Дорога в Париж

– Она сказала: «С кем поведёшься, так тебе и надо».

Я посмотрела на него вспоминая свой визг когда эта вредина направила на меня поток холодной воды.

– Так что, милый, мы оба жертвы. Нас развратили. Эти двое.

– И мы даже не сопротивлялись, – фыркнул он, начиная всё-таки поднимать джинсы.

Он натянул их, застёгивая молнию с лёгкой гримасой, и полез в карман. Из глубины вытащил упаковку презервативов – мятый блистер с двумя оставшимися.

Он повертел его в пальцах, посмотрел на меня.

– И зачем я их вообще взял?..

Я засмеялась, поднимаясь и расправляя платье, приглаживая складки.

– Как сказала бы Кури: «Присутствие лучше отсутствия».

– А Нэсс бы добавил: «Никогда не знаешь, где тебе повезёт».

Мы посмотрели друг на друга. И не выдержали – рассмеялись. Так легко, так по-настоящему, с заливистым эхом, как будто весь лес смеялся с нами.

Смех растаял постепенно. Я шагнула ближе, провела пальцами по его щеке.

– Осталась последняя остановка. Дом. Вещи. И вокзал.

Он кивнул, развивая фантазию.

– И, возможно, ещё один акт. Где-то между багажной полкой и кнопкой «занято» в туалете Elron.

– Мммм… – мурлыкнула я. – Туда я и рассчитываю доехать на тебе.

И мы пошли – под солнцем, под тенью деревьев, под глупую любовь и нескромные воспоминания. Улыбаясь. Живые. Настоящие. Слишком молодые, чтобы тормозить. И слишком счастливые, чтобы думать о завтра.

Возвращение домой было тихим. Тела уставшие, но внутри – спокойствие, разлитое по венам, как мёд. Всё, что хотели, сказали, всё, что могли, сделали. Оставалось только собраться и отпустить этот город – не из памяти, но из повседневности.

Дверь квартиры заскрипела, как в первый день. Внутри пахло постельным бельём, солнечной пылью и немного – воспоминаниями, как будто стены сохранили звуки их вздохов.

ОМы не говорили – просто сразу пошли в ванную. Тесная, квадратная, совсем не для двоих… а значит – идеальная. Мартин встал под струи первым, скинул одежду с усталостью. Я, чуть позже, проскользнула за ним, прижимаясь к его спине, кладя руки на его живот. Вода бежала по плечам, грудям, бёдрам, между ног – смывая запах травы, солнца, пота и спермы.

Мы не занимались сексом. В этот момент нам было нужно другое – просто тепло друг друга. Касания. Губы у виска. Смывшаяся усталость.

После душа я накинула одну из футболок Мартина и пошла на кухню, подогрела остатки макарон, порезала помидоры, выложила на две тарелки. Мартин принёс бутылку лимонада. Ели молча, иногда улыбаясь. Всё было – как "после".

Потом – чемоданы. Я складывала платье за платьем, бельё, расческу, бутылочки, свой блокнот. Он – аккуратно сворачивал футболки, джинсы, бережно прятал презервативы в отдельный карман. Всё было до автоматизма. Без слов.

Когда чемоданы стояли у двери, они разошлись по квартире, я проверила, что нигде не забыла украшений и косметики. Мартин, по совету и наставлению Нэсса, прошёл по всем углам.

– Газ перекрыт, – отозвался он.

– Воду перекрыла.

– Электричество?

– Выключаю, – ответила, нажав главный тумблер у щитка.

Постояли в тишине. Квартира стала странно безжизненной. Уходя провела рукой по косяку.

– Грустно?

– Немного, – кивнул Март. – Но в правильную сторону.

Когда мы вышли, Мартин достал ключи, посмотрел на них пару секунд, и, как велел Нэсс, бросил в почтовый ящик с аккуратной наклейкой их имён. Щелчок металла. Всё.

