Вальс бывших любовников

– Это лишнее, я тебе и так верю. Просто пока не общайся с прессой, хорошо? Совсем.

Голицын молча кивнул, давая понять, что принял ее слова к сведению. Они шли по аллее из желтеющих берез, и Лена вдруг почувствовала, что сегодня день вполне удался – выпустили невиновного, от этого стало хорошо на душе.

– Паша, а расскажи мне про Ингу подробнее, – попросила она, и Голицын удивился:

– Зачем?

– Понимаешь… у двух других девушек были какие-то секреты от всех, даже от матерей. А у Инги? Я, грешным делом, подумала, что она скрывает свой роман с тобой…

– Лена! – укоризненно покачал головой Павел. – Я же говорил – между нами ничего не было. Инга была хорошая девушка, хоть и довольно простоватая. Однако мне нравилось, что она много читает, и не только мои книги. С ней всегда было легко найти тему для разговора – почти любую. Даже странно, что она не стала учиться на каком-нибудь гуманитарном факультете, а выбрала парикмахерское искусство.

– Ну, наверное, лучше быть востребованным хорошим парикмахером, чем посредственным журналистом, например. Я смотрела несколько ее видео – ей действительно нравилась ее работа.

– Я не могу представить, кто и зачем мог ее убить, – негромко сказал Павел, глядя под ноги. – Придумал так много убийств сам, а в жизни так и не могу понять, чем руководствуются люди, думающие, что могут лишать жизни других. Это ведь патология какая-то?

Лена пожала плечами:

– По-разному бывает. Есть ведь и те, кто не хотел убивать, но обстоятельства сложились. Самооборона, например, или просто по неосторожности. Такие, как правило, казнят себя сильнее, чем это может сделать любой приговор суда. А есть и те, кому нравится думать, что они властны над всеми, в чем-то лучше, выше – потому им позволено все, что угодно, в том числе и убить. И тут ты прав, скорее всего, это психическое отклонение. Но не тех масштабов, что позволяют избежать наказания и отсидеться в спецклинике.

– И как ты думаешь, кто играет против тебя сейчас?

Лена слегка замедлила шаг, вскинула голову и удивленно посмотрела Павлу в лицо:

– Играет? Почему ты так думаешь?

– У меня такое ощущение, что я стал пешкой в чьих-то руках. Кстати, я вот что вспомнил… – Павел наморщил лоб. – Инга говорила, что ей предлагали работу, что-то связанное с кино.

– С кино?! И ты молчал?!

– Да я только что вспомнил… ассоциация пошла со словом «игра». Да, точно – незадолго до того, как это с ней случилось, Инга рассказывала, что ее пригласили попробовать себя в качестве парикмахера на каком-то фильме. Вроде что-то о девяностых, я так и не понял. Какая-то съемочная группа из Москвы.

– Давай присядем, – предложила Лена, увидев неподалеку скамью. – Из Москвы, говоришь? Это очень странно. Полине Покровской предложили кастинг на роль в фильме, который тоже должны были снимать москвичи. Она делала фотопробы у Никиты…

– У Кольцова? – переспросил Голицын. – Ну-ка, ну-ка… Инга упоминала что-то, связанное с ним, кажется, какую-то ассистентку. Жаль, что я слушал ее рассказы вполуха, сейчас бы пригодилось.

– Вот он мне тоже сказал, что Покровской его рекомендовала его бывшая ассистентка, но имени не назвал. А я прямо как ты – тоже не уточнила… Да… Но это, к счастью, легко исправить…

– А у Инги уже не спросишь. Упустили мы что-то, Лена.

– Плохо… и опять все вокруг кино крутится, очень меня это настораживает. А вальс Доги Инга не упоминала?

– Нет. Она музыкой не интересовалась, насколько я знаю. А что?

– Да так… Мне кажется, сейчас эта мелодия уже не популярна совсем, а когда я маленькая была, кажется, даже в какой-то телепередаче на заставке ее крутили, да и вообще… Точно помню, как на выпускном вечере в институте мы танцевали под нее вальс, а потом вроде бы я и не слышала ее больше, – задумчиво произнесла Лена.

– И с кем же ты танцевала? – чуть склонив голову, улыбнулся Павел.

– Да был один… Так, ничего серьезного. Хороший парень, очень увлекался кинематографом, а получил диплом юриста. Мы с ним в кино ходили по субботам, все новинки тогдашние смотрели, – призналась Лена, глядя на носки туфель.

