Дневник Ребенка

Структура жителей

Все жители в Квартире являлись выдумкой. По крайней мере, так утверждал Хозяин. Сами они так не считали, ссылаясь на своё прошлое, свои ощущения и характеры. Как будто это нельзя выдумать, не находите? И создавались эти персонажи не абы как, в их создании были определенные закономерности.

Первый и самый важный момент создания жильца был в том, что в основе каждого «вымышленного друга» лежал некий прообраз. Как правило, за основу брался вполне себе реальный человек, характеристики которого впоследствии редактировались. У реального человека могла быть заимствована внешность, некая яркая черта характера, манера поведения, голос, манера одеваться, серьёзное увлечение и т.п. Вместо конкретного человека в основу мог лечь некий собирательный образ из нескольких людей. Это мог был кто-то близкий, как лучший друг или родственник, или кто-то знаменитый, например, актёр или певец. Но кто-то живой и настоящий в основе всегда лежал. Усиление конкретных черт и ослабление других делали образ более самобытным и самостоятельным. Образ дополнялся собственной локальной историей мира, подробной или нет, личным прошлым персонажа, характерными для него мелочами, а порой и необычными способностями. Но на этом создание не заканчивалось.

После этого наставала вторая стадия. Хозяин вкладывал в жильца Квартиры некую личную Черту. Эмоцию. Потребность. Травму. Эти Черты влияли на персонажа в той или иной мере, наполняя его образ особым колоритом, зависящим от того, носителем чего он являлся. Некоторые Черты непосредственно влияли на героев, а некоторым были необходимы конкретные условия для обитания, т.е. они выбирали изначально предрасположенного к себе жильца. Но обо всем по порядку.

Чёткого списка Хозяин не вёл, поскольку с течением времени список всё равно бы менялся вместе с мировоззрением и дополняемым опытом создателя. Но всё же были некоторые постоянные элементы, не меняющиеся из года в год. Например, эмоции. Самые базовые, знакомые практически всем людям. Радость, Печаль, Гнев, Страх. Так же среди постоянных Черт были базовые потребности, особенно важные для Хозяина, к примеру Либидо, Голод, Гигиена. Иногда появлялись травмы, как осколки из собственного прошлого, и кто-то мог получить из-за этого неприятное событие в личной биографии. Некоторые Черты объединялись в более сложные, к примеру, Гнев и Азартность давали Страсть, и именно она в основном присутствовала как Черта создателя. Либидо и Чревоугодие, вкупе с Ленью превращались в Гедонию. И так далее.

И вся эта нестройная схема находилась в постоянном движении. Жильцы менялись под влиянием потребностей, их личности развивались. Эмоции перебегали от одного носителя к другому, Черты появлялись и исчезали, эмоции сливались и вновь разделялись, потребности усиливались или утихали. Характеры персонажей вновь и вновь претерпевали изменения и те не сходили из-за этого с ума. В смысле, они не могли совсем потерять рассудок, лишь немного выпасть из седла. Потому что они были ненастоящими, вымышленными. Но сами они этого осознать не могли. В них это не было заложено создателем. Важно было лишь помнить самому, что они ненастоящие.

Но даже не смотря на то, что жильцы были выдумкой, они влияли на Хозяина. Герои воздействовали на него, а он – на них. Они находились в плотной взаимосвязи и старательно заботились друг о друге. Хозяин берёг своих героев, а они заботились о его здоровье, психологическом в основном. Помогали проживать те самые травмы, преодолевать жизненные трудности, вместе с ним радовались и грустили, восторгались и разочаровывались, влюблялись и остывали. И продолжали убеждать создателя в своём существовании, настойчиво и непреклонно. Но, как знать, может они и были самыми настоящими, а их носитель был не согласен принять это? Может, всё это самообман и бегство от собственного сумасшествия? Знать бы наверняка…

Давайте спросим у них?

Эпизод 31. Вальс

– Бум!