Снаружи было жарко, но не утомительно. Сели в вызванное такси и поехали к вокзалу. Мимо окон мелькали улочки, скамейки, магазины. Всё выглядело уже не «своим», а просто – частью хорошего сна, который хочется запомнить.

На вокзале купили два билета до Таллинна, прошли в зал ожидания и устроились на одном из диванов. Плечом к плечу. Колени едва соприкасались. Сумки у ног.

Я, помня про свое обещание разблокировала телефон и нашла альбом с фотографиями.

– Хочешь посмотреть? – прошептала немного боясь где то внутри себя. Правда чего именно не знала.

_–

– А вот тут – типичный безработный художник.Мартин кивнул, и я стала начала показывать: фотографии из замка – где он позирует у стены, где она целует его в щёку, где он делает вид, что падает с парапета. Он смеялся, комментировал: – Тут я как турист из девяностых… – А тут я герой сериала на «нетфликсе»…

Анни усмехалась, нажимала «вперёд». Потом пошли фото со вчерашнего вечера. Селфи после душа. Размытые кадры их ног на кровати. Слишком интимные, чтобы постить, слишком важные, чтобы удалить.

А затем – сегодняшний день.

Она шептала к каждому фото:– Ого, – только выдохнул он, когда увидел её снимки с скамейки, с крепости.

– А вот тут ты сидишь на камне, а я… ну… ты сам знаешь, что я делаю.– Тут ты входишь в меня сзади. Я притворялась, что смотрю на реку. – А это… после. Я сделала вид, что просто поправляю платье.

Он смотрел, не моргая. Лёгкая улыбка на лице. И что-то очень тёплое в глазах.

В этот момент раздался гудок. Дверь зала ожидания мягко щёлкнула, открываясь. Автоматический голос пригласил пассажиров на перрон.

Не нужно было слов.Они переглянулись.

Анни заблокировала телефон, спрятала его в карман. Они взяли чемоданы, поднялись, и, держась за руки, шагнули в лето дальше – туда, где поезд, дорога, и, возможно, ещё один финал… в маленьком вагонном туалете.

Они устроились у окна, рядом, плечом к плечу, и поезд тронулся – мягко, почти незаметно. Легкое покачивание вагона, равномерное гудение под полом и редкие перекаты голосов по салону создавали ощущение безопасности, будто мир остался за дверью, а здесь только они и время, которое растянулось между станциями.

Анни достала телефон и снова открыла альбом. Листала медленно, с чуть иной интонацией, чем на вокзале. В этот раз – как будто просматривала части себя. И в какой-то момент задержалась на одной фотографии.

На ней она стояла у стены крепости, платье чуть приспущено с плеча, волосы растрёпаны, глаза сияют, губы приоткрыты. Освещение подчеркивало скулы, ямочку на шее, изгиб талии. Её поза была не откровенной… и всё же в ней было что-то явственно сексуальное. И – внезапно – это начало волновать.

Она увеличила кадр. Провела пальцами по экрану, чуть сместила яркость, добавила резкости. Убрала пару теней. И снова посмотрела.

Почему? Я же знаю, как выгляжу. Или это потому, что я сейчас вижу это со стороны? Или потому что сегодня я чувствую себя женщиной, как никогда раньше…Странно… Внутри что-то шевельнулось. Мягко, но с жаром. Я возбуждаюсь?… от себя? Она нахмурилась. Не в осуждении, а скорее от удивления. Это было… неожиданно.

Курай.Мысль вспыхнула резко.

И та история, рассказанная под душем, когда Курай, склонившись к ней, мыльная и лениво честная, рассказывала про них с Лиссой. Про их шалости, эксперименты, зеркала, поцелуи. Как они проверяли, как выглядит возбуждение снаружи – на себе и друг на друге. Смеялись, и всё было так легко. Без вины. Без стыда.

Но они хотя бы близнецы, – подумала Анни. Это хоть как-то объясняет, что их возбуждала друг в друге не только форма, но и отражение себя самой в другом теле.

Я, выходит… просто возбуждаюсь от своего фото?

