скачать книгу бесплатно
Маринка со злостью скинула с колен салфетку, встала из-за стола и с достоинством вышла из кухни.
Мама тяжело вздохнула и начала убирать со стола.
– Вот всегда она так, – недовольно ворчала мама, передавая мне посуду, которую я безмолвно вызвался помыть. – Все воспринимает в штыки, ни слова ей не скажи, сразу задирает нос и ничего не хочет слышать.
– Мам, а может быть, дело не в том, что ты говоришь, а в том, как ты это делаешь. Мне показалось, что сегодня ты разговаривала с нею грубо без достаточных на то причин.
Я помолчал несколько секунд и добавил:
– Ты ведь никогда не любила ее, как меня, правда же?
Мама скорбно вздохнула и начала протирать стол, так и не ответив на вопрос, но мне и не надо было слышать ответа, я прекрасно все понимал. Мне всегда приходилось дарить Маринке ту частичку любви и доброты, которую недодавала ей мама. Никогда она не относилась к ней с нежной трепетной лаской, которой окружала меня; ее мало интересовала дочь, ведь у нее был сын…
Я с блаженством откинулся на свою мягкую подушку, на которой проспал десять долгих лет. Какое блаженство лежать на родной кровати после такого тяжелого и суетного дня. Я и сейчас люблю после трудного дня или ночи забраться в теплую постель и пытаюсь не давать воли хмельным разгулявшимся мыслям. В тот вечер я чувствовал, что наконец-то обрел то умиротворение, которое дарят родные стены, и мне совсем не хотелось спать.
А ведь почти ничего во мне не изменилось с тех самых пор, когда я, глупый мальчишка, просто-напросто бежал из дома искать приключений и счастья вдали от родного города. И в ту ночь, лежа в кровати детства, я снова и снова мысленно возвращался к образам того далекого, прошедшего времени, когда все было просто и легко, когда казалось, что жизнь не кончится никогда, когда не терпелось познать и открыть все и когда так хотелось быть кем-то, только не собой.
Я перевернулся на другой бок и засунул голову под подушку, пытаясь избавиться от навязчивых непрошенных мыслей о давно ушедшем детстве и юности. Хотел бы я вернуть все и начать сначала? Нет; что толку в моем вечном стремлении обрести нечто несуществующее и призрачно далекое, ведь мир – замкнутое кольцо, из которого нет выхода, да и выходить из него некуда. Я был благодарен судьбе за это испытание севером, только в разлуке познается вся прелесть близости, и я понял, что дом навсегда останется домом, каким бы плохим он не был. Эти стены не отталкивали меня, а наоборот, окутывали мягкими волнами буйного детства, принимали таким, какой я есть. Сейчас, глядя с высоты пережитых событий, каждая мелочь кажется мне громадой, и каждая мелочь необыкновенно дорога, поэтому, я надеюсь, вы простите излишние подробности, ведь это все, что у меня осталось. В ту ночь, лежа в своей мягкой постели, я жил предвкушением будущего, жил мечтами, которым, увы, никогда не суждено было сбыться, я хотел строить свою жизнь на крепких основах родного дома, дорогих стен, близких людей, которые были мне необходимы, как вода в жаркий полдень.
Я очередной раз повернулся в постели и бессильно открыл глаза, мне чертовски не спалось, то призраки прошлого терзали меня, то тени будущего наполняли радостным предвкушением – сердце ныло от тревоги, и лишь когда ночь перевалила за свою половину, я, наконец, обрел покой и мирно уснул.
3.
Прошла почти неделя со дня моего возвращения домой. Как хорошо было дома! Все это время я отсыпался, переделывал мужские срочные дела, и старательно думал: чем же я хочу заняться в этой жизни конкретно…
В то утро я проснулся рано. Я недовольно открыл глаза, и тут же немедленно закрыл их, объявляя войну яркому солнцу, запаху кофе и шуму воды на кухне. Я твердо решил не просыпаться раньше десяти, но, видимо, само небо было против этого решения, послав в наказание яркое солнечное утро. Я блаженно потянулся, приводя в тонус затекшие от ночного безделья мышцы, одним прыжком встал с кровати, быстро оделся и прошлепал босыми ногами на кухню посмотреть, что за человек в такую рань гремит посудой.
Мама с благодушной улыбкой обернулась ко мне и прощебетала, вытирая полотенцем мокрые руки:
– А-а, сынок, проснулся? Что так рано? Спал бы да спал еще.
Я истомно потянулся.
– Разве долго проспишь в такое солнечное утро. А знаешь, – я ласково улыбнулся, – я бы сейчас не отказался от чашечки кофе, чтобы немного взбодриться.
Мама со смехом потрепала мою взлохмаченную шевелюру, налила кофе и поставила передо мной блюдо с теплыми булочками.