– И что же – не сложилось?

– Нет. Да и не должно было сложиться, он мне просто нравился как приятель, собеседник. И замуж я в то время совершенно не собиралась, у меня же была цель – стать прокурором, – она откинула волосы за спину и улыбнулась: – Пока, как видишь, не сбылось. Но замуж вышла, как ни странно.

– Да, я об этом слышал.

– Ты так и не сказал, от кого.

– От подруги твоей Воронковой, – со вздохом ответил Павел. – Столкнулись в Москве на выставке, она там была на презентации книги, по которой сериал сняли. Кофе выпили, поболтали, она и сказала. Я за тебя рад.

– Спасибо…

У Лены в сумке зазвонил телефон – это оказался подъехавший с обеда водитель, который уже полчаса ждал ее у здания изолятора.

Лена поднялась со скамьи и протянула Павлу руку:

– Ну, до свидания, Паша. Извини, что так все вышло.

Он сжал ее руку в своих и улыбнулся:

– Это ты извини. Очень ошибся в романе… Ты действительно отличный следователь, я теперь на собственной шкуре это прочувствовал.

– Да уж…

Она высвободила руку и пошла к пешеходному переходу, стараясь успеть на зеленый сигнал светофора, который только что загорелся. Уже сев в машину, она бросила взгляд в окно и увидела, что Голицын так и сидит на скамье, глядя на медленно текущую внизу реку.

Созвонившись с Филиппом и договорившись, в какой ресторан пойдут вечером в компании Юльки и Андрея, Лена начала составлять план на завтрашний день. Подшила к делу экспертное заключение от супруги Николаева по поводу ткани и платьев, еще раз перечитала результаты экспертизы крови, обнаруженной на заборе у кинотеатра «Мир», и вдруг поняла, что просмотрела очевидную деталь – группа оказалась четвертой, самой редкой.

– Как же я это прошляпила, ворона, – расстроилась Крошина. – Чем заняты мои мозги, спрашивается? Ведь наверняка человек с такой группой состоит на учете в реестре банка крови, как я не подумала об этом?

Она быстро нашла телефон местного банка крови при городской больнице и позвонила, но, как всегда, забыла, что у других людей рабочий день имеет свойство заканчиваться вовремя, то есть до пяти вечера, как и было в банке. Пришлось отложить запрос на завтра. Лена сделала пометку на настольном календаре и выключила компьютер. До ресторана ей было недалеко, если воспользоваться такси, то и вовсе минут семь, так что можно было особенно не торопиться, все равно остальные едут из разных концов города.

Муж ждал ее на крыльце, Лена издалека, еще подъезжая, увидела его высокую подтянутую фигуру в светлом плаще. Она вышла из такси и быстрыми шагами пересекла дорогу, отделявшую территорию ресторана от парковки.

– Я не опоздала? – встав на цыпочки, она поцеловала Филиппа в щеку.

– Нет, я просто немного раньше освободился. Подождем ребят или внутрь пойдем? – обнимая ее за плечи, спросил Горский.

– Давай постоим, я сегодня весь день стараюсь дышать воздухом.

– Да? И где же ты умудрилась дышать во время рабочего дня?

– Проводила время с очередным бывшим, – засмеялась Лена. – Выпускала его из ИВС.

– Откуда? – удивился Горский. – Из ИВС? И кто, позволь спросить, его туда упек?

– Ну кто-кто… Елена Денисовна, – вздохнула она. – Какой-то кошмар у меня с этим делом Зрителя. Куда ни ткни, попадаешь в бывшего кавалера, и все, как ни странно, идеально на первый взгляд подходят на эту роль.

– Погоди, – поморщился Филипп. – Ничего не понимаю. Вроде бы с Кольцовым ты разобралась?

– Да.

– А из изолятора тогда кого выпускала?

– Так Голицына же.

– О господи… Я запутался, – пожаловался Филипп уже с улыбкой. – А писатель-то что натворил?

– Ну я же рассказывала – роман написал.

– За это не сажают вроде?

– Это у вас не сажают, и то не факт. А у нас, знаешь ли, такое бывает… Теперь вот думаю, что есть какой-то поклонник творчества Голицына и он инсценирует его новый роман, изменив только место обнаружения тел – вместо бассейнов усаживает их у кинотеатров. Так, все, я углубилась туда, куда вообще не хотела! – спохватилась Лена, поняв, что начала посвящать мужа в ход расследования.

