скачать книгу бесплатно
Почему я ничего не помнила и где находилась в то время, пока эту жизнь меняли? В голову лезли различные версии, одна фантастичнее другой. Как и многие, я смотрела фильмы и читала книги и привыкла забивать голову всякой ерундой наподобие паранормальных явлений, переселения душ, общения с духом Пушкина при помощи доски Луиджи и прочего, но… да ладно, я своими глазами в жизни не видела ни одной барабашки, ни единого привидения, и доска Луиджи, которой мы с девчонками баловались еще в школьные годы, когда-то вообще предсказала мне замужество в последнем классе старшей школы, а к нынешнему двадцатичетырехлетнему возрасту – троих детей. В общем, бред сивой кобылы, да и только.
И опять же. А как тогда? Как? Как я стала Фэй? Как Фэй стала мной? Разумных объяснений за всю долгую ночь так и не появилось.
Но бесконечно притворяться Фэй я тоже не могла. Да и изначально решилась на этот шаг вынужденно, в качестве временной меры защиты, не собираясь оставаться в ее шкуре навечно. Наверное, придется развестись – Джеймс не любит меня, очень мягко говоря, а те чувства, которые продолжают грызть меня изнутри при одной мысли о нем, никому не нужны и только мешают. Горько это осознавать. Я была бы ему лучшей женой, чем Фэй, по крайней мере, мне так казалось. За то короткое время, что мы провели вдвоем, пока он притворялся хорошим, я чувствовала себя счастливой. Представляла, как глажу ему рубашки и готовлю по утрам завтрак для наших детей – ни с кем раньше такого не испытывала. И да, черт возьми, я тогда искренне полагала, что это наша единственная квартира, и даже думать не думала ни о каком бизнесе или особняке!
Придется уйти, вернуться к прошлой жизни и постараться забыть, что вместо последних лет в моей памяти провал, а в сердце – ноющая трещина. Помириться с родителями, выяснить, доучилась ли я в университете, и если нет – попробовать восстановиться там. Найти хорошего парня…
Задремать удалось лишь под утро, когда из-за плотных гардин начал с трудом пробиваться серый рассвет, но сны мои были отнюдь не радужными. Мне привиделся Джеймс с его горящими от страсти глазами на красивом лице. Я ощущала неповторимый запах его кожи, легкий аромат табака на пальцах, которыми он гладил мои губы перед тем, как поцеловать.
«Скажи, что я Хантер», – прошептал он, обнимая меня за бедра другой рукой и притягивая к своему горячему обнаженному телу, которое так хотелось скорее забыть. Я мотала головой и отворачивалась от него, потому что Хантером звала его Фэй, и это понимание причиняло мне боль. Тогда он разозлился и принялся меня душить, выкрикивая в лицо: «Скажи это! Скажи! Скажи!», и стало понятно, что он убьет меня, потому что давно собирался это сделать.
Потом обнаружилось, что я бегу и за мной гонится Фэй, точь-в-точь в моем обличье, с такой же прической и в схожей одежде, и казалось, что если она меня догонит, случится самое плохое: я снова пропаду навсегда, а она станет Кристиной Романоф, в замужестве – Уорнот, и назовет Джеймса Хантером, и тогда он тоже погибнет. От этого стало страшно – видимо, где-то в подсознании глупая я не желала ему смерти, даже считая своим убийцей.
Проснулась я, задыхаясь и обливаясь холодным потом, и потребовалось несколько минут, чтобы различить сон и явь. Практически бессонная ночь и сильное моральное напряжение не прошли бесследно, и виски сдавило обручем противной ноющей боли. Все, как и предостерегал мой добрый доктор. Я откинула одеяло, поплелась в душ и попыталась при помощи холодной воды привести себя в чувство, но подействовало мало. Мне требовалась таблетка тайленола и мамино плечо. И, желательно, подробные ответы на перечень скопившихся вопросов.
