперь, чтобы повернуть голову к окну, нужно было преодолеть его кисельное сопротивление. Лера была хорошо знакома с этим ощущением. Замедление случалось в её снах, когда там происходило что-то страшное. Например, иногда ей снился пронзительный вой сирены, и нужно было бежать, бежать как можно быстрее, потому что вот-вот начнётся воздушный налёт, над головой замелькают мессеры, а за спиной бабахнет взрыв. Однажды Лера рассказала про этот сон отцу, тот выслушал серьёзно и пояснил, что это из-за военных фильмов. Лера и вправду смотрела много фильмов про войну, их часто показывали по телевизору. Но во сне она никогда не могла вспомнить это простое объяснение и каждый раз отчаянно пыталась добежать до укрытия. Чтобы хоть немного переместиться вперёд, прочь от опасности, ей приходилось руками раздвигать воздух перед собой, и эта ужасающая медлительность была страшнее, чем сама сирена или воздушный налёт.

Я всё-таки заснула, подумала Лера и потянулась правой рукой к лицу. Она знала верный способ проснуться: нужно нащупать ресницы, ухватиться за них и насильно раскрыть плотно сомкнутые веки. Иногда ей это удавалось. Мне очень, очень нужно проснуться, думала Лера, стараясь не смотреть в сторону банки, булавки и двух идентичных Рябцевых. Но краем глаза она всё равно видела, что голубоватая Рябцева встаёт, выпрямляется, стряхивает с себя одеяло, потягивается, нависает над настоящей Рябцевой, которая, не замечая этого, продолжает сидеть, сжавшись в комочек и безотрывно глядя на дурацкую банку…

Наконец Лере удалось поднести руку к лицу, и стало ясно, что трюк с ресницами не сработает: глаза и так широко раскрыты. Булавка, подумала Лера. Нужно спешить. Скорее. Скорей же! Сделав усилие, она столкнула с себя тяжёлое одеяло, и то нехотя сдвинулось в сторону, застыло громоздким белым Эльбрусом с обширной колючей проталиной в прорези пододеяльника. Лера опустила ноги с кровати, гладкая крашеная поверхность ожгла холодом. Тюбик зубной пасты выскользнул из-под ночной рубашки, плавно, сонной рыбкой, нырнул вниз, приземлился с глухим стуком на пол. Преодолевая тугое, неподатливое замедление, она поднялась с кровати, шагнула раз, другой, расталкивая вязкий воздух коленками, помогая себе руками, будто поплыла в густом меду. Стараясь не смотреть в сторону голубоватой фигуры, по-прежнему нависающей над маленькой Рябцевой, сосредоточилась на булавке, которая, подобно самодельным солнечным часам, отбрасывала на пол узкую чёткую тень. Ещё шаг, одна нога уже стоит, другая запаздывает, тормозит, зависает в воздухе, дождаться устойчивого положения, теперь присесть, вернее, не присесть, а начать приседать и одновременно повести руку в сторону блестящего штриха в полу, уже почти дотянулась, сомкнуть пальцы, сильнее, сильнее, тяни!

– Лерка! Оставь, не надо! Вот же вредина! – возмущённый возглас Томки будто ударил Леру в грудь, она покачнулась и со всего размаху шлёпнулась на пол, сжимая в руке булавку.

Недоумевающие глаза Рябцевой, насмешливые остроносые мордочки Двух-Кать, Дудкина, укоризненно качающая головой, равнодушный взгляд Левандовской. Лера напряжённо вглядывалась в сумрак, стараясь различить двойника Рябцевой, но голубоватый силуэт растаял, как и не было.

– Я не успела загадать желание, – расстроилась Надя.

– Да уж конечно, успеешь тут, – раздражённая Тамара утратила свою обычную сдержанность. – Лерыч, ты чего на булавку, как на амбразуру, кидаешься, а?

Лера молча поднялась.

– Держи свою булавку, Рябцева. Дурацкая игра, зря вы её затеяли.

Пошла к своей кровати, мельком успев заметить, как Две-Кати синхронно, вряд ли сговариваясь, покрутили пальцем у виска, кивнув в её сторону. Легла, отвернулась к стене. Потом заставила себя ещё раз повернуться к остальным:

– Спокойной ночи, малыши.

И отвернулась снова, зажав всё ещё подрагивающие от напряжения руки между коленками. Тюбик зубной пасты остался лежать на полу, постепенно теряя накопленное тепло.

