Улыбнись мне, Артур Эдинброг

Один из монстров бросился на прутья решётки, да так сильно, что по мраморным крыльям побежали трещины. Его искажённое улыбкой каменное лицо оказалось ужасно близко… Гнев. Безумие. Почему-то отчаянье. Безмолвный улыбчивый крик.

Я застыла в ужасе. Но тут Бор – разгорячённый, бешеный, – подлетел сбоку и чуть не сбил меня с ног, стиснув в объятиях и отвернув от страшной клетки.

– Спасибо… – пробормотала я.

– Это ещё не конец! – крикнул он, уже таща меня прочь из хранилища. – Бегом! Не оборачивайся! Теперь нам надо всё-таки добраться до портала, пока не явились ещё скульптуры!

– Чёрт, а их ещё много? – застонала я, вспоминая, что да – я же сама видела как минимум двадцать штук во время прогулок по университету…

– Со мной ничего не бойся! Бежим, не оглядывайся!

Его уверенность придавала мне сил.

Мы вновь петляли по коридорам. Один раз чуть не столкнулись с новым ангелом, но Бор заметил его из-за угла, резко затормозил меня и крепко обнял:

– Тсс! Ждём… Ждём… Теперь вперёд, быстро!

Мне оставалось только слушаться его и благодарить небеса за то, что Бор оказался здесь со мной. Вероятно, попади я в такую ситуацию одна, я бы уже сошла с ума от ужаса и включила режим беспомощного капитулянта. Но Отченаш не позволял мне сдаваться.

И вот мы наконец оказались у портала-цветка. Шагнули внутрь и несколько секунд спустя вынырнули на каком-то из жилых этажей.

Мы дружно рухнули на бортик бассейна. Здесь было темно и тихо, и только несколько ламп горели вдоль двух коридоров. Их пламя плясало, кружевные тени разбегались по стенам.

Сердце моё билось, как проклятое. Мысли путались, колени ослабели. Адреналин сводил с ума, заставляя заледеневшие от ужаса пальцы мелко подрагивать. Бор тоже тяжело дышал, а глаза у него были горящие и сумасшедшие: ликующие глаза победителя.

– С ума сойти, – наконец выдохнула я, пытаясь прийти в себя. – В моей жизни никогда ещё не было таких опасностей, боже мой! Спасибо,спасибо, что спас меня, Бор!

– Ну а как иначе? – Он хрипло рассмеялся. – Как я мог позволить им сожрать такую прекрасную, неунывающую землянку?

– Прекрасную вряд ли, – чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, я утёрла разбитый нос. – Как минимум прямо сейчас.

– Самую прекрасную на свете, – галантно возразил Бор. – Только тсс-с! – Он лукаво приложил палец к губам. – Это секрет, договорились?

– Что именно?

Эйфория от пережитой гонки захлёстывала меня с головой. От сидящего рядом Бориса буквально исходили волны жара, и, контрастируя с прохладной водой фонтана, в которую я опустила руку, они одновременно приносили удовольствие и приближали меня к обмороку.

– Всё наше приключение. Я хочу, чтобы детали принадлежали только нам с тобой. Это важно, Вилка! И то, что я такой нежный, – тоже тайна.

– Но ты не кажешься нежным…

– Покажусь, если познакомимся поближе. Признаться, пока ты не появилась, я часто думал, что все последние три года – это вообще галлюцинация, и на самом деле я лежу в коме, попав под машину, и никакого Гало не существует, а я лишь вижу чудный, странный сон, – финансист вдруг вздохнул так горько, что у меня в груди что-то понимающе сжалось. Тень пробежала по его лицу, и Бор, поморщившись, покрутил одно из своих колец на пальцах. – Хотя, возможно, ты тоже мираж, – добавил он, хмыкнув. – Просто усложнённый.

– Я точно не мираж, не надейся.

– Любой мираж сказал бы, что он не мираж!

