скачать книгу бесплатно
– Нет, хорошо бы этого вовсе не видеть».
Диалог с анти-Лао-Цзы
– Что ты хочешь?
– Я хотел бы всех баб, написать все книги, растранжирить всё золото и выпить всё вино мира, выиграть все войны и не умереть.
– Напиши хотя бы одну книгу, найди себе хотя бы одну нормальную бабу. Насчёт умереть – там уж как получится.
Артикль
– Der Himmel wartet!
– Или всё-таки das?
Ответ:
– Ужас какой!
Зелёная книжка
– У нас украли зелёную книжку. Там про всё уже было написано.
– Про что?
– Ну, про то, как мы тут с тобой сидим и говорим о том, что у нас украли зелёную книжку.
– Где-то такое я уже читал.
– Так я же говорю: в зелёной книжке!
Концерт
Девочка с голубыми волосами поставила пальцем на спинке красного кресла две точки. Соединила точки. От одной увела кривую вверх. Махнула билетиком: стёрла.
Мальчик в белой рубашке на руках голой матери в чёрном. Подняла колени, чтобы не съезжал.
Седой в чёрных очках, вытянул вперёд из пиджака червячную белую шею.
Симфония любви. Седая голова женщины над фортепиано, как голова профессора Доуэля.
– Не видел ли ты Г-ву? – шёпот. – Она единственная женщина, которая мне сегодня нужна.
Монгол непроницаем.
Червяк щёлкает ногтями по зубам.
Ария Царевны-лебедь.
Червяк стал изображать, смеясь, плавную греблю одним веслом.
Девушка накинула на голые плечи чёрный пиджак.
Седая старуха оживилась и стала смотреть, что играют.
Китайские палочки. Блошиный вальс.
– У нас собачий. И не вальс, а мороз.
– В этом месте у меня отчего-то всегда теснение в груди случается.
На выставке
– Мадмуазель, я сожалею, что не присутствовал при том моменте, когда вы стали мадам, а также при обратной метаморфозе, – громко сказал профессор С. искусствоведке, которая встревала в его речь.
Ещё не обваренный свёклой: кипящую кастрюлю он каким-то образом изловчился опрокинуть на свою от старости пятнистую гениальную лысину.
Дамы дышат на очки, любовно открывая красные рты.
Протирают стёкла, кусают рахат-лукум, выворачивая губы наизнанку, чтобы сберечь помаду.
Вошёл похожий на старуху, пожал руку профессору и по-женски вздохнул: «Как быстро тянется время!» Вошёл другой. Глаза синие, холодные, внимательные. Уши большие, прижаты. Пиджак застёгнут на животе, сел, расстегнул.
Пришёл человек, похожий на Льва Толстого: носом, бровями и жидкой бородой, сел.
Шесть скрипачек в чёрном, «Венгерский танец» Брамса.
– А если прислать им сто рублей и заказать Мурку? – сказал Лев Толстой.
– А вы не знаете, каким междометием выражается удивлённый свист? – сказал похожий на старуху. – Говорят, долгим и протяжным тю… Я испытал это на рабочем месте – окружающие удивились.
Государство А
Государство, где в каждом саду родовое кладбище. Покойников вешают на деревьях, хоронят в глиняных кувшинах или в напольных часах.
Как прежде, на груди утёсов лежат облака.
– Вам повесили на калитку мешок помидоров. Не знаю, кто.
– Это хороший человек, кто бы он ни был, – отвечает.
– Помидоры, помидоры, – ушёл, поя, взяв мешок.
На веранде хромое кресло, под ножками протезы: «Война и мир» и школьный орфографический словарь. Книга в туалете (чтобы читать, а не рвать) – «200 лет вместе» Солженицына.
Государство И
Утром девочка стояла под моей дверью и звала: «Мам, мамм», затем по гостиничному коридору у каждой следующей двери: «Мам!» Неподалёку бухала пушка.
Ночь, снег
Под музыку Дебюсси у железнодорожной станции раскачивается фонарь. Прошёл поезд, и тень девушки пробежала – крыса! – от света – к её ногам.
