скачать книгу бесплатно
Полковник равнодушно отвернулся.
Родион поймал его взгляд.
– Ваше высокоблагородие… прикажите их благородию малость обождать, – он кивнул на девочку, – надо бы опробовать… кружочек – вдруг чего не сработает по первому разу… Риск…
– Я тебе дам не сработает! – пригрозил полковник. Повернулся к дочери и сказал по-французски: – Катрин, выйди на минуту.
– Нет, папа, нет!
– Екатерина!
Екатерина, надув губки, вылезла из ветрохода. Полковник кивнул толстому жандарму, тот уселся на заднюю скамеечку, перекрестился.
Родион лихо прыгнул в ветроход. Оглянулся, подмигнул, весело попросил стражу:
– Подтолкните… послушнички!
Солдаты навалились. Родион распустил парус, ветер ударил в него, и ветроход сначала медленно, а потом все быстрее пошел, полетел по снежной равнине.
Рожи всей команды расплылись от удовольствия. А босоногий стражник, переступая на цыпочках околелыми ногами, восторженно приговаривал:
– Мать честная… истинно ветроход!.. От поше-ел!.. От-от полете-ел!.. Чеши, родима-ай!.. Хрен его теперь догнать, ваше высокоблагородие!
Он сияющими глазами смотрел на полковника. Тот, к счастью, ничего не слышал. Около него прыгала, визжа от восторга, девочка:
– Хочу кататься!.. Хочу кататься!..
Ветроход, описав большой круг, приближался. Поравнявшись с командой, Родион вдруг резко накренил свои сани-лодку, вильнул, и толстый жандарм кувыркнулся, вылетел, зарылся лицом в снег.
Родион выпрямил ветроход и полетел по прямой к реке. К ее уходящему вдаль заснеженному ледяному полю.
Еще никто ничего не успел понять, а Родион оглянулся в последний раз, озорно прокричал:
– Адье, ваше высокопревосходительство! – И пошел, понесся вдоль реки, продолжая ликующе и бессвязно кричать: – Э-эй!.. Залетныя-я!.. Мамочки-и!.. Ласточки-и-и!..
– Остановить!.. Догнать!.. Негодяи!.. Всех перестреляю!.. – рассвирепел полковник.
Девочка заревела, затопала ногами. Запрыгали ее помпончики, задрожали оборочки:
– Хочу кататься!.. Хочу кататься!..
Первым рванул в сторону тюрьмы босоногий стражник, за ним – остальные.
Взрывая снежные заносы, переносясь через дымящиеся полыньи, летел по реке ветроход. Родион кричал ликующую песню свободы…
Вдали позади него появились всадники. Погоня медленно приближалась.
Впереди всех скакал босой стражник. Он что-то кричал, глаза его сияли – ему нравилось все это.
Широкая полоса чистого, сверкающего под солнцем льда, освобожденного от снега ветром, показалась впереди. Отражаясь во льду, пролетел, пересек эту полосу ветроход. А у лошадей на этой полосе сразу заскользили, разъехались ноги, лошади и всадники шлепнулись на лед, покатились, один босоногий благополучно миновал полосу. Ветроход был совсем недалеко.
Родион оглянулся, отодвинул тайную дощечку. Под ней в борту оказалось углубление, там лежали сухари и два непонятных черных шара. Он взял один из этих шаров, сильно стукнул им о борт ветрохода, и тогда что-то зашипело, затрещало, и из маленького отверстия закурился дымок – это была самодельная бомба. Родион выждал с минуту, а потом швырнул бомбу через плечо.
Шарахнул взрыв, и огромная полынья дымящейся черной воды открылась позади ветрохода.
Конь, тревожно заржав, вместе с босоногим полетел в воду. К счастью для них, здесь было неглубоко. Босоногий выбрался на лед, с него ручьями струилась вода, и он на глазах стал превращаться в сосульку. Перекрестившись от радости и глядя на удаляющийся ветроход, босоногий стражник с удовольствием сказал:
– Я говорил: хрен его догонишь, ваше высокоблагородие!
Летел по заснеженной реке ветроход.
В далекой таежной глуши, на крутом речном берегу стояло небольшое село Елань. Оно было все огорожено высоким забором из плотно пригнанных толстых стволов, заостренных вверху. Резные ворота, двустворчатые, тяжелые, закрывали вход в село. В полуверсте от села, ниже по реке, на том же крутом берегу виднелось кладбище.
От села вниз по пологой дороге, проложенной наискось кручи, не совсем твердой походкой шел Ерофей Соломин. Пятидесятилетний, весь заросший ярко-рыжей бородой, он был в роскошной медвежьей шубе до пят, в шапке из голубого соболя.
В утренней тишине был слышен скрип его шагов да постреливали деревья от страшного мороза.
На льду он остановился у широкой полыньи, сбросил с себя шубу, шапку, валенки и оказался в одних домотканых подштанниках.
Он малость постоял на краю полыньи, морщась от тяжкого похмелья, икнул, перекрестился и ахнул в воду… Вынырнув, он схватился за ледяной край, поднял голову и обомлел: снизу по реке со страшной скоростью прямо на него летело какое-то полосатое чудище.
– Господи, – еле выговорил Ерофей.
Зажмурил глаза. Потряс головой. Опять посмотрел – чудище приближалось…
Ерофей тихо унырнул под лед. Чудище прошуршало, просвистело, пролетело над ним.
