Улыбнись мне, Артур Эдинброг

Это и впрямь было странно.

Таймер сработал…

– Смотри, Вилка.

Я во все глаза уставилась на наш демонстрационный образец. Как той ночью, песок в нём начал подниматься смерчем. Воздух – явственно густеть. Появилось ощущение чьего-то присутствия. Мурашки схватили меня за горло.

Каменная сова – определённо неживая – стала дергаться туда и сюда, мигая. Долбиться о прутья решётки. Чуть крошиться.

– Чёрт, – я обомлела. С ангелами происходило то же самое, но я думала – виновата их магия и мой страх.

А потом вдруг –бум – совершенно беззвучный и жуткий взрыв чёрного света. Будто в клетке возникла черная дыра, в мгновение ока поглотив и сову, и капельку крови Артура… Секунды тьмы – полнейшей, беспощадной – и свет вернулся. Песок тихо осыпался, будто дождь.

В клетке было пусто.

Я медленно повернулась к Артуру за дальнейшими объяснениями.

21. Этот парень врёт

Эдинброг пожал плечами:

– Как ты уже догадалась, сущность в клетке реагирует на кровь. Если сущность поглощает человека, то после взрыва остаётся чистейший бриллиант. Если животное – сапфир или изумруд. А если Оживлённого – как ангельскую статую, например, – то получается магический кристалл, который мы называемцэйрой.

Мне сразу вспомнился вопрос Иньча: «А тебе-то зачем кристаллы?».

– Продолжай, – попросила я со вздохом.

– Расставшись с тобой у портала, Борис вновь спустился на первый этаж в Зоохранилище и подобрал с песка десять цэйр.

– А как же другие ангелы? Его не поймали?..

– После вашей пробежки уже не осталось никаких ангелов, Вилка.

– Как это? А от кого мы прятались? Плюс, я сама видела в коридорах целую толпу этих ангелов в предыдущие дни!

– Да ни от кого вы не прятались, Вилка! – застонал Артур, одновременно постукивая указательным пальцем по виску – мол, пора включать мозг. – Борис просто нашёл повод увести тебя от клетки. Максимум от меня – ведь я тоже там где-то бродил. Что же касается остальных стражей на постаментах – вместо них уже три года как стоят наколдованные фальшивки. Потому что этот трюк с клеткой уже проворачивали в университете, и не раз… Однако в те разы участники понимали, что делают, и осознавали риски. И всё высчитывали по хронометру, а не полагались на удачу, которая вполне могла оставить меня с бриллиантом вместо фамильяра… Точнее, не меня, а Бориса. Тебе, знаешь ли, повезло. Искать бы тебя никто не стал: таинственная землянка пропала бы так же внезапно, как и объявилась… Ты бы закончила свой путь в пропылённой лавке столичного ювелира, на бархатной подушечке, принеся бухгалтеру Отченашу ещё немного наличных, и всё.

Мягко говоря, я была в шоке от такого сценария. Кончики пальцев онемели, в горле встал комок.

Раздражённая и испуганная, я только буркнула:

– А ты бы только обрадовался, да? Надо же, как сочно расписываешь.

– По-моему, ты путаешься в злодеях, – огрызнулся Артур.

Я выругалась.

При мысли о том, что я могла остаться в эпицентре взрыва, меня нехило так передёрнуло. Чёрт. Борис. Чёрт! Мне стало дурно и мерзко от мысли, что моё спасение с самого начала было ложью. С другой стороны, Бор ведь не мог знать, что я побегу к порталу.

Ага.

Я подошла к Артуру, сидящему на столе с банкой светлячков, и обвинительно ткнула двумя пальцами ему в грудь. К моему удивлению, в кончиках пальцев отдался бешеный ритм, который отбивало его сердце.

– Неувязка, Эдинброг. Как Борис мог сообразить всё это на ходу? В смысле, я поняла, что у вас тут уже случались такие кражи, и, вероятно, Борис о них слышал. Но вот так досконально всё воспроизвести?

– Не «слышал», – Артур вскинул брови и, сжав мои пальцы, педантично убрал их со своей рубашки. – «Участвовал». Раньше кристаллы воровали мы с ним на пару. И этоя придумал план кражи.

Даже так?..

Я поражённо моргнула, не зная, что ответить, а Артур, скривившись, спрыгнул со стола и пошёл к выходу, как будто разговор был окончен. Но меня это определённо не устраивало.

