
Полная версия:
Белолуние
Солнечный свет разоблачил доктора Илларию. Теперь она вовсе не казалась такой уж холёной: причёска выглядела несвежей, лицо побледнело, на щеках проступили розовые пятна.
– Вам не за что извиняться, сударыня! – поклонился Никлас. – Напротив, это я должен просить прощение за долгое отсутствие.
– Это неважно, мэтр Кариг. Главное – вы, наконец, привезли сыворотку! Не медлите же, прошу! Дайте её королю, и следующая ночь будет для всех нас куда лучше прошедшей!
Она сказала это громко и страстно, совсем не так, как приветствовала Никласа. Но что изменилось?
– У меня нет сыворотки, сударыня, – ответил Никлас, наблюдая за её реакцией.
Зрачки Илларии на мгновенье расширились, рот приоткрылся, ноздри раздулись. Женщина фыркнула:
– Что значит «нет»? Вы шутите, сударь?!
– Жизнь его Величества – неподходящая тема для шуток, сударыня. У меня действительно нет сыворотки.
Внезапно доктор Иллария запрокинула голову и забулькала горлом. Никлас не сразу понял, что это: смех или кашель. Оказалось, всё-таки смех.
– По-вашему, это забавно, сударыня? – насупился он.
Перестав смеяться, Иллария заговорила другим голосом – сухим и резким:
– У короля жар. Третьи сутки мне не удаётся ничего с этим поделать! Вы уехали за сывороткой, но явились с пустыми руками! На что вы надеетесь, сударь?! На то, что лихорадка пройдёт сама по себе?! На чудо?! На древних богов?! У нас был шанс. У вас был шанс, мэтр Кариг, но вы его не использовали! Теперь король умрёт, и мы не сможем его спасти! Вы не сможете его спасти, сударь, потому что мне здесь больше делать нечего!
Она вновь вскочила на ноги, но уходить не торопилась – так и стояла у двери, вглядываясь в бледное до синевы лицо Витаса.
– Какую дозу сквелена он получил прошлой ночью? – спросил Никлас. Нужно знать, чего ожидать. Если уже и высокие дозы не помогают, то дело плохо.
Иллария перевела на него растерянный взгляд. Некоторое время она хлопала глазами, точно не понимала, о чём её спрашивают, и вдруг усмехнулась:
– Никакую, сударь.
– Это неостроумно, сударыня!
– Зато честно, сударь. Я не давала ему сквелен с того дня, как вы покинули город.
– Вот как! Что же побудило вас принять такое решение?
– Я – врач, мэтр Кариг, и не нуждаюсь в ваших предписаниях! Всё это время пациент получал другое лечение, которое, как видите, оказалось вполне эффективным.
– Могу я узнать, чем именно вы лечили короля, сударыня?
– Разумеется. Здесь нет никакой тайны. Его Величество получал отвар чомуса желтоцветного трижды в день, после приёма пищи. Впрочем, он уже два дня ничего не ест, так что, выходит, просто трижды в день. Вы удовлетворены?
– Я возмущён, сударыня! Но ведь это именно то, на, что вы рассчитывали, не так ли?
Иллария скривилась:
– Нам больше не о чем разговаривать, мэтр Кариг! Счастливо оставаться и всего наилучшего!
Она устремилась к выходу, едва не налетев на маршала, внезапно показавшегося в дверном проёме. Нордиг вскинул бровь, по его скулам поползли желваки:
– Вы уходите, доктор?
– Мэтр Кариг больше во мне не нуждается, господин маршал, – Иллария попыталась протиснуться мимо, однако Нордиг преградил ей дорогу:
– Мне так не показалось.
– Помощь госпожи Амиди мне действительно больше не требуется, – отозвался Никлас, хотя его никто не спрашивал. – Хотелось бы узнать лишь о том, почему вы избрали столь неразумную терапевтическую тактику, сударыня.
Иллария просительно взглянула на маршала, но тот лишь кивнул, веля отвечать.
