скачать книгу бесплатно
Поставив греться чайник, я сунулась в холодильник.
– Тут как в магазине, – подошедший Платон задрал голову. – Ника, разве так дома бывает?
Достав лоток с клубникой, я вручила его Платону. Достала молоко и варёную колбасу.
– Бывает, – ответила со вздохом.
Хлопнула дверцей и, забрав у брата ягоды, отправила его в ванную чистить зубы. Сама тем временем по второму разу накрыла на стол, собираясь позавтракать и сама. Уже нормально, потому что вместе с Германом сделать этого у меня не вышло. Заставила себя только кофе выпить, к еде даже не притронулась.
Куда спозаранку уехал Герман я не знала. Наш город живостью не отличался, а в воскресное утро так и вовсе был похож на мертвеца. Более или менее приличные магазины и те работали с десяти. Хотя я глубоко сомневалась, что наш торговый центр устроил бы мужчину, на пиджаке которого красуется бирка знаменитого модного дома. И вряд ли это сшитый в подвале левак.
Обгрызая клубничину, я с содроганием и непонятным волнением вспоминала прикосновения больших ладоней. В голову против воли закралась предательская мысль «а что, если». Перспектива стать любовницей Вишневского только сперва показалась отвратительной. Чем больше я об этом думала, тем горше становилось осознание, что так брат хотя бы на какое-то время будет в безопасности.
– Это всё мне? – умывшийся и расчесавшийся без напоминания, Платошка таращился на стол.
Я кивнула. Подвинула к нему пиалу с клубникой и сама взяла ещё несколько ягод. Налила ему чай, себе – кофе. Добавила капельку кокосовых сливок. Подумала и долила до самых краёв.
– Хочешь сыр, – снова открыла холодильник. – Или, – достала странный на вид окорок. Обсыпка у него была чёрная, с семенами. – Такую штуку хочешь? – показала брату. – А ещё знаешь, что есть… – вытащила сыр с голубой плесенью и отрезала кусочек. – Дорблю. Ты такой никогда не ел.
– А ты ела? – он придвинул к себе доску с кусочком.
– Да, но очень давно.
– Воняет, – принюхавшись, скривился Платон.
– Сам ты воняешь, – забрала у него из-под носа сыр. – Жуй свои оладьи.
Усевшись напротив брата, я отхлебнула кофе. Из ванной донёсся писк закончившей стирку машинки. Даже этот писк был дорогим. Мягким, приятным. В этом доме и вещи-то боятся лишний раз побеспокоить хозяина. Мало ли…
Разделавшись с оладушком, брат облизал пальцы. Пару минут назад сгущёнки в пиалке было чуть ли не до половины – теперь осталось на самом донышке. Он принялся собирать её ложкой. Спасибо хоть, что не языком.
– У тебя попа не слипнется?
Брат замотал головой. Волосы у него были тёмно-каштановые, как у отца, которого он не помнил. Мне досталось хотя бы что-то, ему – ничего. Разрезав кусок сыра на кубики, я дотронулась пальцами до самого большого и опять посмотрела на брата.
– Ты грустная, – поймав мой взгляд, выдал он. – Ник… Ты грустная, потому что боишься, что Лёня придёт?
– Лёня не придёт, – решительно заявила я. – Да и если придёт… Почему я должна быть грустная из-за Лёни?
Пытаясь скрыть от него настоящие эмоции, я включила телевизор. Огромную плазму, занимавшую добрую часть стены над столом. Кухня-гостиная, где мы сидели, была метров тридцать, из большого окна открывался вид на единственную часть города, смотреть на которую можно было без слёз. Мой старший брат не посмеет сунуться сюда.
Несколько раз я щёлкнула, переключая каналы.
– Я слышал, как он кричал на тебя. И как обзывал, тоже слышал. Он тебя дурой назвал. А ещё потаску…
– Хватит, Платон! – швырнула пульт на стол.