Я поскакала за ним и вцепилась ему в рукав:

– Уж изволь продолжить!

И пока мы шатались по ночным, удивительно мирным коридорам университета (только тихое сопение доносилось из спален), Артур говорил.

– Когда-то мы с Борисом дружили. И с учётом того, что он счетовод, а я – творец, – это он умудрился произнести с поразительным апломбом, – нам нравилось придумывать всякие махинации с серьёзной финансовой и магической выгодой. Кража кристаллов-цэйр была одной из таких шуточек. Как видишь, удачной – уже три года прошло, а никто до сих пор не пронюхал, что половина стражей на постаментах – фальшивки. В этом плане ты оказалась наблюдательней всех, когда обратила внимание, что часть ангелов улыбается… В оригинале-то улыбались все. Только я умудрился это упустить, когда создавал дубликат.

– Никогда Штирлиц не был так близок к провалу… – пробормотала я. – Так, ну а в этот-то раз ты сообразил им улыбочки прицепить?

– Это не смешно! – вскинулся Эдинброг. – Но да, приклеил. В общем, в тот год мы с Борисом украли полсотни цэйр. Поделили пополам. Он хотел сразу же украсть ещё – подменить всех ангелов, но мне показалось недальновидным оставлять Форван вообще без ночной охраны. Поэтому мы ограничились пятьюдесятью. Позже, вопреки своему желанию, Бор не мог провернуть этот фокус в одиночку – кто-то должен был закрыть клетку, а его новый дружок Иньч трусоват для подобных игр. Сам Бор тоже не хотел стоять в роли раненой приманки. Так что с тобой Отченашу повезло… Приятная случайность в виде чокнутой девицы, не знавшей о комендантском часе, ну а потом – ложь, нахрапистость, импровизация. Короче, Вилка. Не буду ходить вокруг да около. Я хочу, чтобы ты добыла мне кристаллы, украденные Борисом в этот раз.

– Э-э-э-э…

Это был не тот поворот, которого я ожидала.

У меня в голове заиграла типичная музыка из фильмов о криминальных разборках.

– Зачем они тебе?

– Просто так.Хочу, – нагло ответил Артур и скрестил руки на груди. Издевается, зараза. Проучить решил. – Вот ты на вечеринку хотела, а я хочу кристаллы. К тому же, неужели тебя саму не бесит, что Бор вот так воспользовался тобой? А так – смотри, уже потихоньку собираешь коллекцию артефактов… Ты ведь жемчужинку ещё не потеряла, я надеюсь? Будут тебе сувениры по возвращении.

– Хм, – сказала я. – Хорошо, предположим. Но как мне достать эти цэйры? Говорят, Борис вообще уехал в столицу. Может, он их с собой взял и уже продал.

– Нет. Точно нет. Их так просто не сбудешь. Товар слишком специфический, придётся с кем-то договариваться.

– Почему ты сам их у него не отберёшь?

– Во-первых, это неинтересно. Во-вторых, учитывая наши с Борисом отношения, я могу немного увлечься, – и тогда придётся закапывать труп. А мне бы не хотелось в ближайшие несколько недель вылететь из университета. Сколько бы людей ни считали, что меня как ложную надежду и шарлатана нельзя брать в расчёт, я однозначно собираюсь с блеском закончить эту чёртову учёбу, пойти в Антрацитовую библиотеку, изучить там отцовское плетение и засунуть всех этих Тварей в такую задницу всея Вселенной, что они больше никогда оттуда не выберутся, – достаточно агрессивно закончил Артур.

У меня возникло ощущение, что задницей он грозился не только потусторонним монстрам.

– А что ты будешь делать потом? – Я внимательно посмотрела на него. – Ну, когда исполнишь свою великую миссию?

«Если исполнишь» я тактично говорить не стала.

– Не знаю, – слишком быстро ответил Эдинброг. – Потом придумаю.

Но странная тень, вдруг мелькнувшая у него в глазах, дала мне понять: этот парень врёт. Для себя он что-то там уже решил.

Интересно, что?..

22. Полёты на нойдиче

Очередное утро началось с того, что в меня швырнули тюбиком солнцезащитного крема.

– Подъём! – грозно воскликнул Артур после того, как я, к его вящему изумлению, проигнорировала прилетевший снаряд.

– Мы не в армии, эй! – простонала я, ещё глубже закапываясь под подушку. – Можно как-нибудь понежнее?..

