Метаморфозы

Кажется очевидным – обитателей дикой природы нужно охранять на воле. Традиционные вольеры похожи не на убежища исчезающих хищников, а на камеры пыток, уродующие их психику. При этом предлагается любоваться таким зрелищем.

Мы издаем законы, учреждаем Красные книги, пишем, говорим. Говорим много, красиво, аргументированно, а звери в это время отбывают пожизненное заключение в зоопарках…

…Бесцельно, не обращая на окружающих никакого внимания, в клетке ходит лев. Наверное, некоторые люди так ходят, ожидая в нетерпении опаздывающий автобус. Но что лев ожидает в неволе, на что надеется? На чудо? Чуда не будет. А если и произойдет и животное окажется на свободе после длительного заключения, оно деградировало и беспомощно, а его психика сломлена. Мы держим в неволе внешний вид хищника, его чучело. Именно поэтому зоопарк не может доставить человеку эстетического наслаждения. Красота живого – нечто большее, нежели внешний вид. Красота – это жизнь.

Но с какой целью животное пожизненно посажено в тюрьму? Ради удовлетворения праздного любопытства? А не велика ли цена такому любопытству?

Уставившись в одну точку, пригнувшись, совсем как домашняя кошка, плачет леопард. И везде безысходность, навязчиво преследует резкий запах – спутник скученности.

Одинокая пожилая обезьянка монотонно выдергивает из живота один и тот же волос, не обращая ни малейшего внимания на окружающих. «Макак цейлонский, – читаю я. – Отличается высоким уровнем развития способов общения. Миролюбив». Обезьянка на мгновение приподнимает голову с ввалившимися осмысленными глазами, равнодушно бросает на окружающих взгляд и продолжает свое бесцельное занятие.

Прислонившись к прутьям клетки и положив голову на волосатую лапу, неподвижно сидит макак-резус. Выцветшие темные глаза желтоватого оттенка уставились в одну точку. «Совсем как ребенок», – слышу я чью-то реплику. Нет, не как ребенок, а как безнадежно больное дитя, хочется мне поправить, но я молчу. Меня могут не все понять.

Ученые, изучая поведение обезьян-резусов в изоляции, отмечали разрушительное действие условий на их психику. Обезьяны подолгу сидели, обхватив себя лапами, и раскачивались из стороны в сторону; длительное время находились возле решетки, уставившись в пространство. При этом были отмечены элементы поведения, удивительно похожие на состояние людей, страдающих шизофренией. 12-месячная полная изоляция действовала губительно на обезьян. Возвращенные в естественные условия, они оказывались совершенно беспомощными: их в буквальном смысле разрывали дикие сородичи.

Когда ученые каким-то образом оплодотворили обезьян, перенесших полную изоляцию, наблюдая за их поведением, они ужаснулись. После рождения детеныша мамы не обращали на них никакого внимания. Некоторые обезьяны обходились с детенышами необычайно жестоко – придавливали малыша лицом к полу, откусывали у него пальцы и кисти, а одна из обезьян вложила голову младенца себе в рот и раскусила как орех.

Пока еще очень мало мы знакомы с психикой животных. Когда академика Александрова, известнейшего математика, спросили, что его больше всего поразило в науке за последние годы, он ответил: «Научные события последних лет, которые взволновали меня, – это открытия в области этологии. Этология – наука о поведении животных – раскрыла столь удивительные явления, как язык волков и пчел. Не так просты эти звери, как мы склонны думать. Лучше узнавая их, мы, быть может, сами становимся несколько лучше». Действительно, знали бы стоящие у клеток чуточку больше о волках или обезьянах, им вряд ли пришло в голову смеяться над их необычным поведением в неволе.

Поэтому мне снова хочется повторить свой вопрос: вы любите зоопарк?

Новолуние

В новолуние Луна поистине входит в Солнце, скрывается, и люди перестают видеть ее. Если умирает кто-либо, он скрывается, и люди перестают видеть его.

Айтарея-брахмана, VIII

Сутки только что начались. Что они принесут людям? Радость или новые разочарования? Кто может знать о себе наперед…

Слякоть. Паршивая проселочная дорога. Словно старец, еле волочится по ней доживающий свой век трактор. Неухоженный, обросший сосульками грязи, он изо всех сил карабкается по разбитой колее, выдыхая вместе с клубами дыма непрерывные проклятья.

