скачать книгу бесплатно
– Ну, послушай, ну мне очень хочется тебе рассказать, ну тебе этот понравится точно, – но я затыкала уши.
– Черт знает, какую похабщину несет Алешка, – пожаловалась я Люсе. – Не знаю даже, где он добывает такое.
– Просто ужас, как этот казарменный юмор из них прет. Меня Сашка в первый год тоже страшно донимал своими анекдотами.
Я слегка успокоилась. Всё же не один мой такой монстр.
В выходные мы ездили в Москву, ходили в кино, на обратно пути заходили в магазины, покупали продукты. Обычно сумку пустую несла я, а полную обратно Алешка.
Но однажды получилось так, что я несла полную сетку продуктов, просто забыла отдать, а потом опомнилась и попросила помочь мне, а он отказался.
Сумка была довольно тяжелая, и, кроме того, мне было обидно, что он идет налегке впереди, а я как собачонка тащусь сзади с тяжелой сеткой, не поспевая за ним. Я уже довольно резко попросила Алешку взять сумку, попросила во второй раз, мне было стыдно за него, но на него нашел его обычный приступ упрямства, – я, видите ли, была с ним недостаточно вежлива, а он не любит, когда им командуют.
Я представила себе, что 90% продуктов, которые я сейчас несу, уничтожатся Алексеем, что мне еще готовить, и я разжала пальцы и выронила сетку с продуктами прямо в пыль посреди привокзальной площади.
Мы жили скудно, деньги были на счету, но наш сегодняшний ужин и завтрашние завтрак и обед спокойно валялись под ногами у прохожих. Метров через двадцать, Алексей злобно прошептал что-то себе под нос и вернулся, а я шла, как шла.
– Ну, так что, кто всё-таки принес авоську, – спросила я его дома.
– Я всё-таки умный человек, – лучше уступить, чем остаться голодным.
– Тогда и не связывайся лишний раз со мной. Твое благоразумие и есть твоя слабость, а я, если разозлюсь, то уж не уступлю, и наплевать мне на еду, когда у меня оказывается муж, с которым впору разводиться.
Я пошла готовить и молчала весь вечер, а Алешка, как всегда, ближе к вечеру стал вилять хвостом (так всегда выражалась моя мама про папу – твой отец сначала нахамит, а потом хвостом виляет), а у меня не было сил злобствовать, и мы помирились.
На другой день, в понедельник, муж ушел на работу, а я не поехала ни в институт, ни на базу. Прогуливаю и сижу дома. Сижу на кровати с панцирной сеткой, которая проваливается большим мешком подо мной. Мне тяжко, не хочется шевелиться. От запахов с кухни подступает тошнота, кружится голова и хочется пить. На столе лежит на тарелке одна сосиска, Муж утром сварил на завтрак восемь сосисок, семь съел сам, а восьмую оставил мне. Он бы оставил и две, но я отказалась.
Еще есть полбанки малинового варенья, в банке торчит ложка. Алешка посреди ночи лопал это варенье, а ложку не вынул. Я услышала ночью чавканье, проснулась, спросила, в чем дело.
– Ем… Я много белков теряю, нужно их восстанавливать.
Я отвернулась к стенке и перед тем, как уснуть, успела подумать «а какие такие белки в малине?»
Варенья я не хочу, поднимаю крышку кастрюли и обнаруживаю на дне слой земли и две картошки, одна к тому же треснула. Я вчера мыла, мыла эти картошки в холодной воде, не промыла и поставила варить, а земля вся слезла в воду. Мой молодой муж расстроился, заглянув в кипящую кастрюлю:
– Кто-нибудь захочет узнать, что там молодожены варят, глянет, а там земля, – бурчал он.
Я всё лето с таким удовольствием готовила, а теперь вдруг даже картошки не могу почистить, руки не поднимаются. Я приписываю свое состояние начавшейся учебе, а зря. Всё же к вечеру я что-то там готовлю к приходу мужа, и сама тихонько жую, сидя рядом с ним.
Получив свою порцию еды, Алексей настраивается получить свою порцию ласки, но я решительно отодвигаюсь, я не в настроении.
– И вчера ты тоже была не в настроении, – обижается Алексей. – В чем дело?
– Не знаю. Давай в шашки поиграем.
