скачать книгу бесплатно
– Тебе что, не хватает женского общества? – спросил я, машинально скручивая и вновь расправляя тоненький ремешок и пытаясь скрыть нахлынувшее смущение.
– Ну-у, – протянула Маринка. – Знаешь, подружки это одно, а вот твоя жена – совсем другое. Я даже готова тебя с ней делить без ревности и обид. А то ведь как бывает – стоит брату жениться, его сестра тут же начинает строить козни жене. И все из ревности. А знаешь, к кому бы я стала ревновать меньше всего? – после небольшого молчания спросила она. – К Ленке. Она, кстати, еще не замужем, и нет у нее никого. Почему бы вам не помириться?
– Эх, Маринка, – сказал я и растянулся на диване. – Легко тебе говорить, вот возьми и женись. А я ее, может быть, совсем не люблю.
– Ну да! Кому ты зубы заговариваешь! Это ты-то ее не любишь! Что я совсем дура? – она в очередной раз расчесала волосы и принялась сооружать на голове прическу типа «я упала с сеновала».
– Если ты собираешься пойти с такой прической, приятный вечер с учебником алгебры тебе обеспечен.
Маринка возмутилась:
– Да ты ничего не понимаешь! Это же последний писк моды! По-твоему я должна, как пай-девочка, прилизанная идти?
– Да.
– Андрей, не мужское это дело командовать, что одеть женщине, и какую прическу ей сделать! Ты в моде понимаешь не больше, чем я в геометрии!
– А вот ты и не права. Может быть, в моде я ничего и не понимаю, но женщина должна наряжаться ради мужчины, и поверь мне, ни один мужчина не захотел бы иметь спутницу с прической «я у мамы дурочка».
– Тогда ты просто закостенелый динозавр, – она снова расчесала волосы и заколола в обычный хвостик. – Вот так.
Я театрально закатил глаза.
– Божественно.
Подушка попала мне как раз между ушей. Ответный удар взлохматил так тщательно прилизанную шевелюру. Сразу же после этого мне руками и ногами пришлось защищаться от летящих подушек, платьев и даже одного зонтика, который, чуть было, не угодил мне по лбу.
Дверь тихо открылась, и в проеме показалось мамино лицо. Маринка застыла с занесенной надо мной подушкой; я так и не успел дернуть ее за ногу и завалить на диван. Вид комнаты оставлял желать лучшего. Мама удивленно обвела взглядом разбросанные по полу подушки, наряды, зонтик, торчащий из проема между стеной и спинкой дивана, запутавшееся в моих ногах платье и мои ноги, запутавшиеся в платье.
– Дети, – еле сдерживая смех, сказала мама. – Вы так шумите, что я подумала, уж не случилось ли чего; теперь я вижу, что успела вовремя…
Подушка рухнула на мою голову. Не желая остаться в дураках, я дернул Маринку за ногу, и она с воплем застигнутой врасплох жертвы свалилась на меня.
Захохотали все разом.
– Хва… хва… я…, ой… – Маринка от смеха могла издавать только квакающие звуки.
Мама, прислонившись к косяку, вытирала выступившие слезы. Обо мне и говорить нечего, не в силах остановиться, я уже и смеяться-то не мог.
Помада ровным слоем легла на не детские уже губы, а красивые, женские, настоящие.
– Знаешь, Марин, когда ты выйдешь замуж, я буду страшно ревновать.
Она весело прыснула:
– Можешь не беспокоиться – я не собираюсь выходить замуж.
Я обеспокоенно глянул на Маринку: в ее возрасте все девушки мечтают выйти замуж.
– Как это?
– Вот так. Если мне понадобится мужчина, заведу любовника. Все так живут. А общий быт с каким-то мужиком в одной квартире мне не интересен.
– Слушай, ты меня ошарашила, – я смущенно и растерянно развел руками. – И тебе не хочется надеть белое платье, не хочется красивой пышной свадьбы.
Маринка села рядом и положила руку мне на плечо на мужской манер.
– Андрей, ты старомоден. Конечно, мне хочется свадьбу. Но ведь все это романтика, а после нее будет серенькая реальная жизнь, горячие завтраки, нелюбезные выходки, тяжеленные эти штаны стирать, как представлю – аж страшно. Жизнь, Андрей, надо прожить красиво, ярко, как комета. Вот ты женишься сейчас, детей наделаешь, а потом в старости будешь жалеть, что всю жизнь, молодость коту под хвост пустил. А я даже до старости дожить не хочу, умру пораньше, чтоб никому в тягость не быть, чтоб беспомощность свою не ощущать. Лучше самоубийством покончить, надоело жить – раз и готово!
