Медсестра. Кабак

Настало соло гитариста, и трубач стал высказывать свои мысли по этому поводу:

– Чего не так-то? Я в своих перерывах же с ними говорил. И то, какое говорил? Они песню хотят заказать. Думал, может, на бабки разведутся. Да и вообще, я ничего не испортил же. Музыка идёт нон-стопом. Всё нормально.

Грянула кода, и гитарист, включая следующий трек, сказал трубачу:

– Какое заказать? Они сидят уже час наверно и тянут бокал пива. Не думаю, что у них есть деньги.

Шатенка вновь поманила трубача, тот переглянулся с гитаристом и отрицательно покачал головой девушке. Зазвучал всё тот же, набивший оскомину, ля-минор, и публика узнала в нём «Я то, что надо»». Женщины из «Мотылька» выпрыгнули из-за стола и стали танцевать, стараясь добавить в движения максимум эротики: они выпучивали глаза, надували губы, гладили себя по остаткам талии и, сжав ноги вместе, виляли хвостами. Бесшабашная пожирала гитариста глазами, а он изо всех сил не замечал её. Трубач видел обиду первого столика и даже чувствовал вину. Он не любил обижать девушек, но всё же считал, что гитарист был прав, и не стоит вообще с ними связываться. Девушки какое-то время пытались добиться внимания трубача, но после всех попыток и вправду обиделись и ушли из бара. На сердце у трубача полегчало, и он спокойно доиграл свою партию.

Первое отделение приближалось к завершению. Подошло ещё несколько столов. В баре стало людно, официантки сновали туда-сюда, чуть ли не задевая музыкантов за их инструменты. Постоялец в кожанке стал откровенно приставать к Юле, но та отталкивала своего ухажёра и тыкала пальцами в директора, сидящего со своим другом за барной стойкой. Грянуло «WWW», и многие вышли поплясать, а Даня покурить. В след за ним вышли и постояльцы. Трубач видел сквозь закрывающуюся дверь, как Даня угостил их сигаретами.

Гитарист прыгал и кричал, трубач дул, не жалея губ. Конец отделения должен быть как жирная точка, как откормленный восклицательный знак. От частых и сильных ударов по струнам гитару повело, как и трубу от передува, но это всё мелочи. И публика лихо отплясывала под всё тот же многогранный ля-минор.

– Спасибо за танцы! – сказал в микрофон гитарист по окончанию песни. – Нам приятно, мы это ценим. Вы особо не остывайте, сейчас мы сделаем небольшой перерыв, а затем продолжим с ещё более зажигательными песнями. Делайте заказы, продолжайте общаться! Группа «Грибра» скоро вернётся!

Как только он это договорил, то полез в карман, где уже часа пол разрывался телефон. Гриша был истинным музыкантом и не позволял себе оторваться от дела. А звонила Лена, которая не могла расплатиться с таксистом. Увидев десятки пропущенных от жены, Гриша перекрестился и вышел на улицу перезвонить.

– Да, дорогая, ты мне звонила?

– Звонила?! Звонила, твою мать! – кричала в трубку Лена. – Что, от гитары своей оторваться на минутку не можешь?

– Мы же играли… Ты же знаешь, я не могу ответить…

– Так сделали бы паузу! Никто бы не сдох, если бы вы три минуточки помолчали.

– Вот, мы сейчас сделали паузу. Аж на 15 минут. Так что случилось? – Гриша изо всех сил старался сохранить спокойствие и не реагировал на тон Лены.

– Зачем мне сейчас? Сейчас мне уже ничего от тебя не надо. Посадил меня без денег в такси, а потом ещё и трубку не берёшь. Спасибо, я сама справилась, без твоих денег.

– А чего ты не сказала сразу? Я бы тебе дал.

– Не надо мне ничего давать! Ты таксисту на карту переведи, да поскорее, пока он не выжрал весь холодильник.

– Он что, у нас дома?!

