Белолуние

Тут ведьма над Занозой сжалилась.

– Отдохните, – говорит. – Лиа с принцессой побудет.

А Лайда – ни в какую:

– Желаю, чтобы за мной Бурбелла ухаживала. Мне лучшей сиделки не надо. А то ваша Лиа то грелку перегреет, то компресс перестудит, то компот вчерашний принесёт – неумеха.

Вот ведь поганка! Лиа тотчас в рёв. Оно, может, и за дело её принцесса обругала – ручки-то у служанки и впрямь кривоваты, а всё же нехорошо это человека охаивать. Тем паче – при свидетелях.

Ведьма, видать, про то же подумала. Сверкнула глазами и строго так заявила:

– Бурбелле тоже отдых требуется. А, если тебе, душенька, компот не нравится, то можешь сама себе с кухни свежего принести.

Тут Лайда и попритихла. Потому как эта Вилла уже не первый день платила хозяйке за её комнату с резными ножками. И за еду платила, и за компот, и за ванну. Которая, правда, не ванна, а корыто, но за бесплатно и корыта никто не даст. Это уж Заноза на своей шкуре проверила.

Сперва-то они все племянницу ждали. Ту, которая, с лекарством. Только племянницы и след простыл. А принцессе, как назло, хуже сделалось. Уже и кора не помогала. То есть помогала, конечно, но только на время. Днём всё вроде спокойно. Лайда, когда компоту не требует, на кровати с резными ножками дрыхнет, а Заноза – на коврике посапывает. Потому как знает уже, что главное представление на ночь назначено. Едва Солнце сядет – тушите свечи. То есть, конечно, наоборот: тащите свечи, да побольше. Лайда теперь глаз не сомкнёт до самого утра. Ну, и Заноза, стало быть, тоже ни на миг не притулится.

В тот вечер, когда всё переменилось, принцессе было, прямо сказать, поганенько. Заноза только туда-сюда бегала – компрессы меняла. А что толку с этих компрессов, спрашивается, когда жар так и прёт?! Положишь компресс на лоб, руки-ноги водой оботрёшь – вроде полегчало. Только вода на горячем лбу – как на сковородке. Раз-два – и нет её. Тут жар опять расти начинает, и – всё по новой. Сплошные мучения!

Ведьма и то переполошилась. Спать не пошла – сидит у постели принцессиной, командует:

– Лиа, принеси сквелена! Бурбелла, нужно воды похолоднее.

А сама всё глаза Лайдины смотрит и пульс щупает. Что там щупать, спрашивается?!

Тут хозяйка постучала, в дверь голову просунула:

– К вам, ваша милость, племянница пожаловала с какими-то тёмными личностями. Прикажете позвать?

Вилла как вскочит да как заорёт:

– Никаких «тёмных личностей» с моей племянницей быть не может! Зовите всех сюда!

Заноза даже удивилась. Прежде Вилла поспокойнее была, таких коников не выделывала. Вот, что значит переволновался человек. Хоть и ведьма, а всё одно не железная.

Тут входит племянница. С ней – Гараш и ещё какой-то мальчуган белобрысенький. Заноза Гараша увидала – как родному обрадовалась. Выходит, сдержал слово-то. Ну, да она и не сомневалась. Гараш этот, видать, из благородных, пусть и зовёт себя по-собачьи. Такому слово нарушить – что мужику лапотному таракана живьём съесть.

Что до племянницы и белобрысого, то тут уж совсем особенная история вышла. Девчонка писаной красавицей оказалась. Ясное дело: Вилла постаралась. Не только саму себя заколдовала, но и родную кровиночку. Ведьме такие чары наложить – раз плюнуть.

В том, что Виллина красота была свойства магического, Заноза нисколечко не сомневалась. С ведьмы станется. Может, раньше, лун эдак пятьсот назад, она и была страшилищем, кто ж нынче разберёт?!

