Сказззки

– А можно ли посмотреть на этот узелок? – поинтересовался парень.

– Пожалуйста! – заяц ближе к нему подошёл.

Любим на корточки присел, присмотрелся, острый ножичек вынул: чик-чик – и освободил ушки зайцу. Тот встрепенулся, ушами повёл, усами моргнул:

– Жена! Иди скорей! Сейчас добрый молодец…а как тебя звать-величать? – спохватился зверёк.

– Любим.

– А по батюшке?

– Иванович… – совсем растерялся парень.

– Любим Иванович сейчас нас из повинности вызволит!

Окружили серые да пушистые охотника, большими глазами на него глядят, лапками трогают. Любим всем узелки подрезал, ушки освободил, и радостное семейство запрыгало в чащу, хвостиками виляя.

– Спасибо тебе, Любим Иванович! – поклонился заяц. – За помощь твою я тебе отплачу. Как нужда будет, только крикни: Заяц серый, куда бегал? Прибеги! Помоги! – лапой помахал, ушами постриг и убежал.

– Вот ведь!– пробормотал парень, сам себе не веря, нужду малую справил, к сестре пошёл.

– И где зайцы? – строго спросила она.

– Промахнулся… – соврал Любим и подсел к костру.

Лада уж и огонь развела, и грибов набрала, на прутики их нанизала, чтобы пожарить.

– Ну и хорошо! – обрадовалась братниным словам. – Сейчас грибков жареных поедим да и пойдём! Что это ты смурной какой? – пригляделась к Любиму.

– Смеркается уже, – не ответил он. – Может, заночуем, сестрица? А с рассветом в путь?

– Ты прямо на себя не похож, – покачала головой она. – Не случилось ли чего?

– Устал что-то, ноги не идут, – пожал плечами Любим и стал поджаривать грибы.

– Ну, ладно, отдохнём, – согласилась Лада. – Только завтра с первыми лучами солнца пойдём, а то и раньше! Как разбужу, вставай сразу!

– Хорошо, сестрица.

Лада с опаской посмотрела на брата, поджала губы и тоже взяла прутик с грибами. Наелись ребята, остатки воды из туеса выпили, прилегли у костра. Веки тяжёлыми стали, сон пришёл, чтобы увести их в своё царство, но внезапно захрустел хворост под чьими-то тяжёлыми шагами и к огню из самой чащи вышел суровый, могучий старик, облачённый в мохнатые звериные шкуры, весь заросший густой бородой, глаза его сверкали, подобно угольям костра.

– Вот ты где, нечестивец! – заревел, схватил Любима за шиворот, легко поднял его и, словно котёнка, начал трясти. – Ты почто меня по глазам хлестал, а?! Почто зайцев с детёнышами мыслил подстрелить, негодник?? Вот ужо я тебе устрою! Отхлещу вершинами берёз по первое число! Попомнишь Святобора!!! – громовой рык старца совершенно напугал отроков.

Святобор швырнул парня наземь и наступил на него ногой, руками же начал пригибать вершины берёз.

– Государь Святобор! – опомнилась Лада и низко-низко поклонилась грозному богу. – Прости брата моего, он по недоразумению прутом махал! Прости, не наказывай, не будет больше он матушке-природе вредить и зверьё невинное губить! Да и не губил он никого! Промахнулся!

– Промахнулся, говоришь? – зарычал лесной владыка, но ногу со спины Любима снял.

– Вовсе не стрелял, – пробормотал парень, поднимаясь и отряхиваясь. – А почто они у тебя в рабстве у Лешего?! Почто он может над ними куражиться и в карты проигрывать??

– В карты проигрывать? – нахмурился старик. – Совсем распоясался негодник, из воли моей вышел! Вот я на него Туросика, Свида, Стукача и Пахма напущу, попомнит у меня, леший его задери!

– Не будешь ли гостем у нашего костра, государь Святобор? – продолжала подлещиваться Лада. – Грибков жареных отведай, хлебца печёного…

– А ты кто таков? – воззрился на неё лесной бог. – Одёжа как у парня, голос как у девки! Не пойму что-то.