– Да, он, видите ли, не доверяет честному слову добропорядочной женщины. Пришлось его на чай пригласить, пока оплата не пришла.

– На какой ещё чай?! Что там происходит?!

– Ничего тут не происходит! Фантазировать он собрался ещё, фантазёр. Все вы мужики невозможные! Переводи скорее, номер карты я тебе скинула.

Лена повесила трубку, и Гриша остался наедине с мыслью, что на его карте денег нет, а есть лишь наличка. «Удивительная ситуация, – думал Гриша, жуя челюсти от злости. – Как я дожил до того, что у моей жены нету каких-то галимых пятиста рублей. Ни на карте, ни налом, ни даже в квартире – заначки нет! У меня только две тысячи и всё, это на всю семью. Хм, так не бывает… Ладно, через пару часиков будет четыре тысячи и пятьсот рублей долга Ибрагиму. М-да, фантазёр, ты меня называла…»

Лену посещали идентичные мысли. Она ждала оплату за верстку сайта вот уже две недели. «Муж и Жена – одна сатана». Видимо именно этой пословицей руководствовалась Лена, отказавшаяся вслед за Гришей от официального трудоустройства в пользу фриланса.

Пока Гриша разговаривал по телефону, Ибрагим проводил время за беседой с другом директора и всё время поглядывал на входную дверь.

– Здравствуйте, – поздоровался лысеющий мужчина с усами, когда Ибрагим допивал свой чай. – Давно играете?

– Добрый вечер. Не слишком, так, пару лет.

– М-м-м, понятно, понятно, а что у вас за труба?

– Обычная. Китай, хотя фирма, типо, немецкая, но на самом деле всё производится в Китае. А вы тоже трубач?

– Да вот, стараюсь им быть. В своё время, я духовую школу окончил, но это было давно ещё. Вот, сейчас снова загорелся, как сын пошёл учиться. Тоже на трубу.

– И вы вместе теперь играете?

– Да, я – первая труба в оркестре, он – вторая, – скромно, но гордо сказал усач. – Помню, отдыхали с семьёй в Анапе, и скучно мне как-то было, смотрел, кто и что продаёт там в интернете. Увидел там случайно корнет King-овский всего за четыре тысячи. Ну и купил себе.

– Да, King, нормальная фирма. Старый, правда, наверно?

– Наверно. Да, это и не важно… Вот, теперь учу сонату, – протяжно заявил усач.

– И что за соната?

– Слышали о такой может быть – Телемана? Соната Телемана. Известная вещь.

– Не сомневаюсь, но, к сожалению, не слышал.

– Она, знаете ли, очень хорошо развивает игру. Там много разных технических приёмов. Обязательно выучите – соната Телемана. «Ленинград» это, конечно, хорошо, но и классику знать надо.

На этом слове в разговор ворвался вернувшийся Гриша:

– Ибра, скинь мне на карту 500 рублей. Срочно.

Ибрагим хотел что-то спросить, но друг перебил его:

– Сегодня же отдам. Просто на карте денег нет, а надо перевести срочно.

Ибрагим достал телефон, и через тридцать секунд Гриша, сказав «спасибо», ушёл пересылать эти деньги дальше, параллельно размышляя о своей жизни.

– А с сурдиной вы играете? – продолжал расспрашивать усач.

– Нет, но хочу попробовать, – не отрываясь от входной двери, говорил Ибрагим. – Одну минуту подождите, пожалуйста.

Ибрагим набрал Даню, голос друга ответил что-то вроде «да-да, скоро буду» на фоне невнятного шума, и пошли гудки. На последующие звонки Даня уже не отвечал.

– Так что там с сурдиной? – спросил Ибрагим, оторвавшись от телефона.

– Всё просто. Ну, может, чуть сложнее. Она слегка завышает, правда, но звук у неё такой… Чисто джазовый.

«Да-да, – думал Ибрагим. – Если бы можно было достичь джазового звучания, всего приставив к трубе сурдинку, то джаз перестали бы уважать серьёзные музыканты».

