Нагуаль

скачать книгу бесплатно


– Джеймс, остановись… – облизнула я пересохшие губы.

– Да, я помню, – шорты соскользнули еще ниже и упали к моим ногам, а пальцы поддели резинку трусиков, – тебе же неприятны только мои прикосновения. И как ты столько времени их терпела? Придется потерпеть еще, малыш. Здесь нет никого, кроме нас с тобой, а ты была плохой девочкой, убегала. За побег полагается наказание. Как ты, должно быть, страдаешь сейчас…

Он покачал головой, обхватывая ладонями под тонкой тканью трусиков мои ягодицы и притягивая мои бедра к себе.

– Это моя компенсация за моральный ущерб, Фэй. За то, что выставила меня рогоносцем. Я буду трахать тебя, зная, как тебе противно в этот момент… – он нежно коснулся губами впадинки под моим ухом, – …и наслаждаться этой мыслью.

Я прижалась затылком к шершавой коре дерева и закрыла глаза, обжигаясь о поцелуи Джеймса. Как же он ошибался! Если я и страдала от его прикосновений, то совершенно по другой причине, не потому, что они якобы были противны мне, а потому, что понимала: он делает это из ненависти и даже не замечает, как откликается мое тело, как я хочу его, своего мучителя и потенциального убийцу! Я могла бы дать ему свою ласку и любовь добровольно, без погонь и притеснений, если бы только он на секундочку, на самую малость поверил мне! Казалось, это не Джеймс, а Фэй зажала меня в тесные рамки своей личины и не дает выбраться несмотря на любые попытки.

– Ты ничего не добьешься этим, – простонала я, кусая губы, когда он освободил меня от трусиков и шортов и оставил стоять голой перед собой.

– А я и не собираюсь уже ничего добиваться, – качнул головой Джеймс, – ты в очередной раз показала свою лживую натуру. Теперь я хочу избавиться от тебя… вышвырнуть из своей жизни…

– И из своего сердца? – догадалась я.

Он отвернулся, стискивая челюсти так, что заходили желваки, и я поняла, что попала в точку. Где-то в глубине души, его раненые чувства к Фэй еще живут. Но я не хотела, чтобы он продолжал любить Фэй. Я хотела, чтобы он любил меня.

– Я бы никогда тебе не изменила, – тихо призналась я, – все, что мне нужно: наша семья, ты, я и Джейми-младший. И я не притворялась в постели в прошлый раз, Джеймс. Ты мне не противен.

– Молчи! – он набросился, зажал мне ладонью рот, тяжело дыша через раздувающиеся ноздри, в глазах стояли боль и гнев, рука прижалась к низу моего живота, пальцы скользнули между влажных складок моего тела, раздвигая их и проникая внутрь. – Ты просто спасаешь свою шкуру, когда говоришь мне это.

Насколько смогла, я упрямо мотнула головой. И тихо застонала, когда ощутила грубый толчок внутри себя.

– Посмотри на себя, совсем другая, – сквозь стиснутые зубы процедил мне в лицо Джеймс, – у тебя это хорошо получается: притворяться. Но в чем-то ты осталась прежней. Все, что тебе нужно – это два пальца внутри, чтобы удовлетворяли тебя хорошенько, пока ты постанываешь вот так. Помнишь, как я имел тебя двумя пальцами в туалете ночного клуба? Помнишь?!

Он снова повторял мне ту же фразу, что и в первый раз, но ничего в моей памяти не изменилось. Рука Джеймса, ритмично пронзающая мое тело, и вовсе лишала меня последней способности к связным размышлениям. Я принялась стонать и извиваться, чтобы уйти от его прикосновений, но это завело его еще сильнее, большим пальцем он нажал сверху, совершая круговые движения по моим влажным складкам, причиняя мне сладкую боль. Из-под отяжелевших век, я видела, каким все более диким становится его взгляд. Джеймс отбросил ладонь с моего рта, впился в мои губы, я ответила ему со всем безумием, на которое только была способна. Мне уже нечего было терять.