Тяжёлая металлическая дверь грохнула о косяк. Помятый с виду мужчина вышел из своей комнаты. Он глянул на своё кресло и, откровенно поморщившись, просто сполз по стене на Пол, тут же закурив. Немец уставился на безмолвное ночное Небо. Чёрный потолок мерцал огоньками звёзд, вяло текли редкие сизые облака. Граммофон негромко проигрывал музыку, нежную и мелодичную. Она заполняла собой помещение, перекрывая собой все остальные шумы и успокаивая нервную систему. Крисс часто засыпала с включённым плеером, и музыка могла литься в Гостиную до самого утра.

Макс закрыл глаза и погрузился в эту музыку. Перед глазами вновь начали всплывать кадры из прошлого. Настолько давние, что он с трудом верил в происходящее, и что этот розовощёкий улыбчивый медик из памяти – это он сам. Учёный давал мыслям течь своим чередом, но вдруг он решил сфокусироваться на одном конкретном воспоминании. Он думал о ней.

В воздухе заискрились радужные огоньки и красивой вереницей опустились на Пол, кружась в причудливом танце. Искорки множились и постепенно складывались в человеческую фигуру, танцующую по кругу в Гостиной. Спустя несколько мгновений по комнате вальсировала искрящаяся женская фигура в платье свободного кроя.

– Линдэ? – не веря своим глазам, прошептал немец.

Женщина остановилась и беззвучно рассмеялась. Она неспешно подошла к ошарашенному Максу и нежно взяла его за руку. Мужчина не почувствовал прикосновения, только лёгкое ощущение давления. Поразмыслив, он осознал, что произошло и немного растерялся.

– Фантик, спасибо, конечно, но я не… – печально начал Учёный, но «Линдэ» поднесла палец к его губам и отрицательно покачала головой.

Она потянула немца на себя, подняв его с Пола, и очень чувственно обняла за шею. Так же, как и много лет назад. Мужчина положил руки на образ, но вновь ощутил лишь слабое сопротивление под пальцами, ни тепла, ни фактуры ткани, ничего, только мягкое давление извне. Она ненастоящая. Иллюзия. Но женщина так знакомо и по-родному улыбалась, так искрились счастьем её глаза, что нутро Макса невольно вздрагивало, а тепло бурными волнами приливало в грудь. Очевидно, Фантик создал образ из памяти Макса. То есть, это буквально копия воспоминания. Макс искренне улыбнулся.

«Линдэ» наконец ослабила объятия и начала медленно покачиваться в такт музыке. Её большие карие глаза блестели влагой и едва сдерживаемым восторгом, она закусывала нижнюю губу и бегло рассматривала его лицо, будто тоже не видела его много-много лет и очень соскучилась за это время. Они медленно танцевали под музыку и просто смотрели друг на друга.

– Да, – шёпотом проговорил Макс, – такой я тебя и запомнил. Сколько же лет прошло? Двадцать? Тридцать?

Она не ответила. Из динамика полилась мелодичная оркестровая музыка. Они принялись медленно вальсировать по Гостиной. Учёный прижимался к «Линдэ», без конца сетуя, что нет никакой тактильной отдачи. Ни запахов, ни тепла. Он так хотел снова почувствовать её тело в своих руках, ощутить аромат её каштановых волос и мягкость её изнурённых домашней работой рук. И всё же образ был таким живым и настоящим, что только лишь радужные искры вокруг него напоминали его происхождение. И с каждой минутой мужчина проникался любовью к этому облику, вновь и вновь вспоминая былые времена, когда он был простым врачом в госпитале и никакого отношения к науке не имел. Они долго-долго молча танцевали под сменяющиеся мелодии, до тех пор, пока у Макса не начали сами собой подкашиваться ноги. Он тяжело упал на диван, не отрывая взора от «Линдэ», образ из воспоминаний опустился рядом и взял его за руки, так же неотрывно и нежно смотря ему в глаза.