Я ущипнула его за запястье:

– Видишь? Миражи так себя не ведут.

– Ты ущипнула меня! – наигранно вознегодовал он. – Я тебя спасаю, а ты меня щиплешь! О нет! Коварная!

Я засмеялась.

А потом продолжила хохотать. Это была чистейшая истерика: вечеринка и погоня, кровь и вино, ангелы и сущности, прошлое и будущее, моя сжатая пружиной тоска – одиночество в незнакомом мире… Вероятно, такое же, как у Бориса. Я смеялась почти до слёз, а Бор смотрел на меня торжествующе и азартно.

– Можно я проверю по-своему? – подмигнул он, выгадав паузу в моём хохоте.

– Что?

– Что ты действительно не мираж, – тихо сказал он и, не дожидаясь ответа, потянулся вперёд и поцеловал меня.

Ох. У меня внутри всё буквально обрушилось.

В смысле, и так, при взгляде на финансиста, ни у кого не возникало сомнений, что он хорош – ходячий тестостерон, чистейший образец альфа-самца, уверенного в своей неотразимости и испускающего такие феромоны, что даже скептически настроенные люди вроде меня чувствуют некое притяжение… Но одно дело теоретизировать, а другое – ощутить на себе.

Дикая смесь из гонки, спасения, страха и облегчения взрывалась внутри меня фейерверком, и поцелуй в теории мог бы стать идеальным, киношным её завершением. Ведь Борис знал, что делает: в первое мгновение я совсем обалдела от нахлынувших эмоций. Я судорожно вздохнула и прикрыла глаза, чувствуя, как сердце обливается горяченной кровью –возможно, такими и должны быть настоящие приключения?..

Но не тут-то было: поначалу ошеломивший меня факт поцелуя уже через секунду растерял всё своё потенциальное обаяние и, более того, вызвал у меня резкое отторжение. Ведь я кое о чём вспомнила. Вернее, кое о ком.

О холодном и строгом юноше, на которого с какой-то радости повесили судьбы мира.

Эта мысль была максимально внезапной, но… Именно появившийся перед моим внутренним взором Артур Ван Хофф Эдинброг в мгновение ока заставил меня прийти в себя, вздрогнуть и отстраниться.

Борис попробовал придвинуться ближе, но я ещё резче рванула назад, чуть не ухнув в бассейн.

– Не надо.

– Почему?..

– Просто не хочу.

– Хм. О’кей, – Борис кашлянул и отодвинулся. Взъерошил волосы и, подумав, подмигнул мне, мол, зря ты так, конечно, но я не обижаюсь. – Однако помни, Вилка, всё случившееся с нами – тайна! Тсс-с-с-с… – лукаво приложил он палец к губам.

А потом встал и за два быстрых шага скрылся в правом коридоре.

– Вилка! – тотчас услышала я негромкий оклик вдалеке.

И из-за левого угла вылетел маленький шарик-пульсар. Он подлетел ко мне, прочертил вокруг меня дугу, как спутник планеты, и с ликующим визгом унёсся обратно во тьму. Не успела я подскочить и хоть как-то пригладить волосы, поправить долбаную тогу, как шарик вернулся.

На сей раз за ним шёл Артур.

– Ну привет, фамильяр, – ровно сказал он, оглядев меня с головы до ног.

Лёгок на помине.

19. Время взяться за ум

Представляю, как я выглядела. В простыне, с разбитым носом, босиком и с таким характерным блеском в глазах. Ещё минуту назад он родился как блеск ликования, но теперь стремительно превратился в отблески стыда.

Стыда, разъедающего, как кислоты в фильмах про психопатов.

Артур молчал, продолжая смотреть на меня в упор. От него не укрылось ни моё тяжёлое дыхание, ни припухшие губы.

– И тебе привет, Артур, – наконец выдавила я. И, поскольку он не спешил с ответной репликой, сдавленно добавила: – Наверное, я должна попросить у тебя прощения.