На выходе из ванной мой взгляд упал на пространство у входной двери, где на ковре темнел картонный прямоугольник. Похоже, карточку подсунули в щель, так как не смогли или не захотели войти ко мне. Интересно, когда? Сразу после сна я была такая чумная, что не смотрела под ноги, так что послание вполне могло оказаться тут еще ночью. Либо же его принесли во время моих банных процедур.
Я подошла, наклонилась и подняла кусочек плотного картона. С одной его стороны по черному полю тиснением из серебра шли красивые буквы «Амальгама», с обратной – это оказалось приглашение в одноименный ресторан. Такого названия я не припоминала, что, впрочем, не выглядело необычным – многие модные заведения практикуют регулярный полноценный ребрендинг, чтобы оставаться среди «свежих открытий сезона».
Под адресом заведения кто-то размашисто добавил от руки:
«Ты вдохновляешь. Поужинай со мной. Ф.»
В задумчивости я постучала карточкой по ладони, поднесла ее к лицу, ощущая тонкий аромат от бумаги. За «Ф» мог скрываться только Фокс, нечего и сомневаться. Красивый жест, не скрою, и он меня цеплял… зацепил бы в любой другой ситуации, но не тогда, когда моя жизнь превратилась в коктейль из загадок прошлого и головной боли о будущем. Внезапно возникла идея. Я подбежала к тумбочке, открыла ящик, достала мерзкое послание и приложила к приглашению, сличая почерк. Свое послание Фокс писал более небрежно, злопыхатель же выводил буквы четко и ровно, одна к другой. Зато там не было знаков препинания, а Фокс их расставил верно. И, как и в случае с разглядыванием собственных фото, мне то начинало казаться, что вот эта «о» очень похожа на ту, то я одергивала себя, стараясь не притягивать доказательства за уши.
План на день грядущий созрел у меня еще в ванной. Единственные люди, которые заинтересованы в прежней Кристине и обязаны помочь, – это родители, поэтому надо ехать к ним. Естественно, никого из нынешнего окружения я ставить в известность о поездке не собиралась. Когда где-то поблизости бродит некто, желающий зла, лучший выход – слинять по-тихому.
В плане имелись две проблемы: путь предстоял междугородний, не близкий, а я осталась без колес, но это ничего, никто не отменял путешествия на автобусе, но тогда и появлялась еще загвоздка – где взять денег на билет?
Прикидывая в уме различные варианты, я начала собираться. День обещал выдаться жарким, поэтому из огромного гардероба Фэй наиболее подходящими мне по вкусу оказались короткие джинсовые шорты с футболкой, сползающей на одно плечо. Дополнить их пришлось кроссовками для бега, а сумку я выбрала пообъемнее, взяла шелковый шейный платок, собрала в него бабушкины реликвии, завязала узлом и опустила на дно. Верну родителям вместе с извинениями. Туда же добавила газетную вырезку и приглашение Кевина. Поразмыслив, на всякий случай прихватила еще смену одежды, легкий кардиган – кто знает, может, уже сюда и не вернусь? Ноша получилась немаленькой, зато придавала уверенности, а в одной из шляпных коробок обнаружилась заначка в виде небольшой стопочки хрустящих банковских купюр, которую я прикарманила без малейшего зазрения совести, решив таким образом проблему денег. Если моя жизнь и репутация принадлежали Фэй, я считала себя в полном праве присвоить ее наличность.
Оставалось позавтракать: для нового дня требовались новые силы. Но, отперев дверь и выйдя в коридор, я спохватилась, насколько огромен этот дом и незнакомы его комнаты. А ведь мне предстояло опять играть роль всезнающей Фэй! Утро только началось, наверное, поэтому вокруг царила тишина. Осторожными шагами я двинулась по ковровой дорожке в том направлении, где мы с Кевином поднимались по лестнице. С площадки открывался вид на просторный холл, полностью безлюдный. Я спустилась вниз, держа сумку подмышкой и без конца озираясь, чувствуя себя воровкой в чужом курятнике. Может, ну его, этот завтрак? Деньги есть, перекушу где-нибудь у станции перед отъездом. Вот только до нее еще добраться надо, а на чем? Перелезать через ограду, а потом брести пешком по дороге, да еще не имея во рту маковой росинки со вчерашнего дня, мне совсем не улыбалось.
