скачать книгу бесплатно
– Это в декабре-то?
Спит, открыв рот и полуоткрыв глаза, зрачки ворочаются, следят за кем-то бегающим и летающим.
«Уезжай или оставайся. – Мне всё равно. – Оставайся, мы будем играть в лису в курятнике. – Мне всё равно. Ты тащишь сундук моего прошлого сюда, рассаживаешь и расспрашиваешь их здесь, эти фантомы, прикармливаешь. Зачем они нам?» Я сказал «уезжай»:
– Ты мне безразлична.
Она не плакала. Её глаза были синие, как протоплазма. Может быть, она плакала потом, я не знаю.
Во дворе детского сада живая ёлка и живая Снегурочка.
Мальчик стоит в стороне и смотрит вверх. Что его удивило?
Серое небо, на котором ничего не написано? услышанная в себе музыка? Мама, которая за мутным стеклом развешивает новогодние огни?
Строят дорогу. По насыпи ходит бульдозер. В снег, перемешанный с мёрзлой землёй, зарывают соловьёв. Тех, которые разбудили меня, когда в матраце тлела красная ядовитая дыра, и я, услышав их майский рев, распахнул дверь на балкон.
Господня земля и исполнения ея, вселенная и все живущие на ней!
Дочка болеет. Не ела три дня. «В глазах всё жёлтое. На третий день съела вишенку, и – тошнит».
Узор на окне
– Смотри, какой ледяной шар, который похож на солнце!
Зоопарк зимней ночью
Птицы гремят когтями о жесть, как драконы.
Философский кружок
Собираются по вечерам в мастерской с видом на Спаса на Крови. Спорят, вертится ли ось у колеса телеги, вертится ли ось Земли. О том, сколько чертей смогут одновременно станцевать на острие иглы. Об Ахилле и черепахе.
По ночам в доме воют канализационные трубы.
Дети! последнее время!
Историк
Лицо искажено улыбкой: он знает всё. Его обидели – не дали степень, теперь измывается над студентами. Я видел его в научной библиотеке, он читал вслух поваренную книгу:
– На один килограмм мяя-са…
Сказка
Он был богом. У него было две дочки, которые сидели в саду. Там ещё была стена. На дереве росли яблоки, которые если съешь до смерти – не умрёшь, а если после – воскреснешь.
Песенка
Почему ты плачешь?
– По дому.
Где твои детки?
– На небе.
Кто ты, песенка?
– Ненависть.
Чем успокоится сердце,
чем успокоится?
31 декабря
Брожу, никому не покупая подарки.
Был ограблен старухой, она собрала вывалившиеся из кармана десятирублёвые бумажки: «Ничего-ничего, я подберу».
– Ребята, попроще чего-нибудь есть? – Чего попроще? – Кроме тишины… – Он весь вечер просил попроще. – У меня яда не хватило, чтобы плюнуть, – продавщица.
Коробка: «Эвкалипта плутовидного счастье». Вместо «Эвкалипта прутовидного листья».
Написать письмо: «Утром, надевая трусы, вспоминал, о тебе».
Груши сбегали по склону холма.
Отец
Мне четыре года, Прокопьевск, Новый год, хлопушка, ёлка загорелась, папа хлопал в ладоши, подпрыгивал, тушил иголки.
Бал
Сначала пришли дети, целый класс. Галдели. Потом бальные подруги. Потом их друзья и вовсе незнакомые люди стали появляться в доме. Их представляли мне: нечеловеческие фамилии. Их становилось много. Одни плясали в комнатах. Вспомнил, что дом большой. Другие пили под ёлкой и беседовали. Другие были в третьих. Люди с лицами своими. Люди в масках. Люди с лицами, как маски. Фиолетовые лица, кривые лица, красивые девки, юноши без лиц. Все человеческие и все искажены. Я жалел, что всё это наяву, а не во сне, ходил между ними, замеченный и не замечаемый.
1 января
Вокруг избы ходило нечто, подобное ребёнку. Следы.
Пять строк
Окна с белым попугаем,
крыши города под снегом.
Я один в своём окошке.
– Ты один в своём окошке, никого тебе не надо.
Метаморфоза
Лестничная клетка, окно через двор. Загромождённая комната. Девушка с косичкой читает книгу, колышется свет. Полки, кисточки, дело к полуночи. Нет, не косичка – белая рука. Абитуриентка, не первокурсница, готовится к первым экзаменам. Не шевелится. Что происходит? Юная леди сидит без движения? Отклонилась, тело исчезло. Сухая рука перекрестилась. Положила книгу. Старуха при свече читает – в своём загромождённом временем и прошлыми жизнями пространстве.