30. Кайса Торп, Норвегия, где-то в горах

Каменистая тропа становится всё круче, но это никак не влияет на силу, размеренно поднимающую Олли по склону. Носилки парят в воздухе строго горизонтально, и колючие кусты можжевельника расступаются перед ними, словно по волшебству. Злое, враждебное волшебство, думаю я с отвращением. Пусть и полезное сейчас, оно в любую секунду может обернуться против. По узкой тропе мы идём один за другим, я замыкающая. Мне хотелось держаться поближе к брату, но Джефф резонно заметил, что ему будет сподручнее страховать Олли, если она оступится. Настороженно наблюдая за тем, как плавно носилки проплывают над массивными валунами, начинаю сомневаться, что это возможно. С чего бы ей оступаться в собственном доме, где она знает каждый булыжник. Можно сколько угодно отрицать очевидный факт, но без её помощи дорогу к водопаду мы вряд ли осилили бы. Так или иначе, сейчас Олли в надёжных руках, уговариваю я себя. Мысль о том, что это не руки, а лапы, мгновенно вспыхивает следом, но я прогоняю её, сжав зубы. Впрочем, нет времени скрипеть зубами, есть занятия поважнее. Роюсь в карманах, достаю мобильный и в который раз проверяю наличие связи. Сигнала так и нет. Надеюсь, он появится, когда мы отсюда выберемся. На той стороне, прямо у лаза в скале, сигнал ловился, пусть и слабенький. Если что, залезу на дерево и наберу 112 с его верхушки. Лихорадочно вспоминаю, нет ли на той стороне хотя бы небольшой прогалины, над которой мог бы зависнуть вертолёт спасателей. Кажется, мы проходили крошечную проплешину незадолго до того, как упёрлись в отвесную скалу. Этого просвета между деревьями вполне достаточно, чтобы привязать носилки с Олли к тросу, который спустят с вертолёта…

Смотрю вверх – до приметной сосны на вершине холма не больше сотни метров. Крона едва заметно колышется, воздух чист, и каждая ветка отчётливо видна, но я не питаю иллюзий. Что, если ядовитый туман по-прежнему стелется по склону вниз, в сторону водопада? Надеюсь, у меня хватит сил пройти через него. Совсем не хочется снова падать в обморок, тем более на глазах у неё. Набираю в грудь побольше воздуха и задерживаю дыхание. Засекаю время. Выдыхаю. Снова смотрю на секундомер. Неплохо, если собралась нырять в прозрачную воду, но маловато для обширной дымовой завесы. Лишняя минута здесь не поможет. Опять же не факт, что интоксикация происходит через лёгкие. Вспоминаю ощущение масляной липкости на коже, и меня передёргивает. Ничего, придётся потерпеть.

– Хей, сахарок! – окликает меня Джефф. – Поднажми-ка чутка!

За всеми этими размышлениями я немного отстала, и Джефф моментально это фиксирует. Как ему удаётся контролировать происходящее во всех направлениях? Виновато улыбаюсь и ускоряю шаг. Он улыбается в ответ и, пока я поднимаюсь к нему, рассматривает долину у меня за спиной. Я невольно оглядываюсь тоже, но ничего особенного не замечаю. Дом отсюда кажется совсем крохотным. Над трубой вьётся тоненькая струйка белого дыма: видимо, затопили печь. Разыгравшееся воображение глумливо подсовывает идиллическую картинку: накрытый к ужину стол и две маленькие фигурки, сидящие ко мне спиной. Её дети, балуясь, болтают ногами и хвостами. Почему-то я уверена, что мордочки у них чумазые и недобрые, а зубы мелкие и чёрные. Хорошо, что мне не довелось их увидеть. Даже если формально это мои племянницы. Не факт! Впрочем, не важно. Эх, Олли, что же ты, как же ты… Выбрасываю горькие раздумья из головы и в несколько широких шагов добираюсь до Джеффа. Он не упускает возможности погладить моё плечо, я на секунду прижимаюсь щекой к его руке, и мы продолжаем подъём.

