Я справлюсь один

– Вроде давление высокое. – Женщина озабоченно нахмурилась. – Предынсультное состояние. Хорошо, что только «пред»…

– Да уж… Простите. – Илья, как в тумане, вышел за ограду. Поднял мотоцикл и некоторое время тупо таращился на него, словно не понимая, что делать с этим странным рогатым агрегатом.

Мать… Инсульт или предынсультное состояние. Идеальная ловушка…

«Как её найти?!»

Илья, будто меч из ножен, выхватил из кармана телефон.

«…телефон абонента выключен или…»

«Чёрт!»

Калитка снова с жалобным скрипом распахнулась, ударившись о забор. Тётка Ани уже скрылась в доме. Взбежав по ступеням высокого крыльца, Илья бесцеремонно ввалился в прохладные сени, где женщина раскладывала укроп на застеленной газетами скамье.

– П-простите… А у Ани во Владимире другой номер телефона, да? Позвонил сейчас, а этот номер недоступен.

– Другой. – Хозяйка, казалось, нисколько не удивилась тому, что Илья вернулся. – Сейчас скажу. – Скрывшись за дверью основной части дома, она через полминуты вернулась с телефоном. – Вот её тамошний. – И она продиктовала номер. – Хм-м… Может, зря я это, а? Она же почему-то вам не стала звонить – не хотела сообщать, выходит?

– Просто там, где я живу, нет сети, – пояснил Илья. – Мне и не позвонишь туда. А она к тому же беспокоилась за мать, ей вообще не до меня было.

– Ну, может, и так, – с сомнением протянула женщина. – А то потом заругается…

– Не заругается. Мы с ней не ссорились, точно вам говорю. Только днём разговаривали, всё было мирно, – улыбнулся Илья. – Спасибо вам большое.

Попрощавшись и ещё раз извинившись, Илья вышел на крыльцо и тут же набрал только что полученный номер. Его не оставляло ощущение какого-то подвоха. И не зря, как выяснилось…

«Набранный вами номер не существует».

Снова – в прохладные, пахнущие укропом сени. На лице Аниной тётки – уже ярко выраженное удивление: «Ты всё ещё тут?!» Без лишних слов – набрать номер, поднести телефон к тёткиному уху. Выражение удивления становится ещё отчётливее.

– Как так-то? Уже отключили номер? А, ну да, если долго не пользуешься…

– А как мне теперь найти-то её? – Илья в отчаянии едва не швырнул телефон в стену.

– Погоди, парень. – Тётка снова взяла телефон. – Не суетись. Так, это Катин, если Аня у неё в больнице, может, по её телефону ответит… – Она нажала «вызов» и поднесла трубку к уху. – Слушай, что-то тут не то, – сказала она через несколько секунд. – Этот номер тоже не существует. Не недоступен, а не существует совсем! А я с Катей разговаривала с месяц назад. Так быстро не отключают! Только если сам пойдёшь и отключишь. А зачем бы это ей понадобилось? Что ж там такое творится? – Женщина, нахмурившись, принялась листать список контактов. – Сейчас позвоню ещё нашему дяде, деду Аниному. Но он вообще с их семейством редко общается, может ничего и не знать. Погоди минуту. – Коротко переговорив с кем-то, явно глуховатым и недовольным, тётка выключила телефон и уставилась на Илью уже с испугом. – Ничего он не знает. От меня вот узнал, что Катя в больнице. Никто им не звонил… Чертовщина какая-то!

