Белолуние

– Ривай! – ахнул Зебу, вскакивая на лапы.

– Зегда-младший! – обрадовался глиман. – А я-то стал опасаться, что не найду тебя, малыш! Приятно повидать старого знакомого, не так ли? Старик Закари будет рад твоему возвращению!

– Почему вы так говорите? – насторожился Зебу.

– Потому что у тебя, наконец, появилась возможность вернуться домой. Отличная новость, верно?

Зебу замотал головой:

– Я не хочу!

– Не хочешь домой? – притворно удивился Ривай. – Что ж, я тебя не осуждаю. А, может, дело в том неприятном происшествии с Тишем Белолобым и его отрядом? Ты боишься, я угадал? Если да, то напрасно. Его Величество Шамшан Первый способен на редкое великодушие. Тиша всё равно не вернёшь. Кто-то должен занять его место. Как думаешь?

Зебу посмотрел на Селену, после мельком взглянул на Гараша:

– Хотите сказать, что это буду я?

Ривай сухо рассмеялся:

– Не сразу, малыш. Я хочу сказать: не прямо сейчас. Но когда-нибудь – вероятно. Старина Зак ещё будет гордиться тобой. Правда, для этого нужно быть паинькой и отдать нам то, что везёт вон в том ящике твоя подружка.

Гараш скрипнул зубами:

– Зачем это Шамшану?

Ривай подмигнул своим спутникам:

– Он не понимает! Даже досадно, что сын старого лиса Тумая вырос таким глупцом! Его Величество заинтересован в скорейшем разрешении затянувшегося конфликта. Долгая, бессмысленная война на море нам давно надоела. Пора переходить к решительным действиям, не так ли? Скоро мы положим этому конец. Что до малолетнего короля… Сам по себе он нас абсолютно не интересует, но есть одна проблема – миравийский народ его любит, в то время как Нордига только уважает и немного побаивается. Не станет короля – ваша и без того хилая армия полностью утратит боеспособность. Они могут идти за маршалом, но умирать согласятся только ради мальчишки. Значит, мальчишка должен умереть первым. Только и всего.

– Хотите забрать сыворотку? – скривился Гараш.

Ривай округлил глаза так, что на мгновение стали видны яркие белки с красными прожилками:

– Зачем? Мы просто убьём вас, и ящик останется тут навсегда. То есть, когда-нибудь его, вероятно, найдут, но покойному королю Витасу не будет от этого никакого проку. Что касается тебя, Зегда-младший, то моё предложение по-прежнему в силе: пойдём с нами. Твой отец будет рад.

Зебу не отвечал. Селена многое бы отдала, чтобы узнать, о чём он думает, но угадать было невозможно. Девочка оглянулась. Привязанные в нескольких шагах лошади беспокойно переступали с ноги на ногу, прядая ушами. К Зебу они привыкли, но запах других, взрослых мидавов пугал их.

Увы, лошади были слишком далеко. На то, чтобы добежать до Майлы, отвязать её и вскочить в седло потребуется время, а мидаву хватит одного мгновения для точного и мощного прыжка. Однажды Селена видела, как боец из чёрного отряда убил человека, и это было страшное зрелище.

Зебу по-прежнему напряжённо молчал.

– Мне это надоело! – объявил Ривай. – В последний раз спрашиваю: ты идёшь с нами, малыш, или мне стоит убить тебя как ненужного свидетеля?

Он явно знал, что делает. Зебу и без того не герой, а упоминание об отце окончательно убедит его сдаться. Селена заранее готова была простить друга, ведь в историю с сывороткой он оказался втянут только из-за…

Внезапно Зебу метнулся вперёд бело-рыжей молнией, истошно завопив:

– Бежим!

Не ожидавший нападения Ривай повалился на землю, но тотчас вскочил с криком:

– Убить их! Щенок – мой!

