Эти три коротких слова

Я усмехаюсь.

– Хотела бы я сказать, что ты первый парень, с которым он так поступил, но это будет неправдой.

– Могу только представить, каково это было – расти с ним. – Илай слегка расслабляется. – Я не против поспать на диване.

– Я против, – отвечаю я. – Важно, чтобы ты хорошо высыпался. Не могу себе представить, что подумает команда… и болельщики, если уж на то пошло, если я выселю тебя на диван. Хоккей важнее всего.

Он качает головой.

– Вот тут ты ошибаешься, Пенни. Хоккей – не самое важное. Самое важное для меня – это ты и наш ребенок. – Он придвигается ближе и как будто собирается взять меня за руку, но передумывает. Вместо этого он снова переплетает пальцы. – Иногда мне придется ставить хоккей выше вас – потому что у меня есть свои обязательства перед командой. Но я хочу, чтобы ты знала: я бы отказался, если бы мог. Вы сейчас важнее всего на свете.

– Илай, я бы никогда не помешала твоей карьере. Я выросла с братом, который играет в хоккей. Я и раньше встречалась с хоккеистами, и я прекрасно знаю, какая самоотдача необходима профессиональным игрокам. Я никогда не стану винить тебя за то, что ты занят.

– Я знаю, что не станешь.

– Что будем делать дальше?

Илай оглядывает мою квартиру, словно оценивая, а затем поворачивается ко мне.

– Не хочешь провести экскурсию?

Я мягко улыбаюсь.

– С удовольствием.

Глава 8

Илай

– Как прошел вчерашний вечер? – спрашивает Поузи, присаживаясь рядом со мной у шкафчиков.

Раздевалка почти пуста. Иногда кто-то выходит из тренировочного зала, иногда кто-то в него заходит, но в целом мы с Поузи, считай, в одиночестве.

– Та еще головная боль, но закончилось все хорошо, – отвечаю я. Перед каждым матчем я всегда прихожу на час пораньше, чтобы привести себя в порядок, поболтать с ребятами и морально подготовиться к предстоящей игре.

Сегодняшний день исключением не стал.

– Что случилось-то?

Я беру в руки хоккейную клюшку и начинаю обматывать ее лентой. Я всегда иду сверху вниз и тщательно проверяю, чтобы рукоятка надежно лежала в ладони.

– Я переехал.

– Ты… чего? – переспрашивает Поузи.

Вчера Поузи выглядел чуть ли не более потрясенным, чем я. Он ушел, как только решил, что Пэйси больше не представляет угрозы – не то чтобы мне нужна была помощь, но я понимал его беспокойство, – и приехав домой, сразу же написал мне, чтобы спросить, как у меня дела. Я кратко ответил, что пытаюсь во всем разобраться, и больше мы на эту тему не говорили.

– Я переехал к Пенни.

– А Пэйси теперь за тобой круглые сутки присматривает?

Я только успеваю покачать головой, как дверь раздевалки открывается, и внутрь заходит Пэйси. Его взгляд останавливается на мне, но он молча проходит мимо к своему шкафчику. Он молча достает оттуда резинку для волос и идет обратно в тренировочный зал – полагаю, чтобы размять ноги.

– Ух ты. Вот это был холодный прием. – Поузи несильно толкает меня в грудь.

– Какого черта ты меня бьешь?

– Это за то, что ты пошатнул равновесие в команде. О чем ты вообще думал, решив переспать с Пенни?

– Ни о чем я не думал, – говорю я, уставившись на свою клюшку. – Я хотел ее с тех самых пор, как встретил впервые. Два года держал себя в руках. А потом я увидел ее той ночью… и что-то во мне сломалось, и как бы я себя ни отговаривал, я не смог остановиться. – Я перевожу взгляд на Поузи. – И она тоже меня хотела.

– Это было глупо и неосторожно. Пэйси много раз повторял, чтобы мы в ее сторону даже не смотрели.

– Я знаю, – вздыхаю я. – Но что теперь толку об этом говорить? Все уже случилось. Прошлого не изменишь.

– И что ты будешь делать, чтобы все исправить?

– Возьму на себя ответственность, – говорю я. – Будь я проклят, если Пэйси еще хоть раз придет в голову в этом усомниться.

– Ты поэтому к ней переехал? И она не возражала?