Канал переключился сам собой, из невидимых, встроенных по углам динамиков донеслась музыка. Брат притих. Я тоже взяла себя в руки.
– Не надо повторять то, что говорит Лёня. Если ты будешь это повторять, станешь таким же, как он. Ты этого хочешь?
Платон насупился. Мотнул головой.
– Ну вот и всё. Ешь давай, – подала ему кусочек сыра. – Попробуй. И не кривись.
– Я не хочу, – запротестовал он.
Я всё-таки положила сыр на край его тарелки.
По телевизору шёл повтор чемпионата мира по фигурному катанию. Выступали мужчины, и я засмотрелась на экран. Вздохнула и выключила звук.
– Папа очень любил этот сыр, – зачем-то сказала. – Когда он первый раз дал мне его попробовать, мне не понравилось. А потом…
Брат слушал меня, не понимая, чего от него хочу. Да я и сама не понимала. Но к горлу подступили слёзы. Вчерашнее унижение, страх, усталость сплелись в одно. К тому же, меня немного знобило.
– Ты на папу очень похож, – просто сказала я. – Очень похож, Платон. Жалко, что ты его не помнишь.
Чтобы понять меня, он был ещё слишком маленьким. И всё-таки знала, что он пытается. Когда он с опаской понюхал кубик сыра, улыбнулась.
– Невкусно, – откусил немного и отложил.
– Ты просто ещё слишком мелкий, – забрав остатки, доела сама. – Сопля она и в Африке сопля.
– Я не сопля!
– Ещё какая сопля, – его искреннее возмущение опять вызвало у меня улыбку. Тоже искреннюю. Вернув звук, я убавила его так, что он стал просто фоном. Под красивую, сплетённую из переливов клавиш, скрипки и почти незаметных ударных музыку, показывал свою программу спортсмен из Китая. Если бы жизнь сложилась по-другому, я, может быть, тоже каталась бы на этом чемпионате. Ладно, не на чемпионате – просто на каких-нибудь незначительных внутрироссийских соревнованиях.
– Я когда-нибудь говорила тебе, что папа был тренером по фигурному катанию?
– Нет.
– Наш папа был хорошим тренером. Он… он вообще был хорошим.
– А мама?
– И мама была хорошая, – глухо отозвалась. – Самая лучшая, – встала и обняла брата. Прижала к себе, прикрыла глаза, а, открыв, устремила взгляд на экран.
Из коридора раздался шум. Пришлось разжать руки.
Только успела сделать это, дверь хлопнула. Не прошло и нескольких секунд, как в кухне появился Герман. Посмотрел на плазму, на стол и остановил взгляд на мне. То ли он был зол, то ли раздосадован, то ли, как всегда, не в настроении.
Я, было, хотела съязвить по этому поводу. Но вспомнила то, о чём думала недавно. За спиной у меня пил чай и ел оладьи Платон. По телевизору напоминанием об отце шёл чемпионат мира.
– Сделать тебе кофе? – примирительно спросила Германа.
Он мой единственный шанс. Наш единственный шанс. И что бы ни случилось, я не должна об этом забывать.
Глава 4
Вероника
День я провела, стараясь не думать о том, что будет дальше. И дальше это не имело ничего общего с будущим в глобальном его понимании. Только с тем, что ждало меня в ближайшие часы, а именно ночью.
– Я хочу, чтобы наступило лето, – засыпая, сказал Платон. – Оно ведь уже скоро, правда, Ника?
Я погладила брата по голове.
– Скоро. Вслед за весной всегда приходит лето, – повернулась к занавешенному плотными шторами окну.
Да, за весной всегда приходит лето, за вечером – ночь. И этой ночью я собиралась сделать то, от чего как раз могло зависеть будущее.
