Поиски Мариккен

– Я действительно знаю такой способ, только мне нужно стоять очень близко к оборотню, поэтому тебе, быть может, не придется ехать в собор.

– То есть как? – удивилась Мариккен.

– Вместо тебя поеду я. Судя по твоим словам, приблизиться к оборотню я смогу только в образе невесты. Нужно только будет получше разглядеть твой наряд.

Мариккен благодарно посмотрела на юношу.

– Теперь я пойду, – тихо сказала она, – иначе сюда придет отец выяснять, почему я так задержалась. Он же не знает, что мы знакомы.

Мариккен поднялась и направилась к проему. Силуэт ее фигуры заскользил по стене. Вдруг девушка обернулась.

– Да, Ристард, никому не говори о том, что я сестра Френца. Лучше мне умереть, чем об этом узнают. И не забудь, что я не Мариккен, а Лирна.

Ристард остался один. Он обхватил колени руками и стал смотреть на пламя оставленной девушкой свечи. Вокруг еще держался запах духов Мариккен. Он не знал, плакать ему или смеяться, радоваться или огорчаться от этой неожиданной встречи, не принесшей ему радости и тепла, которых он ожидал.

«Вот дурак! – внезапно подумал он. – Я представлял, как при встрече она бросится мне на шею, забросает меня вопросами, а этого не случилось. Но я не должен на нее обижаться, ведь ей приходится каждый день встречаться с оборотнем, готовиться к свадьбе с ним! Я все время думал о себе, но ни разу не задался мыслью, каково ей сейчас».

Постепенно мысли Ристарда обратились к Гилли, брату Терновнику, Ноэлю, Тики-так и другим. Где они сейчас? Вот он, как всегда, был занят собой и своими делами, а Гилли все это время шел по тайным ходам замка оборотня, думая о всех жителях страны, и брат Терновник пробирался по темным улицам города ради всех. И «братья» – узники страдали в глухих подземельях, терпели пытки тоже ради всех. Ристард подумал о том, как часто он, сосредоточившись на своих заботах, принимал услуги друзей как должное. На память лезли эпизоды, как он что-то не сказал, не успел, упустил время самому сделать для них что-нибудь. Вот взять хотя бы Ноэля и Тики-так. Он многим был им обязан. Но разве когда-нибудь он говорил им, как уважает, любит и ценит их? Нет, не говорил. А теперь, быть может, уже поздно.

За своими грустными размышлениями Ристард не заметил, как начало рассветать. Он очнулся от шума в проеме, в который входил брат Терновник.

– Как я рад тебя видеть! – воскликнул юноша и обнял его.

– Что с тобой, брат Дымка? – удивился Терновник.

– Брат Терновник, прости меня за все резкости, которые я тебе когда-либо говорил, за то, что я спорил иногда не потому, что был прав, а чтобы противоречить тебе.

– Перестань, брат Дымка, ты всегда был хорошим товарищем, – поспешил успокоить его брат Терновник. – Ты уже видел Лирну? А Гилли еще не вернулся?

– Да, она рассказала мне подробно про брачную церемонию. Мне пришло в голову приблизиться к оборотню под видом невесты, – ответил Ристард. – А Гилли еще нет.

– Ничего подобного, Гилли уже здесь, – послышался голос гвельфа, и его голова показалась в проеме. За ним вошел рыцарь, который нес в одной руке скатанный тюфяк, а в другой – завернутую в салфетку еду.

– Простите, дорогие гости, что несу столь необходимые вам вещи столь поздно, но я прячусь даже от собственных слуг. Неизвестно, не является ли кто-либо из них глазами и ушами оборотня. Благоприятны ли сведения, которые вы получили?

– Как раз это мы и собирались узнать друг от друга, – ответил брат Терновник. – Если у вас есть время, благородный рыцарь, присаживайтесь. Ваша помощь нам может пригодиться.

– У меня есть час до того, как слуги начнут утреннюю уборку, – согласился рыцарь.