В овраге в снегу на четвереньках стоит тётка.
– Проводи, замёрзну.
На платформе:
– Нет, до шконки.
Очки набок, лет 50.
Февраль в Репине
Красное небо, оснеженная ель шевелит медвежьими лапами. Туркмены сидят на берегу залива и с удивлением смотрят на воду.
Плакала собака
Большой магазин, на привязи у стойки цветов плакала собака.
– Чья собака, уроды!
Поскользнулся, бросил покупки, присел, потрепал по загривку: не плачь, не плачь!
Переход ВМФ РФ через Альпы
Ползёт, скрежеща винтом о скалы, атомная подводная лодка с подпалённым проржавленным боком, гордо поднимает острый нос эсминец и, перевалив, врывается в землю.
Логово стрекозы
– Логово стрекозы слушает, – отвечал по телефону Аркадий.
Логово стрекозы опустело.
Лёд и ветер Пискарёвской пустыни, сухие стебли во льду.
Сорок дней
– Вкусные пироги?
– Вкусные.
– А не врёшь? Я больше ничего в них не смогу положить, ни соли, ни перца. С грибами. Он на горке собирал. Я не собирала, я больше не могла с ним ходить. Он то быстро идёт, то вдруг останавливается. А солянка? Не пересолила? Пересолила. Это оливки солёные, я не учла. Пироги утром ходила в церковь святила. «Может, стоило сказать ему всю правду?» – «А ты знаешь всю правду?» – батюшка у нас смешной. Приходили, говорит, две старушки. «Кальмаров, – спрашивают, – в пост есть можно?» Головоногих, отвечает, можно. «Бритоголовых?..»
Я тебе дам фартук, нет, лучше его старую рубашку. Потом, если захочешь, возьми себе на память.
Три лета тому назад шёл дождь. Входили в дома, говорили по-чувашски. Купили литр молока, литр самогона и корзину чёрной смородины.
У дома цветут красные и лиловые маки. Двор зарос одуванчиками, чертополохом и полынью. Яблоне 20 лет, и в этом году первый раз родила.
Вечером за столом – 1 бут. водки, он и 12 гостей.
– Кто-то Иуда.
О совпадении с собственным образом – несовпадении.
О времени, которое нужно послать к чёрту.
Я рассказывал про Рида, который ставил эксперименты со временем, раскладывал на столах и пианино сырую картошку, бананы, персики и смотрел, как они покрываются плесенью и становятся чёрными.
– Чёрное время, – говорил Рид.
– Это человек носит смерть внутри себя, беременный ей.
– Какие у вас поля!
– Это разве поля? Вот у нас в Чувашии поля! – за горизонт! Привезённая из Бологого за 250 рублей девка бегала по полям и целовалась с коровами.
Родился и сказал, как его зовут. Жена, которая ногами не касалась земли. В пять утра вышел и увидел новые медведицы.
– Ты похож на Будду. Разрез. Никогда не увлекался дзен-буддизмом? – Читал. – Не считается.
– У вас рубашка дырявая. – Я весь в прорехах. – Не сегодня, ещё через год, а через год…
– У разбитого корыта. – Да-да, у разбитого, да, верно.
Похоронили в снежном поле. В то, про что писал. Дубовый крест выстрогал глава местной администрации. За гробом шли мужики и бабы. С похорон прислали фотографию в конверте, на котором нарисована девка.
– Россия такая. – Но думать-то надо, могли бы в простом.
На правом манжете пуговица застёгнута, на левом нет.
Я понимаю, что он их застёгивал и, снимая, на левом не расстегнул. Подметал пол, оторванные бело-коричневые пуговицы, сдув с ладони мусор, положил на рабочий стол.
– Что он сказал?
– Сказал что-то похожее на Unhe. Но у слушавшей его переводчицы – фантазии.
Разбирает визитки:
– Кто эти люди? На каких языках они говорят?
Читаю девушке его стихи:
– Ну как?
– Самое главное – просто.