– Понежнее было в семь утра, когда я сказал тебе «Доброе утро». Чуть менее нежно – в девять, когда я спросил: «Разве не ты сама хотела тренироваться?» А сейчас уж, прости, время крайних мер под названием «полдень».

– Серьёзно? – Я одним глазом выглянула из-под подушки.

Не то чтобы глаз у меня был на стебельке, как у улитки, но определённое сдвигание наволочки в плоскости диагонального сечения… Ох. Запуталась. Неважно.

Доброе утро!

Ну или добрый день, раз…

– Да, уже полдень, – подтвердил Артур. – Причём полдень, ознаменованный дурными вестями. Сегодня утром вывесили расписание экзаменов, и первый ждёт нас гораздо раньше, чем я надеялся.

Чиж, пролетавший мимо распахнутых во всю ширь французских окон, в ответ на эту информацию присвистнул от изумления: вот время летит!

Эдинброг проследил за ним взглядом, полным симпатии. Уже очень бодрый и подтянутый, он стоял на пороге между комнатой и балконом. Занавеска плескалась у него за плечами, как плащ какого-нибудь супергероя. За спиной у мага разливалась такая благодать, что я тотчас устыдилась своего излишне долгого сна.

Ослепительно-сочные, жаркие столбы света пронизывали редкие белые облачка и проливались на землю галианскую, как гимн июню… Оглушительно щебетали птицы. Пионы благоухали и приветливо кивали огромными головами. Из Сироппинга, радости моего сердца, доносился прельстительный аромат выпечки и кофе – ему для этого приходилось огибать немалое количество шпилей, но он очень старался.

Я сладко потянулась и уточнила:

– А какой экзамен поставили первым?

– Боевая магия. И, кстати, утром была жеребьёвка, – благостное лицо Артура несколько помрачнело. – Судя по всему, удача моя опять отправилась погулять, – продолжил студент. – Потому что мы будем сражаться с Капризом и его пумой.

Вот тут-то я и села в кровати. Восстала так траурно, что гоголевская панночка из старого советского фильма мной бы гордилась.

– Щито? – поперхнулась я.

В ответ на мой жалобный писк Эдинброг только развел руками.

Ох.

Чтобы вы понимали – а то с некоторых пор я знаю о мире Гало побольше вашего – экзамен по боевой магии представляет собой турнир. Я бы сказала, рыцарский – вот только вместо коней фамильяры, а вместо пик – смертельные заклинания.

В теории, хорошую оценку можно получить, и проиграв первый бой, но тогда проиграть его надо хотя бы красиво…

А в случае эпического столкновения «Вилка против пумы» об изяществе говорить не приходится. Так что да, кажется, придётся поучиться как следует.

Что же касается кристаллов-цэйр, то мы с Артуром договорились, что их добычей я займусь позже, когда Борис вернётся в Форван. Что как бы и логично.

А пока что я подобрала тюбик, валявшийся у меня на одеяле, и нахмурилась:

– А зачем нам крем от загара?

– Ближайшие дни мы проведём в горах. Конечно, можно было бы пойти на тренировочную арену, но… Тогда все желающие увидят наши тренировки. Думаю, ты сама понимаешь, почему это плохо, – пожал плечами Артур.

Конечно, я понимала!

Спорт никого не красит, если не халтурить: физиономия красная, дыхание тяжёлое, пот заливает глаза, взгляд – как у окосевшей ламы… Ладно-ладно, шучу. На самом деле понятно, конечно, что секретные связки и техники боя лучше учить там, где никто их не подсмотрит. И не придумает контратаки.

* * *

Часом позже я в компании Артура и корзинки для пикника стояла на плоской и идеально круглой площадке позади главного здания Форвана. Она была покрыта белым мрамором, а красным мрамором в центре выложили большую букву «Н».

По понятным причинам у меня сразу возникла ассоциация с вертолетной площадкой, где «Н» означает «helicopter». Но вертолетов в мире Гало не было. Зато былинойдичи… Что, в принципе, почти то же самое, с поправкой на органический состав.

Артур, облачённый в переливающийся как рыбья чешуя тёмно-синий тренировочный комбинезон, растянул между руками какое-то искрящееплетение, прокричал несколько слов, а после хлопнул в ладоши и пронзительно свистнул. Я смирно стояла рядом. У меня был похожий комбинезон, но светло-жемчужного цвета. Его крой казался неожиданно футуристическим, и я в очередной раз поняла, что мне нравится контрастность мира Гало. После Того Самого Катаклизма, случившегося две тысячи лет назад и откинувшего развитие Гало, некоторые науки и сферы жизни здесь сильно отставали от наших, но другие заметно опережали земные и выглядели как привет из будущего.