Юноши расположились на полу, а Сиборд Лей – на свернутом тюфяке. Первым стал рассказывать Гилли. За ночь он обследовал три подземных хода. Два из них, выходившие за городскую стену, были в приличном состоянии, но сильно охранялись, а также были полны непредвиденных ловушек для непосвященных. Один из них выходил в крыло-пристройку, а другой – в подземелье. Пробраться по ним в замок оборотня накануне свадьбы будет невозможно не только из-за разных внутренних препятствий, но и потому, что с утра из города уже никого не выпустят. Ход с реки, напротив, не охранялся и был лишен многочисленных ловушек, так как сам представлял собой одну большую ловушку. Вход в него был засыпан обломками стены обрушившейся башни, которые успели порасти кустарником. Гилли откопал дверь, верхняя часть которой виднелась из мусора. Подземный ход, в который он пролез на животе, проходил под рекой, а затем поднимался к замку внутри холма. Часть, шедшая под рекой, давно не ремонтировалась, стены протекали, так что в некоторых местах воды было по грудь, а местами своды грозили обрушиться на голову. Часть, шедшая внутри холма, была более безопасна, хотя и там встречались обвалы, через которые можно было пройти либо боком, либо ползком. Ход заканчивался в большой круглой башне замка.

– Ты действительно уверен, что в ходы, выходящие за городскую стену, попасть нельзя? – спросил брат Терновник.

– Да, я прошел под рекой, а потом спустился в другие два хода. Там полно охраны. Нам сначала пришлось бы пробиваться к воротам из города, чтобы в них войти, а потом сражаться за каждый шаг внутри. Я уж не говорю о ямах-ловушках, внезапно падающих камнях и решетках, которых там полно. Кроме того, на выходе мы были бы заперты либо в подземелье, либо в замке

– Ладно, если ты один прошел под рекой, почему бы там не пройти отряду «братьев», – задумчиво сказал брат Терновник.

– В замковых укреплениях почти все бойницы смотрят наружу, а внутренние стены в большинстве мест сплошь глухие, в них лишь несколько выходов, – продолжал гвельф. – Если держать под контролем эти выходы, несколько продолговатых бойниц и ворота, то защитники стен не смогут войти в замок, так как он строился с расчетом только на нападение снаружи. В круглой башне внизу свалены алебарды и копья, по стенам висят мечи, кинжалы, доспехи. На уровне второго этажа в небольшие бойницы выглядывают пушки. Там же в мешках и бочонках находится много пороха, способного разнести башню вдребезги. В подвале – запасы еды: бочки с вином, сидром, медом и солеными огурцами, запасы окороков, копченого мяса, вяленой рыбы и сухих фруктов. Башня заперта на ключ. Ее охраняет один часовой.

В трехэтажном крыле больше всего стражи на первом этаже, где располагаются караульня, кухня и помещения для прислуги. Второй и третий этажи большей частью заперты и пустынны. Там усиленно охраняются лишь покои оборотня, да и то на входе.

– Можно ли по тайным ходам подняться сразу на третий этаж, а потом спускаться вниз, чтобы стражники с первого этажа не смогли поочередно укрепляться на более высоких? – спросил Ристард.

– Да, можно, – ответил Гилли. – Еще сильно укреплены подземелья, но тоже главным образом на входе и на выходе из них. Нужно перекрыть людям оборотня отступление в подземелья, чтобы они не взяли в заложники узников и не скрылись там, так как подвалы под замком не меньше по размерам его надземной части.

– Сколько всего стражников в замке? – спросил брат Терновник.

– Около пятисот, причем большая их часть располагается в тройном кольце стен.

После некоторого обсуждения было решено, что отряд, который станет штурмовать замок, проберется туда по ходу под рекой, после чего укрепится в круглой башне. По возможности будут блокированы ворота, внутренние продолговатые бойницы и выходы из укреплений, чтобы запереть находящийся внутри них гарнизон и не дать ему присоединиться к защитникам замка. Часть «братьев» отправится, чтобы снять наружную охрану подземелий, а часть из башни спустится по подземному ходу под двор, где перейдет в соседний подземный ход и постарается снять стражу, находящуюся на выходе из подземных застенков. Если это получится, они привлекут узников на свою сторону и снабдят их оружием, хранящимся в башне.

После Гилли к рассказу приступил брат Терновник. Он ночью встретился со всеми руководителями «братьев колец», отвечающими за кварталы столицы. Они выделили для похода на замок около трехсот человек, которые следующей ночью невидимками будут ждать его и Гилли у старой водокачки. В кварталах останутся еще «братья». Они после удара соборного колокола, который известит о гибели оборотня, начнут бои на улицах с целью вытеснить сторонников Заграбастала из города. По мере освобождения частей Мольны будет подаваться знак звоном с колоколен местных церквей. Брат Терновник попросил рыцаря помочь «братьям» его квартала, и тот согласился.