Макс широко по-детски улыбался, его колотило от бури эмоций внутри. Он с трудом держался, чтоб не закричать от нахлынувшего потока радости, боялся спугнуть это чувство, такое опьяняющее и горячее. Он старательно отгонял все посторонние мысли, упиваясь этим внезапным моментом счастья и был не в силах оторвать взгляда от возлюбленной. Тут «Линдэ» подалась вперед, смущённо краснея на глазах, и Макс не выдержал первым. Он впился губами в поцелуе, снова не ощутив ничего в руках. Сквозь шквал радости пробилась колкая холодящая мысль. Столько всего захотелось сказать, столько всего он не успел сделать.

– Прости меня, Лин, прости, – горько сказал Макс, взяв её голову в ладони. – Я всё потерял… Вообще всё. Я забыл о вас, не думал, что это вас коснётся… Mein gott, Linde. Во что я себя превратил? Когда мне сказали… что вас с Йенсом накрыло взрывом… Я ничего не почувствовал… Я просто продолжил работать… Я даже не был на ваших похоронах… Прости меня, Лин…

Макс крепко прижал к себе женщину. Он уже говорил что-то нечленораздельное, его всего трясло от внезапно нахлынувшего внутреннего холода и ужаса. «Линдэ» молча слушала его, крепко обнимая его в ответ, кивая и гладя по спине. По её гладкому мерцающему лицу текли слёзы, но она продолжала его обнимать. В какой-то момент она посмотрела наверх и тяжело вздохнула. Неожиданно для себя Макс шатнулся вперед в неустойчивом положении, тело «Линдэ» стало проницаемым. Немец с тревогой взглянул на неё.

– Нет… нет, нет, нет, Линдэ! – в отчаянии мужчина стал хвататься за возлюбленную, но пальцы рассекали воздух, проходя сквозь воспоминание. – Не уходи, постой!

Образ постепенно становился прозрачным и начал распадаться на отдельные искорки. «Линдэ» печально смотрела на Макса, изо всех сил стараясь улыбаться дрожащими губами. Женщина обречённо помахала ему рукой, лицо предательски кривило гримасу горя разлуки. Она положила ладони на лицо.

– Линдэ!!! – внезапно заорал Макс, вскочив на места, – Останься!!! Стой!!! Я умоляю, не уходи!!! Я всё исправлю! Я смогу всё вернуть! Я обещаю тебе! Стой!!! Bitte, nein!!! Linde!!! Mein Liebe, bleib bei mir! Lass mich nicht wieder allein, Lindeeeeee !!!!10

Фигура окончательно распалась на огоньки, очень быстро погасшие в сумраке Гостиной. Наступила звенящая тишина. Макс грузно упал на колени и стукнулся лбом в Пол, закрывая лицо ладонями. Он бесконтрольно рыдал, продолжая умолять образ остаться. От истерики его начало сильно тошнить и он повалился на бок, свернувшись в позу эмбриона. Учёный лежал с закрытыми глазами, не понимая, где находится, и говорил до тех пор, пока не отключился.

На самом верху, свесив ножки с гамака, за ним безмолвно наблюдала пара фигур. Долговязый мёртвый Шут с медленно потухающими огнями в бездонных провалах глаз и белоснежный бумажный ангелочек, щекочущий воздух радужными искрами. Они дождались, когда немец уснёт и, не сговариваясь, хлопнули друг другу в ладони.

Эпизод 32. Мусор

– Чо, бомбит?

Парень в джинсах подошёл к сидящей на диване женщине, нервно покачивающей ногой. Её брови были сдвинуты, руки – сложены на груди, она наблюдала за тем, как низкорослый Уборщик собирает мусор с Пола в Гостиной. Мусора было немного, но молодую женщину раздражало его наличие в принципе – его принесли недавние гости. Друг понаблюдал за работой Кутуса, потом обратился к Крисс.