В «Пивной Зал» зашли две девушки на высоченных каблуках, со спортивными сумками и с причёсками, на которые было потрачено не менее полутора часа. Они молниеносно окинули взглядом каждого из присутствующих и, не останавливаясь, спустились в подсобку. От их взгляда Ибрагиму показалось, что его нежно и крепко схватили за яйца. Это был профессиональный взгляд. Девушки были стриптизёршами. В программе они числились как go-go-танцовщицы, но по факту… В след за ними в подсобку прошла Елизавета с удивлённым и недовольным лицом.

– А вы играете ещё что-нибудь? – не унимался усач.

– Да, конечно, у нас ещё два отделения.

– Нет, я имею в виду не это. Кроме каверов играете что-то? Может быть, своё, с трубой, без слов?

– Не без этого, но с таким репертуаром денег не заработаешь.

– К сожалению, вы правы, – сказал усач в сердцах и с таким выражением лица, будто его дети голодают из-за этого. – А если я вам сурдину дам, вы сыграете с ней?

– Можно попробовать.

– Это было бы интересно. Я тут недалеко живу, скоро вернусь, – мужичок радостно затеребил свои усы левой рукой, а правой вырисовывал путаные линии. Он сделал знак директору и отправился за сурдиной.

Когда усач вышел из бара, Ибрагим снов попытался дозвониться до Дани и вновь безуспешно. Ибрагим оторвал глаза от телефона и встретил взгляд директора, всё так же мирно попивающего кофе. Директор наградил его одобряюще-уважительным кивком, и Ибрагим ответил наклоном головы и приложением руки к сердцу, а затем сразу же обратился к бармену:

– Слушайте, а что это за парни приходили? Ваши знакомые?

– Да, это Костян с другом. Местные ребята. А что такое?

– Они нормальные, адекватные?

– В каком смысле?

– Мой друг вышел с ними покурить и пропал. Вот, даже трубку не берёт.

– Не знаю. Нормальные они, обычные.

– А у вас есть номер их, чей-нибудь?

– Не, у меня нет. У Юли спроси. Юля! Иди-ка сюда.

Официантка подошла, прихватив с собой подозрительное выражение лица.

– Слушайте, – начал сразу Ибрагим. – Мой друг вышел с вашими друзьями покурить и пропал. Вон, его столик пустует, и пиво стынет. Вы можете позвонить своим друзьям, узнать, всё ли нормально?

– Как настроение-то у Кости было? – спросила вслед бармен.

– Да, нормальное. Позвонить могу, только вряд ли он возьмёт.

– Почему? – спросил Ибрагим.

– Он не любит отвечать на мои звонки, – желчно усмехнулась Юля.

– Позвоните с моего тогда, – предложил Ибрагим.

– Незнакомые номера тоже не берёт.

– Давайте всё-таки попробуем, пожалуйста. Может, там уже… а я и не в курсе.

– Да ничего там не могло случиться, – сказала бармен. – Ведь так, Юля? Вы же помирились, чего ему чудить?

– Ну да, он был весёлым. Не переживайте, с вашим другом всё хорошо.

– Давайте всё-таки позвоним. Я буду переживать тогда значительно меньше, – настаивал Ибрагим.

– Ладно, ладно, – ответила Юля и стала звонить. Костя трубку не брал. – М-да, понимаешь, что это значит? Теперь мне снова придётся ссориться с ним потому, что он трубку не берёт, – толи шутя, толи серьёзно сказала официантка.

– Зачем же? Вот, попробуйте с моего.

Но и на этот раз Костя не взял трубку.

– Эх, а мы ведь только помирились, – расстроилась Юля.

– Да не надо ему ничего говорить. Не взял, так не взял.

– Да, – задумчиво сказала Юля. – Не переживайте, ладно. Я думаю, с вашим другом всё хорошо.

– Надеюсь, – сказал Ибрагим и пошёл к своему подиуму.