Когда мы достигаем вершины и выходим на небольшую плоскую площадку, носилки лежат прямо посередине. Подбегаю, опускаюсь на колени рядом. Лицо Олли белее белого. Чего мы ждём? Нужно двигаться дальше. Или она всё же способна уставать? Как это мило с её стороны, язвительно думаю я, отказываясь признавать, что едкие мысли жалят не моего врага, а меня. Тропа, по которой мы поднимались, пересекает площадку, приближается к сосне и пропадает из виду в густой пелене цвета разбавленного молока. В животе всё сжимается, я прикусываю нижнюю губу, морщусь с досадой. Глупо бояться тумана, Кайса, ну же, возьми себя в руки. Прикидываю, с какой стороны лучше схватиться за носилки, оглядываюсь на Джеффа. Он стоит рядом и рассеянно жуёт соломинку, перекатывая её из одного угла рта в другой. Собираюсь окликнуть его, но тут носилки плавно, без малейшего рывка, поднимаются в воздух. Она снова здесь и готова помогать нам дальше. Не уверена, чувствую я разочарование или облегчение.

– Нотт, – произносит Джефф негромко её имя, глядя в пространство над носилками, – погодить минута.

Погоди минуту, мысленно поправляю я его и невольно улыбаюсь. У моего мужчины забавный акцент и полнейшее пренебрежение норвежской грамматикой. Я напрягаю слух, надеясь услышать, что́ ему отвечает лесная тварь. Безуспешно.

– Там, внизу, – он кивает головой в сторону долины, – рыжий девица хвалился, всегда может делать солнце. А ты? Нам хотеть убрать туман.

Это что ещё за новости, мгновенно раздражаюсь я. Разве я просила о помощи? Время дорого, нельзя тратить его на уговоры, я прекрасно справлюсь!

– Джефф, – начинаю я сердито, но он лишь прижимает палец к губам, будто капризного ребёнка успокаивает.

Мрачно жду его следующей реплики. Сейчас она спросит, чем помешал туман, а Джефф скажет… Не успеваю придумать, что именно, потому что непроглядный молочный кисель, в который нам предстоит нырнуть, начинает терять однородность. Плотная завеса колеблется, будто в её глубинах ворочается кто-то большой и неуклюжий. В белёсой толще появляются завихрения, стягивающие пространство к своему центру, на границах бурунов образуются прорехи, и сплошная стена, которая казалась непроходимой, распадается на отдельно повисшие лоскуты. Они дрожат в воздухе, дрейфуют к деревьям, сгущаются у стволов и медленными ручьями стекают вниз, к древесным корням, где исчезают, впитываются в почву, как дождевая вода. Через пару минут от ядовитых испарений не остаётся и следа, тропа прекрасно просматривается в обе стороны от холма.

– Вот и ладушки, – бодро говорит Джефф, словно ничего особенного не произошло.

В отличие от него, я по-настоящему изумлена и растерянно моргаю. Спохватившись, закрываю рот. Джефф с самым невинным видом подмигивает мне, но я вижу, что в его глазах искрится веселье. Ну не знаю. Наверное, не так просто удивить человека, который видит чужие сны и хвостатых оборотней.

Носилки с Олли, неизменно сохраняя горизонтальное положение, плывут по воздуху вдоль склона. Мы следуем по тропе за ними. Внимательно смотрю под ноги, стараясь не спотыкаться об острые края камней, выступающих из земли, как зубы доисторических чудищ. Мы спускаемся в довольно быстром темпе, и мне приходится потрудиться, чтобы не отстать от идущих впереди. Шум водопада, еле слышный на вершине холма, усиливается с каждым шагом, заглушая остальные лесные звуки. Бросаю взгляд на небо, потом на часы. Солнце скоро сядет, но это не слишком меня беспокоит – в сезон белых ночей в горах достаточно светло даже после заката. Однако нам сто́ит поторопиться. Чем скорее отсюда выберемся, тем лучше для Олли, да и не только для него. Каменистая тропа сменяется утоптанной гладкой дорожкой, чему несказанно рады мои усталые ноги. Миновав берёзовую рощицу, мы выходим на поляну перед водопадом. Тропинка теряется в разнотравье, но по инерции я шагаю след в след за Джеффом. Уф. Наконец-то. Теперь несколько сотен метров в тёмном сыром туннеле – и выход в настоящий, реальный мир. Где летают вертолёты, работают мобильные телефоны и нет необходимости таскать с собой рябиновую настойку Берты-чужачки. Скорей бы там оказаться, мечтаю я и с размаху впечатываюсь в спину Джеффа.

– М? – Делаю шаг в сторону, пытаясь понять, в чём дело.

– Она говорит, – Джефф поворачивается ко мне, его лицо непроницаемо, – я должен остаться.

– Что ты имеешь в виду? – растерянно спрашиваю я. Может, я расслышала неверно из-за грохота воды?