Она снова посмотрела на экран. На обнажённое плечо. На это выражение лица, лёгкое, хищное, женственное.

«Ну всё. Я – Нарцисс!» – подумала она и хихикнула. – «Где моё зеркало?»

– Чему улыбаешься? – услышала она рядом.

Мартин склонился ближе, заглянул через плечо. Его голос был тихим, с тёплой улыбкой.

– Себе, – ответила она и рассмеялась. – Представь, я возбуждаюсь от себя на фото. Вот где диагноз, да?

Он рассмеялся тоже, качнул головой.

– А на этом ты особенно. Такая… опасная.– Вообще-то, ты меня всегда возбуждаешь. Даже если просто читаешь меню. Он посмотрел внимательнее на фото.

– Даже сейчас возбуждаю? – переспросила Анни, чуть приподняв брови и карикатурно захлопав ресницами, нарочито невинно.

Он склонился ближе к уху.

– Сейчас особенно. Хотя, признаюсь… пару часов назад думал, что мы на сегодня выдохлись.

Она склонила голову набок, чуть прикусив нижнюю губу. В её глазах сверкнуло знакомое.

Она обвела взглядом почти пустой вагон. Только пара людей сзади, кто-то спал, кто-то уткнулся в книгу. Возле туалета – никого.

– Тогда… – протянула она, медленно закрывая альбом. – Может… пойдём? Пока ещё мало народу?

Он молча посмотрел на неё. Улыбнулся. В глазах – тот же огонь, что был утром.

– Я за тобой, Анн.

И она поднялась первая – медленно, как будто просто тянется, давая ему полюбоваться. И пошла по проходу, чувствуя его взгляд на спине.

Она шла вперёд по узкому проходу, чувствуя его взгляд у себя на затылке. Внутри снова зашевелилось это знакомое – томное, глубокое, голодное ощущение, будто она уже наполняется тем, что вот-вот произойдёт.

У двери туалета она не обернулась – просто нажала кнопку, шагнула внутрь и, обернувшись, встретилась с его взглядом. Он вошёл следом, и прежде чем дверь закрылась, потянул её за талию и почти толкнул внутрь, наваливаясь телом.

Щёлк. Замок защёлкнулся.

– Я не могу ждать, – прошептал он ей в шею, и её охватила волна жара, от волос до пяток.

Он прижал её спиной к холодной стенке, одна рука легла на живот, вторая поднялась к груди, сжала её сквозь тонкую ткань футболки. Поезд покачивался, и от этого каждый толчок тела в тело казался глубже, животнее.

Она выдохнула, протянула руку к его карману, почти вслепую нашарила знакомую упаковку. Он немного отступил, давая ей пространство. Ткань джинсов уже была натянута, молния едва сдерживала его возбуждение.

Анни присела на корточки – быстро, уверенно, и зубами разорвала упаковку, достала презерватив.

("Его член вырвался наружу – твёрдый, пульсирующий, уже блестящий от возбуждения. Она провела языком по губам, натянула презерватив от основания вверх, медленно, с лаской, как будто это был ритуал. Он едва удержался, не схватив её за затылок.")

– Вставай, – прошептал он, голос срывался. – Я сейчас сойду с ума.

Она поднялась, повернулась к стене, приподняла край юбки, отведя бёдра назад. Трусики – она всё же надела их, хоть и тонкие – сдвинула в сторону, открывая себя.

– Только быстро, – прошептала она. – Или я закричу.

Он отодвинул ткань, нащупал её пальцами.

("Её влагалище было уже влажным, скользким, горячим. Он надавил головкой члена и медленно вошёл – сразу, до упора. Плотно, туго, полностью. Она зажмурилась, уткнулась лбом в стену, чтобы не закричать от ощущения распирающей полноты.")

Первый толчок – резкий. Второй – уже с ритмом. Он двигался быстро, глухо сопя, сдерживая стоны. Её пальцы вцепились в металлическую ручку у стены. С каждой секундой она чувствовала, как между ног всё сильнее разгорается огонь. Каждый удар – точно в точку, каждый толчок сотрясал всё внутри.