– Сначала ей эта идея не очень понравилась, но она согласилась с моими доводами. Если честно, она выглядит не менее испуганной, чем я. Думаю, она не хочет оставаться одна, поэтому и согласилась. Я предложил ей переночевать на диване, но она сказала, что я могу спать с ней в кровати.

– Правда? – глаза Поузи расширяются. – И как у вас, ну… было что-то?

Я качаю головой.

– Никто из нас не хочет отношений. Она ясно дала это понять в ту ночь, когда мы переспали. Но мы договорились остаться друзьями.

– Это хорошо. Значит, теперь вы дружите.

– Не совсем. – Я отрываю ленту и разглаживаю ее края. – Прошлая ночь была ужасно неловкой. Пенни показала мне квартиру, а потом, поскольку было уже поздно, мы просто пошли спать.

– И как, тебе понравилось спать с ней в одной кровати?

– Сам можешь представить, насколько это было удобно. Я бы лучше спал на диване, даже несмотря на то, что у меня с него ноги свешиваются. Я постоянно просыпался, потому что боялся, что случайно окажусь на ее стороне или отниму одеяло. Я вообще почти не спал. А потом она проснулась рано утром, потому что ее тошнило, и я сидел рядом, пока она обнималась с ведром. Мы почти не разговаривали. По сравнению с нашей прошлой ночью вместе, в этот раз все было просто кошмарно.

Несмотря на то, как неловко это все начиналось и как нервничала Пенни, ни с какой другой женщиной я не проводил время так весело. Я чувствовал, что могу расслабиться. Могу быть самим собой, что от меня никто не ждет, что я буду божественным хоккеистом, каким меня видит большинство женщин. Я просто был Илаем. Но, наверное, это слишком личное, чтобы говорить об этом с Поузи прямо здесь.

Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает, и понижаю голос.

– Я был внутри этой женщины. Я целовал каждый сантиметр ее тела. Но сейчас, когда мы с ней остались наедине, я словно оказался в одной комнате с полнейшей незнакомкой.

– Может, у тебя получится узнать ее получше. До рождения ребенка времени еще много… И тебе придется найти способ сделать так, чтобы у вас все сработало.

– Знаю. Просто я еще не знаю как. Это как с кем-то встречаться, только на самом деле вы даже не собираетесь встречаться. Говорить ни о чем, делиться подробностями своей жизни, быть открытым… это не самая моя сильная сторона.

– Ты открываешься тем, кто тебе дорог. Помни об этом, – наставляет Поузи. Дверь резко распахивается, и в раздевалку входит Тейтерс, следом за ним – Холмс. Когда Тейтерс меня замечает, на его лице расплывается широкая улыбка.

Вот черт.

– Знаете, я долгое время думал, что в нашей команде больше всех лажаю я, – признается Тейтерс. – Такой уж я человек. Но смотрите-ка! Ему удалось полностью меня превзойти! – Тейтерс принимается аплодировать. – Заделал ребенка сестре Пэйси. Круто, чувак.

– Ты можешь заткнуться на хрен? – шиплю я на него. – Незачем об этом всем знать!

Холси Холмс, самый тихий и вдумчивый из нашей команды, толкает Тейтерса в плечо.

– Я же просил тебя ничего не говорить.

– А я не слушал.

– Я вижу. – Холмс садится рядом со мной. – Ты в порядке?

– Не особо, – отвечаю я.

– Лоус в ярости. – Тейтерс пододвигает стул к нам. – Он сейчас в тренировочном зале, аж пыхтит от злости. Очень драматично.

Я потираю челюсть и снова берусь за ленту.

– Ему не о чем беспокоиться. Я обо всем позабочусь.

– Правда? – спрашивает Тейтерс. – Так ты на ней женишься?

– Что? – мой голос срывается. – Нет, мы будем только друзьями. Но я переехал, чтобы со всем ей помогать.

– Друзьями? – Тейтерс качает головой. – Вот уж вряд ли. Ты в нее уже целую вечность влюблен, чувак. Вы ни за что не останетесь друзьями.

– Я не хочу ничего серьезного, и она тоже не хочет, так что быть друзьями – это единственный вариант. Я, знаешь ли, предпочту дружить с матерью моего ребенка, чем вообще с ней не разговаривать. – Я глубоко вздыхаю. – Ладно. Я не собираюсь больше это обсуждать. Мне нужно настроиться на сегодняшнюю игру, и пока мы болтаем о моей личной жизни, этого не видать.

– Да, но твоя личная жизнь только что стала крайне увлекательной, – говорит Тейтерс, извечный подстрекатель.