Уточнять, за что, я не стала. За всё сразу. Пакетное предложение.

Эдинброг нахмурил брови.

– При чём тут прощение? – раздражённо процедил он. – Мы не друзья. Не родственники. Просто вынужденные партнёры в неприятной игре. И вроде как собирались сотрудничать. Я просил тебя поступить определённым образом. Ты проигнорировала эту просьбу. Что ж… Я сделал выводы. А извинений не надо. Они интересны только от тех, к кому ты неравнодушен. Занимайся дальше, чем хочешь: мне всё равно.

Он говорил, а я медленно заливалась краской. В носу щипало. К горлу подкатил комок.

– Чтоб ты знал, я занималась тем, что пыталась выведать информацию о том, куда попала и чьим фамильяром стала! – неожиданно взбрыкнула я. – Ни ты, ни твои идиотские соотечественники не спешили делиться со мной сведениями, тогда как дураку понятно, что сплетни обапокалипсисе, – я выделила это слово, – на пустом месте не рождаются! Я просто хотела узнать о тебе побольше!

– Перепихнувшись с другим? – зло уточнил Эдинброг.

Вот это он зря сказал.

Зря-зря-зря.

Я зарычала, готовая вцепиться ему ногтями в лицо:

– Ты должен был мне всё рассказать, придурок! Ты вёл себя просто бесчестно, укрывая от менятакое!

– Ничего я тебе не должен! – рявкнул он в ответ. – Тебя здесь скоро не будет, какая тебе разница? Меньше знаешь – крепче спишь!

– Иди к чёрту! Это мне решать: я имела право на свободу выбора – знать или не знать! А вы тут все ходите, закрыв глаза, рот и уши, как те дурацкие обезьянки, и если бы не нимфин, я бы вообще была не в курсе ваших грандиозных проблем!

– Вот и отлично, говорю же! Провела бы этот месяц как отпуск, без лишних нервов! – Артур сжал кулаки.

– По-твоему, недомолвки способствуют спокойствию?! Да ты вообще ничего не понимаешь!

– А слабо былоещё раз меня спросить, раз тебе так приспичило?! Вместо того, чтобы соглашаться с моими планами, а потом уходить на вечеринку к главному козлу всех миров?!

– Твоимипланами? Скорее, твоими запретами! – Меня уже всерьёз затянула истерика. – А я ненавижу запреты! Хочу свободы: сама решать, куда идти, что узнавать, чем заниматься!

– Ах, запреты тебе не нравятся, значит? Свободы возжаждала?! А ничего, что ты в чужом мире? И не знаешь чёртовых местных правил? Как ещё я должен был обеспечить твою безопасность?!

– И мы снова возвращаемся к тому, что кое-кому надо научиться давать нормальные объяснения! А то: сюда нельзя и сюда нельзя, а ещё я хрен-с-два скажу тебе, кто я такой! Ну почему ты просто не рассказал мне о том, что тебя всерьёз считают мессией?!

– Потому что не хотел! – заорал он. – Знала бы ты,как я ненавижу всю эту ситуацию!

Этот крик был настолько отчаянным, что я замерла на полушаге. Во время перепалки мы постепенно сходились, как дуэлянты, которым забыли дать револьверы. И в итоге стояли теперь почти вплотную друг к другу, тяжело дыша. Я с яростью смотрела на Эдинброга снизу вверх. Он отвечал мне таким же гневным, полыхающим взглядом.

Несколько секунд мы молчали, и эхо последней реплики будто плясало под готическим сводом коридора. Наконец я опустила глаза. Артур отвернулся и сделал шаг назад.

Потом кашлянул, пригладил волосы и скрестил руки на груди.

– Ты идти можешь? – уже спокойно, хотя и сипло, спросил он, посмотрев на мои расквашенные колени.