Он хрипло дышал, то отрываясь от моих губ, то снова наклоняя голову, чтобы терзать их, а я пила это дыхание с легким привкусом табака, как в последний раз, нежно прикасалась языком к его требовательному языку, пронзающему мой беспомощный рот. Возможно, я искренне допускала мысль, что этот раз и впрямь станет для меня последним, но никак не могла этому помешать. Под моими закрытыми веками вспышками проносились картинки: как Джеймс ломает руку тому, кто посмел тронуть меня, как мой отец со слезами признается в благодарности за его помощь, как бешено пляшут белые буквы на мужской груди, как я немею, не в силах приоткрыть губы от первого поцелуя с мужем.

Внутри все болезненно сжалось, потом жаркая влага брызнула изнутри, заливая бедра, и я закричала, не зная, испытываю ли удовольствие от этого оргазма. Джеймс высвободил пальцы, провел ими по моему животу, оставляя длинный вязкий след.

– Ты меня убила, Фэй, – прошептал он, более нежно и осторожно водя губами по моим губам, пока я задыхалась и едва стояла на ногах, не поднимая век, истекая смазкой после его атаки, – а мне по-прежнему нравится смотреть, как ты кончаешь…

По моему телу снова пробежала дрожь от этих слов.

– Развяжи мне руки… дай мне тебя обнять…

– Нет, – неумолимо покачал головой он, – это как впустить в дом вампира. Только разреши шагнуть через порог.

– Тогда шагни сам. Сделай это, пожалуйста. Не останавливайся. Войди в меня… – наверное, я заразилась его безумством, раз по доброй воле шептала эти слова. Я хотела, чтобы все между нами было по-другому, чтобы Джеймс занялся со мной любовью как в прошлый раз, когда хотел не мучить, а ласкать. Но он оставался непреклонен.

– Хватит на сегодня, Фэй. Мне это надоело. Натягивай свои тряпки и пойдем.

С этими словами Джеймс с видимым трудом отодвинулся от меня, провел рукой по волосам, избегая моего взгляда, полез в карман джинсов за ключом от наручников. Когда он отщелкнул замок, мои ослабевшие колени не выдержали, и я рухнула на траву, издав болезненный стон. Джеймс тут же оказался рядом, я почувствовала, как его ладонь ищет что-то подо мной, и сообразила, что он пытается понять, не напоролась ли я на какой-нибудь острый торчащий камень. От этой грубоватой, неосознанной заботы нервы мои взорвались слепящим пламенем, и слезы снова потекли по щекам, как в тот момент, когда я пряталась под кустом и сгибалась под гнетом навалившихся на меня несчастий.

Джеймс почти беззвучно выругался, отпрянул, но я схватила эту его руку, пахнущую травой и моим собственным желанием, прижала к губам, принялась целовать его пальцы. Он сжал кулак, а я все равно продолжила орошать его поцелуями и слезами. Некоторое время Джеймс не двигался, словно находился в оцепенении, затем другая его рука неуверенно легла на мое плечо. Словно только и ждала этого сигнала, я бросилась ему на шею, обхватила руками, уткнулась в него лицом. От этого порыва он чуть покачнулся, не обнимая меня, но и не отталкивая.

– Спасибо, что помог моему отцу, когда меня не было рядом. Я ничего не помню… но я не хочу быть Фэй. Поверь мне. Поверь, пожалуйста. Хотя бы немножко…

Я прижалась губами к шее Джеймса, к его ошеломительно пульсирующей артерии у горла, поднялась выше к подбородку. Он дернулся, сам впился в мой рот. Будто в прорубь нырнул с головой и без всякого возврата. Дрожащими руками я цеплялась за ремень его джинсов, сдирала с себя лиф. Я целовала лицо Джеймса, его закрытые веки, гладила его виски, путалась пальцами в волосах, подставляла свое обнаженное тело под его оголенную плоть. Пусть мне будет больно, пусть обожгусь об него, но я этого хотела. Он опрокинул меня спиной в траву, подхватил под колени, широко развел мне ноги, я накрыла ладонями крепкие мышцы на его груди. «Ф» выглядывала из-под моего указательного пальца.