– Чомус – отличное противовоспалительное средство, – едко проговорила женщина. – Противовоспалительное и жаропонижающее, да будет вам известно!
Никлас не отвечал. Он рылся в сумке в поисках пузырька со сквеленом.
– Чего вы от меня хотите?! – взвизгнула Иллария. – Я лечила его тем, чем считала нужным.
– Нужным для чего? – Никлас посмотрел на неё в упор, и женщина не выдержала – отвела взгляд.
– Я – врач, сударь!
– Это мы уже слышали, – кивнул маршал. – Извольте отвечать на вопрос!
– Я не понимаю вопроса! – Иллария дёрнулась в сторону двери, однако Нордиг встал прямо в проходе, и ей пришлось отступить.
– Вопрос предельно прост, – вздохнул Никлас. – Вы осознанно лечили короля так, чтобы не дать ему выздороветь. Зачем?
– Это клевета! – выкрикнула Иллария, но тотчас опустила плечи и скукожилась. Маршал взял её за локоть:
– Отвечайте на вопрос! Притворство вам не поможет.
Внезапно переменившись в лице, женщина подняла голову и зашипела:
– Во славу ветра! Клянусь, я сделала всё, что могла! Теперь тиран умрёт, а больше я ничего не скажу!
– Под стражу её! – крикнул Нордиг.
Гвардейцы появились так быстро, точно ожидали приказа прямо за дверью. Возможно, так оно и было.
Когда Илларию, увели, маршал сухо произнёс:
– Мы не ждём от вас чудес, доктор. Вы хороший врач, но сейчас всё в руках судьбы.
Никлас опустил глаза:
– Я виноват перед его Величеством. Позвольте мне искупить вину. А у вас, господин маршал, нынче прибавилось дел. Теперь ясно, что эта дама связана с группой фанатиков, именующих себя Братьями ветра.
– Я впервые о них слышу.
– Я и сам до недавнего времени не догадывался об их существовании. Впрочем, моё дело – лечить его Величество. Безопасность государства – ваша сфера влияния, господин маршал.
Нордиг кивнул и поспешно вышел, оставив его наедине с королём.
«Бесхвостые» и «тени»
Обратный путь всегда кажется короче. Интересно, почему? Эту загадку, как и все прочие, связанные с течением времени, Селена решила разгадать позже, когда выучится и проведёт серьёзное исследование. Пока же оставалось только удивляться тому, как быстро холмы Нижнебартисского округа сменились густым лесом. Судя по пейзажу, до развилки было уже недалеко.
Добрую половину пути Селена промурлыкала себе под нос незнакомую песенку. Откуда взялась эта мелодия, оставалось загадкой даже для неё самой. Возможно, была подслушана ещё в Лакове, а, может, привязалась на какой-то ярмарке. У песенки даже были слова, правда исполнялась она на каком-то неизвестном языке, так что повторить было непросто. Зато мелодия была чудесная. С ней дальняя дорога казалась короче и приятнее. Тем более что и полюбоваться было на что.
Миравия – удивительная страна. Уму непостижимо, как на такой маленькой территории умещается столько красот. Тут вам и море, и горы, и зелёные холмы до горизонта, и поля, весной жёлто-салатовые, летом – золотые, а осенью, как сейчас, – охряно-коричневые. Ещё в Миравии много городов и деревушек. Деревни, пожалуй, особенно живописны.
Те, что расположены близ моря, будто отполированы солёным ветром. Почти все дома там построены из серого камня, а те из них, которым посчастливилось быть сооружёнными на рубеже суши и моря, покрыты причудливыми узорами, что оставляют штормовые волны. Вообще-то таких домов немного. Большинство людей предпочитает селиться на внушительном расстоянии от кромки воды, опасаясь разрушительной силы стихии.
