Вальс бывших любовников

– Простите, Юлия, а вы автограф дадите? – попросил он, смущаясь, и Юлька полезла в сумку за ручкой и небольшим календариком с ее изображением, которых, как успела заметить Лена, в сумке лежала пачка.

Подписав покрасневшему парню календарик, Юлька поправила волосы, мельком глянув в большое лифтовое зеркало, и лицо ее приняло то самое выражение, которое Воронкова в шутку называла «звездная физия». Лена едва сдерживала смех – она прекрасно знала, что на самом деле Юлька вовсе не чувствует себя такой уж «звездой», воспринимая свою известность, скорее, как очередную роль, которую она вынуждена играть на публике.

Оказавшись в номере, Юлька прошлась по комнатам, раздернула шторы, посмотрела вниз, на освещенную фонарями улицу, и пробормотала:

– Что-то я стала высоты бояться, может, надо было пониже этаж попросить?

– Тут «люксы» только на этом этаже. – Лена села в кресло, чувствуя, как ноют от каблуков ноги. – Ты переодеваться будешь?

– Буду, – кивнула подруга, расстегивая молнию на большом чемодане. – Хочу еще и умыться, чтобы не приставали.

– Кто к тебе приставать будет? Филипп? – рассмеялась Лена. – Мы же в ресторан не собирались вроде.

– Ну мало ли…

Пока Воронкова, скрывшись в ванной, смывала косметику и переодевалась в джинсы и просторную кофту с капюшоном, Лена вынула из сумки книгу и погрузилась в чтение. Определенно Юлька была права – Голицын сделал прототипом Лизы, главной героини-следователя, ее, Лену.

«Надо же, как много он обо мне помнит, – удивлялась она, читая. – И слова действительно мои, и привычки… И даже момент с посиделками в кафе – это ведь он меня туда водил…»

Но все это было почему-то очень неприятно, Лена не могла себе объяснить, почему, однако читать эти строки ей не нравилось – как будто Голицын постоянно подглядывал за ней, шпионил, вмешивался в ее жизнь. И очень настораживала дата выхода книги – всего за пару месяцев до первого убийства у кинотеатра.

– Ну что за чушь, – пробормотала она, закрывая книгу. – Я его не видела несколько лет, я даже не знаю, где он живет сейчас – в Москву ведь уезжал… – Поддавшись порыву, она вынула телефон и позвонила Паровозникову. – Алло, Андрей, это я.

– Ты не находишь, что это слишком очевидно – твой номер у меня подписан, – тут же укусил ее Паровозников.

– Я по делу, – проигнорировала его выпад Лена. – Ты не мог бы быстренько выяснить, где сейчас проживает Павел Голицын?

– Ого… – присвистнул оперативник. – Решила закрутить роман под носом своего фээсбэшника? Не советую, он тебя сразу раскусит.

«Боженька, дай мне сил не послать майора Паровозникова куда подальше», – мысленно попросила Лена и, сделав глубокий вдох и резкий выдох, продолжила:

– Тебе сложно? Я тогда…

– Нет, мне не сложно. Но не хочу потом объясняться с твоим Горским, когда он поймет, что я все знал.

– Это я беру на себя. Так узнаешь?

– Тебе срочно?

– Как сможешь.

– Перезвонить?

– Да. Тебе привет от Юльки.

– О, Воронкова прилетела? – оживился Андрей. – Класс!

– Ладно, я тогда жду информацию, да?

– Жди, – коротко отозвался он и сбросил звонок.

– Ты с кем там разговариваешь? – донеслось из ванной.

Лена встала из кресла и прошла к окну – огромному, почти от пола до потолка, стоять возле которого и видеть внизу лежащий под ногами город было действительно страшновато.

– Андрею звонила.

– И чего наш майор? – Юлька вышла в коридор и снова полезла в чемодан.

– Привет тебе передавал. Я попросила узнать, где Голицын сейчас живет, – призналась Лена.

– Ну хоть раз в жизни ты восприняла всерьез мои слова, – Юлька уже завязывала шнурки на белых кроссовках. – Все, я готова, можем ехать, – Надвинутая на глаза бейсболка с длинным козырьком довершила образ подруги, и Лена хмыкнула:

– Такое впечатление, что ты увлеклась вечерними пробежками.

Юлька серьезно кивнула:

– А это так и есть. Надо же форму поддерживать, мне уже не двадцать лет. Бегаю, в общем. Но, как ты понимаешь, не здесь и не сегодня.