К счастью, откуда-то из помещений первого этажа послышались голоса, и я двинулась на звук. Решение оказалось верным и привело меня в столовую. Во главе длинного, персон на десять, накрытого белоснежной скатертью стола на высоком детском стульчике восседал малыш лет трех, темноволосый и пухлощекий, с забавными блестящими глазками и общим обликом херувима. Он ковырялся ложкой в тарелке с залитыми молоком кукурузными хлопьями, капризничал и не хотел есть, а сидящая рядом с ним сухопарая женщина средних лет с выражением бесконечного терпения на бледном лице уговаривала его покушать.
На противоположном конце стола я увидела вторую женщину, закутанную в опушенное мехом нарядное домашнее одеяние. Перед ней стояла чашка кофе и тарелка с омлетом, в пальцах дымилась сигарета на длинном мундштуке, каштановые волосы кольцами лежали на плечах, весь образ, поза, посадка головы на длинной стройной шее дышали величественностью и скукой. Я решила, что про себя буду звать ее Мадам – очень уж ей это прозвище подходило.
В том, что передо мной мать Джеймса и его брата, я даже не сомневалась, семейное сходство бросалось в глаза. Но кто же этот милый малыш? Ее третий сын? По виду Мадам выглядела лет на сорок, хотя по факту, учитывая взрослых сыновей, ей, скорее всего, стукнуло больше. И где ее муж, их отец?
Я сделала шаг вперед, нарушая чужую мирную трапезу, и тут же поняла, что не стоило так делать. Завидев меня, прелестный малыш вздрогнул, выронил ложку и зашелся громким ревом. Его личико покраснело, ротик перекосился, а голосок сорвался в хрипоту. Мадам поморщилась и стряхнула пепел с сигареты, а бледная женщина тут же принялась ребенка утешать, взяла его на руки и встала, потряхивая и причмокивая губами. Взгляды, которые она при этом на меня бросала, переполнялись виной и испугом.
– Не бойся мамочку, Джейми… – приговаривала она, – ну поздоровайся с ней, милый.
Что-то грохнулось возле ноги, и тогда я сообразила, что выронила свою сумку. Мадам обратила на меня чуть более заинтересованный взгляд, но мне никак не удавалось с ходу взять себя в руки. Я – мамочка? Этот ребенок – Джейми? У нас с Хантером есть сын?! Бледная женщина, видимо, являлась его няней. А как же мои выводы о том, что жизнь Фэй – полет, ребенок никак в них не вписывался, его наличие я даже в мыслях не допускала! И вообще, если Фэй помешана на внешности и карьере, то беременность испортила бы ее фигуру. Но погодите, я же не знаю, с какого момента превратилась в Фэй. Может быть, это все-таки я влюбилась в Джеймса, родила от него ребенка, а потом все покатилось в тартарары?
Нестерпимо захотелось взять малыша на руки, поближе познакомиться с ним, вдохнуть чистый запах его волос. Я – мама. На глаза даже слезы навернулись. Такой большой и важный шаг, как беременность, ожидание ребенка, роды – и все прошло мимо, все сгинуло в прожорливой черной дыре, все стерто и шансы на восстановление призрачные. А ведь в детстве, как и все девочки, я представляла себе, как стану мамой, предвкушала приятные обязанности и заботы. Доктор в госпитале говорил что-то про травмирующее событие и про то, что если мне удастся снова его пережить, я все вспомню, но знать хотя бы что это!
Я сделала второй шаг и протянула руки, но маленький Джейми залился еще более горючими слезами, стиснул кулачки, затрясся, побелел, и на меня сошло ужасное озарение: он меня боится. Боится, как бабайку, ведьму какую-то страшную, как зло из самых жутких кошмаров. Меня боится. Потому что тоже считает, что я – Фэй.