Последним рассказывал Ристард. Выслушав его, все согласились, что приблизиться к Заграбасталу он сможет только под видом невесты. Каким способом организовать это, станет ясно, когда привезут наряд Лирны.

На этом совет закончился. Сиборд Лей и брат Терновник вышли из потайной комнаты, задвинули стенки шкафа и вставили полки. Ристард и Гилли молча поели и легли спать, но уснуть никому не удалось: каждый думал о завтрашнем дне.

17.

День свадьбы оборотня с Лирной выдался ясным и солнечным. С утра на улицах была такая давка, что стражники, обязанные проверить, все ли жители подведомственной им улицы выстроились в указанных им местах, махнули на это рукой.

С балконов домов повсюду свешивались разноцветные ковры. Все колонны и статуи украшали гирлянды из веток деревьев и лент. Через улицы тянулись веревки с яркими флажками. У горожан, поставленных в первые ряды, в руках были букеты цветов, чтобы осыпать ими карету невесты.

В девять часов утра означенная карета, украшенная золотой резьбой, выехала из дома Сиборда Лея и к половине одиннадцатого подъехала к собору. Невеста вышла в сопровождении отца. Ее фигуру с головы до ног укрывала вышитая длинная фата, обшитая по краю накрахмаленными цветами.

Собор внутри до половины был заполнен народом. Вторая половина, где находился алтарь, была пуста, если не считать стоящего там смуглого мужчины с геройскими усами, одетого в наряд из алого и голубого шелка. На голове его был берет с пышными белыми перьями, а на боку – осыпанный драгоценными камнями меч. Одну часть собора от другой отделяла тройная цепь стражи. Отец довел Лирну до стражи, расступившейся, пропуская дочь рыцаря, которая пошла дальше одна. Каблуки ее туфель звонко стучали по блестящему мозаичному полу. Молодцеватый жених поклонился своей избраннице, звякнув шпорами. Камни на его мече искрились и переливались.

– Позвольте вашу руку, дорогая Лирна, – сказал жених, приподнял фату и поднес к губам правую руку невесты, затянутую в перчатку.

Вдруг произошло что-то непонятное. Невеста быстро поднесла левую руку к склоненной голове жениха и вцепилась ему в волосы. Оборотень закричал страшным голосом и с такой силой оттолкнул девушку, что оба упали. В руке дочери рыцаря остался клок волос. Жених схватился за голову, затем в ярости вскочил на ноги, выхватил меч и бросился к девушке. Невеста сорвала с себя фату, юбку и тоже вскочила. Это была не Лирна Лей, а высокий русоволосый юноша. Он также выхватил меч, ранее скрытый под женской одеждой, и противники сшиблись в яростной схватке

Стражники хотели броситься на помощь своему господину, но зрители из горожан достали тайно пронесенное в собор оружие и вступили в бой, не давая им приблизиться к Заграбасталу и его противнику.

Оборотень, хоть и не мог больше перевоплощаться, был очень силен. Когда на Ристарда обрушивались его удары, от его клинка летели искры, рука юноши вздрагивала, и у него подгибались колени. Однако молодой человек был более ловок, а потому Заграбасталу не удавалось задеть его.

Сначала тон схватки задавал Ристард. Он заставлял Заграбастала быстро передвигаться с одного места на другое, надеясь взять его измором. Затем инициатива перешла к оборотню. Он стремился во что бы то ни стало прижать прижать противника к выложенным мозаикой колоннам. Когда Ристард коснулся плечом одной из них, он внезапно почувствовал острую боль. Юноша обернулся и встретился с насмешливым взглядом Френца.

«Он стоял за колоннами. Он ранил меня», – мелькнуло в голове Ристарда.

В тот же миг что-то заставило его обернуться и успеть заметить занесенный над ним меч Заграбастала. Из последних сил Ристард поднял руку и вонзил свой меч в незащищенную грудь оборотня, а потом молча рухнул на пол, обливаясь кровью. Заграбастал упал сверху со стоном, вытянулся и навсегда затих. Последнее, что услышал Ристард – это словно издалека донесшийся до его слуха звон соборного колокола, возвещавший, что оборотень умер.