«Неужели она и правда собралась выяснять отношения? – думал Ибрагим. – Она удовольствие, что ли, получает от этого? Хотя, всё возможно. Может, это прелюдия у них такая».

– Я, тут, знаешь… – сбивчиво сказал Гриша, вернувшись на «сцену». – Вот же ситуация. Первый раз такая дикость. По началу-то всё было нормально. Распродавал оборудование с точки своей. Потом его становилось меньше… хотя, нет, его по-прежнему много, но оставшееся барахло никому не нужно. А так, продал сабы за двадцатку, и, вроде, можно не работать месяц. Гитары все свои продал… Оставил себе самую удобную. Зачем? Может, и эта не нужна? Всё же так хорошо начиналось. И было бы всё нормально, если бы я знал, как действовать. Я ведь раньше группу искал, чтобы заказы брать. А надо наоборот: искать заказы, а потом группу собрать, когда работа есть, не проблема. Почему я сразу этого не понял? А ведь мой леспол мог тогда бы уцелеть.

– Надо было самому играть – в одного, – сказал Ибра, а сам думал: «Какой леспол?! Он о гитарах своих жалеет! Реально, наркоман».

– Да ну, – отмахнулся Гриша. – Я так не могу, не привык. Всё время в группах играл. Один на сцене сразу теряюсь. Руки дрожат, в горле ком. А если с кем-то, тогда уже другое дело. Это я уже в своей тарелке. Да-а-а, слушай, ты мне не займёшь тысяч сорок, случайно? Ну, или хотя бы тридцать? Можно будет начать нормально играть: без спешки займёмся и каверами новыми, и авторской программой. Можно даже альбом записать, аппарат есть. Никогда не думал, что из-за каких-то тридцати тысяч, я не смогу альбом записать.

– Думаю, и с тридцатью тысячами мы ничего не запишем. Были бы идеи, давно пробились бы сквозь эту рутину.

– Думаешь, у меня идей мало? Идей вагоны, но рельсы не проложены.

– Какие ещё рельсы?

– Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, едет поезд запоздалый.

– Понятненько.

– Нет, я серьёзно, кроме шуток. Займи тридцатку. Я хоть долги отдам.

– Ты отдашь долгов на тридцать тысяч, взамен чего у тебя появится долг на тридцать тысяч. Ничего не чувствуешь?

– Так это будет долг тебе, а не всяким ЖКХ. К тому же, мы можем договориться с тобой. Скажем, ты год не будешь за точку платить. Итого у тебя экономия двенадцать тысяч в год. Остаётся всего восемнадцать отдать. По полторы тысячи в месяц – ерунда. За год всё и отдам.

– Пока мне будешь отдавать, ещё долгов набежит.

– Этого нельзя сказать наверняка. Лене скоро заплатят. Я халтуру подыщу. Просто не хочу с приставами дел иметь. У меня время – это решающий фактор.

– А ты тратишь его на всякие кабаки…

– Короче, дашь?

– С чего ты вообще решил, что у меня есть столько.

– Так, а на что тебе тратить? Вон, ты сам мне сказал, что за полгода продал инструментов на полтинник. А ничего ещё себе не купил. Мобила всё та же, труба всё та же.

– Ты мои деньги считаешь?

– Чува-а-ак, ну не надо всей этой фигни сейчас. Я тебе с конкретным вопросом. Скажи либо «да», либо «нет», и хватит уже. Мне самому весь этот разговор не нравится.

Ибрагим мог помочь своему другу, ведь у него, и правда, были деньги. Но ему совсем не хотелось этого делать. И вовсе не из жадности или безразличия к жизни Гриши. Просто Ибрагим не верил, что деньги способны помочь. Да, Гриша на время откупится, а потом снова, понемногу, спустится в долговую яму. И самой вероятной оплатой долга Ибрагиму станет бесплатная аренда точки на пять лет вперёд. «Наверно, я всё-таки жадный, – подумал Ибрагим в конце своих размышлений».

– Нет, прости, – сказал Ибрагим.