Сильно изменившийся, весь почерневший, с лихорадочно блестящими глазами, Родион, еле двигая окоченевшими руками, с трудом повернул свой ветроход к берегу, взлетел по дороге вверх, к селу, и, не сумев затормозить, с ходу врезался в ворота.
С треском распахнулись створки. Мачта, упав, оглушила Родиона и все накрыла полосатым парусом.
И снова наступила полная тишина… Было слышно только чье-то сладкое похрапывание.
Родион очнулся, выбрался из-под паруса, с трудом поднялся на ноги, выпрямился. Так стоял он, чуть покачиваясь, не в силах сделать шага, настороженно обводя взглядом все, что было перед ним.
А перед ним была широкая улица. По одну сторону ее стоял порядок домов, в свою очередь, отгороженных одним общим глухим забором. И по другую сторону порядок домов, окруженных таким же забором. Все ворота перед домами были распахнуты настежь.
Еще посреди улицы почему-то стоял хантийский чум и рядом с ним упряжка оленей.
Родион расслышал храп. Повернул голову. Неподалеку в сугробе снега, раскинув ноги, лежал на спине здоровенный рыжий мужик. Он крепко спал, а рядом сидела и сторожила его сон остроухая сибирская лайка.
Родион заметил за столбом ближайших ворот мальчишку лет двенадцати. Поманил его пальцем. Мальчишка долго стоял не двигаясь, потом не спеша подошел к Родиону. Стоял молча, спокойно смотрел. Из ворот показалась рыжая девчонка лет десяти. Паренек только оглянулся на нее, она остановилась шагах в двух позади.
– Ты кто? – спросил паренька Родион.
– Устюжанин. Колька.
– А она? – кивнул Родион на девчонку.
– Настасья, – ответил Колька.
– Сестренка?
– Не-е, зачем же. Она рыжая. Соломинская… Все Соломины, – паренек кивнул на забор на противоположной стороне улицы, – рыжие. А мы, Устюжанины, черные. – Он снял шапку, показал голову.
– Понятно… Подружка, значит.
– Невеста… – небрежно пояснил Колька. – Подрастет – женюсь.
– Любишь, значит, – вполне серьезно заключил Родион.
– Дак у Соломиных девки больно хороши, мы, Устюжанины, испокон веков на них женимся… А ты кто будешь?
– Родион.
– По случаю или по нужде к нам какой?
– По случаю.
– Дак чего ж на морозе языком чесать? Проходи в дом, гостем будешь.
Родион с трудом попытался сделать шаг негнущимися ногами, пошатнулся. Колька подставил плечо. Родион положил руку на плечо мальчика, и они пошли к дому. Настя шла за ними.
Родион вздохнул.
– Чего-то нога ничего не чувствует.
– Ничего, разойдется, – успокоил Колька и по-хозяйски приказал Насте: – Ты на стол собери, поскорей.
– Было бы чего собирать, собрала бы, – дернула плечом девчонка.
– Из дому принеси. У вас много.
Настя побежала через дорогу к себе, на соломинскую половину деревни.
Родион и Колька зашли в дом.
Родион уселся на лавку, привалился к стене, обвел воспаленными от бессонницы глазами избу.
В избе было, как говорится, шаром покати: большой рубленный из плах стол, деревянные лавки, печь и кровать, тоже самодельная, застланная звериными шкурами. На столе стоял пустой штоф и миска с остатками моченой брусники. Разное небогатое барахлишко висело на огромных рогах изюбрей, прибитых по стенам. Над кроватью висело ружье. В углу – одна-единственная потемневшая икона.
– Сейчас Настька поесть принесет… – ободряюще сказан Колька, – у Соломиных бога-атая еда.
– А мать где?
– Утонула в речке на Пасху…
Родион помолчал.
– А отец?
– В тайге. Непутевый он – дорогу рубит.
– Какую дорогу?
– Дорогу… – Колька кивнул на пустой штоф: – Как выпьет – в тайгу уходит, дорогу рубить.
– Куда дорогу-то?
– На звезду ведет.
Родион подумал, помолчал, сказал решительно:
– Это хорошо.
Колька вздохнул:
– Да чего хорошего-то? Непутевый он. Был самый лучший охотник, а теперь все позабросил – одна дорога у него на уме!.. Мы, Устюжанины, такие: чего в башку втемяшится – колом не вышибешь! Вечный дед говорит: Устюжанины – чертово семя!
– Какой вечный дед?
– Вечный… На заимке живет с медведем.
– Почему вечный?
– Живет… Всегда.
Дверь открылась, вошла Настя с миской, закутанной полотенцем. Поставила перед Родионом горячие пельмени. Сама чинно уселась на лавку. Родион жадно проглотил горячий пельмень.
– А где остальные-то людишки? Никого не видать.
– Свалились все, – спокойно пояснил Колька. – Две недели пили. Поп приехал. У нас поп раз в три года приезжает. По зиме. В другое время не добраться. Вот и пьют: кому крестить, кому отпевать, кому свадьбу играть.
Родион рассмеялся:
– Значит, всех чохом?
– Ага.
Родион решительно отодвинул миску.
– Больше нельзя. Пять дён не ел.
Он широко зевнул.
– Вон кровать, ложись, спи.
Родион свалился на кровать. Колька набросил на него шкуру, укрыл с головой.