В прицепе люди. Нет, только он и она. Они не видят лиц друг друга. Черная ночь проглотила всех людей, растворила в темноте, но не в силах справиться с этими двумя. Их руки соприкасаются, передавая тепло и нежность. Им кажется, что они нашли друг друга.

Она читает ему стихи. Читает с нежностью и легкой грустью. И вдруг неожиданно для себя умолкает, задумавшись: «Что это?.. Нет, ничего…» Показалось, что их чувства лишены романтики, совсем не такие, как отношения влюбленных, воспетые великими поэтами.

В голову лезут непонятно откуда приходящие мысли. Она гонит их прочь, но они проникают в сознание, окружают со всех сторон, подчиняя душевный порыв рассудку. Действительность вдруг становится мелкой и обыденной, не такой, как она представляла раньше. Хочется быть любимой, но все происходит как-то не так. Обыкновенно и очень прозаично.

Конечно, он не такой, как эти надоедливые, стандартные в своих ухаживаниях и чувствах сердцееды. Но тогда что же? Почему-то подумалось, что никто не понимает ее. Подумалось вслух.

Он не ответил. Кислая улыбка, застывшая на губах, была незаметна в отблеске дрожащих фар. Вспомнилось, как они стоят рядом. Так близко, что ощущают дыхание друг друга. Удивляются знакомым предметам, навсегда ушедшим из детства. Она составляет привычные слова, раскладывая наборную азбуку. Хочется расцеловать ее, но он не решается. «Сейчас нет настоящих мужчин», – гремит в сознании ее голос. А она улыбается. Откровенно, совсем по-детски, излучая таинственные искорки счастья. Зачем она сказала это? Может, надо было разубедить, заставить поверить в себя? А он молча согласился.

И снова черная пропасть неба…

Они медленно идут вдоль речки. В сумерках редкие кусты превратились в дремучие заросли, водяная гладь и небо слились воедино, стали таинственными и недоступными. Длинноногий камыш покачивает звезды, шепотом рассказывая о себе.

– Ты не любишь Пушкина? – удивилась она.

– Он доступен каждому, Мандельштама сложнее читать.

– Пушкин требует сердца, а ты о доступности… – задумчиво произнесла она.

– Я сказал то, что думаю.

– Мне кажется, мы разговариваем на разных языках.

– Может быть…

Приходит утро. Они ищут встречи друг с другом и как бы неожиданно встречаются. Но непонятный холодок сковывает, мешает сказать что-то важное, теплое, ласковое. Как-то не получается восстановить прежнюю близость…

Они вместе рассматривают чужие фотографии. Играет радиола. Он предлагает послушать какую-то пластинку. Она, недослушав, снимает и ставит «Русское поле»…

Под вечер все собираются за одним столом.

Они сидят рядом, ухаживают друг за другом, ведут непринужденную беседу. Неожиданно он предлагает выпить водки, и она, по непонятной для себя причине, соглашается.

После вечеринки они уединяются – показалось, что они снова нашли друг друга…

Утром ему надо уезжать. Ей тоже.

Они сидят в автобусе. Он прижимает ее к груди, но в этом объятии почему-то нет прежней искренности. Она дает ему понять это, просит убрать руки.

Просьба затрагивает его самолюбие.

– Если хочешь, мы расстанемся.

Она внутренне чувствует – они нравятся друг другу. И в то же время какая-то неведомая сила разъединяет их, все больше и больше отдаляя друг от друга.

Самонадеянно, словно исполняя свою миссию, он спрашивает у нее адрес. Не просит и не требует, подчеркивая это.

Она не ответила. Не потому, что не хотела отвечать. Дать положительный ответ показалось унижением. Сказать «нет» не позволяло сердце, и она замерла в своей нерешительности.

– Ты кого не уважаешь, меня или себя? – спросил он.

Скрывая волнение, она ответила:

– Я ненавижу и себя, и тебя…

Вспомнилось первое знакомство, когда он, не обращая внимания на подруг, прямо на сцене, подбежал и с таким восторгом и искренностью сжал ее в объятьях, что новый всплеск аплодисментов сразу же откликнулся на эту трогательную сцену.

Потом он читал ей письмо Блока, рассказывал о влюбленной девочке. И все было так просто, понятно. И хорошо. Но как-то неожиданно вырвалось: «Сейчас нет настоящих мужчин». И все исчезло. Если бы можно было начать все заново…

– Знаешь, все что я говорила, я рисовалась.