– Если ты мне поверишь, у нас все будет по-другому… – прошептала я.

Со стоном он приник ко мне, проводя пальцами по моему лицу, целуя в губы иначе, чем раньше – словно крупными глотками вливал мне в рот крепкий виски. Я ни капельки не жалела о своем порыве, разве может быть какое-то сожаление, когда подчиняешься древнему инстинкту: отдаешь себя всю своему мужчине? Мне нравилось ощущать, как он теряет рассудок, занимаясь со мной любовью здесь, на траве, посреди леса, не замечая ничего вокруг. Как приподнимается на руках, чтобы окинуть жарким взглядом, и снова прижимается всем телом, окутывает собой. Находясь в объятиях {такого} Джеймса, я вновь чувствовала себя счастливой. Он заполнял меня изнутри, теперь уже не пальцами, а членом, и это приносило мне ощущение полноценности. Пожалуй, об этом говорит расхожее выражение «найти свою половинку».

Еще долго мы лежали вместе на нагретой солнцем траве, переплетясь ногами, и моя ладонь вольно блуждала по плечу Джеймса, а он молчал. С замиранием сердца я гадала, о чем он думает в этот момент. Было страшно, что все мои усилия окажутся напрасны, я не достучалась до него, и сейчас все станет по-прежнему. Мне придется убегать от него, бояться.

– Что такое? – внезапно сонным голосом откликнулся он.

– Что? – насторожилась я.

– Ты задышала по-другому.

Я вздохнула, пытаясь совладать с собой.

– Испугалась мысли, что ты все-таки не поверил мне.

Я ждала, что Джеймс что-то скажет, возразит, намекнет, что готов пойти навстречу. Но он молчал. А потом пошевелился, сбросил мою руку и встал.

– Вечереет, Фэй. Пора отсюда убираться.

Я тоже села, отводя глаза.

– Кристина.

– Что? – ему пришлось даже нагнуться, чтобы расслышать.

– Я – не Фэй, Джеймс. Мое имя – Кристина.

– Кристина. Ну конечно, – впервые в его голосе послышались более мягкие нотки, а может, мне просто отчаянно хотелось обнаружить там их. – Мне просто нужно привыкнуть, ладно? Дай мне время.

Я продолжала смотреть на траву.

– Я дам тебе все, что захочешь. Только поверь, что я – не Фэй. Может, я и была ею раньше. Но теперь – нет. Я хочу все исправить.

Все время, пока мы собирались, я присматривалась к Джеймсу, пытаясь понять, что происходит в его голове. Он вернул мне потерянный кроссовок, дал свою рубашку взамен порванной футболки, его руки ласково скользили по моим плечам, когда накидывали на меня ее. Но на обратном пути он крепко стиснул мою ладонь, словно опасался, что в любой момент решу вырваться и убежать снова. И даже моя откровенная покорность, моя готовность откликнуться на любое его желание не развеивали какие-то самые затаенные его подозрения.

Машина ждала нас у обочины, там, где Джеймс оставил ее. Я села на свое место, сама застегнула ремень и опустила голову, приготовившись пройти через все, от чего так бежала и чего боялась. И тут же вскинула ее, когда мой муж сделал крутой разворот, улучив просвет в трафике, и направился в обратном направлении.

– Ты везешь меня к папе?! – то ли обрадовалась, то ли еще больше испугалась я.

– Нет, – на губах Джеймса мелькнула слабая улыбка, но от других пояснений он воздержался.

И все-таки я была уверена, что права, особенно, когда мы свернули с главного шоссе прямо возле указателя «Добро пожаловать в Гринхиллз» и миновали знакомую автобусную станцию. Городок невозмутимо дремал в розовом отблеске теплого заката, когда Джеймс вел автомобиль по его зеленым тихим улочкам. Все та же слабая, едва уловимая улыбка играла на губах моего мужа, мне показалось, что он думает о чем-то приятном и вообще весь стал чуть спокойнее, расслабленнее что ли. Как ни странно, от этого и мне стало легче дышать. И я была готова простить ему небольшую ложь – мне подумалось, что он просто боится слишком скоро пойти на уступки, «избаловать» меня, как уже несколько раз упоминал прежде. Да что там говорить – я уже заведомо простила ему все наши недопонимания, надеясь в ответ на самую малость: капельку его доверия. Именно так: капельку. На большее я даже не смела рассчитывать после губительного демарша Фэй, которым та прошлась по его жизни.