– Да ладно тебе, не бери ты в голову, – черноволосый «гоблин» плюхнулся рядом с ней и тут же положил голову ей на плечо, – много ли в Бразилии этих Донов Педров11…

– Обидно, – тихо констатировала она.

– Согласен. Очередное разочарование.

– Чем дальше, чем проще, на самом деле, – философски заметила Крисс, – я сама виновата. Гостей надо проверять ДО того, как ты открыл им Дверь.

– Ты доверилась эмоциям, – парень дёрнул плечом.

– Ага. Опять…

Он еле слышно посмеялся, наблюдая вместе с ней за стараниями Кутуса. Они посидели немного в безмолвии. Рихтор хорошо знал это состояние старой подруги. Её было бесполезно успокаивать и тем более – жалеть. Всё что ей требовалось в момент такой злой печали, или печальной злости, это – быть рядом и не болтать лишнего. Потому что её будет раздражать любая болтовня. Даже если он попробует её отвлечь и перевести тему. Это будет воспринято, будто ему всё равно. Надо переждать. И просто посидеть рядом.

Крисс снова заговорила.

– Теперь я понимаю, о чём говорил Бирк…

– М? Этот стрёмный утырок-то?

– Он хороший. Правда, – Крисс улыбнулась мыслям.

– Да, разумеется, – иронизировал Рих, закатив глаза.

– Просто немножко сошёл с ума… и пьёт всё, что горит…

– Ну да, ну да, – хрипло похихикал Рихтор. – Дык, чо он говорил?

– Когда я спрашивала его о собственных размышлениях, мыслях, внутренней организации мира, то он отвечал мне одно и то же: «Тебе будет скучно. Я об этом думаю уже много лет. Это значит, мне нужно будет очень многое тебе разъяснять и объяснять. А это скучно». Тогда я смертельно обижалась. Прям не на шутку. А зря.

– Хм. Но он мог бы попытаться, разве нет? – возразил Зелёный.

– А смысл? Для этого нужен особый инструментарий. Обширные знания. Навык эмпатии. Желание окунуться в это всё с головой, в конце концов, разобраться, проникнуться. А я тогда совсем овечка была. Да нет. Прям аф-ф-фца… Он просто впустую бы потратил время. Как я вчера…

Женщина головой показала на мусор на Полу. Рихтор поставил подбородок ей на плечо и поджал губы, обдумывая свой комментарий. Он с особым трепетным чувством рассматривал её недовольное и печальное лицо, а потом тихо спросил:

– На ручки?

– Кто к кому? – тут же переспросила Крисс.

– Кто предлагает, того и ручки, – «гоблин» очаровательно улыбнулся острыми зубками и поиграл бровями.

Крисс тут же смущённо рассмеялась и улеглась головой ему на колени. Закрыв глаза, она погрузилась в тепло тела Рихтора, а он положил руку ей на голову, поглаживая слегка вьющиеся русые волосы. Внезапно ей стало очень спокойно. Пожалуй, ближе, чем он, ей уже никто не сможет быть. Самый старый из друзей. Самый родной из названных братьев. Самое любимое Эго-состояние.

Интервью: Гоблин

– Привет, Зелёный. Есть минутка?

– М? Чо, интервью? Прямо здесь? – хмурится, озирается по сторонам, – Давай только в сторонку отойдём.

– Я может не вовремя?

– Намана всё, – отводит в тёмное место. – Ну давай, чо там надо…

– Расскажи о себе. Откуда ты пришёл?

– Ну чо рассказывать, – вздох. – Я родом из подземного королевства Литтери, или Литтерия, как говорили люди. Для вас это, типа, как из пещер в Средиземье, наверное, потому что открытой магии у нас не было. Сам я из подземников, так наш вид и назывался, эт те гоблюки, которые только в сырых подземных пещерах живут. У нас там всё в лучших традициях – сыро, мокро и влажно, – широко улыбается. – Чем ближе к внутренним рекам, тем теплее. В городе всегда парилка прямо, это хорошо помню. Народу дохрена, река город огибает, жара. Надышали, напердели, – тихо смеётся.