Танина бабка
«У меня черви в голове. Накрывала стол, крахмалила скатерть, хоронила мужа без конца. Он приходил домой, она: ты же умер, я тебя… Хорошо, садись. Уезжала из дому невесть куда, блукала. Нашли в лесу с обгрызенной булкой, замёрзла под деревом. Снег вокруг дерева оттаял».
Град возлюбленных Божьих
Тут недалеко деревня есть, Дудачкино называется.
Большая? Маленькая.
Там мужик церковь построил, и полопалась. Супов его, между прочим, зовут, Саша. Саша Супов.
Двор, ёлка, наёмная снегурочка, хоровод. Мальчик у ёлки смотрит вверх:
– Вы что, нелюди, что ли? Вы злые, что ли?
Беременна несколько недель. Говорит о том, как у него растут пальчики, ресницы.
Прощание
Дальнобойщики уезжают в Выборг. Хвост ещё выволакивается из Ленинграда. Дальнобойщики поют по рации:
– Ухо-ухо, ухо зелёно-е!
Она стоит на площади Мужества и машет платком. Непонятно, смеётся или плачет. Они едут в Скандинавию, где бушуют снега и живут Деды Морозы.
«Они одержимы лихорадочными поисками счастья».
Баба Зина
Вышла на порог в летнем халате и калошах на босу ногу, словно май на дворе.
– Та! Что ж вы без девок приехали?
Я приехал последней электричкой, ночевал в хлеву с печкой и распятой на брёвнах красной тряпкой «Ячейка В.К.П.(б), Приморский колхозный рынок».
Дрожали звёзды. В печке жарили чертей, и железная трещина змеилась огнём.
Рождественское утро: солнце, колодец, чёрная старуха на пороге избы.
Я поставил ведро в сугроб.
– А и я раньше красивая была! И блокаду пережила, и ПВО, и санитаркой. Двадцати лет тогда не было… Приводят, он безрукий в ванне сидит. «Помой, – говорит, – девочка.–
И здесь тоже помой, как свою руку». Приступилась, кожицу задрала – чёрное кольцо и выделения, и всё. Стала мыть, как самою себя… Вдруг вызывают – что такое, что я не так сделала? Прихожу, врачи стоят в белом, и он среди них, грамоту мне золотыми буквами – за службу.
А сейчас люди тут нехорошие, не всякому слово скажешь, не всякого за стол посадишь. Я говорю так: ешь пирог с грибами и держи язык за зубами, – баба Зина подняла кверху указательный палец.
Орехово, солнце, сосны, снег, а жизнь могла случайным или самочинным образом прекратиться.
Не пой
– Вчера. Действительно, вчера я был здесь, – сказал встречный.
На рельсах вороны рвали рыжую шкуру котёнка.
Зелёный солдат грелся куревом.
На красном облаке нарисовано дерево.
В снегу вдоль бетонного забора лежит гирлянда крашеных лампочек. И вдоль лампочек шёл старик с деревянной палкой.
– Осторожно, двери закрываются, – сказал машинист.
«Мы предельно осторожны».
Двери закрылись.
На железной стене тамбура было написано: «Ася не любит Люшу» (печатными буквами), «Теория невыносимости» (пропись), «Гамлет – неудачник» (трафарет), «Вася + Маша = Вася» (сердечком).
– Нас беспокоит Аня, она стала какая-то немножечко не такая.
В вагоне открыл книжку про ангелов, которые читают стихотворение, написанное другим ангелом.
– Ты такая красивая в этот вечер январский, – запели в тамбуре.
«Давайте в принцессу играть. – Нет, я боюсь».
«Как-то её звали?.. – На В. – Вирсавия».
«Зинка была легче, чем пальто».
«Кроме меня обо мне думать некому».
Ещё про каких-то осликов ада и набор из 12 игл говорили в вагоне.
– Ты ни с кем не сравнимая, из какой ты сказки… – тянул голос среди лыжных палок и дыма.
– Не пой, – лыжник пошёл через весь вагон на полусогнутых – мешали пластмассовые ботинки. – Не пой.
– …Ты была Аэлитою, королевою снежной, – пел подгулявший рождественский мужичок.
Тамбур задрожал, хрястнули палки, лыжник ударил в рот, из которого шла песня, на подбородок потекла кровь.