Как только брат уснул, выключила светильник в отведённой нам гостевой и плотно закрыла дверь. Германа не было весь день. Вернувшись ненадолго, он снова уехал и приехал уже поздним вечером. Это и к лучшему: так у меня было время всё как следует обдумать и решить.
– Ты занят? – спросила, переступив порог его спальни.
На нём всё ещё были рубашка и брюки. Только пиджак лежал на краю широкой постели.
Не дождавшись ответа, я прошла в комнату и остановилась в полуметре от Германа.
– Чего хотела? – грубо спросил он.
Я проглотила и грубость, и его откровенное нежелание моего общества. Поправила распущенные волосы. Надетая на мне футболка едва ли предназначалась для соблазнения зажравшихся сволочей вроде него, но лучше у меня ничего не было.
– Я подумала, – сделала крохотный шаг и оказалась к нему почти вплотную. – Подумала, что, может быть… – дотронулась до рубашки кончиками пальцев.
Меня колотило от собственной смелости. Проведя пальцами вдоль ряда пуговиц, задержала ладонь на животе Германа.
Его тяжёлый взгляд остановился на лице. Смотрела на Германа всего несколько секунд, а потом поднялась на носочки и, скользнув ладонями по его плечам, обхватила за шею. Запах дорогого мужчины вскружил голову, сердце билось так сильно, что он наверняка чувствовал это.
– Если уж ты меня купил… – шепнула перед тем, как коснуться губами его губ.
Что толку строить из себя недотрогу? Для кого мне беречь себя? Если бы не Герман, прошлым вечером я пошла бы по рукам. Дружки старшего брата разодрали бы меня на части, трахали бы, как дворовую девку, пока им бы не надоело. А потом… Что было бы со мной потом? Потом не было бы ничего. Потому что вряд ли от меня осталось бы хоть что-то прежнее. Герман – красивый, опытный, и, что, самое главное, может защитить нас. Если уж мне суждено было уйти с, так называемого, аукциона, то пусть первым моим мужчиной будет он.
Губы Германа были жёсткими. Коснувшись его волос у линии роста, прижалась всем телом. Он и сам был каменным, как гранит. Секунды тянулись, но он и не думал отвечать. Вспышка смелости сменялась отчаянием. Дотронулась языком, потёрлась бёдрами. Снова языком по нижней губе.
– Если бы мне нужна была девка, – вдруг схватил меня за волосы. Дёрнул назад, сжимая пряди так, что у меня перехватило дыхание, – я бы снял толковую шлюху.
Говорил он тихо, но ощущение было, что голос громыхал.
Я вцепилась в его руку в попытке освободить волосы. Вскрикнула, когда он не то что не отпустил – намотал на ладонь и заставил меня задрать голову.
– Пусти, – тщетно пыталась освободиться. – Мне больно.
– Больно? Ты не знаешь, что такое больно, девочка.
– Пусти, – уцепилась за его рукав.
– Только что ты хотела другого, – циничная усмешка.
Он отпустил. Не отпустил – отшвырнул меня от себя.
По инерции пролетев пару метров, упала на постель. Прямо на его пиджак. Лежала и, сбивчиво дыша, смотрела, как он надвигается на меня. Сглотнула и отодвинулась назад. Взглядом Герман прошёлся по мне от шеи до бёдер. С показавшейся мне садистской издёвкой расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
– Что ты делаешь? – выдавила через силу.
От первой перешёл ко второй. Сняв часы, положил на подоконник и взялся за манжету.
– Ты зачем пришла? – голос был пропитан презрением.
Под взглядом Германа почувствовала себя не просто девкой – грязным ничтожеством. Даже на самых дешёвых шлюх дальнобойщики смотрели, наверное, не так.