Вдали от побережья деревни иные. Тут нет головокружительного морского простора, зато есть трогательный уют дерева и сочная яркость лугов, перетекающих с холма на холм, будто другое, зелёное море. Здесь строят дома из белёной глины или облицовывают досками, но возле каждой двери непременно выставляют горшки, бочки или кадки с цветами. В Миравии цветёт всё. За эту особенность путешественники поэтично прозвали её Страной Цветов.
И всё же, как ни прекрасна Миравия, здесь недостаёт чего-то важного. Того, что витает в душном воздухе Туфа, чудится в речной прохладе, слышится в плеске воды под веслом, видится в сиянии ночных огоньков. Того, что несомненно, существует, хотя не имеет собственного названия. Того, что Тарийцы называют Тарией, Ливарийцы – Ливарией, Стребийцы – Стребией. Даже в шипящем языке кочевников амату есть слово «родина». Селена давно отыскала его в словаре. Оказалось, оно произносится как «арххуммэ».
– Арххуммэ, – проговорила она, задумавшись. Произносить такое красивое слово было приятно. Поток воздуха будто бы ударялся о нёбо и с шумом прорывался между зубов.
– Мэ арххуммэ Тарйа, – откликнулся Гараш. Он выговаривал звуки иначе: долгое «х» клокотало в горле, «мэ» выходило плавным, точно скатывалось вниз с языка.
– Что ты сказал? – переспросила Селена.
– А ты? – его глаза смеялись.
– Я сказала «родина».
– Верно. А я сказал, что моя родина – Тария.
– Моя – тоже, – зачем-то вставил Зебу.
– Вы хотите вернуться? – Селена зачем-то понизила голос, хотя лесная дорога, по которой они ехали, была безлюдна.
– Когда-нибудь мы обязательно вернёмся! – заверил Зебу. Он говорил так всякий раз, когда речь заходила о Тарии. Похоже, ему просто нравилось себя обманывать.
Гараш долго молчал, но, когда пауза чрезмерно затянулась, внезапно встрепенулся:
– Мы не можем. Не сейчас.
– Почему? – удивилась Селена. – Чего мы ждём?
– Я должен стать сильнее.
– Сильнее? – хмыкнул Зебу. – О чём ты?
Лицо Гараша сделалось каменным. Как тогда, на площади, когда они ждали начала казни.
– Будет война, – выдохнул он.
– Война уже идёт, – заметил Зебу. – Ты разве не в курсе?
Гараш скривился:
– Война Тарии с Миравией не моя война. Тарийцы мне не враги. Враг у меня один – Шамшан.
– А ещё Кассис, Ривай, – стала загибать пальцы Селена. – Ты намерен стать таким сильным, что сможешь в одиночку победить их всех?!
Гараш посмотрел на неё так, словно она сказала, что красной луны не существует. Он явно не понимал вопроса.
– Я не хочу ждать, – неожиданно призналась девочка. – Я много об этом думала…, я каждую ночь об этом думаю. И я поняла, что хочу вернуться домой.
– Тоскуешь по Тарии? – ухмыльнулся Зебу.
Селена была готова к этому вопросу:
– Что такое, по-твоему, Тария, Зебу?
– Отец, – не задумываясь, ответил мидав и осторожно покосился на Гараша – засмеётся ли? Тот не засмеялся.
– А ты что скажешь? – спросила Селена у мальчика.
Гараш долго молчал, и она успела решить, что вопрос останется без ответа, когда он, наконец, заговорил:
– Тария это не границы. Границы всегда меняются. Сейчас они здесь, а через сто лет – совсем в другом месте. Тария это не лес, не поля и не море. Они везде одинаковые. Я думаю, Тария – это мы. Она в наших сердцах.
– Красиво сказано! – хохотнул Зебу. – Но, если бы это было правдой, мы бы всегда носили Тарию с собой и не скучали по ней. Где же она? – он наигранно огляделся. – Её нет!
Вдруг его взгляд сделался тревожным. Селена невольно оглянулась. Выяснилось, что следом едет всадник, закутанный в тёмный плащ, в сопровождении троих пеших. Гараш тоже их заметил.