– Боюсь, что примерно так и есть, – медленно проговорил Илья. – Дело в том, что я… В общем, я страхоборец. И знаю про то, что случилось с Аниным отцом. И теперь из-за этого она сама в опасности. Зря она сюда приехала…

– Страхоборец?! – Женщина отшатнулась, потом лицо её осветилось надеждой. – А я-то думала, вас уже не осталось. Так что, значит, это хорошо, что Аня уехала? Если ей тут опасно было находиться…

– Не так всё просто, – вздохнул Илья. – Тут я мог хоть мало-мальски приглядеть за ней. А там, во Владимире – никого из наших нет. Придётся кому-то ехать, охранять её. Дело очень серьёзное. – Он умоляюще посмотрел на женщину. – Я понимаю, вы меня видите в первый раз в жизни. Пришёл тут с какими-то сказочками и… Но мне нужен Анин владимирский адрес. Пожалуйста…

– Сказочками, сказочками, – горько сказала женщина. – От этих сказочек я сестру несколько лет лечила. И Аньку, считай, лет до трёх растила, потому что Катя не в себе была. Так что эти сказочки – очень даже быль для нашей семьи. И хорошо, что не только плохое из этой сказочки – быль. Я, честно сказать, даже не верила толком, что страхоборцы на самом деле есть.

– Ну есть мы, а толку… Я всё равно не знаю, что делать. Но адрес дайте, пожалуйста. Начальству передам, может, что-то смогут сделать.

– У вас ещё и начальство… Прямо организация целая? Ничего себе! Ну ладно, записывай.

Илья записал адрес в заметки телефона, в третий раз вышел на крыльцо и набрал номер Павла. К счастью, хотя бы этот номер существовал, а абонент был в зоне действия сети. Илья пересказал то, что узнал от Аниной тётки.

– Не знаю, что делать, если честно. Во Владимир ехать?..

– Это надо Петрову звонить. Я сам с ним свяжусь. А ты проверь – движется ли аномалия. Есть подозрение, что это связано. Сам понимаешь – может, Страх подобрался так близко, что Покой вот таким вот… Чёрт, эффективным способом убрал с доски важную фигуру. Только не лезь близко, слышишь?!

– Да понял я, понял…

Теперь – за околицу, на тропу, идущую в обход деревни. Оставить мотоцикл, передвигаться не торопясь, держась ближе к самым старым деревьям – в надежде, что в случае чего помогут, поддержат. Останавливаться каждые пять-десять шагов, осторожно опускать руки на землю… Слушать.

Ничего.

Ничего…

Ни…

Больно!..

Началось. Всё тело – сплошной ожог. И на этот ожог плеснули спирта.

Ничего нет в мире, ничего не осталось. Только кошмарная боль.

Боль похожа на белый больничный потолок. Он высоко, но он давит, не даёт дышать. Он ограничен стенами, но он бесконечен. Потому что ты зафиксирован на кушетке. Ты не можешь повернуть голову и увидеть стены. Сейчас для тебя белый потолок – это весь мир.

Боль – весь твой мир.

Боль – вся твоя вечность.

«Гори. Ты это заслужил».

Шипит пламя. Шипят и трещат, сгорая, кожа, мышцы, кости.

«Ты – убийца. Ты знаешь это? Ты знаеш-шь… Ты убил своего друга. Ты убил своего командира. И свою любимую ты тоже убил. Ты что, поверил, что она просто уехала? Она уже здес-с-сь, с-с-с на-а-ами… С-с-с на-ами…»

Снами…

Кошмарами.

Обрывки воспоминаний бурлят бешеными бурунами, захлёстывают рассудок, топят в своём мутном стылом потоке. Чья это память – Кости Бекетова? В этой памяти – боль, белое бескрайнее безмолвие боли. Оглушительная тишина крика. Дышать ледяной водой и песком – и задыхаться от невыносимого давления упавшего на грудь пёрышка.

Всё искажено. Ничего уже не будет прежним.

Кошмар вошёл в солнечное утро, как к себе домой.

Вот он. Костя корчится на пороге своего дома, скребёт стёртыми в кровь пальцами утоптанную тропинку, ведущую к калитке. Ползёт к выходу, пытается звать на помощь. Никого. Никто не поможет, никто не отведёт боль. Ясное утро, а на улице ни души. Страх всех распугал. Страх грызёт жертву, разрывает внутренности, как зазубренный нож, двумя свёрлами вкручивается в виски.