Я кивнула.

– Тогда пойдём. И где твоя одежда? В смысле, – спохватился Артур и задиристо прищурился, – мнеплевать, где твоя одежда, но скажи: она завтра не окажется вывешенной на флюгере главного здания или что-то вроде того?

Я содрогнулась:

– Нет. Думаю, не окажется.

– Хоть одна хорошая новость.

Я вздохнула и, помявшись, поковыляла вслед за ним, как зомби. Узрев это печальное зрелище, Артур тотчас остановился и тихо выругался.

– Ты похожа на побитого котёнка, – процедил он.

Его ладони загорелись мягким синим светом. Я отшатнулась, но Артур подтянул меня к себе за плечо и провёл рукой по лицу, а потом, наклонившись, по ногам.

Раны затянулись как миленькие.

– Спасибо, – буркнула я.

Он не ответил. В молчании мы спустились на десятый этаж. Пришли в спальню. Я сходила в душ, потом устроилась в вольере и отвернулась к стене. Артур погасил свет, оставив только ночник на столе. Я долго не могла уснуть. Он что-то писал: скрипело перо, шуршала бумага.

А потом я заплакала.

Тихо, изо всех сил стараясь, чтобы меня не услышали. Долбаные слёзы просто вытекали из глаз и заливали подушку.

Причиной было всё и сразу. А поводом, как ни странно, – одна случайная шутка. Я никак не могла выкинуть из головы фразу, брошенную Борисом, – о том, что всё это «попаданство» может быть лишь галлюцинацией погибающего мозга…

В смысле: господи, как ядалеко от дома. И, конечно, хочется назвать это всё игрой, приключением, но спускается ночь, остаёшься один, и холод сжимает сердце.

«Мир – это сон Брахмы», – говорят индуисты о нашей вселенной.

«Бог спит и видит нас во сне», – утверждает философ Джордж Беркли.

Если этот мир – сон, а Борис тут бог – это очень опасное место. А если бог тут я сама, то ко мне возникают вопросы: зачем я придумала Судный день? Последний приказ «умри за меня»? Студента, на чьи плечи взвалили ответственность за спасение… всех?

Перо перестало скрипеть.

– Фамильяр, ты что, плачешь?

– Хр-р-р… – Я опомнилась и быстро сменила тональность на храп.

Ещё какое-то время затылком я чувствовала, что на меня смотрят. А потом перо заскрипело вновь.

А я и впрямь уснула.

* * *

Следующие два дня я провела в одиночестве.

Когда я проснулась, Артура в комнате не было. Только записка: «Ты хотела свободы? Возрадуйся: в ближайшее время ты предоставлена сама себе. Мне придётся попросить тебя уделить мне время лишь в конце недели: расскажу про грядущий экзамен. И да. Там снова будут запреты и правила, представляешь? Придётся уж потерпеть».

Я покачала головой.

Жаль, по почерку нельзя было понять интонацию. Злость? Язвительность? Добрая насмешка (это, конечно, вряд ли: ведь мы так и не помирились, и что-то мне подсказывало, что Артур не из тех, кто наутро после ссоры просто «забывает» о ней)?

Но так или иначе, а рядом с запиской лежал значок с гербом университета, являющийся пропуском в библиотеку.

Будь у горгульи-охранницы локти, она бы их искусала, когда я гордо и полноправно прошла в читальный зал.

«Привет, Инес, – написала я в журнале, использовав свой лучший почерк. – Ты могла бы дать мне какие-нибудь книги, которые рассказывают о порядке проведения экзаменов? И что-нибудь бытовое о вашем мире, с глобальным уже, кхм, разобрались… И о фамильярах, да. Спасибо!»

Глухонемая Инес, кажется, обрадовалась такой смене моих интересов. Она не возражала против того, чтобы я брала учебники с собой.