Мидавы бросились исполнять приказ, сталкиваясь лбами и поминутно цепляясь друг за друга. Эта краткая проволочка дала Селене и Гарашу фору. Не сговариваясь, они бросились отвязывать лошадей и, наверняка, сумели бы прорваться к дороге, если б не Зебу. Повалив Ривая на землю, тот не успел во время отскочить и оказался схвачен за шкирку острыми клыками.

– Попался! – крикнул глиман.

Всем известно, что мидавы не используют артикуляционный аппарат, а лишь транслируют звук в пространство и всё же, видеть разговаривающее и одновременно держащее жертву существо было жутковато.

– Бегите! – сипло взвизгнул Зебу, но Ривай тотчас прикусил его, заставив замолчать.

Зебу жалобно заскулил.

Внезапно Гараш ударил коня в бока, пуская в галоп. «Сбежит», – решила Селена. Мысль была гадкая, но другого объяснения не находилось. Всё прояснилось уже в следующее мгновение, когда мальчик на скаку подхватил спрятанный за деревом палаш и с рёвом бросился на мидавов. Те заплясали вокруг, уворачиваясь от ударов и одновременно пытаясь стащить его с лошади.

Задача была не такая уж сложная, и они непременно преуспели бы, если б из леса не выскочила серая Эли. Она мчалась, прижимая ушки к затылку, а следом бежали десять или двенадцать взрослых мидавов разных мастей. Одни были бело-рыжими, как Зебу. Другие – цвета корицы. Но больше всего Селену поразили серые. Эли не солгала. Кроме неё их тут было трое. Эли говорила, что у неё есть отец и брат такого же удивительного цвета, но кто же третий? Тоже родственник?

Не ожидавший нападения Ривай, разжал зубы, и Зебу вырвался на свободу. По его белоснежной холке тонкими струйками стекала кровь. Вокруг, тем временем, завязалась битва. Воспользовавшись численным преимуществом, Вольное племя теснило Чёрный отряд вглубь леса. Не успевший прийти в себя Зебу заметался между дерущимися. Гараш остановился в нерешительности. Опасаясь ранить кого-то из своих, теперь он лишь осаживал коня, когда тот, пугаясь запаха крови, порывался вырваться из окружения рычащих и фыркающих чудовищ. Увидев это, всадник, сопровождавший Чёрный отряд выхвалил шпагу и бросился на него. Гараш ловко отбил удар. В руке противника остался обломок оружия.

– Зебу, сюда! – позвала Селена.

Выбравшись из толпы, Эли в три прыжка оказалась рядом.

– Уходите! – велела она. – Дорога свободна. Мы их задержим.

Зебу бросился бежать. Увидев это, Ривай попытался вновь схватить его, но был атакован одним из серых мидавов. Тем самым, кого Селена приняла за родственника Эли. Вскоре, однако, выяснилось, что это был вовсе не мидав, а мидава.

– Быстрее, Зебу! – её звонкий переливчатый голос не заглушали даже звуки битвы. – Беги!

Зебу на мгновение замешкался. Селена не переставала звать его, но он смотрел на свою спасительницу, отважно бросавшуюся на противника в полтора раза больше себя. Лишь когда та вновь велела уходить, он, наконец, опомнился и помчался в сторону тропы, где ждала Селена.

Теперь оставалось лишь вызволить Гараша, но тот и сам сообразил, что нужно делать. Конного, который, несмотря на потерю шпаги, всё же пытался догнать его и сбросить на землю, остановила серая Эли, попросту вцепившись в ногу лошади. Падая, животное сбросило седока. Селена видела, как он бежал следом, потрясая остатками оружия. Однако, догнать всадников пешком ему, конечно, было не под силу.

Когда беглецы, наконец, выбрались на большую дорогу, в темнеющем небе уже вырисовывался контур тусклой белой луны.

– Ты молодец! – сказала Селена мидаву.

Зебу не ответил.

– Я думала… – начала девочка и вновь замолчала.

Ей хотелось похвалить друга, но тот отчего-то выглядел подавленным. Разве так ведут себя победители? Спустя время, Зебу заговорил:

– Ты думала, что я пойду с ним?