– Ладно, ладно, ничего, – ответил Гриша поникшим голосом.

– Ты, кстати, время видел?

– Да, уже пора, – сказал Гриша и стал объявлять о начале второго отделения.

В этот момент из подсобки вышла Елизавета и, махая рукой музыкантам, чтобы они не начинали, подошла к ним.

– Тут такое дело, – начала администратор. – Там девочки уже пришли. У них, видите ли, ещё один заказ, и они раньше припёрлись. Я с ними договорилась так: вы играете песен пять, потом они выходят – у них номер. Потом опять вы, и опять они. Догоняете? Потом общий перерыв в девять, а после они сразу танцуют и уходят, а вы заканчиваете к десяти. Догнали схему?

– Без проблем, – ответил гитарист.

– Тогда всё, начинайте, и так задержались. И играйте нормально, – едко завершила она разговор и сразу ушла, не дожидаясь реакции.

– Слышал? – усмехнулся гитарист, выключая подложку. – Играй нормально.

– Да пошла она.

Грянул рок-н-ролл, «Мотылёк» пустился в пляс, остальные посетители уютно загалдели. К концу первой песни в бар зашли уже забытые трубачом рыжая и шатенка. Они казались пьянее прежнего, рыжая всем своим видом и жестами демонстрировала, что её притащили сюда против воли, она посмотрела на каждый уголок в помещении и на всех кроме трубача. Шатенка, сдержано улыбаясь, мельком взглянула пару раз на трубача и усадила свою подругу за тот же первый столик. Они заказали по пиву, рыжая скрестила руки на груди, а шатенка её что-то шептала.

Гитарист хмуро косился на трубача, давая понять, что не надо опять ходить к этим девицам. Но старая поговорка оказалась верна: «Если музыкант не идёт к девицам, то девицы идут к музыканту». Рыжая, всплеснув руками, со злыми глазами подошла между песен к гитаристу и громким пьяным голосом спросила:

– Лепса знаете?

– Лично? – простодушным тоном спросил гитарист.

– Яично, блять! – крикнула рыжая. – Песни Лепса какие знаете?

– Рюмку водки.

– Не пойдёт.

– А мне кажется, в самый раз, – гитарист был раздражён этой заминкой и, игнорируя рыжую, стал включать следующий трек.

– «Я тебя не люблю» знаешь? Я тебя не люблю, это главный мой плюс… – пыталась напеть рыжая, а, когда гитарист включил следующий рок-н-ролл, закричала. – Стой! Стой! Я пришла песню заказать!

Но гитарист уже пел, а трубач подыгрывал. Рыжая бесилась, и шатенка подошла успокоить и забрать подругу. В этот момент в бар снова зашёл пьянющий лысый мужик и, так как музыканты стояли прямо напротив двери, а девицы прямо напротив музыкантов, этот мужик сходу налетел на девушек, приобнял их за талию и расхохотался.

– Хотите выпить, красавицы? – с трудом выговорил он.

– Я ничего не хочу, – выбиваясь из его рук, сказала рыжая.

– Может быть?… – спросил лысый, глядя на шатенку и делая противоестественное ударение в слове «быть».

– А что вы предлагаете? – аккуратно освобождаясь от чужих рук, спросила шатенка.

– Посмотрим. Давай, – говорил мужик преисполненный распирающего чувства, от чего все его слова приобретали взрывной характер.

Рыжая ушла к себе за столик и, скрестив руки, стала изучать пол. А шатенка с пьяницей сели за стойку, где через минуту им налили по большому стакану разноцветного напитка. Администратор пристально следила за всеми движениями этого лысого и подозрительно косилась на шатенку. «Мотылёк» вставал из-за стола и собирался уходить. Бесшабашная попросила медленный танец, и, когда заиграли Knocking of the Heaven doors, она сказала гитаристу:

– А я буду представлять, что танцую с тобой.

Обняла себя за плечи и медленно вращалась вокруг своей оси, опуская руки всё ниже и ниже.