Весь день я шастала туда и сюда между тремя опорными пунктами:

1. Библиотека – оплот знаний и дружелюбия Инес;

2. Сироппинг – моё любимое место, ибо там идеально кормили, а кофейник наполнялся сразу же, едва ты допивал ароматное, чудное варево;

3. Лужайка с фонтаном – там я мимикрировала под прочих студентов, готовящихся к экзаменам. Тюленье лежбище, только с книжками, ага.

Самое прекрасное, что у меня за спиной никто не хихикал. Никто не узнавал во мне Ту Самую Землянку. Достичь этого оказалось просто: всего-то и потребовалось, что надеть традиционный университетский джемпер, нацепить на грудь значок, стянуть волосы в хвост и – да – везде ходить, уткнув нос в учебник… Что отлично коррелировало с моими планами.

Вскоре я знала о повседневности мира Гало примерно столько же, сколько знаю о своих любимых книжных мирах: о Средиземье, Хогвартсе, Ехо и Лайонассе.

Однако мои знания отличались изрядной хаотичностью.

Например, я теперь была в курсе, что:

– две младшие луны называются Крик и Надежда, первая исчезает с орбиты в августе, вторая – в ноябре;

– ни разу ещё фамильяром мага не был человек, но дважды был эльф, и оба раза дело заканчивалось свадьбой;

– в мире всего три государства с нормальной природой и приятным климатом, остальная планета – пустоши постапокалипсиса, привет Тварям;

– столица находится в двух днях пути от Форвана;

– тут есть воздушные шары и подводные лодки (ого!);

– весь кофе здесь обработан по тому же принципу, что и наш «копи лювак»; то есть с помощью прожорливых куниц и ферментации в их желудках.

(Читая этот факт, я поперхнулась. Но лювак, вообще-то, крутой. Местный кофе тоже. Долой брезгливость.)

На второй день я так перебрала с информацией, что уснула прямо в спальне Артура за столом. А проснулась – у себя в вольере. И – волшебство – обнаружила, что одна из взятых мной книг об экзаменах поменялась на другую.

«Она лучше» – было скупо написано на бумажке, вложенной между страницами.

Я улыбнулась.

На следующий день я повторила тот же маршрут. Причем с большим удовольствием. Библиотека, Сироппинг, фонтан. Для перемещения я пользовалась флигельными порталами и боковыми лестницами – соваться на первый этаж после ночи ангелов мне как-то не хотелось. Плюс там было слишком много людей: уже начались экзамены. Периодически кто-то орал. И рыдал…

Вечером я поняла, что надо сходить к Борису – забрать у него свою одежду. Но финансиста не оказалось в спальне. Зато там почему-то нашёлся Иньч, Младший Мёрклый. Он валялся с трубкой на диване и с неохотой поднялся, чтобы выдать мне вещи.

– А где Борис? – удивилась я.

– Отчёты повёз в столицу, как обычно. Пока его нет, я у него тусуюсь, рыбок кормлю, – кивок на аквариум.

Я подумала, что если этих рыбок до сих пор не прикончили дымные вечеринки, то сутки-другие без еды их тем более не убьют. Но о’кей.

Я поблагодарила Иньча и пошла к выходу.

– Эй, – окликнул он меня на пороге. – Бор попросил не болтать, и я не буду. Мне пофиг на чужие сокровища. Но… А тебе-то зачем эти кристаллы? Ты же собираешься свалить? На Земле они вряд ли нужны.

– Ты вообще о чём? – обернулась я, вскинув брови.

Видимо, физиономия от неожиданности у меня стала настолько зверская, что Иньч поднял вверх раскрытые ладони:

– Понял, забей! Я чисто из любопытства. Ты крутая, Вилка. На вечеринке бы не сказал, но…

Брови уехали на затылок.

– Молчу, – сказал Иньч и спрятался за клубами дыма.

Я ушла в некотором смятении. Что им там Бор про меня наплёл? Какие такие кристаллы? Ох, вернись у меня, землянин!