– Это сестра моя, Лада, – подал голос Любим.

– Девка?! – опять нахмурился Святобор. – Негоже девке в мужицких портах ходить! Сымай!

– Батюшка Святобор, мы отца с матерью выручать идём, их Чернобог в своё царство утащил, ей так сподручней! Не гневайся, будь милостив! – заступился за сестру Любим.

– Чернобог? – совсем помрачнел бог лесов. – Ладно, быть по сему, но потом, ежели в портах увижу, достанется тебе на орехи, девка! Лучше уж в угодья мои ни за грибами, ни за ягодами не суйся! А ты! – грозно сверкнул очами на парня. – Не думай, что легко отделался! Отведаешь ты у меня берёзовой каши! Навечно науку мою запомнишь! – и за шиворот утащил Любима за дуб.

Некоторое время оттуда раздавались хлёсткие удары и стоны. Потом Любим вышел, придерживая штаны и потирая зад.

– Вот старикан поганый! – пробормотал.

– Запомнил ли мою науку? – следом за ним Святобор показался.

– Запомнил, запомнил! – отбежал в сторону Любим.

– А ты не сердись, парень, – совсем миролюбиво сказал лесной бог. – Пока на своей шкуре боль не прочувствуешь, не поймёшь, каково это. Зато теперь знаешь, что всякому живому существу боль причинять нельзя! Всё живое вокруг нас, всё дышит и чувствует. Возьми-ка жёлудь. Да бери, не бойся! – прикрикнул.

Любим взял большой жёлудь:

– Зачем он нам?

– Ежели вдруг совсем исхода не будет, брось его за левое плечо и скажи: Государь Святобор, помоги, на подмогу приди! Увидишь, что будет, – сказал и исчез.

– Ух ты! – выдохнула Лада. – Вот это да! – побежала в темноту, но ни звука, ни шороха, ни отблеска – ничего не было. – Больно он тебя, братик? – с жалостью обратилась к Любиму.

– Да ничего, – почесал он зад. – Сам дурак. Спать давай, утро вечера мудренее.

Не обманула Лада: лишь первые лучи солнца заиграли на небесном своде, подняла брата. Остатки грибов и хлеба съели, куколку накормили и пошли дальше. Пить хотелось – мочи не было, а они шли и шли без привала, – куколка им никакого отдыха не давала, всё торкалась да торкалась.

Наконец набрели на широкую прогалину, по противоположной стороне которой ровной стеной тянулся непролазный синий лес. Куколка ткнулась прямо в сердце и затихла.

– Пришли, – прошептала Лада.

– И куда ж нам идти, тут нет ничего, – отозвался Любим. – Где бабкина сестра?

– Тихо ты! – шикнула на него Лада, на которую щёткой возвышавшийся лес произвёл странное впечатление: и боязно было, и войти туда хотелось.

– Ну, деточки, чего стоим? – неожиданно сзади раздался тонкий женский голос. – Коли в гости пришли, милости прошу!

Отроки вздрогнули и обернулись: перед ними стояла невысокая худая старуха с лукошками, полными грибов да ягод, которые заметно клонили её к земле. На голове у неё был платок, завязанный надо лбом, на лице особенно выделялся крючковатый нос.

– Доброго здоровья, бабушка! – первой опомнилась Лада. – Мы ищем среднюю сестру бабушки Барсучихи! Не знаешь ли, где её найти?

– Это я, – улыбнулась старушка. – Потапихой меня кличут!

– Позволь помочь тебе, бабушка! – Любим подхватил у бабки тяжёлые лукошки.

– Спаси тебя бог, сынок! – разогнулась Потапиха и повторила. – Милости прошу, гости дорогие! – повела рукой, и ребята увидели избушку, окружённую частоколом, на котором торчали черепа животных.

Озираясь, вошли в избу, где под ноги им кинулись зайцы да белки, схватили лукошки и потащили грибы разбирать да на нитки нанизывать, из ягод лесных отвар да варенье варить.