Впереди уже показалось крыльцо отчего дома, я впилась в него глазами, вспоминая наше с папой расставание… но мы проехали мимо. Джеймс растолковал мой тоскливый взгляд по-своему.

– Твой старик простит тебя. Ему тоже нужно просто привыкнуть.

– Думаешь? – вяло пожала плечом я.

– Простит, – с уверенностью кивнул он и положил ладонь на мое обнаженное колено. – Если будешь такой, как сейчас.

Неосознанный жест, невинный знак поддержки, но как много он значил для меня! Закрыв глаза, я могла бы читать Джеймса на языке прикосновений. Вот его рука хватает меня: «Молчи!» А вот дразняще трогает: «Ну как тебе, детка?» А теперь он просто безмолвно говорил: «Я рядом». У меня в голове не укладывалась мысль, что когда-то Фэй добровольно разрушила это все.

– А тебе нравится, какая я сейчас? – спросила я, вглядываясь в лицо Джеймса, в малейшие оттенки его эмоций так же, как несколько минут назад впивалась глазами в родное крыльцо.

Да, я прекрасно понимала, чем занимаюсь. Я склеивала разбитые замки обратно вопреки всем доводам здравого смысла. Тщательно, высунув кончик языка, как в детстве, мазала клеем и присоединяла кусочек к кусочку. И очень надеялась, что они не рухнут вновь.

Джеймс долго и очень спокойно смотрел на совершенно пустую, не требующую пристального внимания дорогу. Мне некстати подумалось, захотел бы он склеить те свои замки, которые разбила Фэй?

– Нет, – отозвался он наконец. – Как сейчас мне не нравится. Так хуже.

– Хуже?! – не поверила своим ушам я. – Почему?!

Но Джеймс предпочел оставить вопрос без ответа. Я совершенно перестала понимать мужчин. Неужели ему снова хочется видеть рядом с собой капризную, неверную, взбалмошную Фэй? Ему скучно без постоянной тревоги за свой бизнес? Нравится постоянно ревновать к брату? Адреналинчика в крови не хватает?

– Можно влюбиться, – произнес он вдруг так тихо, что я не была уверена, что не ослышалась.

Холодная волна тут же пронеслась по моему позвоночнику сверху вниз. Сердце подпрыгнуло и глухо стукнулось о ребра, будто канарейка шмякнулась о прутья клетки в попытке взлететь.

«Так влюбись! – рвалось с языка. – Доверься мне! Я не умею играть и не разобью тебе сердце!» Но это породило бы бесконечный разговор на уже избитую вдоль и поперек тему, поэтому я лишь вздохнула и спросила:

– Так куда мы едем?

– Для начала поужинаем, – ответил он как ни в чем не бывало, словно только что не звенели между нами натянутой струной взаимное недоверчивое напряжение, страх уже испытанной, проверенной, повторной боли от ожога, – потом переночуем. Завтра с утра ты сможешь посетить колумбарий и попрощаться с мамой. – Он помолчал и добавил с огромной неохотой: – Я подумал, тебе нужно это сделать, особенно, если ты только сейчас все вспомнила. А мотаться два раза туда-обратно из Карлстауна непрактично, раз уж мы и так здесь. Лэптоп у меня с собой, так что без дела не останусь.

В изумлении я уставилась на него и не могла вымолвить ни слова. Да, мне хотелось, мне чертовски хотелось остаться и отдать маме свой последний дочерний долг! Но я не ожидала, что Джеймс подумает об этом! Представлял ли он, какой это огромный и благородный шаг с его стороны? Он мог бы уже силой везти меня обратно, запирать, приковывать, требовать объяснений, но поступил иначе. Он подумал о моих чувствах и желаниях, подумал обо мне. Звон моих вновь обретенных хрустальных замков достиг небывалой силы.