– Это что же – «Убийца любит плавать»?

– А ты откуда…

– Да на тумбочке у тебя лежит, я еще вчера вечером обратил внимание, – объяснил со смехом муж. – Еще подумал – очень странный выбор книги, а потом фамилию увидел.

– Приревновал? – спросила Лена, заглядывая ему в лицо, и Филипп опять со смехом кивнул:

– А то! Ты видела, какое у него фото на обложке? Аполлон! – И они расхохотались оба.

Фото Павла на обложке было откровенно неудачным, красивый и эффектный в жизни Голицын на нем выглядел каким-то прилизанным и неестественным. И в этом, считала Лена, не было ничего удивительного – фото делал Никита Кольцов.

«Узнаю руку мастера», – пошутила она, когда увидела этот снимок, и Филипп, конечно, это запомнил.

– Что-то Андрей с Юлькой опаздывают, – заметила Лена, поежившись. – Очень это странно, Паровозников пунктуальный…

– Может, пока внутрь пойдем? Что стоим-то, как два тополя? – предложил Филипп. – У тебя вон уже и нос красный. Приедут – найдут, не маленькие же.

Их усадили за столик у камина, который, конечно, служил всего лишь предметом интерьера и никакой иной функции не имел. Горский долго рассматривал кованую решетку и наконец произнес:

– А ты никогда не думала о загородном доме?

– Я? – удивилась Лена. – Никогда. Я сугубо городской человек, мне эти дачные страдания непонятны.

– Я же не имел в виду грядки и теплицы, я про дом. Знаешь, такой, куда можно на выходные уезжать в любое время года, например… – мечтательно сказал Филипп, и Лена улыбнулась:

– Мы нормально вечер провести не можем с нашей-то работой, а ты на целые выходные замахнулся!

– Н-да, пожалуй, ты права… Ну подумаем об этом ближе к пенсии.

В этот момент в зале появился Андрей, начал всматриваться в сидевших за столиками посетителей, что-то спросил у подошедшего мэтра, тот кивнул и повел Паровозникова к камину.

– А вы чего одни? Юлька где? – удивленно спросил Андрей, протягивая руку Горскому.

– Так мы думали, она с тобой приедет, – ответила Лена, внезапно почувствовав какую-то тревогу.

– Я тоже так думал, заехал за ней в гостиницу, мне записку отдали – мол, просила передать… вот, – он вынул из кармана сложенный вчетверо листок и отдал Лене. – Там так и написано, что она с вами поедет.

– Ничего не понимаю, – протянула Лена, несколько раз перечитав записку и внимательно вглядываясь в почерк. – Такое впечатление, что она писала левой рукой – Юлька же левша, но ее в школе переучили, она редко левой теперь пользуется.

– Ну-ка, – Филипп сделал жест пальцами, призывавший Лену отдать записку ему. – Позвони ей, – велел он, и Лена послушно вынула мобильный, набрала номер подруги, но телефон был выключен.

– Это что еще за фокусы? – вдруг разозлился Паровозников. – Я ей мальчик, что ли? Привыкла в своей Москве!

– Погоди орать, – жестко сказала Лена. – И сядь, выступает тут… Юлька никогда себя так не ведет, чтоб ты знал. Если она обещала прийти, то придет, даже если сто раз пожалела о данном обещании. Давайте подождем, может, в пробке стоит.

– А телефон почему выключен? – не отступал Андрей, плюхнувшись на стул.

– Могла не заметить…

– Ленка! – перебил Паровозников. – Ну ерунду не говори – у нее смартфон, как его можно незаметно отключить?

– Так, не нагнетайте оба! – велел негромко Горский. – Сейчас позвоню ребятам, поставят на прослушку, как только включится – будем знать, где она.

Пока Филипп, отойдя к окну, с кем-то разговаривал, Лена, нагнувшись, шепотом спросила у Андрея:

– У тебя нет ощущения, что это неспроста?

– Не каркай, Ленка, – щека Паровозникова непроизвольно дернулась, он зажал ее ладонью. – Может, ты права, и Юлька застряла в пробке. Но зачем записку такую оставила? Чтобы я подергался?

– Ты можешь перестать думать о своем ужаленном эго? Не будет она тебя за нос водить, как влюбленного школьника, я же сказала – у Воронковой такой привычки отродясь не было.

– Готово, – вернувшись за столик, сообщил Горский. – Может, пока все-таки поедим? Вы ж оба тоже с работы?