– Оправдываясь, ты выдаешь себя. Раньше я мог сомневаться, но не сейчас.

Она не ответила. Лгать было бессмысленно. Да и не хотелось.

Автобус остановился. На проходе он простился, протянув руку. Она, неожиданно для себя, подчинилась. Но, выйдя из автобуса, переполненная неожиданно нахлынувшими чувствами об утрате чего-то значительного, важного, невосполнимого для себя, не сдержалась:

– Ты мразь, подлец, негодяй…

Он промолчал и медленно поплелся прочь.

Дневник

28 марта.

Сыро, холодно и слякоть. Солнце не показывается. Но почему их-за его каприза должно страдать вокруг все живое?

Растрачивая последние силы, пробивается сквозь ледяную воду измученная холодами осока.

Мудрые всемогущие боги! Подарите живым то, что они просят, – жизнь и уют.

Бесстрастно холодное небо. Напрасно с надеждой вглядывается в него гордая земляника, поджав обмороженные листочки. Там нет сочувствия.

Онемел от холода раздавленный прошлогодним снегом папоротник. Молчалив покалеченный хвощ. И везде беззащитность и беспомощность. Боязнь весны и одновременно неукротимая жажда жить.

Неужели воспроизведение жизни прекрасно, исключая только великомученика-человека? А как же муки не умеющего жаловаться на судьбу растения? Кто оценит страдания, через которые должны пройти эти существа, прежде чем получат право на жизнь?

Огромный самоуверенный паук тащит крохотную козявку. Тонкие, как паутина, ножки жертвы шевелятся, пытаясь нащупать опору, зацепиться за жизнь, остановить неотвратимую судьбу. Но раздавленный тисками хищника и парализованный ядом организм уже ничто не спасет.

На мокром, потемневшем от сырости пне очнулся кем-то надкушенный желудь. Из уцелевших останков тела пробился бледный росток. Он с ужасом ощупывает склизкую древесину. Судьба подарила ему жизнь только для того, чтобы снова забрать, уже навсегда.

Неужели смысл существования в том, чтобы право жить постоянно выкупалось страданием? Но тогда в чем смысл жизни? Чтобы быть когда-нибудь съеденным, убитым или умерщвленным болезнями? Растоптанным другими, более сильными, которых, в свою очередь, ожидает та же участь?

Появившийся на свет отстаивает право на жизнь под острием лезвия, занесенным над его головой. И в любой миг оно может опуститься. Но если живущий наделен только одной гарантией – рано или поздно распрощаться с жизнью, в чем смысл пресловутой гармонии природы?

Философски я могу осмыслить уход в потусторонний мир кого угодно, но только не себя. Так как не могу представить, что я, рассуждающий и чувствующий, вдруг перестану не только рассуждать и чувствовать, но и существовать. Превращусь в прах. В ничто.

То, что умирают другие, это понятно, но я не могу осмыслить свою кончину. Пока я живу, я понимаю, что окружающий мир реален, овеществлен. Но вот в последний миг не придет ли ко мне прозрение, что, пока я жил, Вселенная была дополнением ко мне и моим чувствам? Если мир по-прежнему для других остается прежним, что мне до того, когда я буду уходить из жизни.

Однажды, будучи ребенком, я попытался представить свою кончину и пришел к поразительному выводу: я не могу умереть, а если я умру, жизнь на Земле прекратится.

Большинство не согласится со мной. Ну что ж, может, они и правы. Но когда я буду уже в другом измерении, пусть они сообщат мне, заблудшему, банальную истину о существовании реального мира. Я не верю, что гениальный Планк, изобретая не менее гениальную квантовую теорию, стоял на платформе реальности окружающего мира. Нельзя стоять на том, чего нет.

3 апреля.

Из воды выглядывают два скрюченных листа калужницы. Они ревниво охраняют темную глянцевую голову взрослеющего бутона. Доверчиво выставила маленькие, похожие на детскую грудь почки береза.

В ложбинах трава зеленеет более решительно, откровеннее, почти по-весеннему. Лес по-прежнему голый, сумрачный и неуютный. Пни свежесрубленных деревьев склизкие, неприятные, напоминают гниющую рану.

На зеленой осоке застыла задумчивая квакша. Еле живая от холода, она смотрит стеклянными глазами на окружающий мир.