– Не смотри так на меня, Фэй, – произнес Джеймс, не отрывая взгляда от дороги, – не смотри, пожалуйста. А то я чувствую себя сраным Бэтменом, который переводит через дорогу старушек.

Я только покачала головой и послушно отвернулась к окну. Даже обращение «Фэй» исправлять не стала.

«Можно влюбиться, – без конца крутилось в моей голове. – Можно влюбиться. И что делать, если пока нельзя, но уже очень хочется?»

В это время мы оставили позади жилой квартал и выехали на небольшой пригорок, под которым нежно заблестело в угасающих лучах солнца продолговатое озеро, полное воды, синей, как губы мертвеца. На самом деле, это была даже цепь озер. Если пролетать над Гринхиллз на вертолете, то сверху они хорошо видны: одно главное, побольше, и несколько мелких, россыпью, как капли росы в складках мясистого листа, разбросанных между зелеными, напоенными влагой холмами. Считалось, что все они связаны между собой системой подводных течений и питаются от одной реки, бегущей практически под землей. Сама я на вертолетах над озерами, конечно, не летала, лишь видела кадры, снятые для местной научно-популярной передачи, да и холодная, похожая на зеркальную гладь вода вообще не манила даже в жару, но многие жители и гости Гринхиллз проводили время на этих берегах с удовольствием.

С дороги открывалось только большое озеро. По правую руку раскинулся небольшой песчаный пляж, там и сям берега покрывал кустарник и плакучие ивы, а вот слева, там, где проезжая часть, изгибаясь, обрамляла водоем, вдалеке примостился уютный ресторанчик в баварском стиле. Его белые стенки с темными перекрещенными балками и увитые цветами балконы, нависающие прямо над водой, так и притягивали восхищенный взор.

– Недавно построили? – догадалась я.

– Пару лет назад, – кивнул Джеймс.

На моей памяти этого ресторана не существовало.

– Подожди, ты хочешь идти туда в таком виде? – спохватилась я, оглядывая голый торс мужа и его собственную рубашку на мне.

– Можем вернуться, заглянуть в какой-нибудь магазинчик на площади, – предложил он, – правда, ничего новомодного не обещаю.

Я только поморщилась. Почему-то в последнее время у меня стремительно развивалась адская аллергия на слово «новомодное». Да и вообще, когда Джеймс сказал, что мы поужинаем и переночуем, я почему-то решила, что отыщем какую-нибудь крохотную местную гостиницу и закажем ужин в номер.

И тут же, как мерзкие болотные черви, в голове закопошились сомнения. Да это же проверка, милая. Даже ты за два дня уже выучила, что Фэй слишком идеальна, чтобы появляться на людях приболевшей, в неправильно подобранной одежде, без прически и макияжа. После пробежки по лесу и бурного секса идти в ресторан – с ума сойти можно! И Джеймсу очень интересно посмотреть, как будешь из ситуации выкручиваться. Он проверяет тебя, предлагает навестить могилу матери, руку на коленочку кладет, а сам внимательно наблюдает за реакцией. И там, на могиле, тоже будет наблюдать, оценивать степень твоего горя и искренность переживаний. Так же пристально, как делал это, когда ты отдалась ему в первый раз. Джеймс – не романтический герой, не пылкий влюбленный. Он – взрослый мужчина, преследующий свою вполне конкретную цель.

А я – глупая дура.

– Не надо в магазинчик, – проворчала я. – Просто остановись. Ну притормози, пожалуйста, клянусь я не стану больше выпрыгивать и убегать!