– Если тебе так интересно, иди и сам заделай кому-нибудь ребенка.

– Нет, спасибо. Я только что разобрался с последствиями бурной личной жизни. Незачем вновь начинать все заново.

Тейтерс, он же Сайлас Тейтерс, он же Картофан[1], расстался со своей девушкой некоторое время назад. Они были вместе очень долго – настолько, что Сайлас даже подумывал о том, чтобы сделать ей предложение. А потом, когда совсем никто этого не ожидал, они взяли и расстались. Мы до сих пор не знаем почему. Тейтерс никогда не рассказывал, что случилось, но он воспринял это очень тяжело. Похоже, он наконец-то справился с болезненным разрывом – и теперь решил мучить меня.

– Что ж, если тебе что-нибудь понадобится, то мы всегда поможем, – обещает Холмс, прежде чем похлопать меня по спине и направиться к своему шкафчику.

Я точно знаю, я не единственный игрок в лиге, от которого случайно забеременела девушка, так что мне очень интересно знать: как они вообще с этим справляются? Сколько бы я ни пытался сосредоточиться на игре, мои мысли постоянно возвращаются назад к Пенни и к тому, что меня ждет. Если, конечно, я справлюсь.

Если я не струшу.

Мой отец вот струсил. Я никогда его не знал.

Маму я потерял в двенадцать лет.

Моя приемная семья – ну, они с нетерпением ждали дня, когда мне наконец исполнится восемнадцать. Они меня не ненавидели, но я прекрасно понимал – они меня не любят.

И как я, черт возьми, должен со всем этим справиться, если я даже не знаю, как должны вести себя родители? Как мне вообще вести себя с ребенком?

Похоже, стоит позвонить своему психотерапевту. Нам нужно во многом разобраться – особенно если учитывать, что плей-офф не за горами. Если мы хотим побороться в этом году за кубок, я должен взять себя в руки.

Это все так странно.

Возвращаться после игры домой – но в новое здание, идти по новому коридору, открывать новую входную дверь. Здесь все незнакомое и чужое. Совсем не похожее на дом.

А для меня важно иметь дом. Свой собственный безопасный угол, опору, место, в котором я могу быть уверен. Но теперь ничего этого нет.

Я достаю ключ, который мне дала Пенни, отпираю замок и тихонько приоткрываю дверь. Я еще не знаю расписания Пенни. Она сова или предпочитает ложиться рано? Я не хочу разбудить ее шумом, если она уже спит, и мне нужно еще несколько часов, чтобы адреналин схлынул и я немного успокоился после игры. Особенно учитывая, с каким разгромным счетом мы сегодня проиграли.

Четыре – один.

Просто стыд какой-то.

Не нужно было быть в курсе событий, чтобы догадаться, что у нас с Пэйси что-то неладно и что ни один из нас не думает об игре. Пропустить четыре шайбы – на него такое совсем не похоже. Но это была не только его вина. Я не смог отвлечься от своих мыслей и сосредоточиться на игре – и никак не успевал нагнать нападающего и выполнить свою работу. Меня с таким же успехом вообще могло не быть на поле.

В общем, Пэйси был ужасно зол, и атмосфера в раздевалке была, мягко говоря, тяжелая.

Войдя в квартиру, я с удивлением обнаруживаю, что свет включен, а все мои костюмы разбросаны по гостиной и кухне. Вообще все, которые у меня есть.

Я оглядываюсь и вижу, что Пенни стоит посреди гостиной, держа в одной руке отпариватель, а в другой – жилет от моего темно-бордового костюма-тройки.

– Ой, я не думала, что ты так быстро вернешься. – Она широко распахивает глаза. – Думала, ты будешь позже.

– Я сегодня не ходил в тренажерный зал. Ограничился тем, что просто размял ноги на велосипеде. – Я ставлю сумку на пол. – Что ты, э-э, что ты делаешь?

Она бросает взгляд на отпариватель в своей руке, затем на жилет. Потом снова смотрит на меня.

– Справляюсь со стрессом.

– Справляешься со стрессом?