– И как ваше королевство устроено? Классы? Сословия?

– Да всё просто, примитивно донельзя. Есть король и пара-тройка его приближенных. В глаза их никто не видел, но они точно есть. Остальные – рабочие. Сильные и что-то соображающие шли в стражу. Сильных и тупых отправляли на каменоломню, добычу руды и самоцветов. Средних пристраивали носильщиками «принеси, подай, пошёл нах*й, не мешай». Если с головой дружишь, то можно стать помощником у торговцев. Есля прям варит котелок – то можно в собственно торговцы податься и вести дела с поверхностью. Ну, как я, например, – тихо смеётся, – совсем дохлые и больные сородичи, кривые, косые всякие, либо просто не доживали до зрелости, либо их силой превращали в корм. Да, что ты так смотришь, жрали их. Свои же. Каннибалы мы, вот так. Порой, даже своя же семья сожрать могла. Если это можно назвать «семьёй», конечно…

– У вас были отдельные семьи внутри города? Или община?

– Ну что-то… среднее. Были у нас порой особо верные бабы, которые спаривались только с одним самцом, даже жили вместе и как-то заботились о потомстве. Но это скорее исключение. Спаривались с сильными, потом мужик уходил и всё. Баба сама растила детей, пока они немощные, и потом пинком под зад – работать. Я своего батю в глаза не видел, может это вообще один из моих старших братьев, как знать. Я и мать-то особо не помню, не факт, что узнаю её в… лицо, так сказать.

– Но ведь о тебе заботились? Пока ты был маленький?

– Ну-у-у… скорее нет, – смотрит по сторонам. – Я родился довольно хилым, но мне дали шанс. Вероятно, потому что мы не голодали. Все ржали надо мной всё детство, потому что я был на голову ниже, чем средний гоблин, уши эти странные ещё, лупоглазый. Короче, меня, наверное, забили бы камнями, если б я был кретином. Я их развлекал, смешил, стравливал шутками так, что они друг на друга кидались. Стебанёшь хорошенько одного – все ржут, кто-то подхватит, первый злится и пошла потасовка. А я свалил в закат, – смеётся.

– И как ты выживал такой маленький?

– Я по началу работал носильщиком, но надолго меня не хватило. У нас день-через два случались обвалы, потому что шахты строились как попало. Из говна и палок, только без палок, – усмехнулся. – Проектированием никто не занимался, было одно только условие – нельзя копать прямо под городом. В остальном копали наугад, от этого сыпались уже прокопанные туннели, укрепленные дай бог тем самым говном и палками. Я кстать буквально. От тряски во время обрушения сыпались ветхие мосты. Народ дох как мухи. И я пару раз попадал под обвалы, мне хватило. Стал искать варианты…

– Но если обвалы были такими частыми, то, как насчет дефицита рабочих рук?

– Пфф, – отмахивается, – это компенсировала наша плодовитость и быстрый рост молодняка. Особенно хорошо жилось плодовитым бабам, им давали самые комфортные условия и кормили за счет короля. Но это надо голов по 8-10 рожать каждые полгода. Непрерывно. Моя мама была обычной, максимум пятерых смогла заделать, я как раз из такого помёта. Так вот… Я работал носильщиком и задолбался. Это же опасно пи**ц и работа по 16-18 часов каждый день. Если день не запарный. Бегал я так пару месяцев, охреневал от холода по ночам, и прятался от любвеобильных амбалов, да, это вообще отдельная тема у нас была. Зазеваешься и всё, – нервно смеётся, – на всю жизнь запомнишь, если выживешь, конечно. Ну и нагрянуло мне счастье. У казначея помощник подох, упал в ущелье, говорят – сам. И он пришёл искать ему замену среди наших. И нашёл меня, я пошёл в помощники к нему.