Паровозников замотал головой:

– Что-то аппетит пропал у меня…

– Перестань, – Лена положила руку на его сжатый кулак. – Ничего не случилось, все в порядке. Приедет она, куда денется… – Но в голосе уже не было прежней уверенности.

До конца ужина Юлька так и не появилась, телефон по-прежнему был выключен. Лена то и дело поглядывала на Андрея и начала беспокоиться – давно не видела Паровозникова таким нервным.

– Андрей… возьми себя в руки, все будет нормально.

– Да? Вот мы тут сидим, два мента и чекист, и понимаем, что ничего не можем сделать – скажешь, не так?

– Не так, – сказал Горский, окинув Андрея жестким взглядом. – Все, что зависит от нас, мы сделаем. А ты действительно возьми-ка себя в руки, истерикой делу не поможешь.

Андрей уже хотел сказать что-то, как в его кармане зазвонил телефон. Выдернув его, он уставился на экран. Телефон продолжал надрываться, и Лена догадалась, что номер Андрею незнаком.

– Ответь! – зашипела она, вцепившись в рукав его рубашки.

– Да, слушаю, – отрывисто бросил Паровозников в трубку. – Что? Ты с ума сошла? Где ты? А что… Юля, ты вообще соображаешь? Юля, погоди, Юля! – рявкнул он, но, видимо, Воронкова уже бросила трубку. – Пробей номер, – попросил он, взглянув на Филиппа, и тот кивнул:

– Диктуй.

Пока Горский снова кому-то звонил, Лена спросила:

– Ну и где она?

– Сказала, что срочно за город уехала, какие-то знакомые позвали, – угрюмо отозвался Андрей, постукивая телефоном о край стола. – Что-то я не понял, если честно… Киношники, что ли, московские, раз в гостинице встретила?

– Вот и я не поняла… но словосочетание «московские киношники» за последние пару дней начало меня здорово нервировать, – задумчиво произнесла Крошина, наблюдая за разговаривавшим по телефону мужем. – И что-то мне подсказывает, что номер пробить не удалось, – она кивнула в сторону нервно заходившего вдоль окна Горского.

– Думаешь, так бывает?

– А то ты не знаешь… Левая сим-карта, позвонили и тут же выбросили, ищи-свищи. Не пойму только, зачем Юлька это сделала, сама ведь предложила встретиться, ты же слышал. Значит, никаких киношников в тот момент не намечалось. Позже встретились?

– Похоже, что так. Но записку такую зачем оставила? Могла написать честно – мол, поехала за город с приятелями, и все, я бы понял.

– Ты-то? – вздохнула Лена, и Андрей опять взвился:

– То есть я опять виноват?!

– Да не кричи ты! – огрызнулась она, в душе понимая, что Андрей сейчас иначе просто не может.

– Так, все, уважаемые, давайте расходиться, пока вы тут не подрались, – подошел к столику Филипп. – Номер этот левый, из тех, что раньше продавали без документов на вокзалах. Так что не пробьешь его. Но телефон Воронковой на контроле, как только в сети появится – я сразу буду знать. Пока больше ничего сделать не можем, надеюсь, господа менты, вам это понятно?

– Более чем, – кивнула Лена и встала. – Андрей, ну действительно поехали по домам, а? Вдруг она утром вернется?

– Я в гостиницу поеду, – тоном, не предполагавшим никаких возражений, заявил Паровозников. – В Юлькином номере переночую.

На том и разошлись.

Телефонный звонок застал Лену уже на пороге квартиры, она вышла на площадку и ответила:

– Слушаю, Крошина.

– Елена Денисовна? – раздался незнакомый женский голос. – Я заведующая кардиологическим отделением. Вы просили сообщить, когда можно будет поговорить с Игорем Андреевичем Славогородским.

– О, да-да, спасибо, – обрадовалась Лена. – Можно подъехать прямо сейчас?

– Да, приезжайте, но я предупреждаю – разговор займет не более пяти минут, состояние больного все еще не стабильно.

– Я вас поняла.

Лена бросила трубку в сумку и бегом понеслась по лестницам вниз, даже не став дожидаться лифта.

– Доброе утро, Иван Михайлович! – поприветствовала она водителя, протиравшего тряпкой фары служебной машины, припаркованной прямо у подъезда. – В больницу поедем сразу, хорошо?

– Вы не заболели?

– Нет, к счастью, еще держусь. Я там быстро человечка одного допрошу, и в комитет.

– Как скажете.