– Чудно-то как! – воскликнула Лада.

– Чудно – это девица в портах! – отозвалась Потапиха. – Сказывай, почему в таком виде по миру бродишь, а ты, сынок, наруби-ка дров старой женщине, а то у меня что-то спину прихватило.

Пока Любим дрова рубил, воды таскал да баню топил (бабка ему ещё дел надавала), Лада всё-всё как есть Потапихе рассказала, а ещё тесто замесила и пирогов напекла, с грибами да ягодами. Сели они за стол, чаю с пирогами отведали, бабка и говорит:

– Вы, детыньки, идите в баньке попарьтесь, а я пока подумаю, как вашей беде помочь. Ушли ребята в баньку, сначала Любим, он пожарче любил, потом Лада пошла, косу расплела, расчесала, сарафан надела, бабкой даденный, в избу вошла, Потапиха и ахнула:

– Что за девица-краса! Чисто Елена Прекрасная! Красоту свою губишь мужичьей одёжей! Сила-то наша, женская, от земли-матушки идёт да по жилкам растекается, потому и ходим мы в сарафанах-колоколах! А ты, пустомеля, в штаны забралась!

Лада от этих слов зарумянилась, раскраснелась – ещё краше стала. Брат на неё смотрит – глаз отвести не может: такой сестру он никогда не видел. Любуется – не налюбуется.

– Сестра-то у тебя какая, а? – бабка его под локоть толкнула, он и опомнился. – Пуще себя береги её, бестолочь!

– Ну, вот что, деточки мои дорогие, нашла я, как вашему горю пособить.

– Как, бабушка? – подлетели к ней близнецы, одинаковыми глазами уставились.

– Непростое дело вы затеяли, нелёгкое: видано ли где, чтоб человек самого Чернобога одолел? И не человек даже, так, детёныш человеческий. Тут сила иная нужна, заповедная, сказочная.

– Да где ж мы такую силу возьмём, бабушка? Помоги нам! – взмолились брат с сестрой.

– Я вам расскажу, что делать нужно, а вот где Чернобога найти – не ведаю. Придётся вам, дитятки, идти к нашей старшей сестре, Ягибихе. Она всей мудростью владеет, всё прозрит: и твердь земную, и пучину морскую, и высь небесную. Она путь укажет.

–Как же нам найти её?

– Об этом после, а пока запоминайте: чтобы одолеть Чернобога, вам нужно найти старый Ветер, который сидит с закованными устами. Сила его такова, что ежели он дунет во всю силу – наступит конец света. Вам нужно уста его отверзнуть да умилостивить, чтоб дунул он не в полную силу, не вполсилы даже, а в четверть! Этого довольно будет, чтоб Чернобог испугался. Цепи зачарованные порушить может разрыв-трава, она все на свете замки открывает.

– А где взять её, бабушка?

– Вот тут я вам помогу, это в моей власти! – улыбнулась Потапиха. – Вовремя вы пришли, детки, сегодня ночь накануне Иванова дня, в полночь пойдёте на пустырь, что за избушкой, и будете косить траву до тех пор, пока не переломится железная коса. В том месте, где она свалится, соберёте всю скошенную траву и бросите в ручей: обыкновенная трава поплывёт вниз по течению, а разрыв – супротив! Тут её и хватай! В сарафан заверни и в котомку поглубже спрячь, чтоб она силу свою не потеряла. С этой травой не медля ни секунды пойдёте к Ягибихе, чтоб она вам путь указала к матери всех ветров и Чернобогу. Всё ли поняли?

– Всё, бабушка! – хором ответили близнецы

– Собирайтесь, полночь скоро!

Лада и Любим быстро поднялись, припасы в котомку сложили, которые им Потапиха дала.

– Вот вам моя куколка, она вас до старшей сестрицы доведёт.

Куколка была совсем не такая, как прежде: тяжёлая, головастая, рот большой с зубами – не играть с ней, а детишек пугать.