А битва между тем разгоралась. Во всех кварталах города «братья колец» и присоединившиеся к ним горожане теснили стражу. На улицах стоял звон мечей и свист стрел. Приспешники оборотня в своей красной одежде и крылатых шлемах метались по городу, который еще недавно их стараниями был тюрьмой для его жителей, а теперь стал их собственной. Отчаянно пробивались они к замку, чтобы спасти свои жизни. Но что это? Вдруг зазвонил колокол замковой колокольни. Это отряд брата Терновника и Гилли вышел из подземного хода, обрушившегося за их спиной, так что отступать было некуда, занял башню, отрезав гарнизон от запасов пищи и оружия, проник в верхние этажи пристройки и начал вытеснять стражников во двор. Их товарищи, находившиеся внутри тройного кольца стен, окружавшего жилище Заграбастала, хотели было помочь, но брат Молния со своими людьми запер изнутри ворота и другие выходы, пав к концу дня на месте смертью храбрых, но не отступив ни на шаг. Вскоре двор и замок полностью оказалась в руках «братьев».

Оборотневы слуги, запертые в тройном кольце стен и оказавшиеся как в ловушке между охваченными боем замком и городом, решили выйти в город и пробиваться к воротам из него. Не многим из них удалось уйти от расплаты за все то зло, что они творили при жизни своего хозяина.

К вечеру весь город был охвачен победным колокольным звоном, которому вторили колокола окрестных деревень. Ночью никто не спал. На площадях жгли костры, люди танцевали и пели вокруг них, поздравляя друг друга с победой. Иногда пробегали мальчишки, крича о только что полученной вести об освобождении еще одного города или деревни и разбрасывая только что отпечатанные в типографии листки с новостями. Горожане радовались, но это была радость со слезами на глазах, потому что многие из них сложили свои головы в битве и так и не узнали о победе.

18.

Была теплая июльская ночь. В небе плыла полная луна, заливавшая серебряным светом деревья в саду Сиборда Лея. Стрекотали цикады. Сонно шелестели листья. В воздухе стоял густой запах цветов.

Белый дом рыцаря был погружен в сон, только в одном окне, где трепетала от свежего ночного ветра занавеска, был виден слабый свет ночника. Все в городе знали, что в этой комнате лежит победитель Заграбастала, раненый в поединке с оборотнем.

Ристарду не спалось. Его учитель – лекарь, сделав перевязку, ушел час назад. Рана заживала, но так ныла, что юноша никак не мог найти позу, в которой ему было бы легче. Бессонницу ему скрашивали размышления о близких людях и последних событиях.

«Как добра Мариккен, – думал он. – Она проводит возле меня дни и ночи. А какое у нее было лицо, когда мне нужно было ехать в собор! Нет, прежняя дружба живет в ней, только раньше она была глубоко спрятана. Сколько сочувствия в ее глазах, сколько нежности, когда она меня слушает! И она такая красивая! Как вообще все хорошо складывается! Вчера ко мне приходили счастливые Ноэль и Тики-так, рассказывали новости об освобождении страны. Хорошо или плохо, что Френца не сумели найти? С одной стороны, плохо, он еще может наворочать дел, а с другой стороны, – хорошо, ведь Мариккен было бы тяжело видеть, как его покарают, хоть она давно от него отдалилась. Смешно было, как Тики-так и Ноэль все переглядывались и перемигивались, прежде чем решились сказать, что в тюрьме вдруг поняли, как горячо и давно они любят друг друга, а потому не намерены терять времени и хотят как можно быстрее сыграть свадьбу. Добрые, милые друзья, как я рад за вас, вы это заслужили! Я приду на вашу свадьбу, даже если все еще буду с трудом ходить! Кто знает, может и у нас с Мариккен когда-нибудь что-то получится. Она мне очень нравится, да и она на меня смотрит с симпатией. Надо завтра намекнуть ей на мои чувства».

Ристарду захотелось пить. В кружке, стоявшей на табурете возле постели, ничего не было.

«Бедняжка Мариккен, должно быть совсем замучилась со мной и уснула от усталости, – мелькнуло в голове юноши. – Иначе она бы не забыла налить воды».

Он откинул покрывало и, поддерживая бессильно висящую после ранения руку, медленно поднялся. Юноша решил напиться из фонтанчика, бившего в большой мраморной чаше в комнате этажом ниже. Спустившись по лестнице, на поверхности которой плясали тени колеблемых ветром за окном деревьев, он наклонился над тихонько журчащей струей, как вдруг до его слуха донеслись голоса. Под окном говорили двое: один голос принадлежал брату Терновнику, а другой – Мариккен.