("Его руки держали её за бёдра, прижимали к себе с силой. Он входил в неё снова и снова, влажно, глухо, а она сжимала губы, прикусив язык, чтобы не застонать громко.")

Поезд качнулся, и он зашёл особенно глубоко. Её ноги подогнулись.

– Март… – прошептала она. – Да… да… ещё.

("Он придвинулся ближе, зажал её тело между собой и стенкой, и стал двигаться коротко, быстро, будто добивая. Она почувствовала, как внутри всё сжимается, оргазм нарастает, как плотный взрыв внизу живота.")

Она кончила первой – резко, захлёбываясь воздухом, бёдра дёрнулись, ладони скользнули по стене. Он почувствовал это и ускорился, до предела, и через несколько секунд стиснул зубы и замер в ней, издав глухой хрип.

("Горячие пульсации внутри презерватива, тело напряглось, и он с трудом удержал себя от крика, впуская в неё весь жар и накопленную страсть.")

Тишина.

Только дыхание, их запах, гул поезда.

Он медленно вышел из неё, помог ей поправить трусики, натянул на себя джинсы. Она достала салфетку из сумки, протёрла бедро, сгладила платье. Оба молчали, пока отдышивались.

– Это… – выдохнул он.

– …было нужно, – закончила она.

– Ты – моя зависимость.Он поцеловал её в шею.

– А ты моя. И у нас впереди Таллинн.

Они вышли из туалета поодиночке, с разницей в несколько секунд, словно случайные попутчики. Но стоило взглядам пересечься, как оба едва не прыснули со смеху. Анни прикусила губу, а Мартин кашлянул, будто пряча ухмылку. Они не смотрели друг на друга напрямую, но то и дело косились исподтишка – в этих взглядах было всё: и возбуждённое послевкусие, и нежность, и азарт, и немного детской радости от шалости, совершённой на глазах у ничего не подозревающих пассажиров.

Оставшуюся дорогу они провели молча, но молчание это было уютным. Слёгкий привкус выдоха, с ощущением: да, мы это сделали, и да – это было правильно. Пальцы всё чаще находили друг друга, и в этой молчаливой сплетённости рук было больше слов, чем можно сказать вслух.

Через час поезд плавно затормозил, и двери вагонов распахнулись, впуская в городской воздух, уже тёмный, чуть влажный, пропитанный запахом рельс, асфальта и ночного Таллинна. Станция встречала их не радостно и не хмуро – просто равнодушно.

Такси не пришлось долго ловить – водитель был молчалив, с потёртым руль-чехлом и вечно играющим радио. За окнами проносился город – уже знакомый, но всё же казавшийся после этих дней чуть чужим. Когда они свернули к окраинам Ассаку, внутренняя лёгкость начала чуть притупляться.

Дом стоял мрачно и угрюмо. Пятиэтажка из серого бетона, облупленная, с неоновым отблеском давно нерабочего домофона, с мусором в подвале и надписями, выцарапанными на дверях. В этом доме всё казалось усталым – от стен до людей.

– Ну вот, – тихо выдохнула Анни. – Возвращение.

– Почти как в тюрьму, – буркнул Мартин. – Только без решёток. Но запах тот же.

Подъезд встретил их знакомым запахом плесени, картофельной кожуры и выдохшихся фильтров от сигарет. Под ногами хрустели старые объявления. Лестница скрипела.

Квартира, что им когда-то выделили по выходу из системы – маленькая двушка, была пуста. Темно. Холодно. Потолок с пятнами. На стене – пожелтевшие обои, с уголком, отклеенным у розетки.

дзинь – голосовое.И почти сразу же: дзинь – экран рабочего телефона вспыхнул. дзинь-дзинь – второй.

Мартин скинул рюкзак, прошёл в кухню и глянул на экран.

– Девять, – отозвалась Анни, поднимая свой. – И ещё сообщения.– Восемь пропущенных. – Голос был отстранённый.