На мальчугана Заноза, до поры до времени, внимания не обращала. Оказалось – зря. Потому как ребёнок этот был и не ребёнок вовсе. Сперва-то вёл он себя смирненько: стоял в стороночке и ждал, пока племянница с тёткой не облобызается да на Лайду не наахается. После взял и исчез. А, когда появился, медведь его раздери, это уже был никакой не мальчонка, а всамделишный мидав. Заноза от неожиданности крякнула и хотела в него сапогом зашвырнуть, но ведьма её остановила:

– Успокойтесь. Зебу – наш друг.

Ясное дело: ведьме и мидав – друг. А Заноза ещё позабыть не успела, как эти «друзья» гнались за принцессой. Еле ноги унесли, и вот – нате.

Тут Лайда совсем закатываться стала. Все перепугались, заохали. А племянница – шлёп сундук на стол и говорит:

– Вот сыворотка. Надо ей дать поскорее.

Заноза внутрь заглянула – точнёхонько. Лежат в сундучке тёмные пузырьки, один к одному. Вилла обрадовалась. Пузырёк – хвать. Спрашивает:

– Какая дозировка?

Это, стало быть, сколько лекарства требуется. Племянница отвечает:

– Весь пузырёк, без остатка. Утром нужно будет дать второй.

Вилла в ответ:

– Чудненько!

Нет, не так она сказала. Позаковыристей. «Чудесно» или что-то вроде того. Ну, да не в том суть.

Вилла пузырёк откупорила, невесть зачем понюхала, плечами пожала.

– Неси, – говорит, – Лиа, стакан с водой.

Служанка умчалась. Все стоят, ждут. Рожи – как на поминках! Было бы смешно, если б не Лайда. А то уж и не до смеху.

Тут внизу что-то как загрохочет. После кто-то что-то рявкнул – не разобрать. Вилла на племянницу смотрит. Племянница – на Виллу. Гараш лоб нахмурил, ноздри раздул, а мидав – как сиганёт за дверь.

Ведьма снова плечами пожала, ложку взяла:

– Сейчас мы ей так дадим, без воды.

Не успела она склянку откупорить, в комнату влетел мидав, а на загривке у него здоровенный котище сидит. Шерсть дыбом, глаза синим светом светятся. Где это, скажите на милость, видано, чтобы у кота синие глаза были?! Снова чародейство, ни дать, ни взять!

А мидав прямо с разбегу – скок, и повалил сундук на пол. Склянки дзынькнули, разбились. А Вилла-то, как ложку держала, так всё от неожиданности и выплеснула.

Племянница в крик:

– Зебу, что ты наделал?! Как мы теперь Лайду вылечим?!

Что тут началось! Вроде Заноза не робкого десятка была, а всё ж за стеночку-то ухватилась, чтоб на пол не шлёпнуться. А всё оттого, что Кот вдруг заговорил:

– Вряд ли это снадобье пошло бы принцессе на пользу, друзья мои. В пузырьках – яд, а не сыворотка.

Пока все глазами хлопали, охали, переглядывались, Заноза видит: входят двое – мужчина и женщина. Господин, по всему видать, солидный. Шляпа только старовата, зато бородка, усы – всё как надо. Дамочка, та, хоть и не первой молодости, а хорошенькая. Ещё одна ведьма, не иначе. Заноза пригляделась. Где-то она эту ведьму видала, да вот где?

Вилла тем временем к двери повернулась, гостей заприметила, взвизгнула, к стенке привалилась и стоит, смотрит. Гостья руки протянула. Не то к ней, не то к племяннице – не разберёшь. Вилла не отвечает. Стоит, смотрит, а саму мелкая дрожь бьёт, и слёзы – ручьём.

Тут племянница как заорёт:

– Мама!

Гостья её в охапку сгребла и тоже реветь стала. Стоят они втроём, плачут. Что за ведьмы такие, скажи на милость?! Заноза и та чуток прослезилась. Хорошо, что не видел никто.