Прошло несколько минут после произнесения заклинания, и вдруг вдалеке из-за кромки гор показался он…Нойдич.

А именно – галианская разновидность ездового дракона. От классических земных ящеров (ну как «земных»… сказочных) он отличался тем, что имел аж четыре крыла и огромные грустные глаза, чем-то напоминающие стрекозиные. А ещё он был изумительного синего цвета. Каждая чешуйка плавно перетекала из мягкого лазоревого в глубокий густой индиго.

Птица счастья, если бы она существовала на самом деле, должна была выглядеть именно так.

Семеро таких нойдичей служили университету Форван – они жили под присмотром мага-пастуха на Западном Плато, забавляясь там пожиранием овечек, но всегда честно прилетали на вызов преподавателей и старшекурсников. Эдакое бесплатное такси, которое следует только по одному маршруту: горы – Форван – горы, довольно непопулярному. Поэтому пользовались нойдичами достаточно редко. И в основном зимой: чтобы кататься на лыжах.

– Боишься? – спросил Артур, когда диковинный зверь, провыв что-то вроде приветствия, элегантно припал на передние ноги и опустил крылья, как трап.

– Еще чего! Предвкушаю! – искренне отозвалась я.

И мы с Артуром поднялись на спину зверя. Спина оказалась широкая – хватило бы места и на троих, а гребни на ней располагались таким образом, что сидеть было весьма удобно. Артур устроился спереди, я сзади, а корзинку с ланчем и лимонадом мы любовно закрепили между собой.

И приличия соблюсти, и самое ценное сберечь.

– Empacsi! – приказал Артур, и нойдич, по-птичьи курлыкнув, взлетел…

23. Ты очень дерзкая, Вилка

Полёт на нойдиче полностью оправдал мои ожидания.

Я, знаете ли, обожаю летать. В больших самолётах, чтобы место обязательно было у окошка, чтобы смотреть на эту крохотную дырочку, которая есть в каждом иллюминаторе, – наблюдать, как вокруг неё конденсируется воздух, будто сам «Боинг» дышит восторженно при виде бесконечных кучевых облаков, или цветущих полей Голландии, или синей роскоши Тихого океана, или – редчайшая редкость, дар богов избранным – восхитительных переливов северного сияния…

Люблю летать и на маленьких «кукурузниках». Так, чтобы всё тряслось внутри, и добродушный пилот говорил тебе, пассажирке: на, подержи штурвал, если хочешь, – и ты держишь и не понимаешь – это всё шутка? А он усмехается в усы, то ли потому, что тыверишь, что рулишь, то ли потому, что рулишь на самом деле… Помню, я так и не решила в своё время эту загадку – пришёл мой черёд пересечь салон и прыгнуть с парашютом.

Адьос, ребята!

Парашюты, собственно, я тоже люблю. Когда сначала падаешь вниз, как безумный снаряд, неучтённая бомба, и щёки треплет ветер (они действительно колышутся! Какими худыми бы ни были – развеваются, как у несчастного лабрадора, высунувшего голову из окна автомобиля), а потом – рывок!! И над тобой стремительно раскрываются метры ткани… И всё вдруг замедляется, и ты плавно тянешь стропы туда и сюда, кружишься, как небесный укропчик, и холмы заваливаются вправо, потом влево, потом стремительно приближаются… Главное – не сломать себе ноги, приземляясь.

В общем, к полёту на галианском нойдиче я была готова на все сто процентов, чем немало удивила Артура.

Мне показалось, что взгляд обернувшегося Эдинброга наполнился каким-то новым уважением, когда мы взмыли, дракон сильно накренился, выходя на одному ему ведомую воздушную трассу, и я, вместо того, чтоб завизжать, радостно взвыла:

– Шика-а-а-арно-о-о-о! А можно ещё виражей?!

Кажется, наш лазоревый транспорт понимал человеческий язык, потому что дальнейший полёт до гор пестрел мёртвыми петлями и спиралями, «бочками» и «колоколами» – в общем, всевозможными фигурами высшего пилотажа. Зелёные лужайки и синие озёра кампуса только и успевали мелькать подо мной, сменяясь поочерёдно то сизой короной гор, то бездонным колодцем неба.