– А Маринка уже ушла? – спросил я.
Мама утвердительно кивнула.
– Да, убежала. Надеюсь, не опоздала. Как всегда будишь, будишь, все бесполезно. А как останется времени в обрез – подскакивает и начинает по квартире носиться; даже позавтракать не успела, опять весь день голодная ходить будет. Какая ей учеба с пустым желудком, все мысли, поди, только о еде.
Я дожевал свою булку, вытер руки и встал из-за стола.
– Ну что же, спасибо.
Мама тревожно посмотрела на меня.
– Ты что так мало поел? Аппетита нет?
Я улыбнулся: ну, сколько можно повторять!
– Мам, ну ты же знаешь, я не могу по утрам много есть, я лучше поплотнее пообедаю.
Она покачала головой.
– Вас с Маринкой, упрямцев, пытаться перевоспитать – гиблое дело. И что мне с вами делать!
Я в очередной раз потянулся и сказал:
– Пойду-ка я прогуляюсь, подышу свежим воздухом.
Город просыпался. Утро, надо сказать, выдалось отменное – теплое, солнечное, светлое. Всегда любил я такие доброжелательные, радостно умиротворенные часы, когда один только солнечный свет внушает хорошее настроение, дает заряд бодрости и энергии на целый день вперед. И как же блаженно прогуляться в такое утро по залитым солнцем, еще сонным улицам, не спеша, наслаждаясь свежестью, пропуская вперед бегущих на работу или по делам, сознавая, что тебе-то торопиться некуда, что ты теперь человек богатый, свободный и ленивый, и можешь себе позволить большую слабость – гулять по утрам в будние дни.
Город просыпался. Солнце, яркое, ослепительное, дерзко светило в окна домов, поднимая, вырывая из сна самых ленивых и упрямых; оно проникало сквозь тяжелые темные шторы и светило обязательно в глаза, зная, что это действенный метод разбудить. Солнце золотилось в зеленых листьях вязов, тополей и ясеней, превращая их серо-зеленый в изумрудно-бриллиантовый; солнце возрождало небо, делало его необыкновенно юным и близким. Ах, это солнце, сколько бы ты не просил продлить ночь, оставить хоть пару мгновений, – бесполезно; вот оно сверкает во всей красе, неумолимое.
Купив бутылочку пива, я удобно устроился на скамейке в пустынном сквере. Хорошо! Пиво оказалось вполне терпимым, местечко восхитительным, а настроение самым наипрекраснейшим. Я откинулся на спинку лавки и закрыл глаза, замком сцепив руки на затылке. Хорошо!
Еще с час я просто бродил по улицам, пока не стало припекать, видимо, стоило надеть что-нибудь полегче – сказывалась привычка, ведь на севере, чем теплее оденешься, тем меньше шансов замерзнуть; да только летом принцип другой – одежду долой.
Вконец вспотевший я подполз к подъезду и в изнеможении плюхнулся на лавочку. Надо же было так оконфузиться – натянуть на себя черт знает что в такую жару!
Отдышался, встал, собрался уже идти домой, но, как пригвожденный, сел на место, оказался не готов вот так запросто, так неожиданно увидеть ее. В сердце екнула память прошлых лет. Очень изменилась, не узнаешь вот так с налету, но ведь узнал, еще не увидел, почувствовал – она. Вечно она, она одна и никого больше. Не заметила, мимо прошла, головы не повернула, не узнала. А может, узнала, не захотела подойти, загордилась? Красивая, с ног до головы красивая, и потерянная. Волосы русые, длинные, ветер ласкает их, путает, глаза милые, до сих пор помню – милые, вся она совершенная, скромная, веселая, до боли красивая: глаз не отвести…
– Что же ты, Лена, проходишь мимо?
Она резко остановилась и нерешительно повернула голову. Гордый прищур глаз, неужто не узнает? Скажет: простите, я вас не знаю. О, Господи!
– А что, я должна на шею тебе от радости бросаться?
Как ножом в сердце, но все же лучше, чем если бы не узнала.
– Значит, узнала меня, не забыла?
– Память у меня, слава богу, еще хорошая.
Ах ты, девочка моя…
– Значит, помнишь меня.
Молчит. Ну что ты молчишь!
Я встал и подошел к ней. Что сделать? Просить прощения? Встать на колени? Поцеловать?
– В гости приехал?
Голова слегка повернута, вижу только профиль.
– Нет, я навсегда вернулся.
– А-а.
В глазах безразличие:
– Ты извини, но я спешу.
– Да, конечно. Может, еще успеем поговорить.
Сдержанный кивок. Цокот каблучков по асфальту. Вот и все. Первая встреча после долгих лет разлуки.