Селена замотала головой, но вышло, похоже, не слишком убедительно. Признаться, она и впрямь решила, что Зебу поверит слащавым уговорам Ривая, ведь тот не раз упоминал дядю Зака.

– Знаете, зачем они пришли? – теперь голос Зебу звучал будто из подземелья.

– Он сам сказал, – отозвался Гараш. – За сывороткой, конечно.

– Нет, не за сывороткой. Во всяком случае, не только за ней. Они пришли за мной.

– За тобой?! – не поверила Селена. – Неужели, ты, правда, думаешь, что он собирался отвести тебя к отцу?!

Зебу поморщился:

– Можно сказать и так.

– Что-то ты темнишь! – упрекнул Гараш.

Зебу молча сделал несколько шагов и вдруг сказал тихо-тихо:

– Я чуял.

– Чуял?! – ахнула Селена и тотчас огляделась – нет ли кого поблизости.

– Чуял, – подтвердил Зебу. – Отца нет в Туфе.

– Где же он? – спросила девочка. – На Большой Охоте?

Зебу покачал головой:

– В Башне Мертвеца.

– Дядя Зак в тюрьме?

– Похоже, что так.

Гараш пристально посмотрел на мидава:

– Ты уверен? Вдруг тебе показалось…

– Я чуял, – упрямо повторил Зебу. – Отец – в Башне Мертвеца, а Ривай пришёл за мной. Я был ему нужен.

– Зачем? – в очередной раз спросила Селена. – Допустим, дядя Зак арестован, но какой им прок от тебя?

– Этого я не знаю.

Гараш долго молчал, что-то обдумывая.

– Если это правда, – наконец сказал он, – скоро нам придётся вернуться в Тарию.

Зебу только вздохнул.

Старик-учёный

Происходящее нравилось Коту всё меньше. Да и как могло быть иначе?! Коты и без того плохо приспособлены к долгому пребыванию вне родных стен, а когда маршрут, как сейчас, меняется по два раза на дню, тут и заболеть не долго.

Казлай и Данория гнали лошадей весь день, всю ночь и ещё один день, и, когда они, наконец, миновали стену из красного кирпича, окружавшую университетский городок, здания начали потихоньку терять очертания, превращаясь в бесформенные чёрные тени. Белая луна с насмешкой выглядывала из-за ажурных верхушек старых вязов. Близилась ночь.

– Уже поздно. Вряд ли мы кого-то застанем, – сказала госпожа Данория. Звук её голоса покатился по пустынной аллее, ударяясь о стволы деревьев, упал на ковёр из пожухлых листьев и исчез. Вокруг вновь стало тихо. Только листва тихо шуршала под копытами лошадей.

– Стоит попытаться, – отозвался мэтр Казлай. – Они могли остаться здесь на ночлег.

Данория не ответила. Она вертела головой, высматривая что-то в тёмных окнах. Кот тоже посмотрел – ничего интересного. На некоторых подоконниках стояли какие-то склянки, другие были завалены бумагой. Это ж какие деньжищи здесь выбрасывают на ветер! Небось сам король столько не пишет!

Если не считать признаков странного расточительства, Гарцовский университет выглядел вполне обычно. И уж, конечно, ему было далеко до великолепно оснащённого университета Туфа. Там никому и в голову не приходило прятаться ночью по каморкам – фонари Тафеля освещали и лаборатории, и стены домов, и просторные аудитории, и даже дорожки между зданиями. Здесь же с наступлением темноты жизнь точно остановилась. Люди давно разбрелись по домам. Тёмные глазницы окон незряче уставились в ночь. Бррр! Никогда прежде Кот не замечал за собой склонности излишне романтизировать атмосферу, но в этом вечере было нечто такое, что заставляло его вести внутренний монолог красивыми витиеватыми фразами.

Домой одновременно хотелось и не хотелось. Так бывает, когда ты, с одной стороны, ужасно устал, а, с другой – боишься пропустить нечто важное, что по всем признаком вот-вот произойдёт. В том, что важное близко, Кот почти не сомневался.