«Память…»

Спасение приходит с неожиданной стороны. Память отказывается играть на поле Страха.

Ничего не соображающий, перепачканный пылью и кровью человек, дрожа, поднимается на ноги. Долго стоит и разглядывает собственные исцарапанные ладони, как чужеродные предметы. Поворачивается и заходит в дом.

Темнота.

Свет. Темнота.

Новая картинка – вокзал, смутно знакомая немолодая женщина, обнимает, суетится, хватает и снова отдаёт обратно сумку.

Всё хорошо.

Руки уже зажили.

Всё хорошо.

А что – разве когда-то было плохо?..

Сознание зацепилось за какие-то странные ритмичные и заунывные звуки. Илья не сразу понял, что это его собственные стоны.

Осознал себя, попробовал зашевелиться – и хрипло закричал.

Точнее, едва слышно захрипел, закашлялся – и едва не потерял сознание от вернувшейся чудовищной боли.

Кричать – больно. Кашлять – кошмарно больно. А шевелиться… Нет, не надо.

«Что делать-то…»

Постаравшись максимально расслабить все мышцы, Илья просто ждал, ровно и неглубоко дыша. Всё равно отпустит, не будет так продолжаться вечно…

Сколько прошло времени – он не знал. Но вот наконец показалось, что боль стала… Слабее?

Начать с малого. Пошевелить рукой.

Больно!..

Но сознание не потерял – уже хорошо. Ещё полежать.

Пройдёт…

Только когда лес погрузился в вечернюю прохладу и синеватые тени, а над неподвижным телом зазвенело целое облако голодных комаров, Илья наконец смог приподняться и сесть. С замиранием сердца глянул на кисти рук – ожогов нет. Значит, всё это просто мерещилось…

Воспоминания будто ударили в солнечное сплетение. Илья закашлялся и снова застонал.

Костя! Так вот как оно было! Бедолага, ему пришлось пройти через такое… Но его память сбежала от него, дезертировала с поля боя. А память Ильи осталась с ним. Ему надо бороться до конца.

Это был Страх. Это точно не Покой. Значит, горит на теле и оставляет ожоги всё-таки именно Покой.

Вот зараза…

Шипя сквозь зубы, Илья поднялся и побрёл к мотоциклу.

Стоп.

Аномалия! Где она?!

Илья, пошатываясь, вернулся к тому месту, где лежал. Каждый шаг давался с таким трудом, будто к ногам были привязаны гири. Организм решительно отказывался двигаться туда, где только что было так плохо.

Осторожно присев на корточки, Илья опустил ладонь к земле.

«Чёрт!»

Аномалия и в самом деле сместилась. И двигалась она не к Ремезово, как можно было предположить ещё утром. Если Илья способен был сейчас хоть как-то ориентироваться на местности, сгусток Страха, расплываясь и прибывая новыми ручейками, двигался в сторону границы с Владимирской областью…

«Ну уж нет, сволочь. Не пущу!»

Догнать движущееся озеро голубого светящегося тумана. Остановиться на самой его границе. Сердце стынет от ужаса.

«Неужели я правда собираюсь это сделать?»

Илья сел на землю и обхватил себя руками. Прислушался к отголоскам боли внутри.

«Неужели мы с тобой не договоримся?»

Боль зашевелилась, зацарапалась в центре солнечного сплетения.

«Огонь. Ты здесь?»

Найти внутри сам источник боли. Призвать её – не просто выпустить, а попросить выплеснуться наружу. Скормить ей себя без остатка.

Илья стиснул зубы, пытаясь не застонать, но всё же не сдержался.

«Ты съел достаточно моей жизни. Поможешь мне теперь?»

«Чёрт, Илюха, ты дурак. Что ты творишь?!»

«А мне уже всё равно…»

Дождь. Раскисшая красная земля. Могилу заслоняет ссутуленная спина Петрова.