Истина под водой

Напрасно Никлас говорит, что утро вечера мудренее. Может, конечно, повезти, и проблемы исчезнут сами собой, но бывает и по-другому.

К примеру, следующее утро не принесло никакого облегчения. Наоборот, стало гораздо хуже, потому что вечером была, пусть и слабенькая, но, всё же, надежда. Теперь осталась только глухая тоска. Сыворотки не существует. Никто её не изобретал и не изобретёт, а, значит, Лайде и Витасу рассчитывать не на что.

Гараш оказался прав: нельзя было доверять этому Флапперу. Мерзавец! Ничего, пускай теперь посидит в подземелье, а уж, когда Витас выздоровеет… если Витас выздоровеет, он своё получит! Страшно подумать, что могло случиться, если бы Кот не подоспел вовремя! И мэтр Казлай. И… Вилма.

Селена никак не могла решиться ещё раз произнести слово «мама», и была рада небольшой отсрочке. Дело в том, что Вилма ускакала в Лаков ещё затемно, не взяв с собой даже служанку. Кот хотел поехать с ней, но, когда проснулся, обнаружил, что «госпожа Данория» уже уехала, и страшно обиделся. Сам он, правда, называл это «был весьма озадачен», что совершенно не отражало сути происходящего.

Вилла тоже обиделась. Вечером они с мамой вдвоём ухаживали за Лайдой. Выгнали даже Лию, хотя та могла пригодиться. Выходит, разговор был серьёзный. О чём они говорили – неизвестно. Даже Зебу и Кот, пытавшиеся подслушивать под дверью, ничего не добились. Кроме, разве что, нагоняя от мэтра, застукавшего их в коридоре.

Раньше Селене до слёз хотелось узнать, что произошло с её мамой на самом деле, и она легко приняла первое же правдоподобное объяснение. Теперь оказалось, что всё было иначе. Только вот как именно? Вдруг Вилма просто бросила её и Никласа, так же, как и мама Зебу? Выходит, Вилла солгала. А, может, она и сама не знала всей правды? Не об этом ли сегодня шла речь в принцессиной комнате?

Селена впервые не была уверена, что хочет получить ответы на все вопросы. Что делать с этими ответами, если они ей не понравятся? Забыть не получится. Не обращать внимания – тем более.

Она ела уху из краснопёрки, но уха почему-то не имела ни вкуса, ни запаха. Будто и не уха это была вовсе, а так – водичка с жёлтыми пятнышками жира и кружочками тушёной моркови. Странно. Толи хозяйка разучилась готовить, то ли причина была в чём-то другом.

Вилла написала длинный список для аптекаря, и Гараш уехал в город. Теперь Лайда нуждалась в лекарствах, но никто не знал наверняка, помогут они или нет. Кот и Зебу куда-то сбежали. Селена подозревала, что на рынок, за копчёным окороком.

– Древние бескарийцы не рекомендовали грустить за обедом, – сказал кто-то у неё над ухом.

Девочка подняла голову. Мэтр Казлай стоял рядом, скрестив руки на груди, и даже не улыбался. Неужели он это серьёзно?!

Селена вовсе не хотела его обидеть, но слова вырвались сами собой:

– Никаких бескарийцев не было. Я читала.

– Хорошо, – одобрил Казлай. Он был по-прежнему серьёзен.

– Хорошо, что их не было?

– Хорошо, что ты читала. Читать всегда хорошо, даже о том, чего нет.

– Вы сами их выдумали?

– Я поспорил с твоей мамой, что заставлю всех в это поверить.

– Ну и как? Заставили?

– Заставил. Но не всех. Никлас не поверил. И Гастон – тоже.

– Вы были друзьями, верно?

Казлай сел напротив и, водрузив локти на стол, подпёр кулаками подбородок. Маленькая бородка смешно затопорщилась.

– Они были мне как братья.