…И вновь я задремала за книгами. М-да. Организм явно воспринял чужую сессию, как собственную. И подключил все усвоенные в прошлом привычки.

Но на сей раз я проснулась в тот момент, когда кто-то поднял меня на руки и понёс в вольер. Я открыла глаза.

– А, ты не спишь, – сказал Артур, тотчас равнодушно сгружая меня на пол (хорошо хоть не бросил).

Лицо у него было из серии: скорее сдохнет, чем улыбнётся.

– Я многое выучила, – зевнула я, плюхаясь на свою койку. – Теперь тебе не придётся рассказывать мне об экзаменах. Но вот практика нужна, чтобы мы ничего не запороли.

Эдинброг склонил голову набок, прикидывая, как лучше ответить на мою деловито-дружелюбную интонацию.

– Начнём практиковаться на днях, – кивнул наконец он.

А меня вдруг пробило:

– Артур, мне жаль, что я тогда молча ушла на вечеринку к Борису. И нарушила твою просьбу о том, чтобы вернуться до полуночи. И… наорала на тебя за то, что ты не рассказал мне свою историю. Прости. Ты имел право молчать.

Он вздохнул и пожевал губами.

– А ты имела право знать. И про Судный день, и про странности университета – ангелов и всё такое… Так что тоже, – он поморщился, – прости.

Мы чинно кивнули друг другу, принимая извинения.

Мне казалось, у меня с плеч не то что камень упал – целый пик Маттерхорн, не меньше. Артур тоже повеселел.

Он осторожно сел на кровать рядом со мной. И, поколебавшись, спросил:

– Вилка, почему ты плакала той ночью?

– Я не плакала.

Эдинброг сощурился.

– Я маг вообще-то. У меня отменный слух.

– А это как связано?

– Ты плакала из-за Бориса?

– Конечно, нет.

– Но ты ведь была с ним? До того, как я нашёл тебя?

Фак, ну опять.

– Да, – поморщилась я.

– Понятно.

Эдинброг замолчал. А потом вдруг протянул руку вперёд и коснулся моего носа. Осторожно пощупал хрящик. Я с подозрением скосила глаза на его пальцы.

– Много крови было, да?

Я непонимающе кивнула. Артур поджал губы и встал.

– Пойдём. Я хочу тебе кое-что показать.

20. Прибрался

Времени было около двух ночи.

Поэтому, когда Артур решительно двинулся к порталу, ведущему на первый этаж, я, наученная горьким опытом, сказала:

– Эй, постой! Там же ангелы, – пояснила я, как неразумному. – Комендантский час, всё такое.

– Ужя-то знаю, – фыркнул Эдинброг. – Не учи учёного!

Он вспрыгнул на бортик фонтана и демонстративно постучал по лепестку лотоса:

– В тему о знаниях. Ты же вычитала, среди прочего, что эти цветкизаписывают все перемещения студентов?

Я кивнула. Это действительно было так: порталы оказались с гнильцой, как некоторые интернет-программы, подло сливающие ваши данные тем или иным организациям, в зависимости от того, кто больше заплатит. В данном случае информация шла напрямую в кабинет ректора: регистрировалась там в магическую кляузную книгу и затем применялась в качестве улик. И, потенциально, как реалити-шоу.

Собственно, узнав об этом, я заволновалась: ведь мы с Борисом оставили ангелов в клетке, а за порчу университетского имущества в крупных масштабах предписывались очень, очень неприятные наказания… Но ко мне никто не приходил с обвинениями, и поэтому я решила, что Борис как-то там разобрался.

Бор – он такой. Инициативный.

– Поэтому вчера, – продолжил Артур, рассеянно поглаживая белые лепестки, которые под его колдунской рукой как-то почти сладострастно мерцали, – когда я пошел искать тебя, все мои телепортации оказались на виду. В том числе те, что ведут к ангелам – там я искал тебя в первую очередь. А вот на землян наша система не реагирует, – он цокнул языком. – И вы с Борисом для телепортов – невидимки. Никто не знает, что вы были на первом этаже.