Я была в полном восторге. Артур в какой-то момент весьма рискованно оторвал одну руку от гребня нойдича и быстро наколдовал вокруг нас страховочные ремни. Корзинку с ланчем трясло так, что наши яйца и яблоки грозили побиться до полного непотребства.

Но неважно!

Пронзительный день в начале июня, ледяной высокогорный воздух, весёлый дракон под ногами и мои ликующие вопли – я подозревала, что этот момент может оказаться самым счастливым за всё время моего пребывания в мире Гало.

Когда мы наконец приземлились посреди поля, заросшего клевером и жёлтыми лютиками, меня буквально не держали ноги. Артура, впрочем, тоже. Он слабо махнул нойдичу, что-то сказал на своём магическом языке, и дракон, вновь почтительно поклонившись нам, скрылся за горизонтом.

Мы же сначала сели на траву, а потом, оценив своё состояние, и вовсе легли.

– Меня тошнит, – сказала я таким идиотски-радостным тоном, будто это была лучшая новость дня. – Идеально!

– Ты весьма парадоксальный человек, Вилка… – пробормотал Артур, прикрыв глаза.

– Нет. Просто люблю американские горки.

– Что это?

Я рассказала.

Артур задал несколько уточняющих вопросов. Я с энтузиазмом углубилась в экскурс по миру земных развлечений.

Очень нескоро Эдинброг спохватился, силой воли собрал себя в кучку, поднялся и сказал:

– Ну что, давай тренироваться?

– А может, ещё полежим? Так хорошо на солнышке…

– Хм. Ты знаешь принцип «подобное притягивает подобное»?

– Ммм. Ну да, – неуверенно кивнула я, не понимая, к чему он клонит.

– Полежим сейчас – будем потом ещё дольше лежать. После экзамена. В лазарете. Разбитые нимфином в пух и прах. Так что подъём, фамильяр!

* * *

Мы практиковались без отдыха до самой ночи и вернулись в Форван совсем без сил.

Я давно не спала так крепко, как после этой тренировки. На следующее утро Артур заявил, будто во сне я требовала, чтобы меня превратили в нойдича – чтобы иметь возможность летать самой. Он сказал, что я вещала так убедительно, что в какой-то момент он чуть было не поддался на уговоры.

– Ты обещала, что если я полечу в горына тебе, наши припасы для пикника не пострадают, а ты покажешь мне небо в алмазах, – ехидно докладывал он за чашечкой кофе.

– Какой позор… Спи в берушах, Эдинброг.

– Что такое беруши? – любознательный, надо же…

И вновь день в горах. И второй. И третий.

И вновь тяжёлая, но интересная учёба.

На самом деле основных техник боевого взаимодействия колдун – фамильяр существовало всего лишь около десяти. И все они оказались достаточно простыми, рассчитанными на интеллект пусть умного, но всё-таки животного. Поэтому с ними мы разобрались быстро.

Основная работа заключалась в том, чтобы выстроить стратегии битвы. Вот тут-то и крылось наше слабое место. Приходилось учитывать, что я, в отличие от нормальных спутников, не шустрая и не мощная, не вёрткая и не летающая, не могу спрятаться в кармане у Артура или спугнуть пуму (а заодно и экзаменаторов) поистине царственным рыком… Вместо этого я, по словам Эдинброга, наверняка буду провокационно торчать в центре арены и «всем своим видом буквально умолять вывести себя из игры первым делом».

– Да ладно, у меня далеко не такая вызывающая внешность, – проворчала я. – Я, знаешь ли, наоборот: «софт классик» по типологии Кибби. Сама умеренность. Лаконичные образы и низкий цветовой контраст: бежевенький, карамельненький, серенький…

Артура передернуло. Он определённо не был фанатом уменьшительных суффиксов.

– Не знаю, что такое типология Кибби, но да, Вилка, – ты выглядишь вызывающе. Дело не в колористике, скорее, – он задумался, смотря на меня внимательно, как на картину, – в твоей мимике. Жестикуляции. Позах. И, конечно же, речи.

– Хей, какого чёрта! Что не так с моей речью, чувак? – Я негодующе подбоченилась и сделала эдакий рэперский взмах рукой.

Артур открыл было рот, чтобы терпеливо объяснить, но, увидев шальные искорки в моих глазах, только рассмеялся. Успех! Он начинает понимать мой юмор.