– Очень надеюсь, – фыркнула Крошина. – Я-то в юбке и на каблуках, могу не угнаться.

– Ты и так бы не угналась. – Юлька показала ей язык и взялась за дверную ручку: – Поехали, я точно от голода умру.

Андрей позвонил, когда Лена парковала машину во дворе дома. Нажав кнопку громкой связи, она пыталась втиснуть свою машину между двумя другими и не задеть зеркала.

– Андрюша, привет! – весело поздоровалась Юлька, и голос Андрея заполнил салон машины:

– Привет, звезда! Как твое ничего?

– Да так же, как твое – совсем ничего! – рассмеялась она. – Ты что-то сказать хотел? Ленка паркуется, я уже седая вся.

– Ну так про Голицына же она спрашивала. Живет он здесь, снимает квартиру в комплексе «Патио».

Юлька присвистнула:

– Ого… неплохо, видимо, живет.

– Еще бы! Это самый дорогой жилой комплекс в городе сейчас. Элита, блин, – Андрей тоже хмыкнул. – А чего вдруг он Ленке понадобился, не знаешь?

– Знаю.

– А вы не обнаглели – прямо при мне сплетничать? – возмутилась Лена, уже заглушившая двигатель.

– А чего нам стесняться? – захохотала Юлька. – Мы тебя давно знаем, нам можно. Короче, Андрюша, похоже, что Голицын-то маньяк.

– Почему – похоже? Маньяк и есть, я когда еще говорил, что он мне не нравится, – отозвался Паровозников.

– Нет, я не про то… Я про эти ваши убийства.

– И ты уже знаешь? Откуда?

– У меня подруга – следователь.

– А, эта…

– Паровозников! – рявкнула Лена. – Ты совсем-то берега не теряй, я, в конце концов…

– Что, мужу пожалуешься?

Крошина закатила глаза и приложила ко лбу ладонь, показывая Юльке, что этот диалог у них не первый и надоел до крайности.

– По Голицыну все у тебя?

– У меня все. А у тебя?

– Завтра в девять в моем кабинете. Спокойной ночи, товарищ майор. – Лена нажала на отбой и жалобно посмотрела на Воронкову: – И вот так постоянно. Он меня буквально изводит после замужества.

– Ну, а что ты хочешь? Ревнует, понять можно.

– Ой, да брось! Мы давно расстались, и Филипп тут ни при чем.

– Филипп, может, и ни при чем, но замуж ты за него вышла, а не за Андрея.

– Андрей меня и не звал.

– Да ты бы и не пошла.

Крошина на секунду задумалась, потом махнула рукой:

– Ты права, не пошла бы. Все, идем, там Филипп, наверное, ждет давно.

Рассказывать мужу о новом повороте в деле Лена не собиралась. Ну, во-первых, они договорились об этом сразу – по возможности не приносить работу домой, а во-вторых, ей почему-то начало казаться, что Филипп не поймет и будет подозревать ее в связи с Голицыным, как будто мало было фигурировавшего уже в деле Кольцова. А книга, написанная Павлом, могла явиться доказательством такой связи хотя бы в прошлом – слишком уж ярко автор выписал привычки и разные другие мелкие особенности главной героини, и в том, что проницательному Горскому не составит труда узнать в ней собственную жену, Лена не сомневалась.

Но ее саму занимал другой вопрос. Послужил ли роман Голицына толчком для какого-то психопата или… неужели Воронкова может оказаться права и это сам Павел вдруг решил воплотить сюжет в жизнь?

«Нет, ну это совсем как-то глупо, – разговаривала Лена сама с собой, лежа в постели без сна. – Как будто у Голицына была такая сильная любовь ко мне, что, расставшись, он сошел с ума! Ну нет же – мы просто перестали встречаться, точно так же как и начали ни с чего. Никаких признаний, никаких бурных проявлений чувств, даже разговоров на такие темы не было. У Павла вообще нет повода считать меня в чем-то виноватой. Мы расстались так же ровно, как и сошлись, да и что там было-то вообще? Так – несколько раз встретились… Значит, имитатор? Еще одна версия, которую придется отрабатывать? Просто потому, что эта идея нравится мне больше возможной вины Голицына? И опять подозреваемый связан со мной – не многовато совпадений для одного-то дела? Это уже не настораживает, а пугает. Надо с Андреем обсудить…»

На этом она, наконец, заснула, однако всю ночь видела во сне Павла Голицына, почему-то в черных перчатках и дурацкой маске из какого-то фильма.