От госпожи Данории пахло нарастающей тревогой, и даже настойчивому цветочному аромату было не под силу заглушить этот запах. Почему? Для чего ей понадобилась бестолковая девчонка? Неужели только из-за неё двое уважаемых людей и один уникальный Кот мечутся туда-сюда по всей стране?! Всё это было в высшей степени странно.

Если уж говорить начистоту (а внутренние монологи как раз для этого и существуют), Кот тоже слегка волновался. Не впутайся глупый мидав в историю с сывороткой, ему, возможно и не было бы никакого дела до происходящего, но мидав в историю впутался самым бессовестным образом. Не то чтобы Коту было его жаль (этого ещё недоставало!), но смотреть, как казнят того, кого ты воспитывал целых четырнадцать лун, что ни говори, неприятно. Даже печально. Прямо-таки ужасно. Хотя и не очень. Сам виноват! Бестолочь!

Чтобы не думать о мидаве, Кот принялся изучать подоконники с преувеличенным вниманием. Вдруг в одном из окон на первом этаже мелькнул свет. Кот прищурился, пригляделся. Так и есть. Кто-то сидел за столом, наполовину укрывшись за шторой, а перед ним тускло поблёскивала свеча. Выяснилось, что госпожа Данория тоже его заметила. Махнув рукой, она тихо проговорила:

– Рубер, там кто-то есть.

– Вижу, – так же тихо ответил мэтр Казлай.

Сказав это, он бесшумно спешился и протянул руку:

– Пойдём. Если это тот, кто нам нужен, лучше застать его врасплох.

Коту эта таинственность ужасно понравилась. Бесшумно ступая за мэтром (благо для кота это проще простого), он пробрался к зданию и даже тихонько замурлыкал от удовольствия, когда выяснилось, что дверь не заперта. Человек, сидящий внутри, явно не опасался прихода незваных гостей.

В длинном тёмном коридоре передвигаться беззвучно сделалось труднее. Каменный пол гулко отзывался при каждом шаге госпожи Данории и даже кошачьи лапы скребли его коготками, издавая звонкое цоканье.

– Тсс, – прошипел мэтр Казлай, призывая спутников двигаться тише, однако было уже поздно.

Из единственной освещённой комнаты, располагавшейся в самом конце коридора, послышался мягкий и вкрадчивый голос:

– Мартиния, это ты?

Мэтр Казлай и Данория замерли на месте. Кот тоже вжался в стену.

– Мартиния? – повторил кто-то. – Это ты?

Кот попытался представить говорившего. По всему выходило, что это мужчина лет двадцати пяти, невысокий и стройный.

Мэтр Казлай сделал ещё несколько почти бесшумных шагов, когда в конце коридора показался человек. В руке он держал подсвечник, и свет единственной свечи озарял высокую ссутулившуюся фигуру. Вопреки ожиданиям Кота, мужчина был немолод, если не сказать стар. Его длинные белые волосы космами спадали на плечи, а пышная борода закрывала едва ли не пол-лица.

– Что вам угодно, господа? – спросил старик голосом юноши. Он не выглядел напуганным, скорее – заинтересованным.

– Мы ищем магистра Омаля, сударь, – тотчас нашлась госпожа Данория.

Кот мысленно её похвалил. Удивительная женщина! Не только красавица, но и умница, каких поискать!

Старик едва заметно пошевелил губами:

– Чем могу служить? Магистр Омаль – это я.

Посторонившись, он жестом указал посетителям на открытую дверь.

Внутри оказался на удивление просторный кабинет, выглядевший тесным из-за обилия вещей. Тут было множество всевозможных баночек и пробирок, разноцветные книги в кожаных и деревянных переплётах, неведомые механизмы, песочные часы, перья, сундуки, корзины и много чего ещё. В углу пылился настоящий человеческий скелет, увешанный крошечными табличками. Чтобы прочитать надписи на них, нужно было подойти совсем близко, но Кот подходить не стал – поостерёгся.