Тороплюсь к носилкам, зависшим в воздухе на высоте полутора метров. Олли по-прежнему в забытьи, его губы пересохли. Достаю пластиковую бутылку, наливаю воду в крышку, приподнимаю голову брата и пытаюсь влить хотя бы несколько капель в его рот. Полностью сосредоточившись на этой задаче, не сразу вспоминаю про свой вопрос.

– Джефф, повтори, я не поняла!

– Ей нужен залог, – бросает он коротко, но, натолкнувшись на мой вопросительный взгляд, поясняет: – Чтобы Олли, когда оклемается, обязательно вернулся. Она считает, мы станем удерживать его силой.

«Лесной твари всё равно, кто ублажает её в постели», – в памяти против воли всплывают отцовские слова. Подобно давешнему туману, они полны отравы.

– Я останусь вместо тебя, – выпаливаю быстрее, чем понимаю, что говорю. – Скажи ей!

– Не придумывай, сахарок, – недоверчиво улыбается он.

Молча жду, пока до него дойдёт, что я не шучу. Улыбка сползает с его лица.

– Послушай, – начинает он увещевательным тоном, который бесит меня до дрожи и который Джефф считает самым подходящим для общения со мной, – это не очень хорошая идея. Во-первых, мы не знаем, как долго Олли будет в отключке. Не факт, что он вообще… – Джефф осекается, неловкая пауза. – Сейчас ничего нельзя сказать наверняка, – неуклюже заканчивает он.

Пожимаю плечами, давая понять, что его «во-первых» не слишком меня впечатлило.

– Во-вторых, ты ведь даже её не видишь! Ты будешь совершенно одна в этом чёртовом лесу! А еда, а ночлег?

Отцовские интонации в голосе моего мужчины становятся всё слышнее, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не заорать в голос. Сжимаю зубы. Подожду следующего пункта в списке.

– Ну и в-третьих, самое важное, сахарок. Что я скажу твоему папане? – Джефф делает жалобное лицо, этот немудрёный трюк наверняка рассмешил бы меня при других обстоятельствах. – Мистер Торп пристрелит меня как бешеного пса, если я вернусь из леса без его любимой девчули. Уж скорее я выберу пожизненную колку дров в этом захолустье, ты ж понимаешь.

Скептически поднимаю брови. Заготовка дров не самое увлекательное из местных занятий, и Джефф отлично об этом осведомлён. Однако у нас не хватает смелости обсуждать вслух другие развлечения, входящие в программу пребывания. Жду ещё пару секунд.

– Могу я ответить? – официальным тоном уточняю я наконец.

Лицо Джеффа скучнеет. Он терпеть не может английские формулы вежливости и считает, что ими пользуются только ушлые юристы, но сейчас мне нужно, чтобы он воспринимал меня всерьёз.

– Валяй, – машет он рукой обречённо.

Носилки с Олли беззвучно парят в воздухе рядом с нами, и я стараюсь не задумываться о том, как тварь, удерживающая их на весу, относится к нашему разговору. Предпочитаю надеяться, что она не понимает ни слова.

– Ты же знаешь, – говорю я негромко, и мои слова накрывает грохотом водопада, – если что-то пойдёт не так, я не смогу тебя отсюда вытащить.

Мой мужчина хмурится – значит, он услышал. Знакомая упрямая морщинка появляется на его переносице, и я торопливо продолжаю:

– А если здесь застряну я, ты обязательно что-то придумаешь. Тебя она точно сюда пустит. Остальное неважно. Я прекрасно переношу одиночество и не горю желанием… э-э-э… – кручу рукой в воздухе, подыскивая верное слово, – заводить дружбу с местными. Просто подожду, пока Олли поправится. Еда, ночлег, – показываю на свой рюкзак, – вообще не проблема.

Джефф смотрит с сомнением, он всё ещё колеблется.

– К тому же мне одной не справиться на той стороне, – пытаюсь я дожать ситуацию. – Кто знает, как далеко придётся идти, прежде чем удастся вызвать спасателей.

В этот момент я свято верю в свои слова. По всему выходит, что оставаться нужно мне. Это неоспоримо следует из рациональных рассуждений, а вовсе не из того постыдного факта, что я бешено ревную своего мужчину. Ревную к той, для кого развеять туман не сложнее, чем пришить пуговицу.

– Джефф. Пожалуйста. Время!

– Нотт, – Джефф смотрит в пространство над носилками и переходит на свой потешный как бы норвежский. – Я доставлять помощь Олаф, сестра Олаф остался в здесь. Лады? – он чуть подаётся вперёд, вслушиваясь в её ответ.