10 апреля.

Набирают силу подснежники. Один уже хвастается своим нарядом. Суетятся пауки-водомеры. На кочке сидит вялая лягушка. Она тщетно пытается согреться на холодном воздухе. Занятые ремонтом жилища, копошатся рыжие муравьи. Из-под истлевших листьев на мясистой ноге выглядывает петров крест. Цветет орешник.

17 апреля.

По-прежнему холодно, но льда уже нигде нет. Из веток лозы выглядывают свернутые трубочкой листочки. Большие чешуйчатые почки дуба, собрав семейные советы, не спешат, выжидают. Они еще не верят в весну.

Цветут подснежники, но на их наряд никто не обращает внимание. Слышен шмелиный бас. Ведра и склянки по-прежнему выцеживают в свои ненасытные утробы сок берез. Под осиной на голых ветвях крушины висят рябые, похожие на гусеницу сережки. Они уже никому не нужны.

24 апреля.

Несколько дней тепло. Торопливо зеленеют молодые деревья. Более взрослые не спешат, примеряются. Тонкая рябина-хвастунишка уже любуется своими гребешками. Цветет калужница. Слышен одинокий голос лягушки.

7 мая.

Скромно цветет земляника. Выставили рыльца анютины глазки. Отяжелевшая от брачного наряда, склонилась к земле черемуха.

Может, ничего и не было – ни холода, ни отчаянной борьбы за выживание? Все вокруг благоухает, наслаждается жизнью под покровительством всесильного Солнца.

Нет же. По-прежнему где-то хищник терзает очередную жертву, кто-то изгоняет кого-то с обжитого пятачка. Одни торжествуют победу, другие, увы, смирились с трагедией неудавшейся жизни. И везде насилие, насилие, насилие…

А как я смотрю на все это? Я, конечно же, на стороне слабых. Но, удивительное дело, когда слабый неожиданно становится сильным, с моими взглядами и убеждениями почему-то происходят метаморфозы. В таком случае не теряется ли смысл идеи добра и зла, если я не могу их конкретизировать в своем сознании?

Можно согласиться, и мои враги имеют право на жизнь, но, вопреки собственным убеждениям, я непроизвольно желаю им зла. Уже одно то, что я существую, кому-то приносит дискомфорт. Тогда что есть мое существование? Добро или зло? И как я должен понимать навязываемую мне обществом идею справедливости? Должен ли я жертвовать собой во имя общественных идеалов, отрицая себя как личность? Или, несмотря ни на что, идти вперед по чужим головам?

При желании можно оправдать любой свой поступок. Но в таком случае что есть истина? Или истины вообще нет? А если мои убеждения – это моя истина, независимо от того, принимают ли ее окружающие? И отступление от своих убеждений – измена истине? Во всяком случае, в таком утверждении есть хотя бы конкретность.

21 мая.

Откуда-то на дачу забрели три цыганки. Две молоденькие и одна старая. Старая напророчила мне большую должность. Молодая поведала, что для полного счастья жениться я должен только на Регине. Спросила, писал ли я письма. Немного подумала и изрекла: «Вы наивный и не мешало бы быть посложней». В ответ я заметил, что у нее красивые глаза, поинтересовался, когда она научилась болтать и давно ли дурачит людей. С невозмутимым спокойствием цыганка произнесла: «Веди себя поскромней». На мое замечание, что книгу, на которой гадает, она держит вверх тормашками, заявила: «Не твое дело».

22 мая.

Вот я и дома. Все мои рассуждения, вся моя философичность здесь никому не нужны. Да и мне тоже.

23 мая.

Самокопание еще не оставило меня. Но это пройдет. Появилась реальная перспектива оказаться в творческом коллективе авторитетных ученых, и, может быть, очень скоро не останется времени для праздных рассуждений.

Вчера познакомился со Светланой. «Меня никто не понимает», – заявила она. Я ощущаю дискомфорт от того, что не такой, как все, а она об этом говорит с гордостью и даже вызовом.

27 мая.

Дневник писать уже не хочется, что в нем? Слова и самокопание. А человека оценивают по его делам. Валя сказала, что Чернышевского нельзя поставить рядом с Камо. Вот как! Философ недостоин стоять рядом с грабителем! Почему-то этот вопрос женский ум решил однозначно. Но разве есть весы, с помощью которых можно достоверно определить: вот этот во всех отношениях лучше, чем тот? Убеждения приводят в действие симпатии и антипатии. Но разве наделенный душою человек, чувствующий, способный к сопереживанию, может быть беспристрастным?