– Часто вы здесь играете? – спросила бесшабашная у гитариста, пока трубач играл соло.

– Нет, первый раз. Может, ещё будем когда-нибудь.

– А так вообще много играете?

– Когда как. Вы лучше в группу в «контакте» нашу зайдите. Группа «Грибра». Там вся информация.

– Хорошо, посмотрю, – улыбнулась она, и гитарист заиграл соло. «Мотылёк» направился к выходу. – Жаль, что ты женат, – еле слышно сказала она, глядя на обручальное кольцо гитариста, и тоже вышла из бара.

Гитарист не слышал, но понял и взгляд, и движение губ. Ему приятна была эту женщина, которая была немногим его старше и, в принципе, ещё миловидна. Он завидовал трубачу, который обычно оказывался во внимании девушек на всех выступлениях, но теперь и он получил немного тепла от незнакомки и почувствовал себя живым, а не просто генератором звуков. От всей этой сцены он умилился и мысли о долгах растворились, оставив лишь привкус безнадёги.

– Всё, – сказала администратор из-за стойки. – Сейчас девочки выйдут, доигрывайте и отходите.

Отзвучал последний аккорд и музыканты переместились за столик, откуда ушёл «Мотылёк». Притих свет и громко заиграла электронная музыка. Танцовщицы вышли на высоченных каблуках и широкими шагами, лихо виляя задницей, обошли бар из конца в конец, а затем вернулись к стойке и стали выгибаться во всех эротичных вариациях. Трубач смотрел на их движения с интересом и, конечно же, с наслаждением, ловя себя на мысли: «Эх, а Настя? Хорошо, что она не знает. Хотя, в принципе, что тут такого? Я же не специально».

Людей в баре было не так уж и много, но внимания девочкам хватило. Лысый пьянчуга тут же забыл о шатенке и стал лезть к ближайшей танцовщице, пытаясь выговорить хоть что-нибудь. Танцовщица улыбалась ему и спокойно отталкивала его тянущиеся руки. Другая танцовщица строила глазки трубачу. Он понимал, что это просто заманилово, танец такой – глазки строить, хвостом вилять. Но ему было приятно. Трубач заметил, как рыжая презрительно фыркнула и вышла из бара, шатенка выскочила вслед за ней. Администратор увидела это и поняла, что девицы не расплатились, поэтому стала требовать оплату с лысого, который отмахивался от всех просьб и жадно глядел на упругое тело танцовщицы. В своём состоянии он едва был способен отличить коленку от груди, но ему всё равно было интересно.

Девочки оттанцевали и поспешно зашагали в подсобку под затихающую музыку. Лысый рванулся за «своей» размахивая тысячей и, как ему казалось, говорил комплименты.

– Ну, это просто!… Скоро, скоро… Жаль, ну просто!… Модерн! Просто! – он говорил что-то ещё, но тяжело было разобрать.

Танцовщица взяла деньги и, ласково погладив потную лысину, ушла скорее мыть руки. Другая же хищным взглядом простилась с трубачом, который обнаружил себя единственным хлопающим человеком в зале.

«Это искусство! – думал трубач. – Вот они вышли, а никого нет, ну пара человек всего. А они такие уверенные. Ни руки, ни ноги не дрожали, и взгляд прямой. Это искусство – вся эта никому не нужная уверенность и этот разврат. На их месте я бы вышел, глянул, что особо не перед кем жопой вертеть, и ушёл бы назад. Честно отработали, ничего не скажешь. Я-то иной раз выступаю на отъебись, если сочту, что слишком мало людей. Мне нужна публика, публика, чтобы энергией заправиться, а эти… Да, мощно, мотивирует. Честно работают…»

– Отвисни, – улыбался гитарист, махая рукой перед трубачом. – Мы вообще-то продолжаем.