Напряжённо жду, одновременно прикидывая, как поступить в случае отказа. Что я могу противопоставить чужой воле? Фляжка с рябиновой настойкой почти пуста. Хвалёное шведское изобретение, как и предполагал отец, оказалось бесполезным. Ещё один раунд переговоров? И что же есть у меня такого, что она примет взамен? Бросаю взгляд на Олли. Его сильные руки беспомощно вытянуты вдоль тела. Если она откажет, мне придётся принять решение, о котором я, возможно, буду жалеть до конца своих дней… Отец не простит, это точно… А мама? Я… Я не могу…

– Кайса!

Вздрагиваю и фокусирую взгляд на губах Джеффа. Время оглашения приговора.

– Она согласна.

Пронесло, мелькает у меня в голове, божечки, какое счастье! Понятия не имею, почему она согласилась на обмен, на её месте я стояла бы до последнего!

– Она проведёт меня под водопадом, дальше я сам. Один-один-два, верно? Там ведь говорят по-английски? – Джефф сосредоточен, у него готов план, и он уточняет детали.

Быстро выкладываю ему свои соображения по поводу вызова спасателей. Он внимательно слушает.

– Ясно. Не волнуйся, с Олли всё будет хорошо. Возвращайся на хутор, скоро стемнеет. Она говорит, поживёшь пока в их доме.

Сомневаюсь, что хочу жить в доме, полном невидимых хвостатых монстров. Сейчас лесная тварь в двух шагах от меня, но, как я ни щурю глаза, не могу заметить ни малейших признаков её присутствия. Однако я уверена, что ощущаю её взгляд, а точнее – её неприязнь. Время от времени по моим щекам и шее прокатывается лёгкий, почти незаметный сквозняк, от которого я вся покрываюсь гусиной кожей. Ничего. Притерплюсь. В конце концов, это ненадолго.

– И ещё одно, сахарочек. Она закрывает переход под водопадом – нельзя будет ни войти, ни выйти.

Нет сил ни возмущаться, ни возражать. Никто и не ждал, что условия сделки будут комфортными. Чувствую себя окончательно загнанной в ловушку.

– Водяные ворота будут открыты только в следующее новолуние. То есть… – Джефф пристально смотрит в мои глаза, – то есть тебе придётся продержаться здесь почти четыре недели. Уверена, что справишься?

– Без проблем, – зажмурившись, утыкаюсь лбом в его грудь. – Найду подходящую деревяшку и буду ставить засечки, по одной каждый день. Двадцать восемь засечек, не так-то и много, – бормочу я скорее для себя, чем для него.

Джефф отстраняется, чтобы увидеть моё лицо. Старательно тяну вверх уголки губ, удерживая каждый мускул на лице расслабленным. Должно быть, выгляжу при этом не слишком убедительно, и он опять спрашивает, хочу ли я остаться. Конечно же нет, кричу я беззвучно. Пожалуйста, не оставляй меня здесь одну. Обнимаю его за шею, сцепляю руки в замок. Не хочу, чтобы ты уходил… Равнодушный сквозняк, забавляясь, гуляет по моим запястьям, забирается под рукава.

– Не хотела бы – не осталась, – нарочито раздражённо бросаю я, уже не пытаясь улыбаться.

Эта попытка более удачна. Джефф больше не сомневается, он смотрит на меня почти весело, потом притягивает к себе для поцелуя. Я уворачиваюсь. Как можно целоваться в её присутствии, под её тяжёлым взглядом? Джефф настойчив, его это обстоятельство не смущает. Какого чёрта, думаю я, чувствуя его дыхание на своих губах. В конце концов, это мой мужчина. Закрываю глаза и отвечаю на поцелуй, напоминая себе замёрзшего путника, с трудом добравшегося до заснеженной стоянки, на которой кто-то развёл огромный костёр. Путник топчется у огня, время от времени поворачиваясь, чтобы погреть то одну, то другую сторону. Вот и часть меня уже согрелась и разомлела, но другая до сих пор безбожно мёрзнет. Даже сквозь жар поцелуя чувствую, как ледяные мурашки бегут по моей коже. Как заставить лесную тварь отвернуться? Наконец Джефф отрывается от моих губ, я с трудом перевожу сбившееся дыхание. Он шутливо чмокает меня в нос – не грусти, сахарок! – и выпускает из объятий. Через минуту и он, и носилки с Олли скрываются за водяной завесой. Я сбрасываю рюкзак с плеч и обессиленно опускаюсь на землю. Понятия не имею, что делать дальше.