Мне оставалось только изумленно хлопать глазами и быстро рассуждать: ничего себе понятия у семнадцатилетней взбалмошной девчонки. В жизни бы не подумал.
– И кто же тебя на такое надоумил?
– Никто, – Маринка оскорблено вскинула подбородок. – Сама не глупая, все понимаю, слава богу, в школе научили думать.
Я растерянно почесал затылок и заглянул ей в глаза: уверенности мало, а вот упрямства хоть отбавляй.
– Я недавно в поезде познакомился с такой вот радикалисткой. Ничего хорошего в такой позиции не вижу, и не понимаю.
– Ну, ты же, Андрей, умный, пораскинь-ка мозгами, как это выгодно, никаких проблем. Живи легко!
Я нервно закурил. «Ничего себе живи легко! Да у меня сейчас крыша поедет», – подумал я, поджидая Маринку у подъезда. – «Всю жизнь мечтал услышать от сестры подобную чушь. С каким спокойствием рассуждает она о самоубийстве, мужчинах. И ведь с ее упрямством, по себе знаю, она далеко зайдет, не переубедишь, не заболтаешь, на своем будет стоять. А мама о чем думает! Эх, да она, поди, ничего ей такого и не рассказывала, только мне раскололась, думала: одобрю и поддержу. Как бы ни так! Мелюзга сопливая, на Север бы вас всех, чтобы дурь из головы вымерзла к чертовой бабушке!»
Я закурил еще одну сигарету, но насладиться ею не успел.
Цокот каблуков. Знакомый звук. Я обернулся – точно она. Милая моя. Я затушил сигарету о стену и пошел к ней навстречу. В сумерках она еще красивей, еще желанней.
– Привет.
– Привет.
– Вот мы снова встретились. Везет мне сегодня.
Я тихонько рассмеялся. Она сделала лицо еще серьезнее, и нахмурилась. Что ж, будем играть в кошки-мышки.
– Не опоздала, куда спешила?
– Нет.
– Отлично.
Помолчали.
– Может, присядем.
Я начал нервничать. Сел рядом с нею, она отодвинулась.
– Как у тебя дела, Лена?
– Ничего, все хорошо.
– У меня тоже.
– Понятно.
– Ты еще не замужем?
– Не принципиально.
– А что принципиально?
– Я не по принципам живу.
– По наитию?
– Может и так.
– Не скучала без меня?
– Нет.
– А я скучал.
Молчит. Полный провал, фиаско! Ну, закричи на меня, только не молчи, не молчи!
– Как мама твоя поживает?
– Умерла.
– Прости.
– Ничего, привыкла.
– К чему привыкла?
– К извинениям.
– Они тебя не трогают?
– Ни капли.
– Бессердечная.
– Не груби.
– Это правда.
– Неправда.
– Правда, жаль.
– Забудь.
– Тебя не могу забыть.
Молчит. О Господи, чего же она молчит? Встала.
– Ну, я пойду.
– Иди.
– Пока.
– Пока.
Цокот каблуков, удаляющийся силуэт. Я, как сумасшедший, соскочил со скамейки и побежал за нею. Догнал уже в подъезде, загородил дорогу, не смог глаз отвести. И она, она смотрела на меня, как зачарованные стояли мы, глядя друг на друга. Господи, пусть она молчит, пусть не скажет ни слова, не испортит тайной минуты безумной радостью. И вот она в объятьях моих, вот губы наши слились, моя ты, Лена, моя.
– Прости, прости меня. Дурак я.
– Дурак.
И не отнимая губ:
– Люблю тебя.
– Подумаю.
– Люблю.
– Да…
4.
Маринка нервно ходила возле подъезда, увидев меня, она рассержено воскликнула:
– Что за шутки! Сказал, подожду на улице, а самого и след простыл, – и чуть мягче добавила. – Я уже думала, ты решил оставить меня дома.
Мы с Леной, держась за руки, подошли к Маринке. Она радостно засверкала глазами.
– Да вы никак помирились! Ура! Я тебе говорила, а ты мне не верил.
Она шутливо толкнула меня в плечо.
– Ну все, с тебя праздник. Сегодня платишь ты.
Мы весело рассмеялись и пошли совершать праздник.
Местечко и, правда, оказалось хорошим, качественным: музыка, выпивка, обслуживание – все по первому классу. Может быть, потому что на душе пели соловьи, и счастье держало мою руку, как Лена. Хотелось прыгать, кричать, что я люблю, что меня любят, и я бы закричал, будь мы сейчас одни.