Он обернулся. – Они, похоже, забыли, что мы им предупреждали.– "Срочно на работу", – прочитал он. – "Что за самовольное отсутствие. Ждём сегодня к 22:00".

– Нет. Они не забыли. Просто… мы уже должны были вернуться. Ещё позавчера.Анни села на край кровати.

Они переглянулись.

– Жалеешь? – спросил он.

Она усмехнулась, покачав головой.

– А ты?– Ни секунды. Пауза.

– Я бы согласился на ещё три дня. Или три недели. Или… – он подошёл ближе, сел рядом, положил ладонь на её бедро. – …пока мы сами не скажем «хватит».

– Тогда пока мы ещё не сказали. Просто вернулись. Но мы – уже не те.Она посмотрела на него. В этом взгляде было всё, что прожито за эти несколько дней: крепость, лес, скамейка, ванна, поезд.

И это было правдой.Он кивнул.

Квартира была холодной, и пока вода в чайнике закипала, Анни включила плиту и села на табурет. Свет люстры дрожал, как будто тоже давно не использовался. Они собрали всё, что оставалось из еды: пара яиц, хлеб, банка маринованных огурцов. Мартин сделал яичницу с ломтями сыра, и, когда всё было готово, они сели есть за столом, натянув стулья поближе.

Никто не включал телевизор.Даже музыка в телефоне молчала. Только гудение лампочки и поскрипывание старых половиц под ногами.

Анни откусила хлеб, покосилась на лежащий рядом телефон.

– Ну что… когда будем звонить Лиссе?

– Сегодня, – буркнул Мартин, пережёвывая. – Вопрос – кто именно. Ты? Или вдвоём?

– Думаешь, стоит вдвоём? Она нас даже не знает. Вообще.

– Или боишься, что она начнёт ревновать?– Ну так познакомится. Он усмехнулся.

– Может, я сначала одна? Послушаю её. Почувствую.– Ревнует она или нет, но разговор не будет простым. Мы – чужие, хотя и… семья. Анни вздохнула.

– Справедливо.Мартин кивнул.

Она допила чай и с интересом посмотрела на него.

– Хостел, визы… ну, хорошо, визы у нас есть. Но жильё, точка, встреча, вообще – зачем мы туда едем? Надо у Лиссы спросить.– А насчёт билетов? Надо уже смотреть Париж. Задумалась.

– И заранее, – согласился он. – Чтобы потом не летать вслепую.

Он отодвинул тарелку, достал телефон, полистал экран.

– Кстати. Надо будет ещё… ну, ты понимаешь. Работа.

– Ага. Уволиться.

– Учитывая, что я в доках не появлялся почти неделю, мне, наверное, уже шлют письма с черепом на конверте.– Если нас ещё не уволили, – усмехнулся он.

Анни фыркнула, представляя его начальника – вечно уставшего мужика с лицом «мне всё надоело ещё в 2004».

– Можем просто не появляться. И всё. Хрен с ними, – пробурчал Мартин. – Ну реально. Раз мы уезжаем…

Она покачала головой. Серьёзно. Спокойно.

– Надо, Март. По-настоящему. Это слишком неправильно даже для нас. Лучше уйти с чистой совестью. Без бегства.

Он закатил глаза, но в голосе не было раздражения – только смирение:

– Ладно. Скажу своему чудо-бригадиру, что меня осенило и я уехал искать правду жизни в Париже.

– Только не забудь добавить: «а ещё меня развратили две ведьмы и их дочь». Так, чтобы они запомнили.

– Учитывая мою работу, они и поверят.

Они рассмеялись.

Потом наступила тишина. Не неловкая, а устойчивая. Та, в которой рождаются решения.

Анни встала, взяла в руки телефон, включила экран. И посмотрела на него.

– Я позвоню. Сегодня. Может, через полчаса. Только немного соберусь.

– Я рядом, – тихо ответил он. – Если что – подхвачу.