– Да, ну, понимаешь, на вашу сегодняшнюю игру было очень тяжело смотреть. Мне нужно было чем-то себя занять, поэтому я распаковала твою одежду – что, я знаю, является грубым нарушением неприкосновенности частной жизни, но я не могла просто так оставить все скомканным в чемодане, особенно твои костюмы… И когда я все распаковала, я поняла, что их не помешает отпарить, поэтому я принялась за дело. Сначала один костюм, затем другой, а потом еще один… Честно, я очень рада, что ты вернулся. Думаю, что дальше мне пришлось бы приняться за твои боксеры. – Ее глаза расширяются. – Не то чтобы я как-то особенно обращала внимание на твои трусы. То есть я к ним прикасалась, но не потому, что я извращенка, а потому, что мне нужно было куда-то их убрать. Я почти не трогала твое нижнее белье. Я просто сунула все в комод. – Ее глаза расширяются еще больше. – О боже, ты ведь не хотел, чтобы я это делала, да? Это как-то слишком преждевременно – класть твои трусы в мой комод… Клянусь, это ничего не значит. Никакого «ты-мой-парень-мы-храним-вещи-вместе». Я просто решила, что тебе будет удобнее…

– Пенни, не забывай дышать.

Она падает на диван и прикрывает глаза рукой. Через несколько секунд она, наконец, произносит:

– Вы были абсолютно кошмарны сегодня вечером, и в этом виновата я.

Видя, к чему все идет, я подхожу к дивану и сажусь, стараясь держаться на приличествующем расстоянии.

– Мы действительно облажались сегодня вечером, но ты тут ни при чем. Виновата тут только команда, а никак не свежеиспеченная мамочка.

Она бросает на меня взгляд.

– Ненавижу это слово. Можешь меня так не звать?

– Мне называть тебя женщиной, которая носит моего ребенка?

– Просто зови меня Пенни. – Она садится. – Вы с Пэйси не могли толком играть. Я знала, что так и будет. Вот почему я хотела подождать, но потом пришла Блейкли со своими гениальными советами и убедила меня рассказать сейчас, а не когда кончится сезон.

– Тогда было бы уже слишком поздно. Это хорошо, что ты рассказала все сейчас.

– И лишила вас шанса выиграть кубок. Действительно, отличная идея.

– Пенни, это была всего лишь одна игра.

– Да, ну что же, одна игра превратится во множество игр, и не успеем мы оглянуться, как в мае ты уже будешь собирать вещи, а не готовиться к следующему сезону. СМИ обязательно об этом пронюхают, и все возненавидят нашего ребенка. Так и случится. И что дальше? Весь Ванкувер будет ненавидеть маленького Джимми Джона, или Джонни Джима, или… крошку Пегги-Легги!

– Пегги-Легги? – переспрашиваю я, морща нос. – Умоляю, не называй нашего ребенка Пегги-Легги.

– Ты же понимаешь, о чем я. Я все испортила.

– Ничего ты не испортила. Перестань так говорить. Мы этого ребенка зачали вместе. И это была всего лишь одна игра. Мы все помиримся.

– Ну да. – Она встает и возвращается к моему жилету. Больше она не произносит ни слова: все ее внимание сосредоточено исключительно на моем костюме из твида.

– Ты не обязана этого делать, – говорю я, не зная, куда деваться.

– Все в порядке. – И она продолжает отпаривать мой жилет.

От напряжения воздух такой густой, что его можно резать ножом. Я ничего не могу тут сделать, и мне от этого очень неуютно.

Обычно после игры я отправлялся с ребятами в тренажерный зал, потом заходил в любимый круглосуточный магазин, чтобы купить итальянский сэндвич с дополнительной порцией мяса и овощей, а затем шел домой, чтобы расслабиться на диване перед телевизором. После нескольких серий какого-нибудь очередного телешоу я обычно ложился спать.

Ну или после игры я просто подцеплял симпатичную девушку и занимался с ней сексом.

А сегодня, ну… Сегодня мне ничего этого не светит. Никакого любимого сэндвича – вместо этого я перекусил комплексным обедом, который нам раздавали после игры, да и тот мне пришлось наскоро съесть в машине. Затем я помчался сюда, чтобы убедиться, что с Пенни все в порядке.

Я не совсем понимаю, почему я так торопился.

Не похоже, что она хочет иметь со мной дело.

Прочистив горло, я встаю.

– Ну, по крайней мере, позволь мне помочь убрать мои костюмы из гостиной.

– Все в порядке. Я еще не решила, куда их повесить. – Она бросает взгляд поверх моего жилета. – Ты можешь, э-э… пойти развлечься, если хочешь. Я знаю, тебе такое нравится.

Она что, ненормальная?

Пойти развлечься?

Пока она беременна?