Мы играем в шашки, Алексей выигрывает и сердится:
– Не интересно с тобой играть в шашки, в шашки я могу и на работе с ребятами поиграть, – и он снова начинает атаку.
Я не просто не в настроении, мне противно, даже когда муж близко сидит. Я отворачиваюсь и отталкиваю его прямо с ненавистью.
– Если будешь ко мне приставать, я тебе рожу расцарапаю ногтями, – обещаю я, вся сжавшись в комок.
– Ну, ты зачем замуж за меня вышла, если ничего не хочешь, зачем? – почти со слезами, обиженный спрашивает меня муж.
– Не знаю, не знаю, не знаю, не понимаю, не хочу, и всё.
И я ложусь спать, отвернувшись к стенке. Мы с Алешкой спим на разных кроватях, я – на его, он – на Пономаревской.
Я пытаюсь уснуть и не могу, сажусь на постель и таращусь в темноту комнаты, слабо освещенную светом уличного фонаря. На душе страх и испуг – значит, я не люблю мужа, а вышла замуж, зачем? Я стараюсь разобраться в себе, может быть, мне нравится кто-то другой? Но возникающие в мыслях образы других мужчин тоже вызывают отвращение. Мне неприятны эти существа, я чувствую к ним брезгливость как к паукообразным, которых я особенно ненавижу.
Утром, когда я встаю, Алексей уже ушел на работу, я сажусь к столу, пишу ему записку и уезжаю на занятия в Долгопрудный.
Я продолжаю ездить на базу в Пущино, хотя начинаю уже задумываться, нужно ли мне это. До нашего курса студентов физтеха, которые должны были распределяться в Пущино, ставили в очередь на квартиру еще в процессе учебы. Но тут выбрали другого председателя профкома, и она прекратила это богоугодное дело, и теперь получить квартиру в Пущино стало делом не года-двух, как раньше, а пяти-шести. Но в Подлипках было совсем плохо со строительством, и я еще не решилась расстаться с Пущино, мне там нравилось. Правда, все жаловались, что жизнь как в деревне, все про всех знают и, кроме того, дефицит мужского народонаселения, просто жуткий процент незамужних или одиноких женщин, красивых, скромных и порядочных женщин-ученых, непонятых мужчинами своего круга и не решающихся выйти замуж за простых работяг, да и простой парень редко женился на образованной, боялся попреков в невежестве. Мои знакомые физтешки постарше все были замужем, но много было среди биологов и химиков непристроенных или разведенных, в общем-то, меня это как бы и не касалось, но еще стращали скукой жизни и невозможностью занять деньги до получки – все получали 110—130 рублей – и только после защиты было немного легче, а у Алешки на его королёвском предприятии зарплаты были дифференцированы, и старший инженер получал 160 рублей без всякой защиты. Да и далеко Пущино от Москвы, что сразу резко ограничивало выбор работы. В общем, я тяну эту волынку с Пущино, но езжу как-то тяжко. Зато когда у меня начался кризис в отношениях с мужем, так удобно было отсидеться в Пущино. Вдали от него я скучала, и хотелось скорей к нему, и непонятно было, что со мной творится.
В начале октября, будучи на Москворецкой, я призналась маме, что со мной как-то не всё в порядке, и она отвела меня в субботу к дежурному гинекологу. Та посмотрела и сказала:
– Пять недель.
Я так и открыла рот от удивления. Мы с Алешкой так старательно предохранялись, а получается, я была беременной еще с начала сентября, в тот день, когда мы последний раз ночевали у Мельбарда, а потом разъехались на целых две недели.
Я вернулась к мужу в Подлипки после выходных с этой сногсшибательной новостью. Захожу, он обрадовался, целует меня, а я отстранила, смотрю на него и думаю:
– Ему пока хорошо, он ничего не знает, – а потом сразу говорю, с места в карьер:
– Ты знаешь, я беременная.
Секунда замешательства и удивления на лице мужа, а потом совершенно непроизвольно физиономия его расплывается в довольной и горделивой улыбке. И я, увидев это, начинаю в голос реветь.
– Чему ты рад, я не понимаю.
– Ну, Зоя, ведь я не знал, могу я сделать ребенка или нет, а теперь точно знаю, что могу.