«Ты хочешь, чтобы он… вот так же стоял на твоих похоронах?»

Огонь. Колесо мотоцикла, мелькающие руки… Крик. Затухает в ушах, тонет в гулкой тишине.

«Я никому ничего не должен. Это моя жизнь. Я справлюсь».

«Я справлюсь один».

«Не один. Огонь… Ты со мной?»

Илья поднял руки к груди, скрючив пальцы, будто удерживал перед собой раскалённый шар. Между ладонями билось пламя, но жара он не ощущал. Скорее, наоборот: кисти рук словно сковало льдом, так, что пальцы не разогнуть.

«Забирай…»

Он медленно выдохнул, и из горла вместе с воздухом полилось голубое пламя, питая шар между ладонями.

«Всё забирай. Только отстань уже… Дай покоя. Покой. Дай умереть спокойно».

Руки резко опустились, словно с силой вбивая огненный шар в землю.

11. Всплытие

«Ненавижу запах бинтов…»

«Ненавижу запах хлорки».

«Мерзость».

Только что ничего не было – и вот мир вернулся с такими неприятными ощущениями. От едкого запаха свежей стерильной марли хочется чихнуть. Глаза почему-то болят. Да и вообще – во всём теле какое-то странное ощущение…

Илья открыл глаза и сощурился от света, показавшегося неприятно ярким, просто режущим. Моргнул – и понял, что на самом деле в комнате полумрак.

В комнате?

«Где я?»

Последним, что он помнил, были запахи перепревшей листвы, травы и хвои, боль за рёбрами и невозможность вдохнуть полной грудью. А ещё – чувство обречённости и непонятной потери.

Последнее, что он помнил…

Последнее, что он делал. Это должно было быть и в самом деле последним, что он сделал.

Илья помнил, что готовился умереть. Значит, всё-таки не умер.

«Хоть я и живу среди мистики, да и сам-то уже – ходячая мистика, но в загробную жизнь поверить так и не смог…»

«Тогда – где я всё-таки?»

Над головой – белёный потолок в сетке тонких трещин. Ровный. Значит, не деревенская изба. Больница? Это самое вероятное. Но как он тут оказался? Кто его сюда привёз?

Оглядеться бы… Но повернуть голову не удалось. Затылок будто приклеился к подушке.

Грудь затопило горячей волной. Илья вспомнил свой полубред-полукошмар в тисках боли.

«Белый потолок – твоя вечность. Белый потолок – весь твой мир»

«Ну уж нет!»

Собрав все силы, всю злость и всё упрямство, страхоборец дёрнул головой – и едва не потерял сознание, но не от боли, а от перенапряжения. Будто не голову повернул, а «Ниву» поднял за бампер.

Но голова-то повернулась! И Илья с облегчением увидел что-то ещё, кроме потолка. И с горьким вздохом узнал палату, в которой лежал Винский. Или точно такую же, в той же больнице.

Окно было точно так же приоткрыто, и с улицы так же доносились детский смех и запах свежескошенной травы.

«А я не умер…»

«Каким-то чудом».

«Почему?.. Почему такое чувство, что лучше бы…»

Щёку щекочет муха. Нет, не муха. Это что – слеза?

«Я всё сделал неправильно. Я всё испортил. Я не справился…»

«Зачем!..»

Илья рванулся…

Темнота.

«Опять не умер».

Темно. И с закрытыми глазами, и с открытыми. Тёплый ветер колышет занавеску на окне, пахнет ночными фиалками. Ночь. Которая по счёту?..

«Выпустите меня!..»

Рванулся. Темнота.

Утро. Зелёный свет. Солнце. Запах огурцов и цветущей сурепки.

Лето. Яркое лето.

«Не для меня».

– Зачем ты так?.. – чей-то голос. Мерещится? Знакомый. Почти родной.

«Аня?.. Нет, конечно. Забудь. Аня – её больше нет. Нет».

– Тебя же просили – не лезь… А если бы Ира тебя не увидела? А если бы мы не успели?..