Нет уж, мои случайные связи в данный момент находятся на паузе. Справлюсь как-нибудь сам.

– Я никуда не пойду. Это было бы неуважительно по отношению к тебе, – говорю я.

Она усмехается.

– Мы не встречаемся, Илай. Это не значит, что тебе нельзя ни с кем встречаться.

– Я не собираюсь ни с кем встречаться. Ты знаешь, что я никогда ни с кем не встречаюсь.

Ее взгляд встречается с моим.

– Я имею в виду, ну… ты понимаешь. Провести время с другими женщинами. – Я не до конца понимаю, что происходит: она пытается меня оттолкнуть или просто хочет решить ей же придуманную проблему? Как бы то ни было, я в этом участвовать не намерен.

Вместо это я говорю:

– Я просто пойду спать.

Хотя на самом деле я и близко не чувствую усталости.

Я забираю свою сумку из прихожей и иду в спальню. Там я распаковываю вещи, бросаю одежду в угол, который в данный момент является моей корзиной для грязного белья, а затем сажусь на край кровати с телефоном в руке.

Я набираю сообщение и рассылаю его ребятам… Ну, всем, за исключением Пэйси. Не думаю, что писать ему по поводу его сестры в данный момент было бы разумно.

Хорнсби: Атмосфера тут очень неловкая. Я не знаю, что делать. Помогите.

Я упираюсь локтями в колени и проверяю результаты других сегодняшних матчей, ожидая, пока кто-нибудь мне ответит. К счастью, долго ждать мне не приходится, и вскоре телефон уже начинает вибрировать.

Поузи: Опиши ситуацию подробнее.

Тейтерс: Да, нам нужно знать, с чем мы имеем дело, прежде чем давать советы.

Холмс: Возможно, ничего неловкого и вовсе нет. Тебе просто так кажется.

Если бы они только знали. Я снимаю пиджак и кладу его на край кровати, прежде чем набрать ответ.

Хорнсби: Я вернулся к Пенни и обнаружил, что она лихорадочно отпаривает все мои костюмы. Когда я спросил ее, что она делает, она разразилась какой-то бессвязной речью о том, что наша команда из-за нее проиграет, назвала нашего будущего ребенка Пегги-Легги, а затем велела мне пойти погулять и найти кого-нибудь потрахаться.

Да, неплохо описывает все происходящее.

Я уже собираюсь нажать «Отправить», когда вдруг останавливаю себя. Я ведь собираюсь сплетничать о сестре Пэйси. Если бы у меня была сестра, хотел бы я, чтобы все ее странности обсуждали между собой мои лучшие друзья? Нет, конечно. Кроме того, они ведь знают ее столько же, сколько и я. Они ее уважают, особенно за то, как хорошо она справляется с работой. Я не хочу, чтобы они решили, будто она чокнутая.

Черт, но мне ведь нужно их мнение. И они меня знают. Они понимают, что я в отчаянии и что я настолько далеко от своей зоны комфорта, что уже даже забыл, как она в принципе выглядит. И это всего на вторую ночь.

Я нажимаю «Отправить» и надеюсь, что ребята не будут меня ненавидеть.

Холмс: Да, это определенно неловко.

Тейтерс: Пегги-Легги? Это еще что за хрень?

Поузи: Ты знаешь… Пегги-Легги можно воспринимать по-разному. Можно как что-то ужасное, а можно найти своего рода очарование.

Тейтерс: Нет в этом никакого очаровательного. Пегги-Легги – это какая-то страхолюдная кукла, валяющаяся на чердаке у твоей бабушки. Никто ее не любит, и никто с ней никогда не играл, но у нее все равно почему-то оторвана рука.

Холмс: Не могу поддержать тебя насчет Пегги-Легги. Прости.

Поузи: Я думаю, мы к Пегги-Легги несправедливы.

Хорнсби: ХВАТИТ УЖЕ ПРО ПЕГГИ-ЛЕГГИ!

Тейтерс: Чувак, хотя бы скажи, что ты наложил вето на это имя. Ты себе вообще можешь представить Пегги-Легги Хорнсби? Фу.

Поузи: Эй, не смей фукать на Пегги-Легги. Она, может, и жалкий ребенок, но она все еще отпрыск Хорнсби.

Холмс: Так ты наложил вето на это имя?

Хорнсби: Господи, ну естественно. Никакой Пегги-Легги Хорнсби не будет.

Тейтерс: По крайней мере, он не потерял здравый смысл, ребята.