– Давайте оторвёмся, – тихо проговорил он, подгоняя лошадь.
– Боишься? – поддел Зебу.
Мальчик не удостоил его ответом, только привычно стиснул зубы.
– Думаешь, это опасно? – прошептала Селена.
Гараш нахмурился:
– Не знаю. Но я бы не стал рисковать. Неспроста кто-то ищет Никласа на этой дороге. Если им нужен не он, а сыворотка, то они до нас доберутся.
Внезапно кто-то из преследователей окликнул их по-тарийски:
– Стойте! Извольте предъявить вашу грамоту.
Селена и Зебу переглянулись. В глазах мидава девочка прочла то, о чём догадывалась и сама.
– Вперёд! – проговорила она сиплым шёпотом. – Не останавливайтесь!
Путники ускорились, но преследователи не отставали.
– Вам велят остановиться! – прогремело сзади. – Стойте немедленно!
Перехватив взгляд Гараша, Селена замотала головой:
– Ни за что!
– Взять их! – скомандовал тот же голос.
– Бежим! – одновременно с ним крикнул Гараш.
В это мгновение время ускорилось. Слева от Селены взвилась серая грива коня, справа мелькнули рыжие пятна на шкурке Зебу. Беглецы мчались, что было духу. Если за ними всё ещё гнались, то преследователь теперь, конечно, был один. Пешие, конечно, давно отстали, и мысль об этом обнадёживала.
Селена оглянулась. Действительно, следом скакал лишь один всадник. Значит, его спутники остались далеко позади. Только девочка успела порадоваться лёгкой победе, как воздух вокруг конного начал сгущаться, и вскоре превратился в три узнаваемых силуэта.
– Мидавы! – ахнула Селена.
Чёрные бойцы тем временем угрожающе набирали скорость. Селена пригнулась к лошадиной холке, и время вновь стало замедляться. Теперь конь Гараша плавно покачивался слева от неё, будто не бежал по земле, а парил, рассекая воздух мощной грудью. Вскоре Зебу вырвался вперёд. Если бы сундучок с сывороткой был у него, то, возможно, Витас и получил бы свой шанс на спасение. Сундучок, однако, был привязан к Селениному седлу, а Майла, как нарочно, не желала бежать быстрее.
Казалось, преследователи совсем близко, но судьба, как известно, благоволит впавшим в отчаяние. Выяснилось, что мидавы отстали. Дорога теперь петляла по лесу, и, оглядываясь, Селена больше не видела их тёмных силуэтов. От этого делалось немного спокойнее, хотя радоваться было всё ещё нечему.
В это время в подлеске слева от дороги появилась серая тень. В первое мгновение Селена решила, что это кабан или косуля, но, но приглядевшись, поняла, что ошиблась.
– Эли! – ахнула она.
Зебу тоже заметил мидаву – радостно взвизгнул и побежал ещё быстрее. Набирая скорость, Эли помчалась вдоль дороги. Селена неотрывно следила за ней, чтобы не упустить из виду.
Добравшись до примыкавшей к дороге тропы, мидава забрала влево и скрылась в лесу.
– За ней! – скомандовала Селена, и беглецы помчались гуськом по узкой тропке.
Укрытая под деревьями земля была влажной и не пылила. Выходит, повезло. Вряд ли преследователи в ближайшее время догадаются, что те, за кем они гонятся, изменили маршрут. Во всяком случае, Селене хотелось в это верить. Эли – умница. Она знает лес, и выведет их туда, куда нужно.
К счастью, преследователи и впрямь отстали. Во всяком случае, сзади не было слышно ни стука копыт, ни шумного пыхтения мидавов.
Спустя некоторое время, тропинка вывела беглецов на поляну. Здесь их ждала серая Эли.
– Неплохо бегаешь, Зебу Зегда! – сообщила она вместо приветствия.
– Хочешь сказать, что у вас так умеет каждый ребёнок? – набычился мидав.