Горло перехватило, в груди стало так больно, что я готова была на пол упасть и плитку грызть, лишь бы утолить эти спазмы. Все повторялось, как на заезженной пластинке. Я узнала, что у меня есть муж, и он мне понравился, но оказалось, напрасно. Я увидела ребенка и полюбила его с одного взгляда – но не могла даже взять на руки. Эта новая жизнь, в которой я проснулась, выглядела, как мечта… как мечта, на которую мне позволили взглянуть через непробиваемое стекло. Входа в нее, полноценной жизни внутри нее для меня не было. Кто-то другой уже прожил ее, установил свои порядки, расставил приоритеты. Все испортил.
– Энн, унеси его, доест потом, – недовольно наморщила нос Мадам, и тогда я опомнилась, подхватила свою сумку с пола и сделала шаг назад.
– Нет-нет, успокойте Джейми. Пусть доест спокойно. Я попью кофе позже.
С этими словами я развернулась и пошагала обратно в гостиную, которую заметила по пути сюда. Как по команде, плач за спиной стих, осталось лишь тихое успокаивающее бормотание няньки. Я рухнула на диван, пристроив сумку у ног, и, пока никто не видел, пригорюнилась. Теперь навсегда покинуть этот дом будет сложнее. Может, забрать с собой малыша? Мадам при нем курит, чего я не одобряю ни в коем случае, да и вообще сложилось впечатление, что няньке он больше нужен, чем бабушке или отцу. Или… матери. Господи, чем можно так довести ребенка, что он трясется от одного моего вида?!
Раздался перестук каблуков домашних туфель, и Мадам с мундштуком в одной руке и чашкой кофе – в другой вплыла в поле моего зрения и опустилась на край дивана. Я тут же подобралась и натянула личину Фэй. Кажется, это уже вошло в привычку.
– Надоедливый ребенок, – доверительно наклонилась она ко мне и закатила глаза. – Постоянно орет. У меня от него головные боли.
Во мне тут же поднялась волна возмущения.
– Ваши мальчики так в детстве не орали? – процедила я сквозь зубы, сдерживая материнский гнев.
– Что ты, – Мадам царственно махнула рукой и сделала вид, что рассмеялась, – Кевин мне вообще проблем не доставлял, а с Джеймсом всегда была хорошая няня.
– А это – плохая няня? – кивнула я в сторону столовой.
– Неплохая, – снизошла Мадам. – Ребенок крикливый. Надоедливый.
– Может, ему не нравится дышать табаком? – не удержалась я.
Мадам подняла подбородок, отчего ее узкое чуть вытянутое лицо стало походить на лисью морду, посмотрела на меня из-под век, ее глаза заблестели, и я тут же спохватилась, что в роли Фэй сделала гигантский промах. Если ребенок ее боится, вряд ли она похожа на любящую мать.
– Сигареты у вас вонючие, – тут же капризно пояснила я, – сама такими дышать не могу.
Мадам пожала худым плечиком и покладисто затушила сигарету.
– Джеймс звонил вчера вечером, – она стрельнула в меня снайперски точным взглядом. – И я сказала, что тебя здесь нет. Он снова разбудил меня звонком утром. И я снова уверила, что ты не приезжала.
– И зачем вы это сделали? – фыркнула я так, как по-моему мнению сделала бы Фэй.
Мадам отхлебнула кофе и заметно посуровела.
– Потому что не хочу, чтобы мой сын сел в тюрьму по обвинению в убийстве.
– А вы что, тоже считаете, что он способен меня убить? – выдавила я наигранно веселый смех.
Но Мадам не улыбалась.
– На твоем месте, Фэй, я бы так не веселилась, – проговорила она. – Поверь мне, мой младший сын способен на все.
Страх снова ледяной лапой взял меня за горло. Вспомнились слова Кевина о том, как мать умоляла его не озвучивать подозрения для полиции. Стояло ли за этими мольбами лишь вполне понятное желание не навлекать на семью лишних проблем? Или же Мадам осознанно готовилась покрыть преступление сына?
– Кевин рассказал мне о поцарапанной краске на машине, – поделилась я с Мадам, решив, что хуже от этого не будет. – Вы тоже верите, что так могло случиться?