– Лучше бы ты узнал об этом попозже, а теперь что же делать, придется рожать, у меня плохое здоровье, я боюсь делать аборт, вдруг потом детей не будет. Ты обещал мне, что до конца института я не забеременею, а вот что получилось, говорила я тебе, что опасно, а ты – нет, нет, сперма по второму разу уже слабая, – вот тебе и слабая.
– Ну, и рожай, зачем аборт.
– А институт, а где жить, а на какие шиши?
Проплакавшись, я вытерла слезы и сказала, что решила рожать, хотя мама и против. И больше к этой теме мы не возвращались, вернулись к другой, более актуальной.
– Может, ты ко мне так относишься, оттого что беременная?
– Не знаю, я не слышала о таком, но теперь мне кажется, что поэтому.
Узнав, что я беременная, Алексей как-то притих и перестал донимать меня своими приставаниями, а я не поехала в Пущино, щадя себя. Решила отдохнуть здесь, у мужа.
Алексей был старше меня на три года, ему было 25 лет, когда он женился на мне, и, безусловно, он имел какой-никакой сексуальный опыт до меня. Еще в медовый месяц я тихонько выясняла у мужа, где, с кем и когда. Алексей ни в какую не желал говорить со мной на эту тему, во всяком случае, посреди белого дня. Но иногда, в постели, отдыхая, проговаривался, и я стала пользоваться этим, тихонько выведывать его добрачные шашни. И вот что я выяснила.
Когда Алексей приехал на каникулы в Лысьву после четвертого курса, то познакомился с девушкой, и она в него влюбилась, (по его словам), он уговорил ее сойтись и намучился с ней жутко, пока у них получилось, а потом уехал себе в Долгопрудный учиться дальше. Тем временем вернулся ее парень из армии, девушка была красивой, старый друг не хотел ее терять и женился на ней, несмотря на то, что она загуляла в его отсутствие со студентиком, и после свадьбы увез ее сюда, в Люберцы.
– И ты здесь виделся с ней?
– Да.
– Тебе не стыдно было наставлять рога ее мужу?
– Нет, я был у нее первый, это он забрал мою женщину, пока я учился.
Я вспомнила слова Алексея, сказанные мне когда-то, что он всех своих невест замуж выдал, вспомнила, как он ездил куда-то перед нашей свадьбой, и подивилась прозорливости мамы.
– Что она сказала, когда узнала, что ты женишься? – так в лоб я его и спросила.
– Велела любить тебя.
Еще он как-то рассказал, что его с первого курса привлекала женщина, училась вместе с ними, но была старше на пять лет, и не обращала внимания на него, слишком молодого, а потом, спустя несколько лет, стала к нему благосклоннее.
– И что?
– Предложила мне жениться на ней.
– А ты?
– Ну, она ведь старше меня и так долго предоставляла мне возможность приобретать опыт где-то на стороне (соблазнение девушек в Лысьве – это приобретение опыта на стороне, вот, оказывается, как это называется) а теперь вдруг, предлагает мне жениться.
Я задумалась, вспомнила, что когда я поведала Алешке про Ефима, он сказал: «наверное, каждый что-то должен пережить до брака». Выходит, Криминский мне достался совершенно случайно. Просто перепал. А когда мы встречались, он вел себя так, будто кроме меня и женщин на свете не существует. Опасный человек. А сейчас, оставшись у Алексея в комнате, я затеяла уборку и вдруг нашла большую фотографию, на которой был сфотографирован Алексей, совсем еще молоденький, сфотографирован с женщиной, и то, как он на нее глядел, не вызывало сомнений относительно его чувств к ней. А женщину я знала!
Я так разъярилась, мое романтическое восприятие симпатии мужа к женщине постарше разбилось в пух и прах, когда я увидела объект. Я вспомнила, Григорьев говорил, что Алексей предпочитает худеньких и черненьких, – ну, вот она, худенькая и черненькая. Когда пришел муж с работы, я тут же накинулась на него.
– Тебе совершенно случайно досталась красивая женщина, как я, если тебе она столько лет нравилась.
Карточку я тем не менее не осмелилась порвать, но сказала:
– Пусть только эта фотография еще раз мне на глаза попадется, больше ты ее не увидишь.
И с той поры уже тридцать лет не вижу.