Эли махнула хвостом:
– Не каждый. Только некоторые.
Она лукаво прищурилась, изучая надувшегося Зебу и, наконец, сжалилась:
– Я пошутила, Зебу Зегда. У нас мало кто так может. Ладно. Если хочешь знать, никто так не может. Доволен?
Мидав не ответил, но было видно, что он горд собой.
– Я вас не представила, – опомнилась Селена. – Эли, знакомься: это Гараш. Гараш, Эли – мидава из вольного племени.
Она ожидала, что мальчик от удивления ляпнет какую-нибудь бестактность и уже приготовилась извиняться, но тот лишь поклонился:
– К вашим услугам, сударыня.
Вот это воспитание! Даже глазом не моргнул! Будто бы он каждый день видит серых мидавов, да, к тому же, девочек.
– Сударыня! – хихикнула Эли. – У нас так не говорят!
Селена собиралась промолчать, копируя молчаливую галантность Гараша, но не сумела. Очень уж было любопытно.
– Как же у вас говорят? – поинтересовалась она.
Эли немного помолчала, точно решая, стоит ли откровенничать, но всё же ответила:
– Родных мы зовём своекровными. Друзей – своедушными.
– Своедушными? – скривился Зебу. – Как это понимать? Друзья вас душат?
Эли вздохнула:
– Говорила я: совсем он на голову скорбненький! Даже жалко! Своедушный – значит, у него своя душа. То есть такая душа, которую ты признаёшь своей. Понял?
– Вас поймёшь, как же! – рассердился мидав. – У него своя душа, и он тебя душит. Ерунда какая-то!
– А как вы зовёте врагов? – неожиданно спросил Гараш.
Лицо его сделалось таким грустным, что стало понятно – спрашивает он не из простого любопытства. Эли попыталась отшутиться:
– Врагов мы не зовём. Зачем они нам?!
Гараш криво усмехнулся:
– Если есть название для друга, то должно быть и для врага.
Эли тоже отчего-то погрустнела:
– Для этого у нас есть два слова, потому что бывает два типа врагов. Есть враг, которого стоит простить, чтобы не разжигать ненависть. Таких мы зовём… – она осторожно покосилась на Зебу, – «бесхвостыми». Не потому, что у них нет хвоста, а потому, что… Честно говоря, я и сама не знаю, почему. Тут дело вот в чём. Нельзя враждовать с тем, кто обидел тебя по глупости или по незнанию. Таких врагов называют «бесхвостыми». Но есть и другие. Те, которые причиняют настоящую боль. Имя такому врагу – «тень». Они не просто задевают за живое, они влезают прямо в душу и пакостят там в своё удовольствие. Когда ты не можешь простить обидчика, он становится твоей тенью. Ты всегда будешь думать о нём, всегда будешь искать его. Пока он жив, ты с ним связан, и только смерть может разорвать эту связь.
– Красиво сказано! – одобрил Зебу.
– Чья смерть? – зачем-то уточнил Гараш. – Его или?..
Мидава долго и пристально разглядывала мальчика. После кивнула:
– Его. Или твоя. Это уж как повезёт.
– Там были мидавы, – заметила Селена. – Ты их видела?
– Их трудно не увидеть!
– Я не понимаю! – успокоившись, девочка, наконец, привязала Майлу к дереву. – Как они здесь оказались? Как прошли мимо Эха?
– Сначала тебе стоило спросить, как здесь оказалась я, – хихикнула Эли. – Аштарское ущелье не так непреступно, как можно подумать. Однажды взломать Эхо сумели простые разбойники!
– Неужели они нашли новый способ?! – удивился Гараш. – Миравийские инженеры специально всё проверили и не нашли никакого кода.
– Хочешь сказать, что перейти границу невозможно? – в очередной раз прищурилась Эли.
– Я в этом уверен!
– Ты уверен только потому, что считаешь Эхо абсолютно надёжным?
– Конечно!
– Типичное заблуждение. Допустим, Эхо действительно больше не ошибается. Разве это гарантирует безопасность границы?