«Кто здесь? Плачет… Плачет обо мне? Не надо. Я ведь не умер… Нет, плачьте. Я ведь не умер. Всё верно. Плачьте».

«Кто здесь? Покажитесь…»

Рванулся – повернуть голову, посмотреть…

Темнота.

Оранжевый свет. Пахнет лесной клубникой. Не ягодами, а листьями. Вкусно. Чаю бы сейчас…

Илья с трудом сглатывает. Тут же рядом появляется тёмный силуэт, заслоняющий окно. К губам прикасается что-то прохладное, мокрое…

Ложка. Чай. Холодный чай. С листьями клубники.

«Спасибо… А кто это? Я так и не разглядел…»

День. Ночь. День. Ночь. Утро.

Наконец голова поворачивается набок, двигаясь медленно, как стрела башенного крана.

Вот кто рядом… Илья узнаёт и не узнаёт. Лицо бледное, нечёткое, как карандашный эскиз. Глаза в тёмных провалах, взгляд колючий и горький. Так выглядит…

Целитель, отдавший всю силу. Не только подаренную стихией, но и свою собственную.

– Простите… – шепчет Илья, понимая, что даже губами пошевелить не в состоянии, не то что произнести хоть звук. И понимает, что Юлия всё-таки слышит его. Карандашный набросок лица расплывается, будто забытый на скамейке под дождём.

– Как нашли?.. Ваша Ирина – ясновидящая, как мне объяснили. Она увидела тебя и поняла, что ты… вытворяешь. Подняла всех на уши. Место она не смогла точно определить. Тут уж Слава помог – догадался, что ты пошёл героически запечатывать тот разрыв. Ну а дальше… Павел – Стэн – я. И какой-то полицейский из райцентра, который первые два дня тут, под дверью палаты, вообще почти безвылазно сидел.

– Два… дня? – глазами спросил Илья.

– Ну да, ты четыре дня был без сознания, потом очнулся, и вот ещё четыре дня прошло. Надо было бы тебя в город везти, но главврач запретил. Одного, говорит, мы уже так отправили… Да и я сразу же сделала всё, что надо было. Поправишься. Только вот…

«Не молчите, пожалуйста…»

– Что от твоего дара осталось – сложно сказать. Да, разрыв ты запечатал. Но ты скормил Огню лет пятнадцать жизни, а то и больше. Не страшно вроде бы, ну подумаешь, прожить не восемьдесят лет, а шестьдесят пять… Но не разом же такого куска жизни лишиться! Это очень сильно бьёт по человеку. И то, что ты при этом не умер, означает, что Огонь взял в уплату что-то ещё, кроме времени. Пока непонятно, что именно… Но следов дара я в тебе больше не вижу.

«Ну и чёрт с ним…»

– Понимаю, о чём ты сейчас думаешь. – Юлия грустно улыбнулась и вдруг погладила Илью по голове, как маленького. – Но память-то при тебе останется. Недостаточно просто потерять дар…

«Да. Вы правы. Косте повезло больше. Теперь я это понимаю».

– Зато у тебя ещё есть шанс принести пользу. Мы с вашими ребятами изучили материалы, которые прислали шведы. Там есть кое-какие интересные вещи касательно страхоборцев и стихийников в одном флаконе… Но я тебе сейчас не буду это рассказывать, и не таращись на меня таким диким взглядом! – Колдунья усмехнулась. – Сам потом почитаешь. Там много спецтерминов, я их не воспроизведу. Ира тебе поможет разобраться. Там ещё такой шведский английский, что плакать хочется… Ну ладно, тебе сейчас укол придут ставить, а я полежу немного. – Юлия устало разогнула спину и поднялась на ноги, держась за поясницу.

«Погодите! А Аня?.. Нашли её?»