– За пазуху сунь её и слушай: куда толкнётся, туда и идите. Как разрыв-траву найдёте, скажи ей: куколка, веди! Только помни, девонька: она всегда должна быть сытой, иначе тебя есть начнёт, дыру до сердца прогрызёт и съест. Так-то! Запомнила?

– Запомнила, – дрожащими губами прошептала Лада.

– Ну, то-то! А сарафан береги, он волшебный: ежели тебе какой парень приглянется, надень для него сарафан, он тебя увидит и пойдёт за тобой, куда захочешь, а там уж дело за тобой, красавица! – улыбнулась Потапиха.

– Какой там ещё парень! – ядовито сказал Любим. – Ей не до них.

– А ты, пустомеля, молчи! – бабка стукнула его по затылку и вручила тяжёлую косу. – Тебе косой махать, силы береги!

Лада хихикнула.

– Впервой, что ли! – небрежно отмахнулся парень. – Сдюжу как-нибудь! Пошли, Елена Прекрасная, – съязвил.

– Ну, бог в помочь вам, деточки! – Потапиха проводила их до крыльца, махнула вслед рукой и…растаяла.

– Чур меня, – прошептал Любим. – Связались мы, сестра, с нечистой силой, как бы самим не пропасть… Где ж пустырь?

– Да вот он, братик, прямо перед тобой.

И то верно: прямо перед ними расстилалась заброшенная, густо поросшая травой пустошь. В полной тьме стояли ребята, а поодаль и вокруг блуждали синие огоньки. Дрожь пробрала их до самых костей.

– Смотри, братик, луна взошла, – тихо сказала Лада. – Пора!

Она взяла у брата котомку, а он половчее перехватил косу и размахнулся.

– Эх, раззудись плечо, размахнись рука! – громко сказал, чтоб себя приободрить, и начал косить.

Только махнул косой, как со всех сторон послышался страшный хохот, от которого у ребят кровь в жилах заледенела. Стиснул зубы Любим и продолжил косить, только с каждым взмахом коса всё тяжелей и тяжелей становилась, как будто её тянул кто-то, не давал замахнуться. Вот уж и руки из земли показались, что косу хватали, вроде и человеческие, но с такими длинными чёрными когтями, каких у людей и не бывает. Машет парень косой, а хохот и визг всё страшней и ближе, огоньки мечутся, как потерянные души, круг вокруг ребят сужается, душа в пятки уходит, но Любим не отступает: челюсти сжал, желваки на скулах бегают, на руках бугры вздуваются, косит и косит как заведённый. Лада от брата ни на шаг: глаза горят, за косой следит, боится пропустить, как железо об траву ломаться будет. Долго они косили, как будто целую вечность, но вот взвизгнула литовка, словно на преграду напоролась, звякнула и сломалась. Взвыли голоса вокруг, захохотали, залаяли, огоньки в сплошное кольцо слились, на ребят надвигаются, но Лада, как коршун, кинулась в траву, в охапку её сгребла, к брату обернулась:

– Где речка?!

А Любим ни жив ни мёртв стоит, пот по нему градом бежит, руки дрожат от напряжения, разогнулся с трудом, но глазами путь ищет и трясущейся рукой сестре направление указывает:

– Вот оттуда я бабке воду таскал!

Побежали ребята в низину, где речка-журчалка шумит, каплями брызжет. Кинула Лада охапку, а из воды будто руки зелёные взметнулись, траву ловят, хотят её в глубину утянуть. И голоса, между прочим, не умолкают, зубами скрежещут, и огоньки синие по берегам скачут. Любим не растерялся, черенком косы по рукам стукнул, вода застонала-заплакала жалобно, словно девица.

– Вот она! – радостно крикнула Лада, малую травку, которая супротив течения поплыла, из реки выхватила, в сарафан завернула.

Вмиг стихли дьявольские голоса, синие огоньки пропали, вода успокоилась. Присели ребята на бережку дух перевести, пот смыть да отдышаться, посидели малую толику, друг на друга взглянули: пора.

– Куколка, веди! – шепнула Лада и почувствовала неслабый толчок: куколка была не чета прежней и торкалась изрядно.

– Пошли, братик!