Старик тем временем внимательно оглядел посетителей, дольше всего задержав взгляд на Коте, после указал им на лакированные стулья тёмного дерева и привалился к столу, скрестив руки на груди:

– Я весь внимание, господа!

– Недавно у вас были посетители, – начал мэтр Казлай без предисловий. – Девочка – дочь моего старого друга – и мальчик. Верно?

Старик нахмурился:

– Припоминаю. Им нужна была сыворотка от степной лихорадки.

– Они её получили, господин магистр? – прищурился Казлай.

Старик кивнул:

– Разумеется. Было бы досадно, если бы, проделав такой путь, они не получили того, за чем приехали.

– Выходит, сыворотка действительно существует? – госпожа Данория несомненно думала о чём-то другом.

Учёный долго разглядывал её лицо и, наконец, подтвердил:

– Сыворотка существует, сударыня. Я лично принимал участие в разработке.

Мэтр Казлай удовлетворённо кивнул и даже слегка поморщился, дескать «этого и стоило ожидать». После вдруг спросил:

– Много ли времени заняло исследование?

– Несколько лун, – отмахнулся старик. – Была проделана серьёзная работа.

– Любопытно, – протянула госпожа Данория. Лицо её стало безучастным и прочесть на нём даже намёк на какие-то чувства никак не удавалось. – Многие учёные бились над формулой, но так и не преуспели. Как же вам это удалось?

Учёный поднялся, глядя на неё сверху вниз:

– Я не могу разглашать эту информацию, сударыня!

– Разве вы создали формулу не для того, чтобы ею могли воспользоваться другие? – притворно удивился мэтр Казлай.

Кот, как ни старался, не мог понять, что за игру они ведут. Ясно же, что этот старик, каким бы странным он ни был, к заговорщикам отношения не имеет.

– Это решать не мне! – ответил учёный, и в его голосе впервые послышалось раздражение. – Если его Величество прикажет наладить выпуск сыворотки, мы сможем это организовать. Правда, понадобится лаборатория куда мощнее нашей, но это не так важно. Сейчас главное – спасти короля.

– Разумеется, – неожиданно согласился Казлай. – Не смею больше отнимать ваше время.

Он резко встал, оказавшись лицом к лицу со стариком, и тот невольно отшатнулся. Отступать было некуда – мешал стол. Госпожа Данория тоже поднялась:

– Прощайте, господин магистр! Могу ли я просить вас дать нам несколько ампул вашей сыворотки?

Старик развёл руками:

– Сожалею, но у меня её не осталось. Всё, что мы изготовили, забрали посланцы его Величества.

– Очень жаль, – вздохнула госпожа Данория. При этом в её голосе отчего-то не было сожаления, скорее уж злость. – У меня есть повод опасаться, что его Величество не получит сыворотки.

Учёный буравил её глазами:

– Вы ведь не из Миравии, верно?

– Верно. Как вы догадались?

– У вас Тарийский акцент.

– Варийский, господин магистр. Моё имя – Данория Палле.

– Вы служили при дворе его Величества Альрика Третьего?

– Вы хорошо осведомлены.

– Пустяки.

Он, не спеша, подошёл к окну и отпер створку:

– Здесь душно, вы не находите?

– Нисколько, – госпожа Данория следила за каждым движением старика, точно боялась упустить что-то важное.

– Почему же король не получит лекарство? – спросил тот, присаживаясь на подоконник.

– В Миравии хватает страждущих, – ответил за Данорию мэтр Казлай. – Селена – добрая девочка, и, конечно, она захочет помочь им всем. Потому-то госпожа Данория и просила вас об одолжении. Если ребёнок не сумеет доставить лекарство, то мы, без сомнения, с этим справимся.

– Что ж, – учёный выглядел озадаченным, – если так, то я, пожалуй, смогу вам помочь.

– Разве у вас осталась сыворотка? – вскинула брови Данория.