* * *

…Открываю глаза и некоторое время лежу, не двигаясь. Прислушиваюсь к звукам снаружи. Птичий гомон, барабанная дробь дятла где-то вдалеке. Шум ветра, скрип деревьев, шелест листвы. Мирные, убаюкивающие звуки. Значит ли это, что вчерашний заход был удачным? Возможно, и нет. Но может, и да – слабенькая надежда, огонёк спички на ветру. Позволяю себе ещё несколько минут оставаться в неведении. Сквозь ресницы рассматриваю оранжевый потолок, прикасаюсь к нему подушечками пальцев. Ткань приятна на ощупь. Непромокаемый материал защищает от дождя и заодно служит цветным фильтром, генерирующим хорошее настроение. Он превращает свет, поступающий внутрь моего убежища, в тёплое оранжевое свечение. Даже если день пасмурный, утро в моей палатке всегда солнечное. Мне нравится этот оттенок оранжевого – достаточно интенсивный, чтобы быть заметным издалека, и вместе с тем не раздражает глаза. Окружённая оранжевым теплом, я представляю себя бабочкой в уютном коконе. Жаль, что я не бабочка. Жаль, что у меня нет крыльев. Я расстёгиваю молнию, откидываю противомоскитный полог и выбираюсь из своего временного дома.

Опустевшая палатка-гамак, подвешенная между двумя елями, тихонько покачивается. Проверяю верёвочные узлы на стволах и убеждаюсь, что вязала их сама. Выжженный пятачок земли, место от костра, на котором я вечером кипятила воду для чая, по-прежнему чернеет в центре крошечной поляны. Поляна тоже не изменилась. Вчера я нацепила несколько ленточек-маркеров на низкорослый кустарник вокруг неё – все маячки на месте. Вроде бы всё в порядке. Всё, кроме хутора лесной твари, которого здесь категорически быть не должно и который отчётливо просматривается на опушке леса, в котором я разбила свой лагерь. Если верить шагомеру, вчера мне понадобилось около тридцати тысяч шагов, чтобы отойти от её логова на жалкие сто метров. Прекрасно понимая, что могу заблудиться фатально и никто никогда не найдёт даже следов Кайсы Торп, я упрямо продиралась сквозь чащу, изредка проверяя, не появился ли сигнал на мобильном. Остановилась, только когда телефон, стоически продержавшийся почти три дня, полностью разрядился. Полуживая от усталости, расположилась на ночлег в непролазной, как мне показалось, чащобе. И вот теперь лесная тварь может полюбоваться на мою палатку, просто выглянув в окно. Моё секретное убежище светится, как огромный оранжевый фонарь, среди деревьев неподалёку. А ведь могу поклясться, вчера никакого хутора не было и в помине. Впрочем, как и позавчера. То есть ни одна из попыток побега не увенчалась успехом. В первый раз я подумала, что умудрилась случайно вернуться к её логову, не заметив его в сумерках. Во второй – решила, что попробую ещё раз, чисто из упрямства. Вчерашний заход был уже скорее актом отчаяния. Сегодня пришла пора признать, что всё это время меня просто водили по кругу, как ослицу на привязи.

Достаю из рюкзака свои скудные припасы и раскладываю их на траве. Пара зачерствевших лепёшек лефсе, горсть орехов, начатая шоколадка, изрядный кусок коричневатого козьего сыра. Мамин кофе кончился первым, и вчера я наполнила термос чаем из брусничных листьев. Неторопливо потягиваю горячий настой, обдумываю свои дальнейшие действия. Еда не проблема, в летнем лесу её полно, и я умею её добывать. Вода не проблема тоже: в своих героических вылазках, пусть и не приведших к желаемому результату, я наткнулась на горную речушку. Гораздо больше меня беспокоят холодные дождливые ночи, но в целом четыре недели под открытым небом в июле – не то испытание, которым меня можно было бы напугать. Прищурившись, смотрю в сторону её дома. Из трубы поднимается полупрозрачный, почти незаметный дым. Отлично просушенные дрова, автоматически замечаю я. Между прочим, заготовленные моим братом, думаю я со злостью. А почему бы, собственно, не взглянуть поближе на дом, где последние пять лет провёл Олли? Если Джефф не ошибся при переводе, то номинальное приглашение у меня есть. Невидимость лесной твари мне только на руку: чем дальше мы друг от друга будем держаться, тем лучше обеим. Допиваю чай, снимаю палатку и убираю все вещи в рюкзак. Прогуляюсь в гости.