– А как он выбрал тебя? Что ты сделал?

– Досчитал до 20 и сложил 5 плюс 7, – смеётся, озирается по сторонам. – Серьёзно, базовые знания математики проверял. А я один умел считать и в целом делал это быстро. Меня шаман научил, единственный адекватный гоблюк у нас. Я приносил ему нужные ему ништяки, а он за это учил меня читать и считать.

– И ты работал помощником у казначея?

– Да, классно было. Я стал чем-то вроде писаря, он меня письму научил. Ходил за ним везде, побывал во дворце, короля правда всё равно не увидел. Помогал с торговыми сделками, потому что на особо крупные сделки он ходил лично. А то торгаши могли и обмануть и что-то себе в карман положить. Жил так довольно долго, успел привыкнуть к комфорту… – потупил глаза.

– Но что-то пошло не так?

– Я увидел поверхность, – смотрит в сторону, пауза. – Люди спускались к нам сами, а вот эльфы брезговали, и нам нужно было подниматься наверх. Они приезжали к нам раз в год или реже и обменивали магические артефакты, слабенькие в основном, на определённые самоцветы, которые добывались только у нас. И вот разок меня взяли на такую сделку, – пауза, вздох. – Мы надели тёмные балахоны и гоглы, потому что свет солнца мог нас обжечь. Поднялись на элеваторе. И я увидел… Небо. Лес. Зелёные холмы. Рядом проходила река, с чистой прозрачной водой. Птицы. Облака. Солнце, мать его… Солнечный летний день. Это было невообразимо красиво тогда. Я успел опьянеть от воздуха и так засмотрелся, что даже не заметил, как пришли эльфы. Но они меня не особо впечатлили, потому что выразительно морщились при виде нас. Типа, фу-фу-фу, грязные вонючие животные, – усмехнулся. – Но справедливости ради скажу, что по сравнению с людьми – это божественные существа. Высокие, в зелёных расписных одеждах, светлокожие. Прям класата-а-а…

– И что потом?

– Суп с говном, блин. Я больше не мог жить спокойно. Я хотел туда, к свету. Казначей тогда предупредил меня, что подняться то я могу, но нашему брату там дорожка одна – гоблинам было запрещено находиться вне подземных пещер. Кем запрещено? Людьми, кем ещё? Кто ещё единолично, никого не спросясь, устанавливает правила-то? И я возненавидел свою жизнь. У меня никак не получалось принять то, что я имел. Я долго искал способ свалить, хоть куда-нибудь, но по рассказам бывалых – в нашем мире везде наш брат мешался, везде мне сулила смерть. Я бы, наверное, так бы и страдал там, если бы не шаман. Он рассказал мне, что среди эльфийского магического хлама у короля должен быть очень сильный артефакт, способный открывать порталы в другие миры. Я полез его… добывать. Да. Купить со скидкой12, – смеётся. – Просто очертя голову, не знаю, я так уверенно никогда в своей жизни не действовал. Я знал, где в замке сокровищница с артефактами и потому проник туда очень легко.

– И ты украл артефакт?

– Да, – смотрит по сторонам, – я понимал, что светиться в замке нельзя – так сразу понятно будет, кто вор. Я вычислил время, когда стража меняется, проник в замок через отстойные трубы. То ещё удовольствие, скажу я тебе. Залезаю в сокровищницу, а там Гилби. Ящеропёс. У нас их держали для устрашения больше, но сожрать мог на месте, не успеешь дёрнуться. Но это ж Гилберт! Я, блин, его вырастил, когда ещё носильщиком работал, естественно ящерочек мне ничего не сделал. Я спокойно прошёлся по сокровищнице, там блин хлама этого набросано по полу было просто завались. Что брать? Хрен его знает. Искал-искал, тут смотрю что-то в витрине. Простой кинжал. Из дерева. Но почему-то под стеклом, – смотрит по сторонам. – Я открыл витрину, смотрю на деревяшку. Блестит дерево неестественно. Тут какой-то шум за дверями и Гилби начал гаркать во всё горло, с чего вдруг, я так и не понял. Короч я хватаю этот кинжал и тут на лай Гилби вбегает стража. Я рефлекторно отмахиваюсь артефактом крест-накрест и тут он разрезает… ну… воздух. Пространство. Полоски в воздухе золотые получаются и потухают. Я на одних инстинктах очертил круг и вот он – портал. Ну и не раздумывая сиганул… А то у стражи арбалеты, не убежишь уже.