Случай этот открыл мне глаза на себя – я была женщиной, которая не сможет простить измену мужу, во всяком случае измену, когда объект мне известен. После этого для меня лечь в постель с мужем то же самое, что надеть чужие грязные трусы, брезгливость меня задушит, и ни о каких чувствах и речи уже не будет. А мораль тут не при чем.
В следующие выходные муж задумчиво сказал мне:
– Надо бы мне съездить к Мельбарду, узнать, что с ним. Уже почти десять дней нет его на работе.
– Заболел?
– Думаю, что его болезнь – запой. Надо проведать.
– А что Наташка? (жена), она ведь только родила.
– Наташка ушла к матери, поссорились они, и она ничего о нем не знает.
Володька вызывал мое большое восхищение огромным запасом сил и энергии, которого не было в Алешке. Из всех знакомых мужчин я только у отца встречала такой избыток энергии, ощущение постоянно сжатой пружины, и теперь мне было страшно, что всю свою энергию этот неординарный человек пустил на уничтожение самого себя – впал в запой.
Мы поехали к Мельбарду вдвоем, скучно мне было сидеть в мужской общаге без дела, без общения.
И вот вошли к нему в знакомую комнату.
Много-много лет после этого дня, увиденное там мною служило эталоном беспорядка, мерилом опускания, заброшенности человека, наплевательского отношения к окружающему миру.
– У нас как у Мельбарда во время запоя, – говорила я, когда мы долго не убирали в квартире.
Или детям:
– Опять бардак как у Мельбарда во время запоя.
Сейчас мне уже трудно вспомнить обескураживший нас беспорядок в комнате, но в течение 10 дней человек там жил, спал, ел, пил, не мыл посуду, не убирал постель, не выбрасывал пустые бутылки и даже не складывал их в угол, не вытряхивал пепел, раскидывал окурки и объедки, в общем 10 квадратных метров полного и невообразимого хаоса, и сам пьяный, слабый, взъерошенный, но с утра еще соображающий Мельбард.
Мы мялись у порога, несмотря на настойчивые приглашения хозяина. Алешка сказал Володьке, что нужно выходить на работу, пора кончать с запоем, Алешин (завлаб) передает, нужно срочно тему сдавать. Мельбард пообещал к понедельнику оклематься и снова попросил заходить и садиться.
– Да куда же тут сесть? – с тоской спросила я, не зная, как поступить, повернуться и уйти, и оставить человека в таком раздрыге?
И я вдруг сказала Криминскому:
– Лёня, давай здесь уберем.
Я решительно стала складывать бутылки в какой-то мешок, Алешка стал помогать мне, и Мельбард вдруг тоже оживился, пристыдился, и взялся за уборку вместе с нами.
Через час просветлело, белье запихали в ящик для белья, бутылки сложили в ряд, грязную посуду перемыли, постель заправили, и даже подмели. Теперь здесь можно было и сесть, и мы сели. Дверь распахнулась, и на пороге комнаты показалась Наталья:
– Я ждал тебя все 10 дней – закричал Мельбард, – я хотел, чтобы ты увидела, что здесь было, но Зойка с Лешкой не дали мне этого сделать. Теперь всё в порядке. Теперь здесь можно и жить. Все десять дней здесь не было ни одной женщины. Приезжай.
Мы, ясное дело, мешали выяснению отношений. Наташка, стоя на пороге, молча оглядывала комнату.
– Давайте выпьем, – Володька достал откуда-то бутылку водки и стаканы. Только закуски нет.
Алешка взял в руки табуретку и, шутя, сказал:
– Ненавижу эти табуретки, после работы я всегда так уставал, когда сидел на них и ел с низенького столика, всё в наклон, да в наклон.
Не успел и договорить, как Мельбард схватил табуретку и выкинул ее на улицу. Открыл окно и спустил табурет с шестого этажа.
Я ахнула. Я не могла бы так поступить с вещью, целой вещью, которая может еще служить.
Наталья и Алешка тоже не ожидали такой реакции. Наталья отошла от двери, подошла к столику и оглянулась по сторонам.
– Ну вот, было на что сесть, а теперь и не на что, – сказала она грустно, и мы почувствовали себя виноватыми.
Водку разлили по стаканам, только мне не налили, уважая мое состояние.