– Я боюсь, Роберт, что нам никогда не быть вдвоем, – сказала Мариккен.

– Ты не хочешь больше ждать меня? Я заканчиваю в этом году учение, а в следующем устроюсь на работу и обязательно открою свою печатню. Я стану усердно работать и буду хорошо зарабатывать. Твой отец увидит, что я не нищий и согласится на нашу свадьбу, – послышался голос брата Терновника.

– Ах, если бы дело было только во мне, то я бы ждала тебя хоть вечность. Но все дело в отце. Он не хочет ждать. Он вбил себе в голову, что хочет иметь своим зятем победителя оборотня. Он уже узнавал у его друга, горбуна Гилли, знатен ли и богат ли Ристард. Тот ответил, что да.

– Ну а сам Ристард?

– Ах, Роберт, он смотрит на меня влюбленными глазами. Стоит отцу предложить ему свадьбу, как он согласится.

– А ты?

– Я? – Мариккен заплакала. – Ах, Роберт, Ристард владеет одной страшной тайной, касающейся меня. Я боюсь, что если откажу ему, он рассердится и расскажет всему городу!

– Какой тайной он владеет? – взволнованно спросил брат Терновник.

– Я – сестра Френца Вельена, друга оборотня. Правда, я давно убежала из дома и не общалась с ним, но стоит только Ристарду сказать об этом…

– Если он посмеет, я вызову его на поединок!

– Что ты! Он – герой, весь город его любит. Если ты что-то ему сделаешь, все тебя возненавидят и изгонят из Мольны!

Ристард почувствовал, как кровь бешено заколотилась у него в висках. Он сел на пол и прижался лбом к холодной мраморной чаше. Мариккен не любит его и, мало того, подозревает, что он способен на подлость! А брат Терновник, хороший товарищ! Он даже не усомнился в том, что Ристард может выдать тайну!

Сначала юноша хотел было выйти и объясниться, но это означало бы, что он подслушивал. Поэтому Ристард отказался от этой мысли и просто поднялся в свою спальню. Каждый шаг был для него тягостен. Ему хотелось побыть одному со своим горем. Как долго он стремился к Мариккен, единственному существу, которое, как ему казалось, по-настоящему его любило, вот он достиг своей цели и…оказался чужим!

В спальне на подоконнике его ждал Гилли. По ночам он не считал нужным ходить по земле и только, уважая людские обычаи, превращался во время полетов над городом в невидимку.

– Я решил навестить тебя, а тебя нет, – сказал гвельф, слезая на пол. – Что случилось? На тебе лица нет.

– Гилли, зачем ты сказал рыцарю, что я богат? У меня же ничего нет.

– Ну и что! Я в три счета достану тебе золота и драгоценных камней! Я – гвельф, а гвельфы знают, где находят такие вещи. – пожал плечами Гилли.

– Это было абсолютно не нужно…

– Почему? Ты любишь Лирну, а ее отец не прочь выдать ее за тебя замуж.

– Но Мариккен не любит меня! – воскликнул Ристард.

– Мариккен? – удивился гвельф. – Какая Мариккен? Ну-ка сядь со мною рядом и объясни.

Ристард, поморщившись от боли, сел на постель. Гилли взял его под руку. Когда сбивчивый рассказ юноши был закончен, гвельф сказал:

– Так значит Лирна и Мариккен, которую ты искал, – это одно лицо? И она тебя не любит? Не расстраивайся, я знаю хорошее заклинание. Прочту – и она разом влюбится в тебя и позабудет этого Терновника как дурной сон.

– Мне такая любовь не нужна. Все кончено.

– Погоди, Ристард, успокойся. Подумай до утра. Может, утром ты решишь иначе.

– Нет, ты меня не понимаешь, – раздраженно сказал Ристард.

– Я тебя действительно не понимаю. Ты ее любишь, а она тебя – нет, но я могу прочесть заклинание и все исправить. Почему же ты не хочешь?

– Гилли, какую ценность будет иметь любовь, если она станет держаться на одном заклинании? Мне такое не нужно.

– Что же тебе нужно? Скажи, и я помогу тебе.

– Если ты мне настоящий друг, сделай так, чтобы у брата Терновника появился достаток, и он смог жениться на Мариккен.

– Вот еще! – возмутился гвельф. – Что за глупости! Он увел у тебя девушку, а я буду ему помогать!