– Ты мне нравишься, дорогая, – после некоторой паузы сообщила она, и по лицу было видно, что врет и совсем так не думает, – поэтому я просто считаю своим долгом предупредить себя. Ты поставила всех нас в очень неудобное положение, а Джеймс привык защищать семью, он делал это еще с юных лет, еще когда был жив мой обожаемый Мэтью…
На этих словах из кармана одеяния Мадам появился белоснежный платок, которым она промокнула накрашенные ресницы.
– …стоит лишь вспомнить, что он сделал с беднягой Эндрю, – она спохватилась и вновь строго посмотрела на меня. – Я ни в коем случае не защищаю Эндрю, по правде говоря, он был тот еще скот, мой бедный мальчик так пострадал от него… но все равно. Я боюсь. Я боюсь за тебя, Фэй. Джеймс не из тех людей, кто прощает оскорбления, нанесенные членам его семьи. Поэтому тебе срочно нужно уехать.
Слушая сбивчивую исповедь Мадам, я совершенно ничего не понимала. Кто такой Мэтью? Кто такой Эндрю? Кто тот «бедный мальчик»? Джеймс уж точно на это определение не тянул, по крайней мере, после того впечатления, которое о себе оставил.
– Постойте… – я тряхнула головой и решилась на отчаянный шаг, – вы о ком, вообще, сейчас говорите?!
К счастью, Мадам не стала удивляться моей неосведомленности и отреагировала на нее терпеливо и спокойно.
– Ты всегда была так холодна и равнодушна к проблемам нашей семьи, – вздохнула она с кротким упреком и подкурила сигарету, очевидно, забыв, что сама же тушила ее. Сделала глубокую затяжку, похлопала ресницами. – Эндрю был моим первым мужем, это на бумаге, а по факту – грязной свиньей, и когда я забеременела от Мэтью и сбежала от него, всячески портил мне жизнь, шантажировал, тянул деньги. Он был беден, а мой второй муж – богат, и не моя вина в том, что именно Мэтью разглядел во мне сокровище всей его жизни, носил на руках и пылинки сдувал, чего не делал мой первый благоверный.
Мадам надула губы и взглянула на меня якобы в поисках поддержки, но я осталась глуха к ее безмолвным призывам повздыхать в унисон.
– Это длилось много лет, – закруглилась она в пояснениях, – мальчики успели вырасти, Кевину исполнилось шестнадцать, Джеймсу – пятнадцать, но мы с Мэтью скрывали от них свои проблемы. В глубине души я ощущала вину перед бывшим мужем за то, что бросила его, ушла в более красивую жизнь, поэтому терпела и понемногу давала денег. Мэтью много раз предлагал прекратить все, засадить гада в тюрьму, благо возможность имелась, но мне это казалось недопустимым. Наконец, я уступила уговорам мужа и перестала общаться с бывшим, пригрозила натравить на него полицию. Эндрю вдруг пропал с горизонта. А потом Кевин рассказал мне, что он все знает, что мой бывший пытался выйти на контакт с моими мальчиками, рассказывал им какие-то гадости обо мне, о нашей с ним прошлой жизни. Бедняжка Кевин, его всего трясло, он находился в таком шоке! А Джеймс защищал меня, понимаешь, Фэй?! Бог знает, что творилось в его голове тогда. К счастью, полиция так и не вышла на его след, и мы стали жить, наконец-то, в покое.
Неожиданно Мадам развернулась и ткнула в меня длинным костлявым пальцем, на котором поблескивал рубиновый перстень.
– Если вздумаешь кому-то повторять мои слова, я буду все отрицать, так и знай. Никому уже давно нет дела, за кем я была замужем в первый раз, все случилось почти тридцать лет назад и быльем поросло. Мэтью был достойным человеком, и за все двадцать лет брака с ним я ни разу не бросила тень на репутацию нашей семьи, – на этих словах глазки Мадам красноречиво сверкнули в мою сторону, – но я не желаю больше не спать ночами, переживая о поступках моего сына. Он должен остаться в безопасности и жить своей жизнью. А ты должна уехать. Я не стану покрывать тебя вечно, просто не смогу. Рано или поздно Джеймс приедет сюда и может столкнуться с тобой. Не надейся, что будешь прятаться тут вечно.