Паровозников хохотал, запрокинув голову, буквально трясся от смеха, даже слезы выступили на глазах. Лена, опираясь на подоконник, ждала, пока у майора прекратится истерика и он сможет соображать нормально.

– Ну ты даешь, подруга… – еле выдохнул Андрей, с трудом стараясь взять себя в руки. – Вот это сюжет… Подскажи Голицыну, пусть потом проработает – на зоне-то у него времени достаточно будет… Ох… – Он вытер мокрые от слез глаза. – Давно я так не смеялся, ей-богу…

– Все? – спокойно поинтересовалась Лена. – Ты исчерпал запас острот и смеха? Или есть что еще сказать? Так говори, не стесняйся, и вернемся к делу. У нас, если помнишь, три трупа.

– Ага – и толпа подозреваемых из твоих бывших! – снова закатился Паровозников.

– Ну не хватает тебя для полноты картины. Может, проверим на всякий случай? – предложила она без тени улыбки, и Андрей перестал смеяться:

– Ты это серьезно?

– А почему нет?

– Ну я, подруга, мордой не вышел – там все сплошь богема, люди творческие, куда мне, простому оперу.

– Так, может, ты на то ставку и сделал?

– Все, мне надоело! – мгновенно растерял всю дурашливость Андрей. – Это не смешно уже. Кроме того, мне не нравится тенденция – я ведь говорил, что убитые девчонки чем-то похожи на тебя? И, смотрю, есть пара подтверждений моей теории.

– Н-да… – пробормотала Лена, нахмурившись. – Сейчас мне перестало казаться, что ты не прав…

Она вытащила фотографии убитых девушек, разложила на столе и принялась внимательно вглядываться в лица. Андрей, следивший за ее манипуляциями, поднялся, обошел стол и встал у Лены за спиной, глядя через ее плечо на разложенные снимки.

– В целом, конечно, никакого сходства нет, – бормотала Крошина. – Но если посмотреть мельком, то вполне можно сказать, что все это один типаж и, к сожалению, он действительно мой. Что здорово осложняет нам дело, кстати.

– Это почему?

– А потому, что дело я сдам другому следователю – ты прав, в подозреваемых уже двое моих бывших мужчин, не думаю, что это понравится потом адвокатам.

– Бред это все, – решительно сказал Андрей, выпрямляясь. – В комитете каждая собака знает, что ты до такой дури честная, что никому и в голову не приходит тебя в чем-то заподозрить. И потом – ты замужем.

– Не аргумент, – вздохнула Лена.

– Да так и признайся, что боишься нарыть на кого-то из этих двоих, – вскипел вдруг Андрей.

– Что?! – удивилась она, но Паровозников продолжил:

– А вот то! Боишься, что либо Голицын, либо все-таки Кольцов и есть этот чертов Зритель! И боишься поймать его за руку, потому что потом остаток жизни будешь себя глодать за это! И еще за то, что раньше в нем этого не рассмотрела!

– Андрей… успокойся, ты что несешь-то? – попыталась остановить его Лена, но майор завелся не на шутку:

– Конечно, сдай дело, зачем тебе? Только-только начало что-то вытанцовываться, но тут вмешалось твое прошлое!

– Так, все! – Лена, совершенно вдруг озверев от несправедливых обвинений, схватила лежавшую на краю стола папку и изо всех сил хлопнула ее о столешницу.

Андрей на секунду умолк, удивленно глянул на Лену, и та выкрикнула:

– Ну-ка, вышел отсюда! Взял моду истерики закатывать, как баба ревнивая!

Паровозников постоял еще мгновение, ошарашено глядя на тяжело дышавшую от злости Лену, развернулся и молча вышел из кабинета.

Крошина, поняв, что наговорила, зажала руками рот, рухнула на стул и неожиданно для себя заплакала.

Нет, она не боялась того, о чем говорил Андрей, – даже если бы кто-то из этих двоих оказался виновен, Лена сумела бы вести себя как профессионал и сделать до конца то, что была должна. Но сейчас ей было очень обидно от того, что Андрей вообще мог так о ней подумать. Дело же она хотела сдать по правилам, так, как положено, чтобы не дать повода обвинить себя в предвзятости и ангажированности.

Зазвонил телефон, и она, наспех вытерев глаза бумажной салфеткой, взяла трубку.

– Елена Денисовна, приветствую, – это оказался эксперт. – А у меня новость для тебя.

– Надеюсь, что хорошая, плохих мне уже достаточно, – буркнула она.