Трубач вскочил и стал готовиться к своему вступлению. Заиграли Ваенгу – «Курю». Эта песня искренне веселила музыкантов, и они очень смешно её пели и играли. Но как только трубач отыграл вступление, он вспомнил о своём пропавшем друге, и ему стало немного стыдно. Ведь он тут стриптиз смотрит, а Даня, может, валяется где-то избитый на обочине. И зачем он только курить пошёл? Минздрав ведь не шутит, когда предупреждает – курение убивает. Эти мысли тяжело легли в сознание трубача, и «Курю» вышло не таким уж весёлым. После песни он сразу позвал Юлю и попросил ещё раз набрать Костю, дав ей свой телефон.

Музыканты продолжали зажигать, а посетителей в баре приумножилось, и общее настроение всё поднималось и поднималось. Люди плясали и подпевали. Юля положила телефон трубача на стойку и отрицательно покачала ему головой. Лысого пьяницу в очередной раз вывели из бара. Он что-то кричал про свои ноги, видимо имея в виду, что больше не вернётся. Когда заиграли следующую песню, в бар зашла семья. Натурально: отец, мать, сын и дочь.

Отец не обращал внимания на происходящее, он просто увидел свободный столик и, вцепившись в него усталыми глазами, напрямик двинулся к нему, держа за руку свою дочь. Девочка же, услышав весёлую, громкую музыку, вырвалась из рук отца и стала неуклюже танцевать. Ей было лет 6-7. Мать семейства недовольно окинула взглядом творившуюся вакханалию и попыталась забрать с «танцпола» дочурку, но та брыкалась, фыркала и пищала, так что мама решила – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Сын же вообще не смотрел никуда кроме экрана своего телефона. Он буквально на ощупь прошёл и сел за стол. Отец сразу сделал заказ, как только подошла официантка, а мать торопливо внесла коррективы.

Трубач и гитарист с особым весельем заиграли, увидев маленькую девочку среди толпы пьяных взрослых. «А куда ты водишь своих детей?» – смеялся трубач над гитаристом. И вот, доиграв свои пять песен, музыканты уселись за освободившийся первый столик и замерли в ожидании, глядя то на девочку, то на её семью. Загремел бас и танцовщицы так же грациозно вышли, но уже сразу к стойке, и профессиональным, красивым движением забрались на неё.

Девочка стояла как завороженная с открытым ртом. Она смотрела на танцовщиц, как обычно дети смотрят на Деда Мороза. Музыканты давились смехом.

– Он даже не смотрит, – говорил трубач про отца. – Прикинь, даже глаз не поднял.

– А зачем ему? Вон, он с мамашей что-то обсуждает.

– Да уж. А пацану вообще плевать, он ежедневно порнуху гигами смотрит. Зачем ему стриптиз?

– Я ему даже завидую. В моей молодости не было никакого интернета. Только наскальные рисунки с голыми мамонтами.

– Чего не танцуете? – ворвалась в разговор танцовщица, облокотившись на стол и сжимая локтями свою грудь.

– Хах, – улыбался трубач. – Погнали.

Они подошли к стойке и трубач подал ей руку, чтобы она залезла на стойку. Так они и танцевали: он в пол оборота двигал руками и ногами, а она развёртывала своё тело на все 360 и смотрела на него сверху вниз. Трубачу было не очень комфортно танцевать с её коленями, поэтому он позвал шестилетку и показал ей пару движений, поглядывая в сторону её родителей. Гитарист всё это снимал на свой мобильник и смеялся. У него мелькнула мысль: «Может, если скинуть это жене, то она немного повеселеет и смягчится?» Маленькая девочка схватывала налету и чувствовала себя совсем большой.

На экране телефона гитариста танцующая троица: горячая девица, парень оборванец и маленькая девочка. Гитарист тыкает в них пальцем и комментирует, пародируя Дроздова:

– Современный мир изменил понятие о досуге среди человеков. Многие понятия слились воедино, а время стало чересчур быстротечно, и темп жизни значительно вырос. Сейчас вы можете наблюдать, как типичный представитель человеков пытается совместить досуг, соблазнение, воспитание и обучение молодого поколения…