– Ох! – Колдунья, заметив, как Илья дёрнулся и даже немного приподнял голову над подушкой, вздохнула и, покачав головой, снова уселась на табурет у кровати. – Про Аню хочешь спросить. Не хотела я тебе говорить, не хотела расстраивать… – Она стиснула руки и зажала между коленями. – Аню так и не нашли. Мать её не видела, дома она не появлялась, во всяком случае, соседи говорят, что никто в квартиру не заходил. Павел и друг твой полицейский организовали поиски. Но пока ничего…

«Нет, нет… Нет!..»

«Забери меня, огонь! Я так не хочу!»

– Илюш… Ты чего?.. Эй, эй! Стой, не уходи… Я тебя не вытащу, у меня у самой… Кто-нибудь! Сестра! Помогите!..

«Опять не умер».

Утро. Или день? Или вечер? Серый свет, запахи дождя и малины. Шорох, журчание, перестук капель.

В палате никого. Пусто. Сам Илья не считается.

Юлия ушла. Оставила его с этой пустотой и дождём.

Или не ушла, а… Её унесли? Она ведь и так была без сил. Выпита, высушена до дна. Зачем она спасала его? Зачем?..

Она не могла иначе. Она – целитель. Это её долг. Настоятельное требование дара – быть применённым, если это необходимо.

А ему теперь с этим жить.

С памятью о том, что его никчёмную жизнь спас прекрасный человек – ценой своего здоровья. И хорошо если…

«Ну нет, такого просто не может, не должно быть!»

«Вставай. Теперь ты должен, просто обязан быстро восстановиться. Шевелись, мерзкая субстанция!»

Ненависть и презрение к себе – оказывается, неплохие такие мотиваторы. Уже через пару часов Илья смог сесть на кровати. Голова кружилась, сердце колотилось так, что, казалось, удары сливаются в сплошной гул. Больничная рубашка промокла насквозь. Комната плыла и раскачивалась. Но больше Илья не собирался валяться бесполезной колодой.

«Аня найдётся. Я сам её найду…»

Прошло ещё два дня. Силы возвращались, но медленно: самыми заметными из побед пока оставались возвращение речи и способность ненадолго сесть в постели и самостоятельно поесть. Юлия вернулась на следующий день после того разговора, ещё сильнее исхудавшая, бледная до синевы и с устрашающими тёмными кругами вокруг глаз. Заглянула ненадолго, принесла бутылочку с травяным настоем. Помолчала, на вопрос об Ане только отрицательно покачала головой. И ушла.

Илья был ей за это даже благодарен. Ему хотелось не меньше тысячи раз сказать измученной колдунье «Спасибо», но он видел по её глазам: сейчас не время. Не трогай. Не лезь. Дай ране зажить.

Рана была глубокой и болезненной, Илья понял это сразу. Юлия лишилась всех сил – и не могла лечить людей. Сейчас она вынуждена была просить у Земли энергию на собственное восстановление. А целительский дар требовал не брать, а отдавать. А если и брать, то не для себя.

Пытка…

И виноват в этом кто?..

Правильно, один юный идиот. Спаситель человечества, «герой – штаны с дырой».

Ох… Чья это фразочка? Анина…

«Ничего. Я скоро встану на ноги. И тогда…»

«Ага, ага, и наломаешь ещё больше дров. Илюха, ты поумнеешь когда-нибудь или нет?»

«Я буду слушаться…»

«Ха, а кого? Петрова слушаться – ты уже понял? – далеко не всегда разумно. Мягко говоря».

«Ну как кого… Юлию».

«А она тебе не командир».

Однако, когда Юлия через пять дней появилась в больнице снова – уже чуть меньше похожая на привидение – ситуация приняла неожиданный оборот.

– Петров ушёл в отставку, – с порога заявила колдунья, проходя в палату и ставя возле тумбочки объёмистый шуршащий пакет. – И вообще хотел уехать из Питера куда-нибудь в глушь. Ну откуда вы берётесь, такие балбесы… – Она устало опустилась на табурет.

– Что-о? – Илья от неожиданности резко сел в кровати и поморщился – закружилась голова. – Как это – в отставку?