Долго ли коротко ли шли брат с сестрой, они не ведали, только к рассвету все припасы у них закончились: куколка то и дело есть просила и всё, что им Потапиха в котомку собрала, съела. А лес всё гуще и гуще становился, ветки над головой переплетались так, что неба синего не видно, а трава-мурава за ноги цеплялась, не давала идти, и каждый шаг отрокам с трудом давался. Они и есть хотели, и пить, а куколка всё не унималась, гнала и гнала их вперёд и опять есть запросила. Лада помнила, что если её не накормить, она у неё сердце выест, и придумала, как утихомирить обжору хоть на время. Сказала брату, что ей в кустики надо, а сама от бедра кусок мяса отхватила, кукле в рот засунула, та обрадованно зачавкала и замолчала. Лада ногу полотном перетянула, чтобы кровь унять, и дальше пошла. Ещё раз пришлось ей от ноги кусок мяса отрезать, но прожорливая куколка опять есть запросила, и девушка уже не знала, что делать.

– Ты что, сестрица? – обеспокоенно спросил Любим, видя, что его бойкая сестра замолчала и идёт с трудом.

Не хотела Лада говорить, но всё же пришлось ей всё брату рассказать, поскольку он отставать от неё не собирался. Ахнул Любим, начал её ругать на чём свет стоит, оттяпал от своей ноги кусок в два раза больше, куклу накормил, кровью своей напоил, она и затихла. День ясный разгорался, солнце сквозь шатёр из веток проникало, лица их согревало ласковыми лучами, а у ребят сил уже совсем не осталось. Любим и от второй ноги кусок отхватил, еле шёл.

– Сестрица любимая, – с трудом промолвил. – Я думаю, оба мы не дойдём до Ягибихи, сожрёт нас кукла проклятая…Ты вот что, отрежь от меня несколько кусков, парень-то я здоровый, – слабо улыбнулся. – И иди одна. А я тут полежу, силы поберегу. А как дойдёшь до старшей сестры, расскажи ей обо мне, может, средство какое есть, чтоб мясо на костях побыстрее нарастить…

– Ишь, что удумал! – рассердилась Лада. – Чтоб я брата своего любимого на куски порезала в угоду этой утробе ненасытной?! Да я сейчас её, уродину, на части раскромсаю!

Кукла как будто испугалась и есть просить перестала, прямо в сердце Ладу толкнула и затихла.

– Пришли, что ли? – недоверчиво спросила она.

– Кажется, пришли, – тихо сказал Любим. – Смотри, сестра!

И увидели они избушку на курьих ножках, обнесённую густым частоколом, да не из дерева, а из костей человеческих, а на костях надеты черепа людские. Похромали брат с сестрой поближе, а черепа так и таращатся на них глазницами, насквозь прожигают.

– Страшно-то как! Это ведь мы к самой Бабе-Яге пришли, не иначе, – прошептала Лада. – Вот она кто, старшая сестра!

– Избушка, избушка, – несмело проговорил Любим. – Повернись к лесу задом, ко мне передом.

Избушка закряхтела, заскрипела и, рассыпая облака древесной пыли, повернулась к ребятам дверью и крыльцом. Так же робко они поднялись по ступенькам и, постучавшись, зашли в избу.

– Доброго дня вам, хозяева, – тихо сказала Лада.

– Есть кто живой? – чуть громче спросил Любим.

– Как же, как же, все в доме! – послышался хриплый голос, и с печки на ребят уставился любопытный чёрный кот с зелёными глазами. – Я, филин да мыши здесь. Бабка вскорости вернётся. А вы кто? Каким ветром вас сюда занесло? Зачем? Ведь Яга вас сожрёт – глазом не моргнёт и косточек не оставит.

Кот мягко спрыгнул и потёрся о ноги Лады. Филин ухнул на притолоке, мыши зашуршали в подполе: всем хотелось знать, зачем сюда незваные гости забрели.

– У нас дело, мы к ней от её средней сестры пришли, бабки Потапихи. Она обещала, что поможет нам отца с матерью спасти… – сказала Лада и повалилась на пол.