И в этот момент впервые за всё возвращение квартира показалась чуть менее чужой. Потому что в ней прозвучала фраза: я рядом. И она стала домом. На пару дней – пока они не отправятся дальше.

Вода шумела в раковине, струясь по тарелке, когда Анни задумалась, глядя в окно над мойкой. С улицы доносились отдельные крики, лай собаки, где-то хлопнула дверь – всё казалось удивительно обычным, настолько, что в контрасте с прошедшими днями казалось даже фальшивым.

Она терла тарелку, глядя сквозь стекло. Мысли кружились вокруг одной идеи – как начать разговор с Лиссой. Таинственная сестра Курай. С той же внешностью, но, если верить словам Нэсса – совсем другим нутром. Холоднее? Жестче? Или просто более прямолинейная? Она не знала.

Что говорить? Как представляться? Начать с «я та самая девушка, что спала с твоей сестрой и её мужчиной?»… гениально, Анни.

Она чуть улыбнулась своему отражению и положила тарелку в сушилку.

Аватар: девушка в лёгком платье, с диадемой в волосах, улыбается на фоне какого-то зала. Копия. Почти Курай. Только… будто немного строже. Чуть резче скулы, и блеск в глазах иной – не магнетический, как у Курай, а как у человека, привыкшего всё держать под контролем.Телефон завибрировал на столе. Она бросила взгляд – и замерла. Экран горел. Telegram. Видеозвонок. Имя: Lissa.

На экране мигало входящий звонок. Вибрация словно сотрясала ей грудную клетку.

Час ночи… Почему так поздно?

Вытерев руки о полотенце, Анни нерешительно коснулась зелёной кнопки. Экран сменился – и в комнате раздался звонкий, уверенный голос:

– Привет. Ты, я так понимаю, пугливый зайчик серенький? По имени Анни?

На экране была она. Лисса. Почти как Курай. Почти… но не Курай. Та же линия скул, тот же оттенок волос, те же глаза. Но взгляд – цепкий. Осознанный. Уверенный в себе. Ироничный.

На ней была полупрозрачная ночнушка, а за её спиной – неясный силуэт просторной комнаты, возможно, спальни. На столике – чашка, что-то похожее на бокал с водой. Окно было приоткрыто, и в него струился мягкий свет, скорее утренний, чем ночной.

– Я Лисса, – продолжила она, откинув прядь со лба. – Приятно познакомиться.

Вот она. Говорит, как будто знает меня. А ведь мы незнакомки. Совсем.Анни на секунду растерялась.

– Прости, но… я не говорю по-русски. Я понимаю. Но… говорить – сложно.– Хэй… – выдавила она, пытаясь выпрямиться. – Я… да. Анни. Эм… Она замялась.

Голос у неё был чуть ниже, чем у Курай, более ровный, спокойный, но с той же хищной интонацией в конце каждой фразы.Лисса закатила глаза и с улыбкой переключилась на английский.

– Unlike some people, I actually go to bed at night.– Noted. Don’t worry. We can talk in English. Она зевнула, прикрывая рот. – You see, it’s seven in the morning here. I couldn’t call earlier. I was sleeping. И добавила с лёгкой насмешкой:

Анни машинально улыбнулась, чувствуя, как её напряжение понемногу спадает. Она уселась поудобнее, держа телефон двумя руками, будто боясь уронить что-то важное.

– You look… very much like her, – тихо сказала она. – It’s almost confusing.

– So I’ve heard, – ответила Лисса. – Trust me, I’m used to it.

Пауза.

– So, little rabbit… Shall we talk?

И в эти слова она вложила всё: и лёгкую издёвку, и контроль, и… тепло?

Анни выдохнула. Впереди – разговор. Долгий. Волнительный. Словно открываешь коробку с неизвестным содержимым.

Но она уже не боялась.

Лисса поправила ремешок ночнушки на плече и оценивающе уставилась на Анни с экрана, чуть наклонив голову набок. Улыбка у неё была не просто приветливая – она напоминала взгляд хищника, лениво прищурившегося на добычу, которую он вовсе не собирается съедать, но определённо хочет подразнить.