– Откуда посмотреть. Короче, платье на убитой Савиной было старым, ношеным – там есть характерные признаки. А вот два других – действительно самопал, шиты из современных тканей, там даже состав от первого отличается.

– И что нам это дает?

– Ну я бы считал, что первое платье было для кого-то символом, а два вторых уже шились специально, повторяя первое. И еще. Жена моя сказала, что такую ткань продают на улице Первых пионеров, там большой швейный магазин. А уж моя-то жена в этом разбирается, сама знаешь.

Жена Николаева работала костюмером в театре. Когда Лена вспомнила об этом, то сразу подумала, что вот с ней можно и о Полине Покровской поговорить – вдруг что-то расскажет?

– Алексей Никитич, дорогой, а вы не могли бы жену свою попросить заскочить ко мне сегодня до вечера, а? – взмолилась она. – Очень надо!

– Повезло тебе, Елена Денисовна, она выходная сегодня, сейчас позвоню, скажу.

– Я тогда пропуск на проходную отправлю сейчас. Спасибо, Алексей Никитич, это была действительно хорошая новость.

«Значит, платье на Савиной действительно было старым, как я и предполагала, – думала Лена, наматывая круги по кабинету. – Тогда это все-таки вынуждает меня подозревать Славогородского, особенно учитывая его непростые отношения с матерью, на которую Наташа была похожа… Ох, как не вовремя он с приступом свалился… И врач не звонит…»

Она сама набрала номер ординаторской кардиологического отделения, но лечащий врач Славогородского ничего обнадеживающего сказать ей не смог, состояние больного было прежним, стабильно тяжелым, и ни о каком допросе речи идти не могло.

Положив трубку, Лена огорченно подумала, что нащупанная было ниточка вновь где-то завязалась в узел, который мешает вытягивать ее из клубка дальше.

– Хорошо, оставим пока это, – пробормотала она, снова берясь за телефон. – Потревожим гения. Алло, Никита? Добрый день. Извини, я снова по делу, – быстро произнесла она, едва услышав в трубке недовольный голос Кольцова. – Имя Полина Покровская тебе о чем-нибудь говорит?

– Ну допустим, – насторожился он. – А что?

– А что именно вас связывало, можешь сказать?

– Могу. Она заказывала у меня фотопробы для какого-то фильма, а почему тебя это интересует?

– Не говорила, для какого именно?

– Ты можешь нормально объяснить?! – взвился Кольцов. – Почему ты о ней спросила?

– Потому что ее тоже убили пять дней назад, Никита. И твой номер был в распечатках ее звонков.

Повисла пауза. Лена слышала, как тяжело дышит Кольцов, и даже представила, какое у него в этот момент лицо – растерянное, жалкое, он всегда так выглядел, если его заставали врасплох.

– Никита… ты ничего не хочешь сказать?

– Лена, – хрипло проговорил он, – Лена, поверь мне – я не убивал ни Наташу, ни Полину. Более того, Полину я видел всего дважды – когда она пришла на съемку и когда потом забирала флэшку с фотографиями. Я клянусь, что вообще ничего о ней не знаю, кроме того, что она актриса нашего драмтеатра и дочь декана актерского факультета. Она это рассказала во время съемки… Лена, ты веришь мне?

Крошина отметила, что тон Кольцова сделался испуганным, просительным, утратил все раздраженные нотки и надменность. Никита испугался, это чувствовалось в каждом слове, в каждом звуке его голоса.

– Лена… почему ты молчишь?

– А что ты хочешь услышать?

– Что ты мне веришь. Чем я могу доказать, что непричастен к этим ужасным убийствам? Хочешь, я привезу тебе снимки Покровской?

– Хочу, привози.

– Я буду через час.

– Пропуск спросишь на проходной.

Лена положила трубку и задумалась. Нет, она не верила в виновность Кольцова – он мог быть каким угодно мерзким типом, но убить трех девушек ради чего-то непонятного и выстроить мизансцену с музыкой у кинотеатров не мог бы точно.

«И мне как будто стало легче от этой мысли, – поняла она, включая чайник. – Как будто я рада, что это не он. Хотя… а почему бы мне не порадоваться? Да, Кольцов наверняка не Зритель – что в том плохого? Только то, что я снова ни на шаг не ближе к настоящему убийце».