Спрашивать явно не стоило, но Селена всё равно спросила:

– Расскажите мне, что произошло. Ведь вы знаете, правда?

Казлай медленно кивнул – борода качнулась вместе с подбородком:

– Знаю. Возможно, ты уже слышала, что королева Эльжбетта невзлюбила твою маму.

– Значит, это правда?

– Правда. Сейчас об этом можно говорить – Эльжбетта больше не причинит никому вреда.

– Вы как будто рады её смерти.

– Не стану притворяться, что нет. Эльжбетта возненавидела Вилму из одного только страха разоблачения. Несмотря на высокое происхождение, ей недоставало благородства. Если бы Вилма тогда не «умерла», то закончила бы жизнь в башне Мертвеца.

Он слабо улыбнулся неожиданному каламбуру. Селена замотала головой:

– Я ничего не понимаю! Ведь это неправда! Мама жива!

– Жива. Хотя ты даже не представляешь, чего это стоило.

– Стоило кому?

Казлай вновь усмехнулся. Едва заметно – одними уголками рта.

– В первую очередь – Никласу. А ещё Вилле, Гастону, даже тебе, хоть до вчерашнего дня ты ничего об этом не знала.

– А вам?

– И мне. Впрочем, я платил по собственным счетам. В то время как Никлас оплачивал чужие.

Селена доела уху и отодвинула тарелку. Хозяйка тотчас вынырнула из-за двери чулана (подсматривала она что ли?), сгребла посуду на потемневший медный поднос и выжидательно уставилась на Казлая. Тот качнул головой, дескать, ничего не нужно, и женщина, фыркнув, удалилась. Небось опять спряталась в свой чуланчик – подслушивать.

– Положение Вилмы с каждым днём становилось всё опаснее, – проговорил Казлай, проводив хозяйку взглядом. – Все понимали, что Эльжбетта не остановится – бывшая подруга стала слишком опасна.

– Никлас был придворным лекарем. Он мог всё рассказать королю.

Казлай снисходительно усмехнулся:

– Когда речь идёт о сильных мира сего, друг мой, откровенность неуместна. Даже если бы король и поверил Никласу, он всё равно предпочёл бы избавиться от него и Вилмы. Как говорили древние бескарийцы: «Нет человека – нет проблемы».

– Вы опять за старое?!

Может «попугаям» история с бескарийцами и казалась забавной, но Селену она раздражала до колик.

Казлай примирительно поднял руки:

– Не о том речь, друг мой. Тогда все наши мысли были заняты тем, как спасти Вилму, Никласа и тебя. Сначала Гастон предложил переправить вас в Стребию, но это было слишком рискованно. Мы не могли предугадать, как поведёт себя королева Клибелла. Потом Вилма предложила собственный план. Идея была настолько безумной, что мы поддержали её единогласно.

– Что это был за план?

– Вилма сказала, что ей придётся умереть.

Это прозвучало так неожиданно, что Селена невольно вздрогнула.

– Конечно, не по-настоящему, – тут же успокоил Казлай. – Она всего лишь хотела инсценировать собственную смерть, и каждый из нас должен был сыграть свою роль в этой пьесе. Виллу заранее отправили в Гремундский лес к дальним родственникам Гастона. Она была ещё слишком юной, слишком импульсивной, и мы не решились посвятить её в свой план. Вилма рассчитывала, что всё пройдёт быстро, и сестре не придётся её оплакивать. Отослав Виллу, Никлас распустил слух о болезни жены. В ту пору ему ежедневно приходилось бывать во дворце, и всякий раз он со скорбью в голосе сообщал королеве, что Вилма чувствует себя всё хуже.

– Никлас на такое не способен!