– Как же иначе?!
– Что если есть другой способ её перейти?
– Другого способа нет! – рассердился Зебу.
Эли сочувственно вздохнула:
– То, что ты о нём не знаешь, не означает, что его нет. Я, например, перехожу границу, когда мне вздумается. И, знаете, что?
– Что? – хором выдохнули мидав и Селена.
– Границы существуют только на картах, а у вольного племени нет карт, поэтому я хожу туда, куда вздумается. Это моя жизнь.
– Неужели Эхо тебя пропускает? – не поверил Гараш.
– Вообще-то я не хожу через ущелье. У вольного племени есть другой путь, куда более надёжный. Если хотите, могу показать.
Гараш насупился. Было видно, что он напряжённо размышляет.
– Тот человек говорил по-тарийски, – сказала Селена. – И с ним были мидавы, значит его…
– … послал Шамшан, – закончил за неё Зебу. – Но зачем?
Эли повела ушками и принюхалась:
– Они пошли по ложному следу. Сделаем так: вы останетесь здесь, а я приведу подмогу.
Гараш встрепенулся:
– Подмогу? О чём ты?
– Неважно. Оставайтесь на этой поляне и никуда не уходите.
Не дожидаясь ответа, она нырнула в кусты и скрылась в зарослях.
– «Никуда не уходите», – передразнил Зебу. – Всё-таки она странная, вам не кажется?
Селена улыбнулась:
– По-моему, ты был рад её видеть. И потом, она хочет помочь, что тут странного?
– Вредная, самоуверенная девчонка, – бурчал мидав, устраиваясь в тени дерева.
– Если мы останемся здесь, то Витас не дождётся сыворотки, – вздохнул Гараш.
– И Вилла, – поддержала его девочка. – И Лайда – тоже. Сейчас всё зависти от нас. Но я верю, что Эли нам поможет.
Услышав её, Зебу поморщился:
– С чего бы?
– Просто верю, и всё.
– Это потому, что она тебе нравится.
– Она мне нравится. И я, в отличие от тебя, не боюсь в этом признаться.
– Я бы тоже не боялся, если бы она мне нравилась, но она мне не нравится.
– По-моему, она милая.
– По-твоему, все милые!
– Не все. Ты, например, сейчас вовсе не милый!
– Ну и пожалуйста!
Зебу лёг на лапы и демонстративно отвернулся.
– Подождём до вечера, – решил за всех Гараш. – Если она не вернётся, будем выбираться сами.
Селена, наконец, решилась спросить о том, что её интересовало:
– Неужели ты нисколечко не удивился?
Мальчик пожал плечами:
– Ты про серую мидаву? Удивился, конечно.
– Почему же не подал виду?
Гараш вздохнул:
– Аристократическое воспитание, будь оно неладно. Гувернёр всегда твердил: «Не подавай виду, что ты удивлён. Это неприлично». Глупость, конечно, но я привык.
– Может и не глупость, – протянула Селена.
Подумала же она совсем о другом. Что, если Никлас тоже удивляется, только не подаёт виду? Это бы многое объяснило. Надо будет обязательно спросить его самого.
Успокоенная мыслью об отце, она села с другой стороны дерева, под которым лежал Зебу, и затянула свою песенку.
Вольное племя
Прошла целая вечность, но Эли всё не появлялась. Теперь солнце не висело над верхушками деревьев, а пряталось за стволами, поочерёдно показывая лучи. В лесу уже блуждал розовый вечер, хотя до настоящей темноты было ещё далеко.
– Она не вернётся, – проворчал Зебу. – Как можно доверять хвостатой, которая, к тому же, живёт в лесу?!
– Она живёт дома! – вступилась за мидаву Селена, хотя, в сущности, не имела ни малейшего понятия о том, где и как та живёт.