«Если сейчас я получу ответы на свои вопросы, у меня останется один – где Воронкова? – думала Лена, мысленно прикидывая оставшееся до больницы расстояние. – Мог ли Славогородский провернуть это, находясь в кардиореанимации? Вряд ли. Значит, есть сообщник. Стой, Ленка, не выдумывай. Это только в том случае, если Славогородский – Зритель. А если нет? И надо бы лучше настроиться как раз на это – на невиновность Славогородского. Да, рассказ его жены вызвал у меня кучу подозрений, но ведь не каждый, у кого все детство был конфликт с матерью, становится убийцей? Да, история знает немало таких примеров, но это ведь не правило, а ужасное, просто ужасное исключение. Как правило, таких матерей дети-жертвы обычно любят и носят на руках в старости. Ну ладно, допустим…»

Но что именно «допустим», Лена решить уже не успела – водитель припарковал машину на максимально близком от входа в больницу расстоянии, и она вышла, направляясь к крыльцу.

Дорогу к лифтовым площадкам ей шустро перегородила невысокая женщина лет шестидесяти в форме ЧОПа, сидевшей на ней довольно нелепо и мешковато:

– Вы к кому, дамочка?

Лена развернула удостоверение:

– Я тороплюсь.

– А я на дежурстве! – бойко отбрила охранница и принялась внимательно читать каждую строчку в документе. – Ишь ты… старший следователь…

Лена начала терять терпение. Ей всегда не нравились ситуации, в которых облеченный, пусть маленькой, но все-таки властью человек начинал строить из себя важную шишку.

– Я бы попросила вас не задерживать меня, я действительно спешу. Вы же убедились, кто я и откуда.

– Ну мало ли, где вы эту «корочку» купили.

– Хотите об этом поговорить? – Лена никогда не умела угрожать или пользоваться своей властью, ей всякий раз делалось неловко, если приходилось прибегать к подобным методам, но сегодня ей было не до расшаркиваний с противной теткой. – Вызывайте начальника охраны, я объясню ему лично, где и как я получила удостоверение, – она чуть толкнула в сторону женщины стоявший на ее столике телефонный аппарат.

– Вы полегче… – уже не таким уверенным тоном сказала женщина, но от двери отошла. – Проходите.

– Я вернусь через пятнадцать минут и хочу видеть начальника охраны, – бросила Лена, больше не взглянув на охранницу и направляясь к лифтам.

В отделение она поднялась, немного уже успокоившись и выдохнув. Такие инциденты с утра портили потом настроение на весь день, но у Лены не было сегодня ни сил, ни времени об этом думать.

Постучав в кабинет заведующей и получив от той подробные инструкции, как долго можно разговаривать со Славогородским и что делать, в случае, если тому вдруг снова станет плохо, Крошина отправилась в палату, находившуюся прямо перед постом дежурных медсестер.

Славогородский лежал на кровати у окна, на второй, установленной ближе к двери, лежал старичок, не подававший признаков жизни, и Лена с опаской покосилась на него.

– Ничего… он всегда такой… – хрипло объяснил Славогородский, пытаясь подняться повыше.

– Лежите, пожалуйста, Игорь Андреевич, – предостерегла Лена, садясь на стул возле кровати. – Доброе утро. Как себя чувствуете?

– Здравствуйте… я лучше… уже лучше… можем разговаривать…

– Игорь Андреевич, у меня всего пять минут, больше врач не разрешила пока. Давайте самое важное, если что-то вспомнили.

– Да… я не успел тогда… в кафе… Наташу пригласили работать в Москву…

– Кем? Она ведь только в следующем году должна была закончить обучение?

– Она все равно не хотела… по специальности… Ей нравилось другое совсем… Она очень хорошо организовывала мероприятия, ей это было интересно… к людям подход находила, ей никто не отказывал, если… если она просила… – чуть задыхаясь, негромко проговорил Славогородский. – Я очень испугался, что она уедет… Но я не убивал ее! Она… она ведь и мне помогла, не только сыну…

– В чем именно?

– Понимаете… – Наверное, мужчине это стыдно говорить. – Дело в моей маме…

«Та-ак… – удовлетворенно подумала Лена, записывая каждое слово. – Вот мы и вышли на мать. Интересно, его версия совпадет с тем, что мне жена его рассказала?»