Хорнсби: Может, вы мне все-таки что-то посоветуете? Господи боже.

Холмс: Давайте не будем забывать, что речь идет о сестре Пэйси и о нашем коллеге. Проявите уважение, джентльмены. Ты сказал ей, что ей не нужно отпаривать костюмы?

Хорнсби: Конечно сказал. Но она сказала, что все в порядке. Не знаю, что она имела в виду. После того как она велела мне пойти и найти себе девушку, я решил прекратить разговор.

Тейтерс: Замечание принято, Холмс. Давайте на мгновение притворимся, что мы ее не знаем? Она сказала, что ты должен пойти и найти себе девушку неприятным голосом?

Поузи: О-о-о, хороший вопрос. Тон очень важен. И да, я могу сделать вид, что ее не знаю.

Хорнсби: Спасибо, Холмс. Я тоже не хочу проявлять к ней неуважение. Что касается тона – нет. Голос у нее был нервный. Как будто она была не совсем уверена.

Поузи: Мне даже слышать об этом больно. Звучит просто ужасно.

Тейтерс: Да, ситуация определенно неудобная.

Хорнсби: ДА ЗНАЮ Я! Что делать-то?

Холмс: Я бы просто почитал книгу. Дай ей время прийти в себя.

Тейтерс: У тебя и личной жизни-то нет.

Поузи: Не думаю, что дистанцироваться эмоционально – это хорошее решение проблемы, Холмс. Прости. Он вынужден с ней жить. Очевидно, что сейчас между вами чувствуется неловкость и напряжение. Тебе надо это преодолеть.

Тейтерс: Мне больно признавать, что Поузи прав. Но он прав.

Хорнсби: И как мне это преодолеть?

Поузи: Это Пенни Лоус, Хорнсби. Это не какая-то девчонка, с которой ты только что познакомился. Она обожает хоккей, она мастерски управляется с социальными сетями, и с любым другим человеком она всегда будет милой и забавной, безо всякой неловкости.

Хорнсби: То есть проблема во мне?

Тейтерс: Да, придурок. Но если ты до сих пор ничего не понимаешь, попробуй воспользоваться интернетом. Бесценный источник знаний. Найди там подходящий список вопросов и задай их Пенни. И когда она будет отвечать, то действительно ее слушай, а не думай о том, куда бы засунуть свой член.

Холмс: Она правда очень милая. И умение слушать – это главное.

Поузи: И не совать в нее свой член. Это тоже важно.

Я уже собираюсь ответить, как дверь спальни со скрипом открывается и в комнату заходит Пенни с тремя костюмами в руках. Заметив меня на краю кровати в расстегнутой рубашке, она громко ахает, отворачивается к стене и упирается в нее лбом.

– О боже, я забыла постучать. Мне так жаль. Ты, наверное, очень испугался.

Вообще-то, нет.

– Пенни. Ты сидела на моем члене. Я видел, как ты извиваешься у меня на коленях. Уверен, что застать меня в расстегнутой рубашке – ничто по сравнению с этим.

– Это с-совсем другое дело, – возражает она, так и уткнувшись в стену. – Тогда ты хотел, чтобы я увидела тебя обнаженным.

Я громко вздыхаю.

– Не могла бы ты, пожалуйста, ко мне повернуться?

Она нерешительно оборачивается. Я встаю с кровати, подхожу к ней и забираю костюмы.

– Нам нужно научиться жить друг с другом. Прятаться – не лучший способ этого достичь. Ты будешь видеть меня без рубашки. Мне нравится спать без рубашки. Прошлой ночью мне пришлось ее надеть, потому что я не хотел тебя пугать, но это было неудобно. Я уверен, что ты захочешь ходить по дому в полотенце, или что там делают женщины, и я думаю, что, если мы хотим, чтобы у нас все получилось, нам нужно стараться вести себя как можно более нормально.

Она с трудом сглатывает.

– Я не знаю, как рядом с тобой вести себя нормально без алкоголя, и я не могу пить из-за Пегги-Легги…

– Господи, пожалуйста, не зови ее так.

– Так что вот кто тебе достался. Я неловкая и странная, а еще я начинаю убираться и отпаривать все вокруг, чтобы снять стресс.

Я поджимаю губы, пытаясь придумать, как все исправить. Ребята правы. Это Пенни. Я знаю ее несколько лет, и все это время она мне ужасно нравилась. Она сказала, что нервничает из-за меня – так как мне помочь с этим справиться?