– Ему не пришлось изображать отчаяние. Ареста Вилмы ждали со дня на день, и мы все были как на иголках. Однажды Эльжбетта прислала с нарочным8 какой-то пузырёк. Курьер передал, что её Величество обеспокоена состоянием своей фрейлины и предаёт лучшее лекарство, но никто из нас не сомневался, что в пузырьке – яд. Простейший химический анализ это подтвердил. Более подходящего случая могло и не представиться. На следующий день Никлас отправил во дворец срочную депешу о том, что Вилма скончалась. Мы стали готовиться к похоронам.

– Как можно похоронить живого человека?!

Казлай пригладил бородку:

– Тебе, должно быть, известно, что прежде похоронный ритуал отправлялся в храмах.

– Это было так давно…

– Вообще-то да, но Никлас объявил, что Вилма пожелала быть похороненной по древней традиции.

– Неужели Эльжбетта ничего не заподозрила?!

– Думаю, она была так рада смерти Вилмы, что не обратила на это внимания. На похоронах, разумеется, присутствовали её посланники. Они-то и донесли королеве, что Вилма Кариг лежала в гробу, мертвее не бывает.

– Я читала, что раньше гроб выставлялся в храме на обозрение, потом крышка закрывалась, и покойника везли на кладбище…

– Верно. По старому ритуалу, открывать её повторно запрещено. Мы всё продумали заранее. Близ площади Справедливости есть старый храм. Когда-то я вычитал в фолиантах времён Тира Седьмого, что прямо под его алтарём начинается подземный ход. Он связан с городской канализацией.

– Я знаю.

– Неужели? Похвальная осведомлённость, друг мой! Этим-то ходом и ушла Вилма. Когда мы заколотили крышку гроба, она открыла специально сконструированное дно и спустилась в подземелье. Гроб задрапировали расшитым покрывалом. Ещё одна дань традиции, за которую мы были безмерно благодарны древним. Я спрятался за колонной и незаметно нажал на рычаг.

– Хотите сказать, что никто ничего не заметил?!

– Никто и не мог. Гроб несли я, Никлас и Гастон. Мы не жаловались, что он слишком лёгкий, сама понимаешь

Лицо Казлая больше не казалось мрачным – зелёные искорки задорно прыгали в глазах.

Вот, что называют «горькой правдой». Выходит, Вилма, действительно, сбежала, бросив мужа и двухлетнюю дочку. Селена не чувствовала за собой права её осуждать, но и оправдывать этот жестокий поступок не собиралась.

Словно прочитав её мысли, Казлай замотал головой:

– Не спеши с выводами, друг мой. Ты знаешь далеко не всё.

– А вы?! – ей хотелось, чтобы слова цепкими коготками впились в его лицо. – Вы всё знаете?!

Сказано это было с нажимом на слово «всё». Сейчас он признается, что и сам стал жертвой заблуждения.

Казлай вздохнул, точно его вынуждали говорить о том, о чём ему хотелось бы умолчать, но всё же ответил:

– Я знаю всё. Выслушай меня, друг мой. Тогда и у тебя не останется никаких сомнений на сей счёт.

Фраза вышла до того старомодной, что Селена невольно улыбнулась, и Казлай продолжал:

– Согласно нашему плану, Вилма должна была выбраться на берег реки, где мы заранее спрятали лодку. Никто из нас не мог встретить её там, потому что к нам было приковано всё внимание. Десятки глаз следили за каждым шагом, десятки ушей вслушивались в те слова, что мы с Никласом и Гастоном говорили друг другу. Поэтому нам нужно было вести себя как можно более естественно, то есть скорбеть и напиваться. Точнее, делать вид, что скорбим и напиваемся. План был прост. Ночью, после поминок, мы с Гастоном должны были доставить Никласа и тебя на развилку дорог, к повороту на дорогу Трёх Мельниц. Вилма собиралась подняться вверх по течению, пробраться через лес и выйти нам навстречу. Она надеялась, что уже на следующий день вам удастся перейти через Аштарский перевал и попасть в Миравию.

– А что должны были делать вы?

– Нам предстояло вернуться домой, чтобы как можно дольше скрывать отсутствие Никласа.