Боже, верни меня обратно, верни снова в тот день, дай все изменить, перебороть свою гордыню, свою глупость, непробиваемую глупость избалованного эгоиста.
Я убито сел на скамейку и сжал руками голову – вот тебе, вот! Так тебе и надо, осел. Что же ты хотел, чтоб она при первой встрече бросилась тебе на шею?! Может, она тебя уже не любит, может быть, у нее другой. Но ведь она обещала ждать, обещала, что никого не полюбит! Эх, да что толку в женских обещаниях, женщина не способна так ждать, так любить, как мужчина.
Лена, милая Лена, я ведь… ведь я надеялся, что любовь наша жива, что мы еще успеем построить свою жизнь вместе и будем друг друга любить, верить друг другу, как верили и любили тогда, давно…
– Ну, и что ты здесь сидишь?
Хитрые, лукавые глаза недовольно смотрели на меня, обвиняя во всех смертных грехах.
– Тебя жду.
Маринка что-то недовольно пробурчала и показала мне язык.
– Лентяй, я сегодня пол дня в школе пашу, а он, видите ли, сидит и прохлаждается. Имей совесть, братец! Вставай, пошли обедать. Ох, а как кушать-то хочется!
Я встал и измождено поплелся за Маринкой.
Мама встретила обалденными запахами котлет, выпечки, тепла, радости, покоя, и все мои мрачные соображения мигом рассеялись, когда я с жадностью принялся за обед. Уже за чаем я, наконец, раскололся.
– Угадайте, кого я сегодня встретил?
– Кого же? – спросила мама, насыпая в вазочку конфеты.
– Ленку Шестакову из соседнего подъезда.
Черт! Зачем эта конкретизация, а то мама не знает, кто такая Ленка.
Маринка радостно вытаращила глаза и смешливо заморгала, бросая в мою сторону взгляды-молнии.
Мама одобрительно кивнула головой.
– Ну что же, хорошая девушка.
– Мама, ты что, не помнишь? – удивленно воскликнула Маринка. – Он еще до Севера за нею бегал!
Мама строго посмотрела на нее и сказала:
– Конечно, помню. А тебя не спрашивают. Что ты высовываешься!
«Ну вот, опять», – грустно подумал я, – «сколько можно ее тиранить? Кончится это когда-нибудь или нет!»
Маринка угрюмо сосредоточилась на конфетном фантике. Видимо, такой метод воспитания ее совсем не устраивал.
– Ну, и как она поживет? – поинтересовалась мама.
– Я же сказал, что просто встретил ее, это не значит, что я с ней разговаривал! – раздраженно ответил я.
Мама строго посмотрела на меня.
– И нечего мне грубить. Я не виновата, что у вас там что-то не получилось. Не надо на меня смотреть с видом оскорбленного достоинства. Наверняка она тебя не с распростертыми объятиями встретила. Да и чего ты хотел?! Сам неизвестно где столько лет шлялся, а теперь он, видите ли, обиделся! Да ты хоть одно письмо ей написал? Позвонил хоть раз? Все мужчины эгоисты.
– Андрей не эгоист, – вставила Маринка.
– А ты вообще молчи, – оборвала ее мама.
Я молча сидел, не зная, что сказать. Да и что скажешь на правду?! Оставалось лишь сменить тему разговора.
– Ну, как у тебя сегодня успехи? – поинтересовался я у Маринки.
– Фигово. Эта крыса мне опять трояк вкатила. И за что? За какие-то поганые логарифмы!
– Вот, опять ты получила три, ну что я говорила! – мама укоризненно покачала головой. – У тебя экзамены на носу, лучше бы училась, чем по мальчикам бегать. Сегодня вечером ты никуда не пойдешь.
Чтобы предотвратить очередной скандал, я спросил Маринку:
– Слушай, есть в городе какой-нибудь нормальный бар?
– Есть, на Озерной. А ты куда-то собрался? – спросила она, и глаза ее засверкали ярче бриллиантов.
– Хочу сходить проветриться.
– Слушай, возьми меня с собой, а. Ты ведь все равно без девушки, раз Ленка тебя отшила. Может быть, я тебе компанию составлю…
– Никаких компаний! – строго вмешалась мама. – Будешь сидеть дома, и учить алгебру.
– Мам, ну пожалуйста… – в два голоса запросили мы.
Как она собиралась! Перемерила целый ворох одежды, заставляя меня оценивать каждый наряд, а, в конце концов, остановила выбор на том, что подарил ей я.
– Я бы все равно этот костюм надела, – сказала она, кокетливо вертясь перед зеркалом.
Я нервно хохотнул.
– А зачем же ты тогда пол дня перемеривала весь гардероб? – спросил я.
– Ты мужчина, не поймешь. Если бы у тебя была жена, вот бы мы с ней наговорились!