Что ж, Мадам явно не владела навыками дипломатических переговоров, хотя, возможно, и мнила себя искусным политиком. Ее намерения трудно было не понять. Все эти душещипательные истории прошлого, якобы подспудные признания, навеянные критичностью ситуации и ноющим материнским сердцем, клонили к одному: я ей не нравилась, и она искренне желала поскорее заставить меня убраться.
– А почему вы думаете, что не Кевин тогда вашего первого мужа убил? – мстительно поинтересовалась я.
– Кевин?! – глаза у Мадам округлились, отчего из хитрой лисы она превратилась в удивленную сову. – Бог с тобой, дорогая! Кевин в жизни и мухи не способен обидеть, он очень солнечный, светлый мальчик, творческий человек с тонкой и ранимой душевной организацией. Его руки создают только красоту. В отличие от Джеймса он напрочь лишен управленческих качеств, он не умеет командовать людьми, зато сам легко попадает под их влияние. – Мадам снова кольнула меня взглядом. – Впрочем, ты должна это и сама знать. Не думай, что я не в курсе, как ты им вертишь. Материнское сердце не обманешь. Оба моих сына уже взрослые люди, и я не вправе лезть в их интимную жизнь, но… пожалуйста, Фэй! Оставь их в покое! Так будет лучше для тебя же самой! Я готова выписать тебе чек. Деньги помогут тебе обустроиться где-нибудь на новом месте, если нужно, я подключу все связи, которые остались после смерти Мэтью. В секрете от Джеймса, конечно же. Я во всем поддержу тебя. Даже если ты дашь моему сыну развод, ты все равно останешься дочерью в моем сердце.
Она молитвенно прижала к груди руку, и на этот раз мне почудился в ее голосе затаенный страх. Неужели и Мадам, эта высокомерная, даже черствая на первый взгляд особа, так неумело разыгрывающая из себя заботливую мать, на самом деле тоже Фэй боится? Ну хоть понятно стало, о каком «бедном мальчике» шла речь. И что там насчет творческой натуры? Кевин упоминал, что имеет мастерскую, когда описывал, как нашел поврежденную машину моего мужа, но тогда я решила, что речь идет о ремонтной мастерской или о чем-то в этом роде. Но что, если… это творческая мастерская? И та скульптура «Летящей» из частной коллекции принадлежит Кевину не потому, что он ее купил, а потому что он и есть ее создатель?!
Интересно, каким словам Мадам можно верить? Из ее описаний выходило, что Джеймс – очень жесткий и даже жестокий человек, но неужели уже в юном возрасте он был способен на убийство?! А Кевин и на меня произвел впечатление человека, предпочитающего не идти напролом. Он мягко принимал все мои отказы и хоть и гнул свою линию с этими поцелуями и предложениями поужинать, но не настаивал, не заставлял. А Джеймсу я сказала «нет» – и после этого мы занялись любовью. В то же время, Джеймс мой муж и имел определенные супружеские права, и я уже сама признала, что с готовностью ему уступила. Черт, как же болела моя голова и как же эти размышления не помогали ни на йоту разобраться в окружающих людях!
Я откинулась на спинку дивана и положила ногу на ногу.
– А вам не кажется, что ваш старший сын завидует младшему? Ведь компания когда-то принадлежала вашему супругу, правильно? И после его смерти за управление взялся Джеймс? Кевин остался за бортом, разве это справедливо?
Мадам поджала губы и махом допила остатки кофе.
– Теперь я понимаю, как тебе удалось рассорить моих сыновей. До тебя, Фэй, мои мальчики горой стояли друг за друга. Я это знаю. Они были лучшими друзьями с самого детства и ни за что, ни за что бы не стали друг друга подставлять! И знаешь… я уже жалею, что попросила Кевина в тот вечер поехать и вернуть тебя и Джеймса. Помочь вам помириться.