– Вот так это, – вздохнула колдунья. – Заявил, что он настолько никудышный командир, что отделение без него будет работать уж точно не хуже, чем при нём. Я орала на него минут пятнадцать.

– Но он всё-таки ушёл… Не отговорили.

– Ну да. – Юлия исподлобья глянула на Илью. – Мы все уже понимаем, что старикану сейчас эта должность не по силам и не по здоровью. Поэтому, если мы не хотим в ближайшее время встретиться по случаю его похорон – надо отпустить с миром.

– А зачем вы тогда на него…

– Зачем орала? Ну, просто потому, что я Стэна очень уважаю. Люблю я его, не побоюсь этого слова. И вот представь: командир с двадцатилетним стажем заявляет: «Я никудышный командир, я ухожу, вам без меня будет лучше». А коллеги и подчинённые такие: «Да, ага, ну ладно, пока…» Понимаешь?

– Хм, ну да… Нехорошо.

– А так я дала ему понять, что он всё-таки важен для нас. А то совсем расклеился дед. Стал в самом деле на деда похож. Увидишь – испугаешься.

– А он… восстановится?

– Надеюсь. Особенно когда восстановлюсь я – и начну его активно латать.

– Я теперь вам жизнью обязан, – прошептал Илья, опуская взгляд. – Вы меня спасли – а сами…

– Работа у меня такая, – усмехнулась Юлия. – Не бери в голову. Ни один целитель не в состоянии сделать больше, чем ему позволяет стихия. А стихии, знаешь ли, очень не любят лишаться «передатчиков». Кстати, думаю, именно поэтому ты и не помер, герой… Ну вот, стало быть, довести себя до полного истощения и смерти я всё равно не смогла бы. Хотя дать тебе по башке мне иногда сильно хочется. Потому что, если бы ты не полез в ту аномалию – мне не пришлось бы так выкладываться. На Стэна бы силы остались.

– Да, а с аномалией-то что? Неужели всё было бессмысленно?

– Ну что, что с аномалией… Аномалию ты ликвидировал. Прореху в поле Покоя залатал. Ребята говорили – похоже на грубый сварной шов. Но, поскольку ты сам не понимаешь, как ты это сделал, особой пользы для исследования феномена Покоя с этого подвига нет. Что касается пользы практической – ну, тут, пожалуй, надо признать твои заслуги и сказать: скорее всего, несколько жизней ты спас. Потому что, если сгусток и вправду двигался в сторону границы с Владимирской областью, он бы пересёк достаточно много потенциально опасных мест, где часто гуляют и местные, и дачники. Кто-нибудь точно попался бы.

– Ну, и то хорошо…

– А что касается собственно Владимира, – продолжила Юлия, – то Ирина вместе со своими шведами начали собирать по всему миру данные об опасности Страха именно в условиях городских поселений. Пока предварительные выводы такие: в городах Страх в небольших концентрациях не опасен. Тут уж скорее надо бояться той штуковины, которая заставляет людей терять память или нападать на других. Но это не Страх. Точно не Страх! Шведы и сами предельно озадачились. Субстанция выглядит и действует как Страх, но это не он! Сейчас прорабатывают две гипотезы. Ждут тебя на помощь.

– А какие гипотезы-то?

– Ну, одна – что это модифицированный Покой. Может же он как-то развиваться, приспосабливаться. А вторая – что это какое-то новое, ещё не изученное поле. Но тут вопрос: почему его видят страхоборцы?

– А почему бы, собственно, страхоборцам не видеть несколько полей? Если вот я, например, ещё и маг Огня… А Ирина – ясновидящая. Мало ли какие вообще у людей есть способности. Просто раньше не было случаев им проявиться.

– Может, и так. Но в любом случае на этом фоне работа российского отделения ордена выглядит странновато, согласен? Поэтому решение Стэна правильное – и из личных соображений, и из, скажем так, политических.