– Как можно скрыть отсутствие придворного лекаря?

– Мы должны были рассказывать всем, что после похорон жены он занемог, и сидит дома разбитый сплином9. Вряд ли кому-то это показалось бы подозрительным. Как думаешь?

– Пожалуй, никому. Но ведь мы так и не попали в Миравию.

– Не попали. Безупречный план лопнул.

Не успела Селена спросить, что же произошло, как из-за углового стола раздался визгливый возглас:

– Никому, говорю тебе! Это всё богатым! Кто на перине…

Неприятный тенорок принадлежал субтильному человечку с огромной плешью на затылке, обрамлённой жидкими космами цвета свалявшейся шерсти. Его собеседницей и сотрапезницей оказалась дородная низенькая женщина, похожая на молочного поросёнка. Услышав крик своего спутника, она, похоже, смутилась и зашикала, но тот был неумолим:

– Только богатым, кому ж ещё?! Сама посуди: у Пролы трое братьев на ярмарке были, и что, спрашивается?!

Молочная бабёнка просительно сложила руки на груди и что-то напряжённо зашептала, озираясь по сторонам. Плешивый нисколько не озадачился.

– Нешто я неправду говорю?! – снова выкрикнул он, да так громко, что все посетители завертели головами. – Богатых эта зараза косит, им всем смерть придёт! А нам-то с тобой, Терадосия, бояться не след. Кто на одной краснопёрке жив, тому с чего помирать-то?!

Казлай с молчаливым презрением оглядел нарушителя спокойствия и сказал негромко, так, что никто, кроме Селены, не мог его услышать:

– В народе бытует поверье, что бедность защищает от степной лихорадки. Глупо и смешно. Бедность ни от чего не может защитить. Разве что от ожирения.

– Вы собирались рассказать, что стало с мамой, – напомнила Селена.

Казлай встрепенулся:

– Ты права, друг мой. До недавнего времени я знал лишь то, что знали все. Мы прибыли на развилку, но твоя мама так и не появилась. Мы ждали до самого рассвета, после прочесали лес и даже спустились на берег – её нигде не было. Пришлось возвращаться в город. На следующий день Гастон поднялся по реке, но и там не обнаружил никаких следов. Теперь скорбь Никласа была вполне искренней. Мы все понимали, что Вилма жива, но понятия не имели, где её искать. Шло время, а вестей всё не было. Твоя мама просто исчезла, и никто из нас не имел ни малейшего понятия, куда именно.

Казлай говорил, и говорил, и было в его тоне что-то неестественное. Что-то такое, что мешало Селене посмотреть ему прямо в глаза и заставляло следить за тем, как смуглые узловатые пальцы легонько постукивают по столешнице.

– Вы так её и не нашли?

– Нет. Спустя триста с лишним лун, она сама меня нашла.

– Но почему вас?! – воскликнула Селена и тотчас осеклась, сообразив, что сморозила глупость. – Простите, мэтр Казлай! Я вовсе не хотела вас обидеть, но почему она сразу не поехала к Никласу?

Казлай грустно улыбнулся:

– Вилма не знала, как вас найти, а я просто подвернулся по дороге. Только и всего.

Казлай замолчал, разглядывая собственные ногти. Разговор явно давался ему нелегко.

– Где она была? – прошептала Селена. – Почему вернулась только сейчас?

– Сначала всё шло по плану, – выпалил Казлай так скоро, будто эта фраза была заготовлена заранее. – Вилме удалось выбраться к реке, но, когда она вышла на берег, её ждал сюрприз.

Последнее слово он произнёс с нескрываемым отвращением.

– Сюрприз? – переспросила Селена. Почему-то ей сделалось не по себе.

Казлай легонько кивнул:

– Гвардейцы.

– Королева её разоблачила?!

– Если бы их послала королева, Вилмы давно не было бы в живых. Нет, отряд гвардейцев под предводительством Гекклиона Верды был отправлен другим лицом.