– Мама очень строгая была… всегда меня очень жестко воспитывала… я ее боялся. Так сильно, что даже с годами… с годами не прошло. Вот она позвонит, скажет, что заедет ко мне, а я до ее приезда успеваю всю квартиру вылизать, все вещи разложить, понимаете? Даже если до этого было чисто… Женя не понимала, смеялась… А мама, стоило ей грязную чашку в раковине увидеть, – сразу в крик, в скандал… И я, взрослый, состоявшийся мужик, всякий раз себя чувствовал мальчиком…

– И как же вам помогла Наталья?

– Она… она предложила ролевую игру… нет-нет, вы только не подумайте, ничего такого! – поспешно заверил Славогородский, заметив, видимо, как вытянулось лицо у Крошиной, ожидавшей услышать неприятные подробности. – Наташа надевала мамино платье, а я высказывал ей все, что чувствую, когда она меня обижает… И мне становилось легче после таких сеансов. Я даже лицо Наташино в тот момент не видел. Только это платье…

– Платье в черно-белую «гусиную лапку»?

– Да… эта клетка называлась «гленчек», мама привезла это платье откуда-то из Болгарии, кажется, в самом конце восьмидесятых. Очень модное было платье, я его потом в свою коллекцию у нее выпросил. Вот Наташа его и надевала…

Славогородский откинулся на подушки, и Лена испуганно взяла его за руку:

– Игорь Андреевич, может, врача?

– Нет-нет… все хорошо, я устал просто… Вы поймите – я не мог Наташе вред причинить, я бы тогда совсем с ума сошел, я же без нее не справился бы. И вдруг я узнаю, что ей работу предлагают… администратором в какой-то киногруппе…

«Ну не может быть… – мысленно простонала Крошина. – Опять эти неуловимые киношники? Выходит, они на самом деле есть, только их никто не видел?»

– А как они на нее вышли? Как связывались?

– Этого я не знаю… честное слово… Но Наташа очень вдохновилась…

– Последний вопрос, Игорь Андреевич. Где сейчас платье, в котором Наташа изображала вашу маму?

– Как где? Так у вас же… ее в нем и убили. Найдите того, кто это сделал, Елена Денисовна…

– Я постараюсь. Выздоравливайте, Игорь Андреевич, я еще заеду, если будут вопросы. Всего доброго, – Лена поднялась и пошла к выходу, по пути опять с опаской взглянув на неподвижно лежавшего старичка.

«Что мне делать со всем этим добром?»

Крошина сидела в кабинете, взявшись за голову, и смотрела на разложенные по столу снимки. От платья рябило в глазах, Лена начала испытывать тошноту, как при морской болезни.

«Меня укачало от этого рисунка. Но как все это связано с кино, убей бог, не понимаю… Все три убитые девушки так или иначе получили странные предложения от неких московских киношников – административная работа, парикмахер-стилист и актриса на главную роль. Что в столице закончились молодые наивные девочки, так и грезящие попасть в мир кинематографа? Ни за что не поверю! Особенно парикмахер и администратор нужны из нашего города, тут же просто гнездо… Ох, как не вовремя Юлька запропастилась куда-то… Сейчас бы хоть с ней это обсудила, она все-таки лучше разбирается в киношной кухне. Да и могла бы кому-то в Москву звякнуть, узнать…»

Лена попыталась снова дозвониться до подруги, но телефон той молчал по-прежнему.

– А зайдем с другого конца, – придвигая к себе городской телефон и телефонный справочник, решила Лена и начала обзванивать все имевшиеся в городе гостиницы с единственным вопросом – не останавливались ли там гости из столицы, имеющие отношение к кинематографу.

Занятие было нудное, долгое и, как чувствовала Крошина, совершенно бесперспективное, но для успокоения совести решила все-таки отработать и эту версию до конца.

Через полчаса, положив трубку после финального звонка, Лена вздохнула и признала поражение.

– А ведь вполне могло быть, что никакой группы и нет. Да кто угодно мог представиться киношниками – в чем проблема? С чего я решила, что все эти предложения – чистая правда, а не просто предлог, чтобы заманить девчонок… Вот куда, кстати? Мы же так и не выяснили, где Зритель переодевал тела – и тела ли это были, может, они и сами переодевались? – бормотала Лена, откинувшись на спинку кресла и гладя в потолок. – Ну вот с Покровской точно прокатило бы – кастинг же, образ… А что было с Колосовой и Савиной? Их-то ничем к переодеванию не замотивируешь, какая разница, в чем работают администратор и парикмахер? Нет, что-то здесь не то…