Он фыркнул и плавно свернул к обочине, оставив мотор работать на холостых оборотах. Вещи, которые я собирала, намереваясь пару дней пожить у родителей, и с которыми мысленно простилась, бросив все и удирая по лесу от мужа, слегка помялись, но оставались в сумке на своих местах. Я выудила вполне приличную на вид блузку, встряхнула ее, решительно переоделась на его глазах. Расцарапанную кожу все еще пощипывало, но я постаралась отрешиться от этих ощущений. После рубашки Джеймса на мне все равно остался его запах, и хотелось схватить большую губку, с пенным мылом содрать его с себя, закрыть глаза и уши, не видеть ничего, не ощущать. Не искать в каждом поступке мужа крупицу доверия. Нет этой крупицы. Есть деньги, большие деньги и бизнес, который стоит на кону. И я – как связующая ниточка к его возвращению.

На парковке ресторана он вышел из машины первым, на ходу застегивая манжеты рукавов: сильный, уверенный в себе, ослепительный мистер Уорнот. Полы рубашки свободно лежали поверх пояса джинсов, он небрежно заправил их одной рукой. Я отчаянно старалась смотреть на холодную, как чешуя мокрой рыбы, озерную воду, которая плескалась в двух шагах от нас.

Не на него.

– Искупаться хочешь? – шепнул он мне на ухо, взяв под локоть. Заботливый жест супруга, только пальцы казались хуже стальных оков.

Я всерьез начала сомневаться, что у меня получится что-то ему доказать.

Ресторанчик мне понравился. Было в нем что-то уютное, семейное, домашнее. Джеймса здесь знали, и даже мой общий странный вид никого не смутил. Персонал был достаточно вышколен, чтобы с одинаковым вниманием обслуживать любых клиентов. Хозяин, маленький пожилой юркий человечек, вышел, чтобы лично пожать ему руку, проводить на лучшие места на веранде, ко мне он обращался с милой улыбкой и, как выяснилось, был знаком с папой. Народу оказалось немного, по наличию фотоаппаратов и обрывкам диалогов я поняла, что все – сплошь отдыхающие, приехавшие приятно провести солнечный денек у водоемов.

Нас усадили на мягкие диванчики у края балкона, отсюда открывался шикарный вид на озеро, но я, поеживаясь от вечерней сырости, тут же попросила плед. Его незамедлительно принесли. Джеймс откинулся на спинку, закурил, молча наблюдая за мной, на вопрос официанта о заказе ответил: «Как обычно».

– Часто здесь бываешь? – поинтересовалась я.

Он пожал плечом, глядя на меня сквозь густые клубы дыма.

– Один-два раза в месяц, когда приезжаю навестить Николая. Он любит это место.

Я растерянно покачала головой.

– Зачем, Джеймс? Зачем ты навещаешь моего папу? За что ты так добр к нему? Он рассказал, что ты очень помог с мамиными…

«Похоронами» я так и не смогла выговорить, только досадливо сглотнула. Где-то в глубине подсознания мне все еще казалось, что на самом деле мама жива, и подобные слова резали слух. На лице Джеймса мелькнуло легкое удивление.

– Потому что Николай – часть семьи. Он остался совсем один на старости лет и нуждался в помощи.

Да, так все и было. Мой отец нуждался, а бездушная Фэй ему отказала даже в самой малой поддержке. Мне было больно и стыдно думать об этом. Вспомнились слова Мадам о том, что ее сын никогда не прощает тех, кто нанес урон его семье. Насколько он великодушен, чтобы включить в это понятие моих родителей? И в какой момент из этого понятия он вычеркнул саму Фэй? Или все же не вычеркнул?

– Спасибо, ты очень добрый человек, – от всей души сказала я.

Джеймс усмехнулся, всем видом показывая, что не нуждается в моих благодарностях, перевел взгляд на озеро, нахмурился. Резко затушил окурок в пепельнице, на скулах заиграли желваки.

– Что случилось?! – удивилась я, не понимая причину смены его настроения. Пейзаж выглядел вполне мирным: все так же плескалась вода, розовело вечернее небо, на противоположной стороне, на песчаном пляже, у кромки берега с визгом резвилась детвора.

– Здесь нельзя купаться, – глухим голосом отозвался Джеймс. Что-то причиняло ему невыносимое беспокойство.

– Почему? – я повернула голову и увидела, куда смотрел он: парочка детишек наперегонки преодолевала водную дистанцию.

Джеймс взглянул на меня, как на сумасшедшую.