Сегодня Никита Кольцов совершенно не выглядел собой прежним. Он как будто постарел, скукожился, движения его сделались суетливыми, а взгляд заискивающим. Это было так странно, что Лена во время допроса то и дело бросала на Кольцова изучающие взгляды, надеясь, что ей только кажется. Но нет, Никита был испуган не на шутку, даже желание отпускать обычные едкие замечания в адрес Лены у него сегодня пропало начисто.

– Понимаешь, я действительно видел эту девушку только дважды, – говорил он, сидя на краю стула. – Мне позвонила бывшая ассистентка, попросила сделать фотопробы для молодой актрисы – за деньги, разумеется. Я согласился. Эта Полина приехала, я спросил, что именно ей нужно, она сказала. У нее с собой был пакет с вещами, она дважды переодевалась. И знаешь, что было в ее вещах? Вот, смотри! – Он вынул из наплечной сумки конверт с распечатанными фотографиями. – Вот, где я видел это платье, а вовсе не на том снимке с Наташей. Я же помнил, что снимал кого-то в таком, вылетело просто… Видишь? – Он подтолкнул одну из фотографий Лене. – Полина принесла его с собой, сказала, что для роли нужно.

Лена взяла фотографию. Со снимка на нее смотрела чуть полноватая шатенка с вьющимися каштановыми волосами, обрамлявшими круглое не очень выразительное лицо. Платье в мелкую черно-белую «лапку» делало ее фигуру еще более приземистой, широкой, абсолютно ей не шло – или это просто Кольцов по традиции не мог найти хорошего ракурса, чтобы подчеркнуть достоинства модели и скрыть недостатки.

– Если бы мне не сказали, что Покровская актриса, я бы не догадалась, – пробормотала Лена, и Никита подхватил:

– Вот, и я так подумал! А она все про какие-то съемки в Москве рассказывала. Мол, пригласили чуть ли не на главную роль. Кому она там такая понадобилась, можно подумать, в Москве не хватает девиц с заурядной внешностью…

При упоминании о Москве Лена насторожилась:

– Скажи, а ты случайно с ее матерью не знаком?

– Нет. Полина упомянула, что ее мать декан актерского факультета, но я никогда с ней не встречался. А что?

– Да так… – отмахнулась Лена, подумав, что версия с выстраиваемым для матери алиби, о которой говорила Алена Галкина, провалилась – Кольцов не знал Алису Викторовну, какой смысл был Полине врать и ему тоже? – Вероятно, предложение все-таки было, надо теперь узнать, от кого и в какой форме. Хорошо… А когда она забирала готовые снимки?

Никита нахмурился, вспоминая:

– Выходит, что как раз в тот день, когда ее убили.

– Ничего не сказала о встрече с кем-то из съемочной группы например?

– Нет. Мы в тот раз вообще почти не говорили. Она посмотрела фотографии, попросила сбросить на флэшку исходники… Да, кажется, все.

– Тебе не показалось, что она взволнована?

– Я не приглядывался… Лена, с какой стати, я должен рассматривать каждую девицу, которой отдаю снимки? Работа сделана, оплачена – чем еще я должен интересоваться?

«Ну не настолько ты все-таки испугался, раз скатываешься в свой обычный желчный тон», – отметила Лена, записывая ответ.

– Спасибо, Никита, ты мне очень помог. Давай пропуск, я подпишу.

Он протянул ей листок:

– Я надеюсь, ты поняла, что я тут вообще ни при чем?

– Кстати, последний вопрос: Инга Колосова случайно не делала у тебя снимков?

Рука Кольцова, державшая пропуск, ощутимо дрогнула:

– А что?

Лена отложила ручку и откинулась на спинку стула:

– А присядь-ка обратно, пожалуйста.

Кольцов сделал шаг назад и мешком рухнул на стул:

– Это никогда не прекратится? Ты решила повесить на меня все нераскрытые убийства?

– А также квартирные кражи и разбойные нападения, – абсолютно серьезно кивнула Лена. – Прекрати, Никита, я пытаюсь поймать настоящего убийцу, а ты выдаешь мне информацию порциями и то после давления. Рассказывай о Колосовой. Кстати, а с чего ты решил, что ее тоже убили?

– А много надо ума? – скривился он. – В общем, эта девица пришла ко мне по чьей-то наводке, даже не скажу, кто именно ей меня посоветовал, кажется, опять кто-то из бывших ассистентов. Она парикмахер, и снимал я не ее, а ее моделей. Работали в ее студии – большая такая студия в центре, аренда дорогая явно. Было четыре девушки. Инга делала прически, я снимал – возились весь день. Она меня потом до дома подбросила на машине, я ведь с аппаратурой был. – Кольцов нахмурил брови, видимо, пытаясь вспомнить еще какие-то подробности.