Старик стушевался:

– Немного. Сказать по правде, всего один пузырёк. Каюсь, я приберёг его для себя на случай, если болезнь доберётся сюда, но что значит жизнь скромного учёного в сравнении с жизнью нашего короля?! Возьмите её, прошу вас!

С этими словами, он извлёк из-за пазухи крошечный пузырёк тёмного стекла и протянул его госпоже Данории. Та взяла и благодарно поклонилась, не переставая при этом следить за стариком:

– Какую дозу должен получить король?

– Всё и сразу! – воскликнул учёный.

После, будто устыдившись этого порыва, пояснил:

– Чем тяжелее состояние пациента, тем больше сыворотки он должен принять. По-моему, это вполне очевидно.

Госпожа Данория покрутила пузырёк, разглядывая его со всех сторон:

– Почему вы запечатали сыворотку в тёмную склянку?

– Потому что солнечный свет для неё губителен, – сообщил учёный с нарастающим раздражением.

– А температура? Я думала, что сыворотку нужно хранить в прохладном месте. Разве нет?

Старик злобно взглянул на неё из-под кустистых бровей:

– Температура не имеет значения.

Данория сделала шаг, приблизившись к нему почти вплотную:

– Вы в этом уверены?

Она была такой высокой, что ей даже не приходилось задирать голову – лицо магистра оказалось прямо напротив её лица.

– Что вы… – пробормотал учёный, но вдруг резко развернулся и, взмахнув полами мантии, вскочил на подоконник.

– Кот! – крикнул Казлай.

Кот и сам толком не успел понять, что произошло, но его лапы сами собой выпрямились, оттолкнувшись от пола. Мгновение спустя когти впились в спину беглеца, легко прошли насквозь тонкую ткань и коснулись кожи. Голубые молнии вырвались на свободу.

То, что произошло после, со стороны, должно быть, выглядело забавно. Хотя и не очень. А случилось вот что. Старик завопил и, вместо того, чтобы выскочить в окно, как намеревался, отчего-то закрутился волчком, пытаясь сбросить Кота. Тот не отцепился, но не потому, что хотел удержать беглеца. Причина была куда прозаичнее: когти запутались в переплетениях ткани и никак не втягивались обратно. Хоть плачь! За первым разрядом, помимо воли Кота, последовал второй. Учёный взвыл, чертыхнулся и, замахав руками в отчаянной попытке удержаться на подоконнике, грохнулся на пол.

Стоит ли говорить, что упал он прямо на не сумевшего высвободиться Кота? Тот, хоть и повидал в жизни всякое (однажды искупавшись в чане с кислотой, на многое начинаешь смотреть иначе), всё же заорал от возмущения и обиды и быстро отполз в дальний угол. Благо, когти удалось вытащить, пожертвовав двумя, самыми упрямыми. Ну, да это пустяки! Когти не зубы – отрастут.

Мгновение спустя, Кот о вырванных когтях начисто позабыл, потому что началось самое интересное. Упав на пол, старик был скальпирован. То есть, это Кот поначалу решил, что учёный лишился волос, но вскоре выяснилось, что всё не так страшно. Просто в полёте он потерял косматый белый парик, который теперь валялся рядом. Собственные волосы негодяя оказались собраны в низкий хвост, а съехавшая к уху борода приоткрыла белый и гладкий подбородок юноши.

Старик (то есть, как выяснилось, не старик вовсе) проворно перевернулся на живот и завилял куда-то подобно гигантскому червяку. То ли госпожа Данория от неожиданности выронила склянку с сывороткой, то ли самозванец сам выбил пузырёк у неё из рук, но теперь он изо всех сил старался добраться до упавшей возле стола бутылочки. Сделав шаг, мэтр Казлай наступил прямо на его руку, тянувшуюся к пузырьку, и приказал:

– Лежать!

Лжеучёный дёрнулся, пытаясь вырваться, но Казлай вдруг рявкнул:

– Кот!

Этого оказалось достаточно, чтобы молодой человек прекратил свои попытки и покорно вытянулся на полу. Вздумай он сопротивляться, Кот бы вряд ли мог быть полезным – покалеченная лапа жгуче саднила. Так что всё к лучшему.