Любим еле успел её подхватить, скривился от боли и тоже лишился чувств.

– Вот те на! – удивился кот. – Что-то новенькое! Как бабка-то это воспримет? Сразу съест или подождёт, пока в себя придут?

Филин опять ухнул: он не знал, как поступит Яга.

Ребята пришли в себя от воды, которой кто-то брызнул в им в лицо. На лавке, широко расставив ноги, сидела женщина, вовсе не старая и ничем не напоминавшая Бабу-Ягу. Нос, правда, был крючком, но на этом всё сходство с сёстрами заканчивалось. Она была высокая, смуглая и вполне симпатичная. Две чёрные косы и цветастый платок на голове делали её похожей на цыганку.

– Очухались? – неласково спросила Ягибиха. – Кто такие и зачем пожаловали? Кот сказал, вы от Потапихи пришли. Чем докажете?

Лада вытащила из-за пазухи куклу и протянула Яге:

– Вот. Бабушка её дала, чтоб дорогу указывала.

Лицо женщины осветилось улыбкой:

– Ну, здравствуй, здравствуй, дорогая, давно не виделись! – кукла в ответ клацнула зубами.– Сколько лет, сколько зим ты мне никого на обед не приводила! – кукла вроде как улыбнулась. – А что это ты замарашка какая? Вся в крови…Кого сожрать удумала? – Яга перевела глаза на ребят.

– Мы её…своим мясом кормили, – с трудом вымолвил Любим.

– То есть, дай-ко сначала я мясца человечьего отведаю, – Ягибиха сжала куклу, – а уж потом Яга за тобой твои объедки доберёт?! – лицо женщины исказилось от гнева, и она вмиг превратилась в древнюю страшную старуху. – Что свежатинку мне привела – хвалю, не люблю мужиков да баб, у детей мяско всяко помягче и послаще, мне, старой, в самый раз будет. А вот что от моего обеда лакомые куски отхватила – за это не помилую! – старуха скрутила куколку так, что кости её хрустнули и она заверещала. – Отдавай! – хруст стал ещё сильнее.

Кукла взвыла, открыла рот и извергла из себя куски плоти. Яга схватила их, к пораненным местам приложила, дунула, плюнула – мясо вмиг приросло, как будто ничего и не было. Искалеченную куклу кинула в печь, та вспыхнула синим пламенем.

– Вот теперь сказывайте, зачем пожаловали? Дела пытать али от дела лытать? Да не врать! А то мигом в печке изжарю, съем и на косточках покатаюсь! – зыркнула чёрным глазом Ягибиха, вновь обратившаяся в симпатичную женщину.

– Мы, ба… – начал Любим и замялся: ну, как её бабушкой назвать?! – Мы от Потапихи по делу пришли.

– Родителей выручать идём! – Лада зачастила. – Будем биться с Чернобогом! Уже добыли разрыв-траву, чтобы освободить старый ветер. Он нам поможет Чернобога одолеть!

– Только где их найти, куда идти – не знаем, – подытожил Любим. – На тебя вся надежда. Потапиха сказала, ты всё на свете ведаешь и путь укажешь!

– Ну, не совсем уж всё… – как будто засмущалась Яга, даже щёки у неё порозовели. – Но кое-каким знанием заповедным володею. Вот что, чада, – призадумалась она. – Спешить вам надо, рассиживаться неколя.

Ягибиха сложила пальцы левой руки в фигу и направила в сторону печки:

– Чуфырь-чуфыри, всё взад обрати!

В печи пыхнуло, треснуло, и оттуда выскочила кукла, целая и невредимая. Как ни в чём не бывало, улыбнулась страшным ртом и поворотилась к своей хозяйке.

– Она вас до матери всех ветров доведёт, – сказала Яга.

Брат с сестрой со страхом уставились на ведунью:

– А она опять будет нас… нами…угощаться?

– Нет, – отмахнулась Ягибиха. – Рот я ей закрою, пусть только попробует разинуть да еды попросить! Это тебе наказание такое будет, поняла?! – зыркнула в куклу.

Та согласно кивнула.

Внутрь куклы Яга вложила горшочек с горячей кашей и запечатала его:

– Это для того чтоб старый ветер умилостивить, чтоб он просьбу вашу выполнил и вас самих не сожрал со всеми потрохами! – грозно сказала. – Придёте к матери всех ветров и скажете ей: «Дарёному-кормлёному червлёному-золочёному дань отдать и самим не пропасть!» – и она все ваши просьбы выполнит.

– А что мы должны попросить у матери всех ветров? – спросил Любим.

На печке хрипло засмеялся кот и заухал филин.

– Тугодум, что ли? – нахмурилась Ягибиха. – Или позлить меня решил??

– Тугодум он, Бабушка-Ягушка! – зачастила Лада. – Мы попросим, чтоб она нас к старому ветру отвела и к Чернобогу путь указала!

– Не трындычи, – остановила её Яга. – Говори с матерью ты. У неё только сыновья, один дурее другого, может, на девицу посмотрит, подобреет. Да какая ты девица! – махнула она рукой. – В мужицких штанах шастаешь! Хоть косу на грудь перебрось, что ли…

– Что ж вы все к моим штанам цепляетесь, как репейник! – прошептала Лада, чтоб грозную ведунью не разозлить.

– Лучше молчи! – посоветовал кот, филин уханьем подтвердил.

– Ну, всё ли понятно? – Ягибиха стала неуловимо обращаться в страшную старуху.

– Да, Бабушка-Ягушка, всё поняли, спасибо за науку! – поклонились ей отроки.

–Так скатертью дорожка! – рыкнула Яга. – Да подите же с глаз моих долой! Да побыстрее! Больно уж русский дух силён, проголодалась я!

Любим с Ладой шементом выскочили за дверь и ссыпались по крыльцу. Кукла – за ними. Ребята выдохнули, посмотрели друг на друга и согласно обернулись к волшебной проводнице.

– Веди! – хором сказали.

Куколка даром что без ног была, побежала так споро, что брат с сестрой за ней еле успевали: чикилдык-чикилдык – ковыляет, не спотыкается, дух перевести не даёт, привал не требует. Долго ли коротко они мчались как заполошные, устали вусмерть: ноги не двигаются, руки не поднимаются, в грудь словно уголь раскалённый вложили – дышать не даёт.

– Куколка, погоди! Куколка, не спеши! – задыхаясь, кричат.

А она только обернётся, страшным ртом ухмыльнётся, и дальше чикилдыкает. Ребята так устали, что тоже, как куколка, стали ковылять, с боку на бок переваливаться. Вечность целую спотыкались, но, кажется, пришли. Стала куколка, как пень, глядь: лес дремучий кончился, за ним пустырь огромнеющий, на пустыре гора возвышается, облаками укутанная.

–Вот где ветры-то живут! – пробормотал Любим.

Вздохнули чуток и в гору полезли, куколка не спешит, позади идёт: её миссия выполнена. До самых густых облаков ребята добрались, словно в сметану попали: ничего не видать! Но вот впереди забрезжил как будто свет. Прибавили они ходу, глядь: хоромы каменные перед ними, у окна старуха стоит, седые волосы расчёсывает. Поведёт гребнем – с волос облака стекают, макушку горы обвивают.

– Доброго дня тебе, матушка всех ветров! – крикнула Лада.

Старуха носом повела:

– Чур меня! Русским духом повеяло! Кто вы такие и что вам надобно? Как вы посмели меня потревожить, детёныши человеческие??

– Дарёному-кормлёному червлёному-золочёному дань отдать и самим не пропасть! – дрожащим голосом сказала Лада и замерла.

Старуха, услыхав эти слова, в лице переменилась, гребень отложила, ребятам улыбнулась:

– Так вы от подруженьки моей пришли, от Ягибихи! Заходите в дом, гостями дорогими будете!

Вошли в царские хоромы брат с сестрой, всё матери ветров рассказали, просьбы свои изложили, призадумалась она, да ненадолго.