29 мая.

По-видимому, этого и следовало ожидать. Оказывается, жизнь проста и удивительна – похоже, я в очередной раз влюбился. Нет, не в Свету, зачем она мне, я сам философ.

Неизвестно откуда и каким образом, но в соседней квартире, в самое неподходящее для меня время, появилось обворожительное женское существо.

Уже два дня сижу на лавке, делаю зарисовки и смотрю на ее окна. Предвкушаю очередной роман.

Но нет, этого не будет! Я знаю, рано или поздно чувства уйдут, а упущенное время наверстать уже будет невозможно. Между чувствами и разумом мужчина должен выбрать разум.

Смотрю на ее окна, но зачем? Ее там нет. Откуда-то доносится хриплый голос Армстронга. А у меня в душе – ни с чем не сравнимая музыка влюбленности.

Сбоку сидит пушистая кошечка. Одна половина тела у нее черная, отдает смоляным блеском, другая – матово-белая. Она беззаботно дремлет. Счастливая.

А вот и она, моя незнакомка. Подошла, хотела погладить разнеженное животное, но это у нее плохо получилось. Прогнала кошку, сказала ей: «Как тебе не стыдно», – и смущенная убежала домой.

Нет, она вышла из дома и села напротив. В комнатных тапочках с бантами из белого пуха и в халате в бледно-оранжевый горошек. У нее огромные карие глаза. Она смотрит в мою сторону так, как будто понимает, что глаза у нее прекрасны.

Какой-то мужчина уставился на мою незнакомку. Вот нахал, прогнал ее с лавки.

30 мая.

Я сижу там, где сидела незнакомка, мою лавку заняли соседи. Сижу и жду, когда она выйдет. Почему-то ее сестра с нескрываемым любопытством рассматривает меня. Рядом с сестрой сидит Светлана. Издали она симпатична – черные распущенные волосы, округлое лицо со строгими чертами. Она что-то с нарочитой убедительностью рассказывает соседке, искоса посматривая на меня, бросает многозначительные взгляды, наигранно улыбается.

К сожалению, это не мой идеал, да и улыбается она не так, как моя незнакомка.

А вот появилась в окне и она. В розовом платке и красном с белым горошком халате. Глядя в мою сторону, она улыбается. Но зачем, зачем ты меня дразнишь, моя милая незнакомка?

2 июня.

Незнакомки моей нет, она работает во вторую смену, но мне ее хочется видеть и непременно сейчас. Возможно для того, чтобы убедиться, что я неправ в своем решении больше не заводить любовных интриг? Разувериться в том, что они отвлекают, изматывают душу и, в итоге, приводят к разочарованию.

Я во что-то верю, надеюсь, испытываю чувства, но действительность очень скоро отрезвляет меня и расставляет все на свои места. Реальность, холодная как лед, беспристрастна, ее даже нельзя назвать злой, а хотелось бы.

Осмысливая свои отношения к девушкам, я пришел к неутешительному выводу: у меня никогда не было шекспировских чувств. Что же, я не умею любить, или что-то постоянно убивает во мне чувства?

Может, я не переношу лицемерие и неискренность, которыми наводнены девичьи натуры? И не поэтому ли неохотно сближаюсь с женским полом? Но если отношения между мужчиной и женщиной естественнейшие из всех человеческих, то в чем? В стремлении продлить свой род или удовлетворить свою похоть? И если любовь также неподконтрольна человеку, как и все химические реакции в организме, нужно ли обожествлять ее?

Какая-то гниль просочилась в мою душу и отравляет ее. Я осознаю свою ненужность в чувствах, а это намного хуже неразделенной любви.

Вот и сейчас смотрю в окно на свой очередной идеал, а трезвый рассудок подсказывает: все проходит, и это пройдет.

Люди мечтают о том, чего им недостает в действительности. Я мечтаю о многом. Но как было бы хорошо быть ограниченным, удовлетворяться мелочами жизни и с гордостью, даже испытывая превосходство над другими, отвергать все остальное, ненужное тебе.

Кто-то скажет, что счастье в собственных руках. Не тут-то было. Неотвратимая судьба в один миг может сделать человека несчастным на всю жизнь.