Должно быть, он ожидал, что Селена спросит о том, что это было за лицо, но она неожиданно заинтересовалась другим:

– Гекклион Верда? Разве у мидава может быть такое имя?

– Верда не был мидавом. Тот влиятельный господин, о котором я говорил, содержал небольшую гвардию, состоявшую только из людей.

Он помолчал и вдруг тихо добавил:

– За что и поплатился.

Вот оно что! Теперь понятно, о ком идёт речь! Гараш не раз упоминал, что в их домашней гвардии никогда не служили мидавы. Селена огляделась. Люди за соседними столами негромко гудели. Одни жевали краснопёрку, другие пытались грызть розоватые сухожилья, именуемые в здешних краях аппетитным словом «жаркое». Никто из них не знал и даже не мог вообразить, о каких опасных вещах беседовали неподалёку загорелый мужчина и худенькая девочка.

– Я знаю, о ком вы говорите, – наконец, объявила Селена.

Казлай вскинул бровь. Его обычно бесстрастное лицо на мгновение сделалось заинтересованным:

– Неужели?

– Кроме короля, в Тарии только один человек мог позволить себе личную гвардию.

Казлай не шелохнулся, только едва заметно смежил веки в знак согласия:

– Верно. К нему-то и доставили твою маму.

– Но зачем?!

Селена невольно повысила голос и вновь огляделась, испугавшись, что привлекла чьё-то внимание. Люди, однако, не проявляли к ней никакого интереса. Только плешивый поборник10 бедности зыркал по сторонам, как обезумевший хорёк.

– Тот, чьё имя тебе известно, имел собственный интерес. Ему нужен был свой человек в Варии. Такой, чтобы варийский король принял его с готовностью.

– Вы хотите сказать: «шпион»? – догадалась Селена.

– Для двенадцатилетней девочки ты чересчур сообразительна, друг мой.

– Мне тринадцать.

Казлай наклонил голову, разглядывая её исподлобья:

– Для тринадцатилетней – тоже. Твоя мама была такой же.

– Но Тумай её переиграл, верно?

– Не совсем. У неё просто не было выбора. Тумай предложил своё покровительство. Если она соглашалась принять его предложение, то и ты, и Никлас, и Вилла оказывались в абсолютной безопасности. Даже Эльжбетта была не вольна причинить вред тем, кому покровительствовал сам Тумай Великий. Чтобы вы могли получить такую привилегию, Вилме предстояло отправиться в Варию, к тамошнему королю, и стать одной из его приближённых.

– Чтобы шпионить для Тумая?

– Кажется, ты её осуждаешь?

– Нет, но ведь она могла отказаться.

– Могла. Но в этом случае, ваши жизни стоили бы недорого. Главным условием было то, что Вилма ни при каких обстоятельствах не могла вернуться в Тарию. Связь с Тумаем она должна была поддерживать через доверенных лиц.

– Неужели Тумай, которым все так восхищались, в действительности был жестоким и бессердечным?!

– Он был политиком, друг мой, а для политиков не существует слова «жестокость».

– Так не должно быть!

Казлай вздохнул:

– Не знаю. У каждого своя правда. В тот вечер твоя мама приняла предложение Тумая. Она понимала, что это единственный способ обезопасить любимых людей.

Всё это в голове не укладывалось! Как отец Гараша мог быть таким?! Политик ты, рыбак или, скажем, лесоруб, человеком надо быть прежде всего. Грош цена такому величию, которое основано на людских страданиях!

Ничего этого Селена, конечно, говорить не стала, просто взяла с последней оставшейся на столе тарелки суховатый ломтик хлеба и принялась его жевать.

В это время плешивый вновь подал голос. На этот раз он возопил громче прежнего, не обращая внимания на протестующее кряканье своей дамы:

– Всю жизнь краснопёрку грызём, с ней в зубах и подохнем! А только раньше они подохнут на пуховых перинах!