– Ты мне отказываешь? – тихо спросил Ристард.

Гвельф посмотрел на его бледное печальное лицо и сказал:

– Хорошо, я сделаю, как ты просишь. Чего бы ты хотел еще?

– Я бы хотел, чтобы дело с братом Терновником было решено до свадьбы Тики-так и Ноэля, так как после нее я уеду. Раньше не могу: жаль обижать друзей.

– Уедешь? Куда? Зачем?

– Во-первых, я не хочу маячить перед Сибордом Леем и мешать брату Терновнику. Во-вторых, мне нужно привыкнуть к моему новому положению.

– Я поеду с тобой, – решительно заявил Гилли.

Ристард, сидевший с опущенной головой, не заметил, что гвельф повеселел: потеря друга из-за предполагаемой женитьбы печалила его гораздо больше, чем поведение Мариккен. Он почти смирился с мыслью, что должен будет расстаться с Ристардом после того, как тот обзаведется семьей, и встречаться с ним лишь время от времени, но теперь все улаживалось как нельзя лучше.

– А как же твой народ и его судьба? Ты не должен отказываться от своей мечты ради меня, – сказал Ристард.

– А я вовсе ни от чего и не отказываюсь, просто немного откладываю. Тебе я сейчас нужнее. Гвельфов много, они друг другу помогут, а ты у меня один.

В ответ Ристард молча уткнулся в шелковый рукав куртки Гилли, чтобы тот не заметил, как сильно его тронули слова друга. Волна признательности залила его сердце.

19.

Веселье в небольшом саду позади домика старого лекаря было в полном разгаре. Столы ломились от угощений, которыми гости не могли нахвалиться. Приглашенные едва умещались на лавках, так их было много. Вдруг поднялся брат Боярышник. Он постучал вилкой по своему бокалу и сказал:

– Предлагаю сделать перерыв в еде и предоставить слово тем, кто еще не поздравил жениха и невесту, Ноэля и Алиану. Гости в ответ согласно загалдели.

– Предлагаю начать с меня и моей сестры Розы, иначе сестры Липы, – продолжал брат Боярышник. – Пусть жизнь совместная молодых будет такой же сладкой, как абрикосы из нашего сада. Позвольте внести.

Под восторженные восклицания присутствующих брат Боярышник втащил огромную ивовую корзину с абрикосами, над которой кружились осы, так что сомневаться в их сладости не приходилось.

Затем поднялся брат Гранит и сказал:

– А я желаю молодым мира. Пусть в течение их жизни, а также жизни их детей, внуков и правнуков в нашей стране не будет ни одной войны. Я желаю им мира не только в стране, но и в семье. Я дарю им кота, но не простого, а взятого из дома, где не было ни одной ссоры. Пусть он принесет в дом Ноэля и Алианы счастье.

Под аплодисменты гостей испуганный белый с черными пятнами кот пропутешествовал над столом, передаваемый из рук в руки, пока не приземлился на колени невесты. Чтобы задобрить будущего покровителя семейного мира, Тики-так дала ему кусок рыбы.

Следующим встал брат Терновник:

– А я бы хотел пожелать молодым везения, такого же, как у меня и даже больше. Вы знаете, что моя новая типография, которую я смог открыть на средства от неожиданно доставшегося мне наследства, привлекла сразу такое количество заказов, что я могу назвать себя человеком, дела которого идут хорошо, а обещают быть еще лучше. Я дарю им новейшие медицинские издания, вышедшие из-под моих прессов. Пусть их медицинско – аптечная практика процветает, и они помогут многим людям.

– Раз уж тут заговорили о будущих детях Ноэля и Алианы, – сказал Ристард в свою очередь, – то в память о себе я хочу подарить им колыбель.

Колыбель всем понравилась. Она была деревянная, украшенная чернеными резными листьями и позолоченными плодами.

– Ты говоришь так, брат Дымка, словно собираешься покинуть нас, – заметил Ноэль.

– Да, действительно, вскоре мне придется уехать из Мольны.

– Это связано с поисками Мариккен, девочки, о которой ты нам рассказывал? – спросила Тики-так.

– Нет, меня зовут иные дела. А что до моей родной сестры Мариккен, которую на охоте понесла лошадь, найденная позже без девочки, и которую наша семья бесплодно искала, так что все родственники, кроме меня, умерли, то я ее нашел. Она находится среди вас.