– Давай сделаем паузу и отдохнём, – сказал колдун, приближаясь к заветной корзинке с едой.

Мы разложили наши мятые, а оттого ещё сильнее благоухающие припасы на алом пледе и начали жевать. Почти сразу у нас появился идейный товарищ – лохматая рыжая корова, похожая на шотландскую породу из нашего мира, вынырнула откуда-то из-за скалы. Она постояла какое-то время неподалёку, обмахиваясь хвостом и пощипывая траву. Потом мы отсалютовали ей лимонадами, и корова, вздохнув, ушла.

– Приятно поесть в хорошей компании, – хмыкнула я, как всегда после еды добродушная и разомлевшая.

Артур тоже был гармонично-благостен. Низкое солнце уже заигрывало со скалами, щекоча их то одним, то другим лучом, всё ниже и ниже. Скоро начнёт холодать. Прохлада одновременно с темнотой – вот слаженные хищники! – уже скапливались в низинах и ущельях, обдавали сердитым дыханием шею. Эдинброг уступил мне последнюю клубничку и… саму скатерть заодно.

– Накройся ей как шалью, если хочешь. Вообще наши комбинезоны греют, но…

– Кто же в своём уме откажется от шали, – понимающе кивнула я, принимая сомнительный дар.

Я обмоталась красным пледом, как плащом, и только вышитая золотая окантовка поблескивала по краям. Самой себе я нескромно напоминала «Мадонну канцлера Ролена» Ван Эйка. Этот фламандец, один из ярчайших представителей Северного Возрождения, одним из первых стал подписывать свои картины (прежде это не было принято) и усовершенствовал масляные краски так, что живописец и историограф Джорджо Вазари утверждает – он их в принципе изобрёл…

Между тем красная тряпка натолкнула меня на одну мысль касательно экзамена.

– Слушай, Артур, – пробормотала я. – А у вас тут, случайно, нет такой штуки, как коррида?..

И поскольку корриды в мире Гало ожидаемо не обнаружилось, я вновь принялась знакомить Эдинброга с «землянскими обычаями». По итогам на основе моей идеи мы придумали кое-какой план.

Когда закат дошёл до своей самой сочной фазы, мы переглянулись, узрев окружившую нас красоту, и как-то дружно решили дождаться в горах первой звезды. Или второй. Или пятой. Сколько звёзд потребуется для истинной красоты пейзажа?… В общем, мы договорились побыть тут ещё немного. А потом уже возвращаться.

Мы сели рядом, любуясь природой и Форваном, раскинувшимся под нами, крошечным, будто игрушечным. Неразличимые чёрные пятнышки – фигурки студентов – пестрели внизу, как битые пиксели на экране.

– У меня в детстве была модель университета, – вдруг сказал Артур. – Маленькая, но детальная. Окна открывались, двери. Одного не хватало – людей. Я пробовал вырезать их из дерева, слепить из глины, сложить из бумаги – получалась полная ерунда. А людей хотелось… Без людей как-то всё не то. В итоге я их создал колдовством. Это было моё первоесочинённое заклинание. Шло трудно. Считай, на ощупь. Я потратил год – я был очень упрямым ребёнком. Никто не понимал, что я делаю: ну сидит за столом, ну чертит что-то… А когда человечки ожили… Ох, – он хмыкнул. – Прелестный был переполох, знаешь ли. Я тогда понятия не имел, что это считается чудом – создать что-то новое, что-то вне книг.

Он задумчиво замолчал.

Я улыбнулась:

– Наверное, так и свершаются все великие дела? Ты просто не знаешь, что какая-то вещь считается невозможной, упрямо берёшься за дело, не сдаёшься (не видишь для этого причин), и в конце концов вселенная – лёгкая на подъём дама – пожимает плечами: а почему бы и нет?

– А почему бы и нет, – с улыбкой откликнулся Артур. Потом, помолчав: – А расскажи мне о своей жизни, Вилка?

– Хочешь понять, отчего я такая дерзкая?

– Может быть.

– Расскажу. Если ты расскажешь в ответ.

– По рукам.

24. Не только маги бывают одиноки

…Несколько часов спустя Артур приподнял бровь и самодовольно сказал:

– Не забудь закрыть рот, когда на нойдича сядем. А то мало ли что там тебе в него залетит на ходу.

Я опомнилась и захлопнула челюсть.

– С ума сойти, Эдинброг! Да ты, оказывается, нормальный человек! А не замкнутая ледышка, каким кажешься…