– И-и-и? Чо там было то?

– И-и-и вот я здесь, – тихо смеётся. – Слушай, это было 15 лет назад, я плохо помню детали. Видел какой-то свет, меня кружило и несло куда-то, какие- то размытые образы, звуки. Я только помню, что меня занесло в город людей, они бегали, говорили что-то непонятное, потому что язык у вас другой, не такой как у наших людей. И я висел весь такой бестелесный над городом и вообще не понимал, что я такое, где я такое. Призрак или дух, ну что-то прозрачное короче. Я помню, что искал место чтоб спрятаться. Потому что кинжал начал гаснуть, и я подумал, что это явно плохо, что меня либо прям щас убьёт, либо выкинет обратно… что тоже меня убьёт, – смеётся. – И я стал прыгать в людей. Не спрашивай, на инстинктах. Я просто знал откуда-то, что так нада. Так вот, я бешено сигаю в человеков, но они были как бы закрыты, не принимали меня. Меня выбрасывало обратно. Я скакал долго, уже без разбора, во всех подряд. И в какой-то момент я сиганул в ребёнка. Я даже не смотрел, кто это был, но что-то было с ним не так. И меня не выкинуло.

– «Не так»? Это…?

– Он светился. Типа… как будто был ярче чем всё вокруг. Горел огоньком.

– Это я-то?

– Ага. Я хз, что это было, не спрашивай, говорю ж, – смотрит по сторонам. – И я в тебе схоронился. Я даже на время забыл кто я есть, прикинь? Кто я, откуда, как попал сюда. И сидел я так очень долго, учил язык, обычаи, правила. Когда я вспомнил, кто я такой, и начал понимать, что к чему, тебе было уже лет 14. Ты была мелкая, одинокая, от всех держалась в стороне, ловила насмешки… Ну я и решил с тобой поговорить. Ну а дальше ты сама знаешь. Вот такая история.

– Почему ты выбрал именно меня?

– Я уже говорил. Я не выбирал… Судьба, наверное.

– Ну хоть доволен жизнью?

– А то, – подмигнул, ухмыльнулся, положил руку на плечо интервьюера. – Как не быть довольным-то? Я те больше скажу… Я счастлив.

– Ой…

– … – смеётся, обнял интервьюера.

Эпизод 33. Остров

– Ахаха, да ладно?!!

Громкий весёлый смех доносился с Кухни. Старые друзья сидели и распивали спиртные напитки, закусывая их различными вкусностями. Зрелая женщина с бронзовой кожей пила что-то крепкое из тёмной непрозрачной бутылки. Желтоглазый прихвостень гасил баночное пиво, заедая его начос. А синеволосый эльф держал в руках высокий узкий бокал с чем-то прозрачным и игристым, и смаковал тонкие ломтики твёрдого сыра.

– Ага, – продолжила Лилиан, – и в итоге мне пришлось выжечь весь город к чёртовой матери. Весь, дотла…

– А как же люди?!! – Винсент подавился вином и уставился на Пирата.

– Мы забрали с собой всех, кто пошёл добровольно, – заверила Лил, бережно постукивая эльфа по спине. – К счастью, это оказалось большинство населения. Но нашлись и упрямые черти, конечно…