– В какой вечер? – тут же похолодела я.
– В тот самый, когда ты попала в аварию, – охотно пояснила Мадам. – Может, если бы я не заставила одного своего сына вмешаться в дела второго, никаких подозрений вообще бы не возникло! Может быть, Джеймс… разобрался бы со своим автомобилем и без нас?
Я даже головой тряхнула. Мадам намекает, что было бы лучше, если бы ее сын понадежнее спрятал улики?! И что там насчет Кевина опять? Он не говорил мне о том, что уезжал куда-то. Он упомянул, что с места сорвался его брат, а потом вернулся злой и без машины. У меня перед глазами как пелена упала. К чему Кевину умалчивать о таких подробностях? Мадам незачем врать, в чем польза снимать подозрения с одного сына и наводить на другого? А вот ее старшему сыну – есть. Если он хочет остаться в глазах других невиновным. И как бы она ни уверяла меня в их искренней братской любви, я не могла отделаться от ощущения, что есть место и братской ревности. Уж у Джеймса она точно была, когда он кричал мне в лицо: «Нужна ли ты будешь своему обожаемому Фоксу?» А что же еще сквозило в словах Кевина: «Бросай Хантера, выходи за меня»? Ну да, прямо оба полны любви и нежности друг к другу.
В этот момент в гостиной появилась Роза. Держа в руке трубку радиотелефона, она посмотрела куда-то в правый верхний угол комнаты и произнесла:
– Жену мистера Джейми просят к телефону.
Вот так, в третьем лице, словно меня тут и не сидело. Мадам тут же встрепенулась:
– Это мой сын?!
– Нет, – тон Розы смягчился, с хозяйкой она разговаривала уважительно, глядя ей в глаза. – Какая-то женщина сомнительного поведения.
– Ах, – Мадам с облегчением перевела дух и виновато взглянула на меня. – Совсем забыла. Тебе вчера еще звонила какая-то Сильвия, но Кевин сказал, что ты уже спишь. Это не та Сильвия, которой принадлежит «Миддей Крониклс»?
– Возможно, – проговорила я ровным тоном и встала, собираясь взять трубку из рук Розы, но вредная старуха быстро положила ее на столик у стены и отошла, всем видом демонстрируя неприятие.
– Роза, – я специально остановилась возле пышнотелой женщины и посмотрела на нее в упор. – Вам нравится, когда вас называют по имени? Будьте добры, окажите мне любезность делать так же. Меня зовут Кристина. Не «эта женщина», не «жена мистера Джейми». Кристина. И я не кусаюсь, когда разговариваю с людьми. Мы поняли друг друга?
Латиноамериканка фыркнула и раздула ноздри.
– Спасибо, Роза, – как можно слаще улыбнулась я, – вы – чудесная женщина.
Схватив трубку, я вышла из гостиной, но шаги замедлила и прислонилась к стене неподалеку от дверного проема. Латиноамериканка не спешила выйти следом, а значит, намеревалась обсудить меня с Мадам. Так и вышло.
– О, бедный мистер Джейми! Бедный мистер Кевин! – запричитала старуха. – Сколько еще мы будем терпеть эту чуму в доме, пресвятая Дева Мария, Иисус Христос?!
– Успокойся, Роза, – твердо, но как-то с теплом откликнулась Мадам. – Нам нельзя чересчур злить Фэй, я и так попыталась ее припугнуть, но аккуратно. Пришлось даже поделиться кое-чем из прошлого, что мне не очень хотелось раскрывать. Но пусть знает, что я с ней не хочу ссориться. Если она расскажет Джеймсу, что видела меня с Гольденбергом…
– Ох-ох-ох… – понесся новый поток причитаний латиноамериканки, но более ничего вразумительного услышать я не смогла. Раздалось шарканье ног, и мне пришлось ретироваться в другую комнату, чтобы не обнаружили.