– Ну что, Анни. Расскажешь о себе? Кто ты такая, откуда, чем жила до того, как моя неугомонная сестрёнка затащила тебя в магический разврат?

Анни чуть поёжилась. Комната вокруг казалась вдруг слишком тёмной, а футболка, надетая поверх трусиков, – чересчур короткой. Она сжала колени, словно это могло хоть как-то защитить её от прямоты Лиссы.

– Я… Я из Таллинна. Мы с Мартином выросли в детском доме. Почти ничего не знали о прошлом. О Курай… и о тебе… я узнала совсем недавно. Сначала через Нэсса. Он сказал, что ты – её сестра…

Лисса кивнула.

– Близняшка, если быть точной. Но поверь, мы сильно разные. Меня интересует другое. Что вы умеете? Какие у вас навыки? Образование? Работа?

– Я работала в клининге. Убиралась в квартирах. Ничего особенного… В университете не училась. Знания… базовые. Мартин работал на разгрузке в порту. Он сильный. Но тоже… без особых умений. Мы… просто старались выжить.

Она замялась, а потом, бросив взгляд в сторону, заметила Мартина – тот сидел в углу на кровати, наполовину прикрытый подушкой, уставившись в стену, делая вид, что его здесь нет.

Предатель! – мелькнуло с нежной усмешкой. Опять мне отдуваться.

– Ну-ну, – сказала Лисса, устроившись поудобнее на диване, подогнув ноги. – Значит, ноль навыков. Звучит весело. А про модельный бизнес хоть что-то знаешь?

– Честно? Вообще ничего. Только картинки в интернете. И всё, что успела услышать от Курай.

– Ладно, тогда пойдём по простым вещам. Рост?– Ха! Классика. Она вздохнула.

– Сто семьдесят четыре.

– Вес?

– Шестьдесят один, примерно.

– Талия, бёдра?

– Шестьдесят три и… девяносто один?

– Секс был?– Уже не совсем плохие цифры. Видно, у сестры вкус сохранился. Она вдруг прищурилась.

Анни замерла, моргнув, как будто не сразу поняла, что это не шутка.

– Ну давай, ты ж понимаешь, о чём я. Учитывая, что рядом с тобой сейчас сидит мальчик, явно свежепоимевший доступ к тебе, и как смотрела Курай на тебя на видео… Ну?

Анни тихо кивнула, чуть покраснев.

– Да… был. Мы… были с Курай и Нэссом… Они…

Лисса рассмеялась, запрокинув голову.

– Ооо, всё понятно! Эти двое просто не могли пройти мимо. У них же нюх на юных кроликов. Значит, тебя уже, как следует, раскрыли?

Анни тоже хихикнула – легко, уже без напряжения.

– Возможно. И я им благодарна. Я… раньше никогда не думала, что… телесность может быть такой… свободной.

Лисса смотрела на неё молча пару секунд, прищурившись. И вдруг, в голосе стало что-то мягкое:

– Тогда ты справишься. И с Парижем. И со мной. У нас будет много работы, Анни. Но если ты готова – я тебе помогу. Только сначала нужно убрать с тебя пыль старой жизни.

Анни почувствовала, как в животе что-то сжалось – не от страха, а от ощущения, что действительно стоит на пороге чего-то нового. И… что Лисса – пусть резкая, но понятная. Как Курай, только с другим оттенком.

– Я готова.

Лисса кивнула.

– Вот и хорошо. Завтра утром я пришлю список: что собрать, какие анализы, фото, документы. С билетами и хостелом тоже помогу. Но одна просьба: не врите. Ни себе, ни мне. Я не выношу вранья. Договорились?

– Договорились.

Лисса улыбнулась.

– Добро пожаловать в хаос, Зайка.

Лисса что-то нажала на экране, а потом постучала костяшками пальцев по полу – глухо, задумчиво, как будто просматривала в голове список. Наконец прищурилась и проговорила: