Сказззки

Так и заканчивается наше сказание про чудеса невиданные да дела неслыханные.

Брат с сестрой с тех пор жили дружно, не ругались, разве что по пустякам. Ну, совсем уж не спорить – это как-то даже неинтересно.

Куколка к бабке Барсучихе жить ушла, но в гости заглядывала, страшным ртом улыбалась. Марья так к ней и не привыкла, пугалась. Хорошо, ребята не рассказали, как она их живьём ела, иначе бы кукле не поздоровилось.

Старый Ветер стал жить на воле, к матери ветров наведывался, ухаживал за ней, может, и поженятся когда, да сыновья пока к отчиму не настроены. Следит Ветер, чтоб над родной деревней Лады и Любима веял лёгкий ветерок, бурь и вихрей злобных не допускает. Когда прилетает в гости, ест вдоволь каши пшённой с тыквой. Ест да хозяйку нахваливает, Марья и рада, что угощенье ему по вкусу.

Лада не нарадуется, что сарафан ей не понадобился, ведь соратники отца все женатые да детные были, ну как влюбился бы в неё кто-нибудь, вот стыдобища была бы! Она сарафан в самый дальний угол сундука запрятала да и забыла про него, и так замуж вышла, без сарафана, за смельчака из соседней деревни, который нраву её буйного не убоялся. То-то свадьба была!

Любим из того же села девицу взял, красивую и тихую, в противовес своей бойкой сестре, пригожую, словно денёк ясный. С той поры он в облака не заглядывался день-деньской: некогда было.

А вот гребень дарёный Лада и по сей день пользует, потому и засухи в их деревнях не бывает. И каждый раз добрым словом поминает мать ветров, которая его подарила.

Ну, вроде про всех сказали, никого не забыли.

А! Святобор! Любим ему с тех пор каждый год богатые дары подносил, а он Любима и Ладу не забывал: ежели по грибы пойдут – сплошь отборные, без единой червоточинки попадаются, ягоды – с кулак, не меньше! По охоту Любим пойдёт – и тут везенье ему и удача.

Разрыв-трава в Пекле потерялась, так что Лада и Любим ни одного клада заветного не нашли, да и не горевали совсем. Каждый человек – настоящий заповедный клад! Вы так же думаете?

Вот вам вся сказка, а нам – баранок вязка.

Третий сын

Жили да были в одной деревеньке муж с женой. И всё-то у них было хорошо да ладно, жили душа в душу, одна беда: не дал Бог детушек. Захирела молодица, заскучала, уж больно хотелось ей дитятко на руках подержать да топот маленьких ножек послушать. Молились молодые в храме, просили Богородицу помочь – да только нет ответа их мольбам. А жене всё хуже и хуже, она уж и есть перестала, исхудала, побледнела вся, хозяйство из рук валится, за что ни возьмётся – всё не так: то кудель спутает, то хлебы сожжёт, то крупу перебирать начнёт – да и вместо отборного зерна мусор сварит. А потом и вовсе слегла, свет белый ей не мил стал, на мужа любимого и не глядит, глаза отводит. А он, бедный, уж и не знает, к кому обратиться, чтоб беде помочь. В церкви свечки ставил, молитвы возносил, бабы-соседки её как могли лечили, к знахарке обращался: молодой всё сильнее неможется да нездоровится. Ну, что делать? Почесал мужик потылицу и к ворожбиту пошёл. Благо, жил у них на отшибе деревушки настоящий, природный колдун, родившийся в третий день месяца от третьей девки, третий в роду. А может, и не благо вовсе, а наоборот. Но пошёл к нему мужик, помня, что кто-то когда-то говаривал ему, что пользоваться помощью чародея вроде и грех, но не такой уж и большой, на том свете за него большое наказание и не грозит. А и ежели бы грозило – всё равно бы пошёл, потому как сил не было у него боле на страдания любимой жены смотреть, на всё был готов, чтоб только она поздоровела и обрадовалась.

Колдуна этого в деревушке недолюбливали, потому что больно умело он морок наводил, особливо когда охота ему приходила поесть-попить. Стучался в любой дом, а попробуй его не пусти – вмиг порчу на скотину наведёт или ещё того пуще: горе-злосчастье в избу поселит. Вот как Акулька его раз не пустила под Рождество – так он пошептал чего-то, и дочь её Матрёна на князёк забралась и кукарекать начала. И так её хотели снять, и этак – не даётся и не удаётся никому! Так и кукарекала, пока мать не смекнула, в чём дело, и не пошла к колдуну в ножки кланяться, прощенья просить и привечать. Он только на девку глазом глянул и сказал:

– Ну, что расселась? Слезай! – так Матрёна сразу позволила себя снять.

Заболела, да хорошо, что жива осталась, намертво к коньку не примёрзла.

А если и пустишь в избу – он поест-попьёт что захочет, а расплатится мусором или золотыми монетками, которые потом окажутся кружочками моркови. Это развлечение у него такое было, над простым людом потешничать и насмехаться.

Но нашему мужику, Демьян его звали, кстати, деваться некуда было, вот он и пошёл к нему.

– Здоров, Михей! – громко сказал, зайдя во двор, чтоб тот на него злющего пса не спустил. – Зайти можно к тебе?

Заскрипела дверь, выглянул из избёнки маленькой старик древний, с длинными нечёсаными волосами, с кудлатой бородой, глянул на мужика исподлобья:

– И тебе поздорову, коли не шутишь. Зачем пожаловал?

– Я, Михей, к тебе за советом пришёл, – слегка струхнул Демьян, но отступать было поздно. – Жена моя, Марфа, хворает, никак окрепнуть не может, боюсь, захиреет совсем. Что делать, Михей? Идти мне больше некуда, окромя тебя никто помочь не сможет, – вдруг всхлипнул, неожиданно для себя самого.

– Тьфу! – с омерзением плюнул колдун, зыркнув на Демьяна из-под косматых бровей. – Сопли не распускай! Это беда – не беда, а полбеды. Заходи, – пошире дверь приоткрыл.

Зашёл мужик в избёнку маленькую, сбоченившуюся, в одно окошечко, темно в ней было, как ночью. Под ноги кот шарахнулся, чёрный без просвету, – Демьян чуть не упал от страха, перекрестился.

– Это ты брось! – строго сказал ворожбит. – Бога не поминай, его тут и не было никогда. За божьей помощью в храм иди – а ты там уж был, я гляжу.

– Был, – мужик отёр пот со лба.

– Ежели ты такой пугливый, как жену собираешься спасать? – колдун шуршал у печи, разжигая огонь.

Наконец пламя появилось – синее, шипучее. Чародей покидал что-то в ступку, пестиком растёр, взял щепотку и бросил в огонь. Пламя на миг погасло и вновь взметнулось, большое, синее с оранжевыми отблесками, зашипело, распространяя такой едучий дым, что у мужика глаза слезой налились. А колдуну хоть бы хны: стоит, дым нюхает, в пламя всматривается, словно видит там чего-то.

– Ну, вот что, – молвил наконец. – Жене твоей могут помочь молодильные яблоки. Они и от хвори вылечат, и от бесплодия помогут.

– Правда?! – обрадовался мужик. – А где их взять-то? Куда идти надо?

Повёл косматыми бровями чародей:

– Растут молодильные яблоки на мировом Древе.

– А… что это? – растерялся Демьян.

– Это Древо держит на себе весь наш мир: крона его упирается в небеса, корни оплетают преисподнюю, – колдун повёл клюкой, и обалдевший мужик вместо крыши увидел прекрасное дерево – берёзу, в вершине которой сияли Солнце и Луна, мерцали Звёзды, ниже царствовали птицы, на стволе вовсю жужжали трудолюбивые пчёлы и делали целебный мёд, на земле, у корней, плодились и размножались звери разные, а в корнях таились змеи да гады ползучие, пряталась нежить и нечисть. Такое сияющее было Древо, что Демьян глаза закрыл, чтоб не ослепнуть.

– Смотри! – прикрикнул чародей. – Яблоки видишь?!

Прищурился мужик: в ветвях берёзы звенели-переливались наливными бочками золотые яблочки.

– Вижу! – прошептал.

– Смотри дальше! – приказал колдун.

Увидел Демьян, что стоит Древо на пуповине морской – острове, где находится камень Алатырь, а окружает его Морская пучина – Кругом глаза, – моргнул глазом – всё пропало.

– Это ты, смертный, видел Ирий-сад, куда попадают души праведников после смерти, – сказал ворожбит. – Вот туда тебе надо проникнуть, молодильное яблочко сорвать и жене принести. Она вмиг поздоровеет.

Стоит Демьян ни жив ни мёртв. Вроде всё понял – а всё равно ничего не понятно.

– И как же мне туда попасть? В Вырий-сад? Я ведь жив пока, – недоумевает.

– Иди в лес, найди ручей с бочажиной, стань на колени и попроси Морского царя тебе помочь.

– Да разве он поможет? – усомнился мужик. – Где бочажина, а где море?

– Не больно ты умён, как я погляжу! – усмехнулся Михей. – Иль не знаешь, что моря да реки – это кровь Морского царя? И что ты ручейку малому скажешь, он вмиг тебя услышит?

– Да зачем же ему мне помогать? Какая выгода? Просто-запросто никто доброго дела не сделает… – загрустил Демьян.

– А ты пообещай ему то, чего у тебя ещё нет! – ухмыльнулся колдун.

– Это чего же? – не понял Демьян.

– Сыновей у тебя пока нет, недотёпа! – рассердился Михей. – Пообещай ему! А потом поглядишь, может девки народятся, а они ему вовсе не нужны. Иль сыновей будет несколько – отдашь одного, жалко, что ли?

– Как это: отдашь одного?! – вытаращился на него Демьян. – Свою кровинушку родимую ироду морскому отдать??

– Ну, как хочешь, дело твоё, – проворчал колдун. – Нет так нет, на нет и суда нет. Проваливай.

– Ты это… – забормотал мужик. – За совет спасибо тебе…

– Коли совет к сведению примешь, спасибо не отделаешься.

– А что надо-то тебе? Какую плату возьмёшь?

– Да сущую безделицу: приходи меня перед смертью повидать, в последний путь проводить. Помру я скоро, – заключил колдун. – А пока иди.

Ушёл Демьян. И пока шёл, невесёлую думу думал: и так, и этак крутил-вертел, да всё ему не по нраву было. Решил отвязаться от колдуна и ничего не делать. Но как только домой пришёл, жену любимую, на тень похожую, увидел, всё махом перерешил:

– Будь что будет! Сначала яблоко молодильное раздобуду, а там как Бог пошлёт, так и суждено, знать! – шапку об землю ударил и в путь собрался.

За Марфой приглядывать соседке поручил, поцеловал на прощанье и в лес ушёл. Долго ли коротко ли плутал, набрёл на бочажину, из которой малый ручеёк журчал. Шапку снял, на колени встал и к Морскому царю обратился:

– Царь Морской, великий и могучий, волнам седым подобный! Ты в заливы, в океан свою длань простираешь, всеми водами володеешь, всё на свете знаешь! Бью челом тебе с просьбой крохотной, для твоей мощи могучей – нет ничто! Помоги мне, ничтожному, в Вырий-сад попасть, яблоко молодильное добыть для любимой жены моей Марфы. Расхворалась она, разболелась от тоски смертной: детушек нет у нас, никто помочь не может. А ежели ты, великий царь Морской, нашему горю пособишь, обещаю тебе сына своего отдать! – сказал, как выдохнул, стал ждать.

Недолго ждал Демьян: заколебались воды, пошла по ним рябь, и появилось отражение Морского царя, ликом сурового, в руке трезубец, на голове венец.

– Услышал я тебя, смертный, – пророкотал он, словно морской прибой. – Могу помочь тебе, коли слово сдержишь и сына своего отдашь, как в пору войдёт! У нас с женой двенадцать дочерей-красавиц, сына нет, так хоть зять будет! Ну что, Демьян, согласен?

– Согласен.

– Не обманешь? – прищурился царь.

– Слово моё крепко, как Алатырь-камень, – махнул рукой мужик.

– Ну, что ж, тогда давай мне руку и ничего не бойся! – сказало морское чудище.

Демьян руку к бочажине протянул, которую тут же кто-то мокрый и холодный схватил и под воду его утащил, только пятки сверкнули. Завертелось всё вокруг, вода забурлила, в глазах будто камни-самоцветы засверкали, уши сдавило, дыхание перехватило, сколько это продолжалось – неведомо, но Демьян уже успел с жизнью распрощаться, как вдруг выкинуло его, чуть живого, на песчаный берег и увидел он чудо-чудное, диво-дивное: пленительное дерево – берёзу, в вершине которой сияли Солнце и Луна, мерцали Звёзды, обитали птицедевы и перезванивали-зрели молодильные яблочки.

Словно заворожённый, Демьян направился к мировому Древу, но не успел сделать и нескольких шагов, как наткнулся на змею, которая, извиваясь, держала в пасти маленькую ласточку. Она трепетала и билась крыльями, но змея уже начала раздувать горло и заглатывать бедную птичку. Ахнул Демьян, на змеюку наступил, к песку её прижал и голову ножом отхватил. Ласточка из зубов ядовитых вырвалась и в небо поднялась. Демьян змею ногой отпихнул, ладонь ко лбу приставил, в небеса глянул: там птичка летала свободная, счастливая, облака стрелой разрезала. Улыбнулся мужик и опять взор свой обратил к волшебной берёзе.

– Погоди, милый друг! – вдруг прозвенел нежный голосок.

Демьян удивлённо оглянулся, но никого не увидел.

–Да я это! – звонко расхохотался голосок, и ласточка порскнула прямо перед его лицом. – Я! – приземлилась на плечо и крикнула в самое ухо.

– Как же это? – забормотал Демьян. – Ты что, говоришь языком человечьим?? Ничего не понимаю!

– Это не я по-человечески говорю, это ты стал наш язык понимать, потому что змею Шкурупею убил. Теперь тебе ведомо, что звери и птицы говорят! – прозвенела ласточка.

– Ишь ты, поди ж ты! – совсем ошалел мужик.

– А что, человече, ты тут ищешь? – полюбопытствовала птичка. – Людям сюда путь заказан.

Ну, Демьян подробно ей свою беду обсказал. Ласточка призадумалась.

– Пожалуй, помогу я тебе. Там, в корнях, полно нечисти кроется, так просто они тебе к яблокам подойти не дадут. Да и ключа у тебя нет, Ирий-сад разомкнуть, а у меня есть!– лукаво сказала птичка. – Я тебе дверцу открою, нечисть отвлеку, а ты тем временем ушами не хлопай, яблоко схвати и возвращайся! Сюда прибежишь – жди меня, никуда не уходи!

– Хорошо, милая ласточка, так и сделаю!

Всё случилось именно так, как ласточка сказала: нежить всякая за ней рванулась, когда она её дразнить начала, перед самым носом летать да задирать, а Демьян к берёзе подбежал, яблочко сорвал , да и застыл на месте, красотой Ирия поражённый. Ушей его коснулось волшебное пение птицедев, райское благоухание цветов дотянулось до ноздрей, и словно кто-то невидимый нашёптывать стал: «Приляг, Демьянушка, отдохни, ты устал, дружок, отдохни под сенью радушного древа, будешь вечно слушать журчание студенцов и пение райских птиц…»

– Беги! – бросилась ему в лицо ласточка, не дав дослушать сладостные речи.

Мужик вздрогнул, словно проснувшись, выскочил из Ирия и убежал на берег Морской пучины – Кругом глаза. Глядь: и ласточка там.

– Ты что ж, глупый, уши развесил?! – укорила она его. – Сказала же: беги!

– Я и побежал, да уж больно речи сладкие были, – стал оправдываться он.

– То-то и оно! Остался бы там – год пролетел как мгновение, а триста лет – как три сладостные минуты! – прозвенела птичка. – Лови! – крикнула.

Демьян подставил ладони ковшиком, и в руки ему упали два пузырька с водой, перевязанные цветными ленточками.

– Что это? – удивился он.

– Это моя благодарность, за то что от змеи Шкурупеи меня спас, – пояснила ласточка. – В одном пузырьке вода мёртвая, целющая, она ткани соединяет, сращивает, а в другом – живая, она мёртвого воскрешает. Если вдруг кого на части разрубят, ты побрызгай сперва мёртвой водой, а потом только живой окропи – и всё оживёт!

– Мёртвая – где белая ленточка? – спросил Демьян.

– Да, живая – красная. Смотри, не перепутай!

– Не перепутаю! А как же мне теперь домой попасть? Сюда Морской царь перенёс…Ах он, этот морской царь…– загрустил-запечалился Демьян.

– Что с тобой, человече? – удивилась ласточка. – Яблоко молодильное добыл, да вновь голову повесил! Что гнетёт тебя?

И Демьян не выдержал, рассказал ласточке про обещание, данное сгоряча Морскому царю, пожаловался на долю свою горькую.

– Вот не знаю теперь, радоваться или печалиться. Вроде и счастье домой принесу, и беду неминучую…

Выслушала его внимательно птица небесная, призадумалась:

– Горю твоему помочь можно, но пока не знаю как. Надо Морского царя обмануть, да он сам кого хочешь вокруг пальца обведёт, хитёр, как змея Шкурупея … Словом, отправляйся домой, Демьян, а как срок придёт, крикни: «Ласточка, звень-звень! Ты летаешь целый день! Вестник неба, прилети, моему сыну помоги!» К тому времени я придумаю, как горю твоему пособить! – сказав это, ласточка звонко свистнула, и с небес спустилась стая из сотен тысяч птиц.

Они окружили Демьяна, словно огромным облаком, подняли его в воздух и понесли в родные края. Там он стремглав побежал к Марфушке своей любимой, дал ей молодильное яблочко, она его съела, и на глазах щёчки её стали цветом наливаться, округляться и здороветь, глаза заблестели, руки-ноги силы набрались. Вскочила она, мужа своего обняла, расцеловала и побежала, легконогая, как ветер, в поля да луга воздухом надышаться. Демьян за ней помчался, догнал, смотрит – налюбоваться не может! Под утро домой воротились, словно заново свадьбу сыграли.

И в положенный срок Марфа родила сына, а через год – ещё одного, а ещё через год – третьего. Растут погодки на радость родителям, смышлёные, здоровенькие да красивые. Демьян так возрадовался, что про обещание, данное Морскому царю как бы позабыл. Ну, старался о нём не думать, тем более что хлопот у него был полон рот – и то, с таким-то семейством! Дела у него шли на лад, особенно удавалось со скотиной: человек он был добрый, да и язык всякой живности понимал, так что никто у него в хозяйстве обижен не был. Мало того, чужую скотинку порой пользовал и до того наблашнился, что слава о нём пошла как о выдающемся знахаре, что животных лечит.

Ни шатко ни валко пробежало-протопало двадцать годков, и вот однажды пошёл Демьян после дневных трудов на речку скупнуться, пот смыть. Забрался в воду, поплыл, как чувствует: кто-то его за ноги схватил и на дно тянет. Мужик испугался, смотрит: а из омута на него Морской царь глядит и пальцем грозит. Демьяна как ледяной водой окатили. Выбрался на берег ни жив ни мёртв, до дома кое-как доплёлся, всё жене рассказал. Она руками всплеснула, давай рыдать-горевать: как же так, чадушко любимое, роженое, выращенное морскому чудищу на заклание отдать?! Глядя на неё, и Демьян плакать начал.

Приходит домой Иванушка, младший сын, смотрит: сидят родители, обнявшись, плачут-заливаются, слезами обливаются.

– Матушка, батюшка, что случилось? Или умер кто? – удивился.

Посмотрели на него мать с отцом, пуще прежнего зарыдали. Ну, он к ним пристал и уж не отставал, пока ему всё не рассказали. Призадумался Иванушка:

– Что ж, родители мои любимые, по всему выходит, это мне надо идти к Морскому царю.

Отец с матерью как это услышали, совсем слезами горючими залились. Иванушка был третьим сыном Марфы и Демьяна, не таким удалым молодцем, как двое старших братьев, кровь с молоком, косая сажень в плечах. Был он потише, послабее старшаков, его боле привлекали не шумные игрища, а тихий сеновал, где книгу можно почитать да подумать о всяком. Болел чаще. Но известно ведь: слабое да болезное дитя к сердцу матери короткую дорожку протопчет.

– Сынок, да ты что удумал! – воскликнула Марфа. – Куда тебе к Морскому царю! Ты силою-то своих братьев так и не догнал!

– Поэтому, матушка, я и должен идти! – твёрдо заявил Иванушка. – Степан да Богдан сильнее меня, да я выносливее, они умнее, а я смекалкой возьму, где они пропадут – я ужом выкручусь! Ну, а если не вернусь, они вдвоём вам на старости опорой и поддержкой будут, и не такой, как я, – лучше! Пойду я, родители дорогие! – собрал кое-какие вещички да было пошёл.

– Постой, погоди, сынок! – отец встрепенулся. – Есть у меня для тебя помощник!

Вышли за околицу, Демьян и крикнул:

– Ласточка, звень-звень! Ты летаешь целый день! Вестник неба, прилети, моему сыну помоги!

Спустя миг с неба стремглав спорхнула ласточка, уселась на плечо Демьяну и зачирикала. То есть, это Ивану так слышалось, а на самом-то деле она обрадованно приветствовала старого знакомца и рассказывала новости. Потом спросила, глядя на юношу:

– Это твой сын?

– Да, ласточка милая, – грустно ответил Демьян. – Пришла пора его Морскому царю отдавать. Придумала ли ты что?

– Кое-что! – таинственно ответила птичка и взмыла ввысь.

Вернувшись, кинула в ладони мужику перстень, тот надел его на палец сыну.

– Это перстень волшебный, – строго сказала птица. – Силы в нём очень много, так что не расходуй её просто-запросто, мало ли что!

Иванушка с удивлением понял, что может понимать птичий язык.

– Когда ты повернёшь его, он мгновенно доставит тебя в то место, которое ты мысленно представишь или загадаешь, – продолжала поучать ласточка. – А загадать ты должен берег Морской пучины – Кругом глаза, куда прилетают купаться дочки Морского царя. Ты затаись и жди: когда Зимцерла вечерняя на небо выйдет, прилетят одиннадцать белых лебедей и с ними утица серая. Скинут они крылья и купаться пойдут, а ты одно крыло укради и ни за что не отдавай, пока она за тебя замуж выйти не согласится, понял?!

– Понял, – ошарашенно сказал Иван. – А у которой из двенадцати крыло воровать?

– Глупый какой! Конечно, у утицы серой! Это любимая дочь Морского царя, Милава, самая умная из всех дочерей! Перстень волшебный – её вещица! Если уговоришь её замуж выйти – всё, Морской царь тебе не помеха. Девица во всём тебе поможет. Уразумел?

– Уразумел. А можно тебя спросить?

– Спрашивай.

– Давно хотелось узнать, – Иван даже покраснел, – почему у ласточек хвост раздвоенный?

– Ваня, ты чего? – опешил отец.

– Я расскажу, – успокоила его птица. – Время ведь есть. Знай, Иван, что я, ласточка, – одна из тех птиц, которые хранят ключи от Ирия-сада, там, к слову, бывал твой отец.

Ваня в изумлении посмотрел на Демьяна, тот скромно потупился.

– Однажды, – продолжила она, – завистник-ворон выдрал мне перышко, когда великие боги повелели отдать ключи от райского сада именно мне, наказав ворона за воровство. С тех пор у ласточек хвост раздвоен.

– Спасибо, – прошептал юноша. – Всегда было интересно.

– Ну, сынок, пора тебе, – отец обнял юношу. – Вот тебе две склянки. В одной вода мёртвая, в другой – живая. Может, пригодятся когда. Возвращайся, мы с матерью молиться за тебя будем.

– Прощай, батюшка! – Иван поклонился отцу, взглянул на ласточку и повернул кольцо.

В тот же миг в ушах у него зашумел вихрь, который стих, чуть начавшись. Иван осмотрелся и увидел, что стоит на морском берегу, пустынном, где и спрятаться толком негде. Неподалёку валялось выбеленное морской солью и ветром бревно, за которым юноша укрылся, выкопав яму. Улёгся в неё и, набравшись терпения, начал ждать. Ожидание, впрочем, длилось недолго. Только вечерняя заря Зимцерла на небо взошла, как послышался шум крыльев и на берег опустились одиннадцать лебедей и с ними утица серая. Птицы сбросили перья и превратились в девушек, одна краше другой. Никого не стесняясь, распустив свои прекрасные косы, смеясь и хохоча, побежали они купаться, стали плавать в синих волнах, плескаться и брызгаться. Иван и позабыл, что должен крылья украсть, засмотрелся на прекрасных лебединых дев, как отец его в Ирии заслушался пения райских птиц, но всё же опомнился, высмотрел невзрачное крыло уточки и спрятал его.

Прошло время, девицы накупались, выбежали на берег, накинули на себя перья и, обратившись в птиц, поднялись в воздух. Лишь одна из них не могла взлететь, махала жалобно одним крылом и бегала по берегу туда-сюда.

Дождался Иван, когда лебеди улетели, и вышел из укрытия.

– У меня твоё крыло, девица, я отдам тебе его, но с одним условием: стань моей женой!

Усмехнулась дева:

– Да знаешь ли ты, смертный, кто я такая?! Как посмел меня о замужестве просить!

– Ты дочь Морского царя Милава, – спокойно ответил Иванушка. – А я зять, обещанный твоему отцу моим отцом.

– Так вот ты кто! – с любопытством протянула девушка. – Отец нам все уши прожужжал, что скоро у него в его девичьем царстве появится сын. И что одна из нас должна за тебя замуж выйти. Говорил, какую ты выберешь, та за тебя и пойдёт. А я вообще замуж не собираюсь! – воскликнула она. – Мне и так хорошо!

– А я вот тебя выбрал, – невпопад сказал Иван. – И никто больше мне не нужен.

– Ишь ты, шустрый какой! – возмутилась морская дева.– А меня спросить не надо?

– Спрашиваю вот, – покраснел юноша. – Пойдёшь за меня?

– Я тебе три загадки загадаю! – прищурилась девица. – Отгадаешь – пойду!

– Хорошо, – оживился Иван, который до загадок тоже был великий охотник. – Загадывай!

– Первая! Одного отца, одной матери, а ни тому, ни другому не сын! Кто это?

– Ну, совсем просто!– засмеялся юноша. – Это ты, дочь!

– Ты знал! – крикнула она. – Вторая! Есть дерево об четыре дела: первое дело – мир освещает, второе дело – крик утишает, третье дело – больных исцеляет, четвертое дело – чистоту соблюдает. Что это?

Призадумался для виду Иван:

– Хммм, что же это? Может, берёза?

– Ты опять знал! – воскликнула Милава. – Ну, погоди у меня! Вот ещё одна: всё иду и иду, конца не найду, – вдруг погрустнела она.

– А это колечко твоё, которое ты потеряла, – тихо сказал Иван и протянул на ладони перстень. – Не печалься.

– Мой перстень! – обрадовалась она. – Где ты его нашёл?

– Не нашёл, ласточка принесла, чтоб я обещание своего отца выполнил и сюда попал, к Морскому царю, – вздохнул юноша. – Я же обещанный зять…