– Та-а-а-ак? – протянула я, начиная подозревать, в какую сторону сейчас пойдёт диалог.

– К счастью, система не оповещает ректора о мелких нарушениях. Ему нет нужды просто так лезть в Книгу Телепортов. Но если бы утром оказалось, что какой-то бесстрашный самоубийца устроил шухер среди ангелов-стражей, ректор бы непременно полез проверить, кто это был.

Я нахмурилась, глядя на мрачного-мрачного Артура.

– Ты хочешь сказать, что этотебя наказали вместо нас?

– Нет, меня не наказали, – с ненавистью процедил Эдинброг. – Потому что я… –он судорожно вздохнул, – прибрал ваш бардак.

И в воздухе явственно проступили очертания всех невысказанных им после точки матерных слов.

– Оу, – сказала я.

А сама подумала: и как он нас не убил тогда? Представляю, каково это – помогать скрыть следы преступления тому, кого ненавидишь, и той, что пошла с первым на вечеринку.

– Спасибо? – вновь сказала я вопросительно.

– Ничего подобного. На сей раз ты так просто не отделаешься, Вилка. Борис – тем более.

– Мстить будешь? – предположила я.

Он оскорблённо поморщился. Что есть, то есть – у думающих слоёв населения слово «месть» давно стало признаком мелкой душонки. Ибо душа широкая легко переступает через идиотов и живёт дальше, не тратя себя на сведение счётов.

То есть мстить-то по-прежнему, может, и хочется. Но лучше не надо. И вслух говорить об этом точно не стоит: вместо аплодисментов получишь совет обратиться к психологу.

– Объясню позже. Сейчас продолжим экскурсию. Тебе стоит узнать кое-что о Борисе и его… джентльменстве.

Мы воспользовались лестницами – несколькими штуками по очереди, после чего вломились на кафедру Зоологии – Артур беззастенчиво вскрыл замок заклятьем. Там, как и во вчерашнем хранилище, располагалось некоторое количество клеток – кабинетные образцы.

Эдинброг подхватил с этажерки лампу, в которой сияли сонмы светлячков (как по мне – весьма лицемерный фонарь для зоологов, ну да ладно), и подвёл меня к дальнему углу помещения.

Там на столике стояла вытянутая клетка с песком на дне. На сей раз миниатюрная. На стене над ней висела табличка: «Смертельно опасно!»

– Знакомая штука? – спросил Артур. Я кивнула.

Эдинброг взял со стола перочинный нож и уколол палец. Выступила капелька крови. Артур вытер её о тяжёлое папье-маше в виде гранитного филина. После чего открыл решётку на клетке и положил птицу внутрь. Закрыл решётку. Поставил на часах таймер на полторы минуты.

Он и не думал объясняться.

Тогда я просигналила ему бровями: «Эй, что происходит?» И пока часы тикали, колдун монотонно, как в полицейском отчете, угадал-обрисовал мне наш с Борисом путь той ночью:

А) Суетливый сбор врагов для погони;

Б) Ох! Вилка падает в темноте на незнакомой ступеньке, о которой Бор забыл предупредить!

В) Ох! У Бора идея! Щас он всех спасёт!

– А потом ты, раненая, находилась в клетке, подманивая ангелов, а он, наверное, ждал снаружи, да? Ну или зашёл и сразу выскочил… – Артур расчистил себе место на кафедре и теперь сидел на столе, зажав светлячковую банку между коленей. Освещение снизу – как фонарик в детском лагере – придавало рассказу привкус страшилки.

– И при этом тебя не смутило, – продолжил студент, – что якобы пустая клетка была заперта на сигнализацию.

– Ох, – сообразила я.