Госпожа Данория подняла пузырёк:

– Хотели покончить с собой? Глупо, сударь. Хотя чего ожидать от фанатиков? Надо полагать, в этой склянке тот самый яд, которым вы собирались отравить короля?

– Во славу Ветра! – прохрипел негодяй.

Мэтр Казлай пнул его мыском ботинка:

– Назови своё имя!

Юноша не ответил, и он вновь обратился к проверенному приёму:

– Кот!

Пришлось собраться с силами и легонько щёлкнуть в воздухе одной лапой. На большее Кот был уже не способен. К счастью, и этого оказалось достаточно.

– Флаппер! – взвизгнул мерзавец.

– Где магистр Омаль?

– Уехал с бургомистром!

– А дети? Где они? Отвечай! – потребовала госпожа Данория.

Кот ещё раз щелкнул для убедительности. Флаппер вздрогнул:

– Возвращаются в Лаков!

– Ты дал им яд?

Мэтр Казлай мог не спрашивать. Ответ был и без того очевиден.

Флаппер молчал, и госпожа Данория вдруг сказала:

– Мы должны догнать их, Рубер!

– А что делать с этим? – мэтр кивнул в сторону валявшегося на полу Флаппера.

– Возьмём с собой.

– Он будет помехой.

– Тогда оставим здесь. Запрём его в подземелье. Тут ведь есть подземелье, верно?

Вопрос был обращён к пленнику, и тот поспешно заверил:

– Нет! Тут нет никакого подземелья!

– В каждом университетском корпусе должно быть большое подземелье, – назидательно проговорила Данория. – Значит, оно есть и у вас.

– Не надо, умоляю! – выкрикнул пленник, захныкав. – Только не в подземелье! Я могу поехать с вами! Я предстану перед судом!

– Предстанешь, друг мой! – заверил мэтр Казлай. – Но позже. Когда его Величество выздоровеет и сможет судить тебя лично. Кот!

Кот снова выпустил молнию, и на этот раз она вышла куда ярче предыдущих. По приказу Казлая пленник поднялся и позволил отвести себя в подземелье, оказавшееся большим и просторным, как и предсказывала госпожа Данория. Заперев Флаппера, мэтр повесил ключ от клети себе на шею и сказал с ужасающим спокойствием:

– На твоём месте, друг мой, я бы призывал всех древних богов в надежде, что гвардейцы его Величества доберутся сюда раньше, чем я испущу последний вздох. Так что, если знаешь молитвы, – молись. Сомневаюсь, что это поможет, но других шансов у тебя не осталось.

Снадобье для принцессы

Ох, и намучилась Заноза с принцессой Лайдой! Прямо по уши намучилась! Так она ведьме и заявила:

– Намучилась я по уши с этой дурёхой! Не могу больше!

Ведьма на это и отвечает:

– По уши влюбиться можно, а намучиться – нет.

Ещё и покраснела, как редиска. Ну, может не как редиска – легонечко так зарозовела, но Заноза всё равно заметила. Выходит, есть у этой черноволосой какая-то сердечная тайна. Отчего, спрашивается? Видать, плохо на ведьму училась. Училась бы хорошо – приворожила бы кого надо, и дело с концом. Этого Заноза, понятно, говорить не стала. С приворотом у ведьмы, может, и не очень, а в жабу превратит запросто. Или, ещё хуже, в дерево. Жабе-то что? Скачи себе по болоту, хватай комаров. Сносная жизнь, если, конечно, аист не сцапает. А дерево на месте стоит – никуда ускакать не может. Так, горемычное, участи своей и дожидается. А какая у него участь, у дерева-то? Или дровосек с топором придёт, или молния в верхушку шарахнет, или жук-древоточец всё нутро изъест. В общем, как ни крути, одни страдания. Так что пускай себе краснеет на здоровье, а мы уж как-нибудь помолчим – целее будем.