Что же это за Гольденберг такой, свидание с которым Мадам скрывала от сына? Может, ее любовник? Неужели Джеймс настолько тиран, что запрещает матери устраивать личную жизнь? Или не в амурных похождениях дело? Мы же еще не разобрались, кто слил его бизнес, точно ли сама Фэй? Или ее подставили? Подставили, чтобы специально рассорить с мужем? Но зачем Мадам так рисковать? Ведь, без сомнений, этот большой красивый дом требует немало расходов на содержание, а покрыть их может только доход с крупного бизнеса. Если семья лишится этих денег, им придется поджать хвосты. Или Мадам уверена, что ничего страшного не случится? Может, этот Гольденберг только видимость создает, что бизнес купил, а когда меня выдворят из семьи пинком под зад и Джеймс получит развод, компанию вернут обратно? Подсунут адвокатам Уорнотов возможность все отсудить, и – вуаля! – Мадам не при делах, зато при освобожденном от «чумы» сыне. И мальчиков ее милых больше никто ссорить не будет.
Ох, лиса же эта Мадам! Может, это в нее пошел Кевин?
Тогда ее опасения, что Джеймс может меня убить, тоже вписываются в версию. Ну как же так, она придумала и спланировала такой красивый и безопасный выход, но оказалось, что потеря бизнеса настолько вывела из себя ее сына, что он готов на все. Вот Мадам и приходит в неистовое волнение, ощущая собственную вину и непредусмотрительность, вот и сулит Фэй побольше денег, лишь бы та убралась подальше с Хантеровых глаз, рассказывает историю о душещипательной семейной драме, вот и переживает, как бы «светлый и наивный» Кевин не ляпнул чего и не угробил всю затею. Она хочет избавить свою семью от Фэй, но чтобы все ее родные вышли сухими из воды. Поэтому, наверное, и малыша Джейми недолюбливает – ведь его родила «неугодная» невестка.
Вспомнив о звонке, я поднесла трубку к уху.
– Ну, мать, я уж думала, ты вовек мне не ответишь! – тут же раздался звонкий и веселый женский голос. – Кстати, твоя домоправительница назвала меня женщиной сомнительного поведения. Я все слышала! Вы что, серьезно позволяете ей такое?!
– Сильвия? – осторожно поинтересовалась я, припомнив слова Мадам.
– Нет! Иисус Христос и Дева Мария! – расхохоталась она. – Но ты свою шавку здорово отчитала, молодец. Я знала, что спуску не дашь!
По правде говоря, в разговоре с Розой я опять забылась и не следила за тем, чтобы соответствовать роли Фэй. Просто меня искренне задевало ее отношение. Но, похоже, получилось «в тему».
– А ты, подруга, куда запропала? Тебя, оказывается, уже выписали? – продолжала Сильвия. – На мобильный не отвечаешь. Мы тут с девчонками переживали, в больнице хотели тебя навестить, но твой благоверный так беспокоился о твоем здоровье, что грудью встал на амбразуру. Слушай, я все понимаю, но твой Джейми слишком хорош. Слишком. Таких мужей не бывает. Я уверена, он тебе ноги целует и с ложечки кормит. Ха-ха. Да ладно, не слушай меня. Я просто завидую, что у меня такого нет!
Веселое щебетание Сильвии так и звенело в трубке, а я поморщилась. Да уж. С виду жизнь Фэй похожа на сказку не только для меня. Вот и эта девушка даже не подозревает, что ее не пускали в палату отнюдь не из трепетных чувств к моей заболевшей персоне.
– Я мобильник где-то потеряла, – вставила я в ее поток красноречия, не зная, что еще сказать.
– А, тогда понятно. Ну, так ты приедешь? – ничуть не сбавила оборотов Сильвия.
– Куда?
– Как куда? Как куда, дорогая?! Давать мне эксклюзивное интервью! Ты забыла, что мы готовим специальный выпуск «Десять самых выдающихся граждан года»? Там даже сам Гольденберг будет! Я рассчитывала на тебя, ну как же так?! – теперь она зазвучала расстроено.