Если разобраться, они и впрямь не знали об Эли ничего, кроме тех скудных фактов, которые та захотела сообщить, и вопросов оставалось немало. Где, например, обитают те, кто называет себя Вольным племенем? Эли проговорилась, что её народ пришёл из приальзарья, но это слишком неопределённо. Альзар – крупнейший приток Леи – течёт с востока на запад через добрую половину Тарии.
Неясно было и то, почему много лун тому назад одни мидавы ушли к людям, навсегда утратив серый цвет, а другие остались дикими или, как считали они сами, – свободными. Эли, наверняка, знала ответ, ведь это история её народа. И вообще, Вольное племя по непонятной причине знало о происходящем куда больше, чем их собратья, связавшиеся с человеком.
Во всяком случае, теперь понятно, откуда появилась мама Зебу. Что если она до сих пор жива? Селена осторожно покосилась на мидава. Тот казался спящим, но услышав, как она шевельнулась, тотчас повернул голову:
– Хочешь меня о чём-то спросить?
– С чего ты взял?!
– Ты всегда так смотришь, когда собираешься задать бестактный вопрос.
– Я не задаю бестактных вопросов!
– Задаёшь!
– Никогда!
– Постоянно!
Вот ещё! Она – сама тактичность. Селена фыркнула:
– Гараш!
Мальчик вздрогнул, вырвавшись из полудрёмы, и Селена тотчас начала допытываться:
– Я ведь не задаю бестактных вопросов, правда?
Тот скривил губы, что, должно быть, означало неосведомлённость:
– Пожалуй, нет. Во всяком случае – мне.
Селена победоносно уставилась на мидава:
– Ты это слышал?!
– Угу, – хрюкнул Зебу. – Ему – нет, а мне – сколько угодно. Так что, если хочешь, спрашивай – я привык.
– Ты никогда не думаешь о маме? – выдохнула Селена. Сейчас Зебу точно рассердится и скажет что-нибудь обидное.
Мидав, однако, отреагировал вовсе не так, как можно было ожидать: приоткрыл рот, захлопал глазами, вздохнул и отвернулся, пряча взгляд.
– Прости, – шепнула Селена. – Это, наверное, и был бестактный вопрос, да?
Зебу покосился на Гараша:
– Не думаю. Если это всё, что тебя интересует, то мой ответ – нет. У меня не было мамы. Только отец.
Вот ведь упрямый! Селена вздохнула:
– Ты же знаешь, что это неправда!
– Правда!
– Вовсе нет! Эли права: у каждого была мама. И у тебя – тоже.
– Ладно. Допустим, она действительно была…
– Не «допустим», а точно была.
– Хорошо. Она точно была, но теперь её нет.
– Что если она жива?
– Да какая разница?!
– Неужели ты не хотел бы её увидеть?!
– Ни капельки!
– Я тебе не верю!
– Ну, и пожалуйста!
– Если бы моя мама была жива, я бы очень – преочень хотела её увидеть! Хоть на минуточку! Хоть одним глазом! Я даже сейчас этого хочу, хоть и знаю, что мамы давно нет!
– Это совсем другое дело!
– Нет, Зебу, не другое! Она – твоя мама, и любит тебя больше всего на свете!
– Она отдала меня отцу! Если бы любила, то не сделала бы этого!
– Может, она знала, что с отцом тебе будет лучше!
– Это ещё почему?
Селена не нашлась, что ответить. Почему мать отдала своего новорождённого малыша? Для этого нужны веские причины. Очень веские. Она не могла придумать ни одной.
Толком поразмыслить ей так и не удалось, потому что со стороны дороги послышались голоса. Похоже, Эли сдержала обещание и привела кого-то на помощь. Селена хотела, было, её окликнуть, но, прислушавшись, поняла, что ошиблась. Из леса, хрустко ступая по ковру из сухих веток, выбрались пятеро: недавний конный преследователь и его ужасные спутники. Правда, теперь отряд пополнился ещё одним запоминающимся субъектом. То был огромный угольно-чёрный мидав с блестящей шерстью и тёмными глазами.