– А не помнишь, когда это было?

Он вместо ответа полез в сумку и вынул ежедневник в коричневом кожаном переплете, пролистал:

– Да, вот… Девятнадцатого мая это было.

– А убили ее двадцать второго.

– Я двадцать второго был в Самаре, – как-то поспешно сказал Никита, и Лена удивилась:

– В Самаре?

– Да, там проходил большой ивент, меня приглашали. Могу предоставить, так сказать, все имеющиеся доказательства и свидетельства очевидцев – там народа было человек двести. Вернулся только двадцать пятого ночью.

Лена посмотрела в лицо Кольцова внимательным взглядом, поймав себя на том, что больше не боится и не смущается делать это. Раньше ей казалось, что она не должна вот так прямо рассматривать его, потому что Никита этого терпеть не мог, а она изо всех сил старалась не раздражать его ничем. Сейчас же она совершенно не беспокоилась о его чувствах, ей вдруг стало абсолютно все равно – нравится ему это или нет.

Кольцов, словно почувствовав что-то, снова немного сник, ссутулил плечи и пробормотал:

– Лена, я действительно был в Самаре в те дни.

– Никита, я в этом и не сомневаюсь. Просто слишком уж много совпадений, ты не находишь? Я должна проверить все. Еще вопрос – а у Колосовой ты не видел такого платья?

– Нет, – замотал головой Кольцов. – Вот у нее точно не видел.

– Ясно, – вздохнула Лена. – Больше вопросов нет.

Кольцов выскочил из кабинета так стремительно, словно боялся, что Лена вдруг передумает и снова начнет спрашивать его о чем-то. Она же залезла в интернет и набрала в поисковике «фотоивент в Самаре, май». Сразу же выскочило несколько ссылок, и, перейдя по первой, она наткнулась на портрет Кольцова в разделе «Приглашенные гости», а также на несколько снимков, где Никита был снят с другими гостями во время мероприятий и фуршетов. Даты под снимками тоже были, они совпадали с теми, что назвал Кольцов, и Лена закрыла ссылку.

– Ну, а что я хотела? Он действительно был там, и врать нужды у него не было. Он никого не убивал, я знала это сразу, – пробормотала она, вставая из-за стола. – Но что мы имеем теперь? Все три убитые девушки так или иначе были знакомы с Никитой. На двух он видел эти рябые платья, будь они неладны. И все девушки были убиты практически сразу или через несколько дней после контактов с Кольцовым. При всем этом – он их не убивал. Тогда – кто?

– Елена Денисовна, – раздалось из-за двери, – к вам можно?

Женский голос был Лене незнаком, она даже не сразу сообразила, что происходит, однако к двери подошла, открыла ее и увидела перед собой элегантную даму в длинном бежевом плаще и маленькой шляпке.

– Вы ко мне? – удивленно переспросила Крошина, и дама кивнула:

– Моя фамилия Николаева.

– Ох, простите, я заработалась совсем! – спохватилась Лена, впуская ее в кабинет. – Проходите…

– Элина Валентиновна, – представилась дама, расстегивая плащ, под которым оказался отлично сидевший на стройной фигуре ярко-красный костюм из длинной узкой юбки и приталенного короткого пиджачка.

Лена невольно засмотрелась на элегантный наряд и ботильоны на высоченных каблуках. Сама она такие никогда не носила, опасаясь из-за природной неуклюжести сломать лодыжку, даже не дойдя до машины.

– Муж просил зайти к вам, – сказала Элина Валентиновна, аккуратно усаживаясь на стул.

– Да, я бы хотела получить небольшую консультацию по поводу платьев, – Лена вернулась на свое место и протянула даме три снимка. – Вот…

Элина Валентиновна взяла фотографии, внимательно изучила каждую и, вернув их Лене, уверенно сказала:

– Одно из платьев сшито примерно в девяностых, два других – современная работа. Кстати, ткань для них была куплена в магазине на улице Первых пионеров, где работает продавцом одна моя знакомая. Когда муж спросил меня о ткани, я специально съездила и узнала – да, ее продавали, и последний раз было куплено все, что осталось, а именно четыре метра. Покупатель – женщина лет сорока, невысокого роста, с короткой стрижкой, волосы каштановые крашеные.

Лена удивленно уставилась на собеседницу:

– Как вы добыли столько сведений?