Ещё несколько минут назад я готова была быть с ним, сейчас один его вид вызывал страх. Но и отвести глаз не могла. Сглотнула, когда он оказался рядом. Отодвинулась дальше. Одеяло под спиной скомкалось, проволочившийся за мной дизайнерский пиджак, скорее всего, измялся. Герман стоял надо мной, а я думала о том, что под задницей у меня дорогущий пиджак, что нужно убрать его. И ещё, что главное, не напугать Платона. Страх затягивался на шее петлёй. В окне отражался свет лампы и силуэт мужчины, по сравнению с которым я была пустым местом.
– Так зачем ты пришла, Вероника? – повторил он ещё тише, чем раньше.
Я не смогла выдавить и слова. Язык распух и прилип к нёбу.
– За этим, – опустил ладонь мне на ногу.
Повёл от колена выше по внутренней стороне бедра. Смотрел прямо в глаза до тех пор, пока пальцы не оказались у меня между ног. Провёл с нажимом. Я испуганно сдвинула бёдра, и в уголках его губ появилась призванная унизить усмешка. Коршуном глядя мне в глаза, провёл по завязанному бантом шнурку моих штанов. Двумя пальцами, надавливая, по шву между ног. Я не дышала. Не шевелилась, прикованная его взглядом к постели.
– Пошла вон, – вдруг процедил сквозь зубы. – Пошла отсюда, – дёрнул за шнурок и отпустил.
Секунды мне хватило, чтобы слететь с постели. Герман цепко следил за мной. Я налетела на косяк, ухватилась за него.
– Учти, – пока я, дезориентированная, искала выход из комнаты, заговорил он холодно, сдержанно, с леденящей кровь яростью, – в следующий раз ты получишь своё. И трахать я тебя буду, как течную суку. Десять раз подумай, прежде чем лезть ко мне в постель. Меня не интересуют дешёвые шалашовки вроде тебя, Вероника.
– Я не… – его слова хлестнули внутренним протестом. Но предупреждающий взгляд быстро заставил меня заткнуться.
– Пошла вон, – повторил он в третий раз.
Я не пошевелилась. И, только когда его губа по-звериному дрогнула, когда он сделал шаг ко мне, поняла: надо бежать.
Глотнула воздух и метнулась в коридор. Думала, он догонит меня и прикончит. И, только когда за спиной хлопнула дверь, а пятно света из спальни исчезло, остановилась.
Рыдания рвались из груди вместе с истеричным смехом. Прикончит? Идиотка! Зайдя в ванную, сунула руки под холодную воду. Намочила и прижала к щекам, стёрла слёзы. Зачем ему приканчивать меня, если дураку ясно: достаточно выставить на улицу – сдохну сама. Только какой ему толк от меня мёртвой, если он ещё не получил то, что ему нужно? Да и к чему пачкать руки, когда, чтобы заставить меня бояться, ему достаточно взгляда и нескольких сказанных тихим, предупреждающим голосом слов?
– Никуша, – тихо позвал меня Платон, заёрзав под боком.
– М-м?
– Почему ты не спишь?
– А ты почему не спишь? – спросила я в ответ и подтянула одеяло выше.
С детства папа приучил меня оставлять окно на ночь приоткрытым. Говорил, что спать лучше, когда прохладно. Сейчас оно было закрыты наглухо, а согреться всё равно не выходило.
Брат опять заёрзал. Поспать мне удалось совсем недолго. Только провалилась в сон, воображение начало закидывать меня хаотичными картинками, центральным персонажем которых была я сама. Понимая, что это сон, всё равно никак не могла отделаться от них. Насмешливо скалящийся старший брат, отец, жестом приглашающий меня на лёд. В какой-то момент вдруг поняла, что стою перед заполненными трибунами, готовая представить свою программу на чемпионате мира. Только программы у меня нет. И платья у меня нет: футболка и домашние штаны с болтающимся шнурком. Повернулась к борту, чтобы сказать отцу, что не могу кататься. Но отца не было. Зато был он – мужчина, от взгляда которого мне стало холодно и жарко одновременно. В этот момент я распахнула глаза и больше уже уснуть не пыталась. Знала – бесполезно.