5 июня.

Сегодня у меня день отдыха и я могу читать своего любимого Чехова. Почему моя незнакомка никуда не ходит? Неужели из-за меня? Вот и сейчас она подошла к окну в своем любимом халате и стала так, чтобы не вызывать у меня подозрений в ее нескромности и в то же время чтобы мы видели друг друга.

Вчера, проходя мимо меня, она спросила:

– Снова учишь?

– Снова учу, – ответил я.

– Добрый день.

– Здравствуй.

Не знаю, хорошо это или плохо, что я просиживаю здесь больше, чем следовало, а она все это время простаивает у окна. Что же будет дальше? Завладеет ли когда-нибудь мыслями моя незнакомка? А почему бы и нет? Разве ее можно сравнить с копухой Ниной, которая спит на ходу. Или с Наташей, похожей на ольху, липкую, горькую на вкус. Да и Вале она не чета, хотя бы своей невинностью.

Ну, выгляни еще раз в окно, ты же понимаешь, должна чувствовать, что мне это приятно…

7 июня.

Хочется думать о ней, но я гоню прочь эти мысли, они мешают сосредотачиваться.

Почему-то именно сегодня заметил, что моя незнакомка очень похожа на свою сестру. У нее такие же черные волосы, она, как цыгане, носит серьги, и от этого ее внешность чем-то напоминает цыганку.

Только что она ушла. Почему-то все время одна.

Я так и не определился, не хочу или не могу сблизиться со своей незнакомкой. Да и что я могу предложить ей? Любовь? Замужество? Ни то ни другое не входит в мои планы.

А вот и она. Гуляла не больше 15 минут, следовательно… Снимает белье. Почему она сразу его не забрала? Было мокрое или на это была другая причина? Проходя мимо, улыбнулась обворожительной улыбкой и спросила:

– Ты все учишь?

– Нет, – ответил я.

– А что же?

– Просто так, балуюсь.

Она выходит в город с той же целью, как когда-то я, наивный и влюбленный, совершал регулярные прогулки возле окон Томы, а потом и Вали. Но не кощунство ли с моей стороны анализировать наивные действия влюбленного в меня человека?

Отвечая только за себя, мы освобождаемся от вины перед другими. Задавая вопросы, можно направить человека по ложной тропе, которая приведет его в никуда.

За несделанное я упрекаю только себя. Но если буду знать, что мои действия могут навредить мне, не должен ли я в таком случае бездействовать? На месте Печорина я бы не похищал Бэлу.

А если все мои рассуждения – демагогия, оправдывающая бездеятельность и нерешительность? Может быть, я не умею, не могу и обманываю себя, что не хочу? В чем суть отношений друг к другу? Если они преходящи, могут ли быть нравственными? Добро есть зло, когда оно мгновенно.

Моя незнакомка снова ушла, на этот раз в магазин за молоком, – из сумки невинно выглядывает синяя голова трехлитрового бидона. Она прошла мимо меня с заранее приготовленным выражением лица.

Наши отношения на данный момент в тысячу раз чище любых шекспировских. Рождающееся чувство не может быть порочным. Пороками оно обрастет позже, под которыми и рухнет в конце концов.

Неужели я буду ждать, когда она первая предложит мне свои отношения? Но этого никогда не будет. Сложившееся в обывательском обществе мнение будет непременно удовлетворено вопреки чувствам, если для этого достаточно бездействия.

Мне очень хочется ласки, любви, взаимности, но ничего этого нет и неизвестно, будет ли когда-либо в моей жизни. Разум и чувства разрывают меня. Я знаю, в моей ситуации нужно выбрать разум, но что делать с уже родившимся чувством?

10 июня.

В наш город приехал какой-то западный ансамбль. Один пригласительный билет отдал своей незнакомке и извинился, что не могу проводить ее на концерт. И ушел. Она обиделась.

Проводил в столицу друга. Пили прекрасное вино, слушали не менее прекрасную музыку.

А что еще было в этот день? Ах, да, Светлана. Неужели я злопамятный? А почему бы и нет, если пытаются играть на моих чувствах и делают из меня глупца. Презираю ли я себя? Возможно, но что из этого? Сыграть один раз роль и показать себя лучше, чем ты есть на самом деле, не так уж сложно. Это не на всю жизнь сделаться паяцем. А впрочем, большинство из нас – это паяцы.