Чудо чудное

– Ты ушла. Я искать принялся, углы осматривать. Думал, вдруг что важное отыщу, мне моя царевна жуть как дорога, знаешь ли! И тут слышу голос загробный, жуткий. «Дай воды, глоток один». Я обернулся, а там этот мертвяк. Жалобно так просит, мол, один всего глоточек, горло пересохло. Ну я и дал. А то, что водица живая, позабыл совсем.

– И что ж Кощей? От цепей уже освободился?

– Угу. Я как увидел, что цепи рухнули, сразу сюда побежал.

«Вот напасть!» – сокрушенно подумала Верея, но где-то глубоко внутри порадовалась, что придется еще раз с темным свидеться.

Непрошенные мысли разозлили ведьму, и она вновь шикнула на царевича:

– Свернуть бы тебе шею! Падла какая!

Тот каждую угрозу всерьез воспринимал, потому снова глазами несчастными уставился на нее и залепетал:

– Всеми богами молю, прости дурака!

Наконец из кустов вылез Баюн. Весь в колючках, зачуханный, покрытый пылью и злой. Зыркнул он на царевича страшным звериным взглядом, а потом, зашипев, кинулся в атаку, выпустив острые, точно ножики, когти. И какие бы Верея ни испытывала чувства к Ярославу, мигом вознамерилась в стороне остаться и не делать ровным счетом ничего.

– А-А-А!!!

– Пфхшшщщ! Мр-р-р-р-яяяя!!!

В то время как царевич боролся за свою жизнь, а кот ученый отстаивал справедливость бытия, из темного прохода одиноко стоящей башни вышел черный силуэт. Верея медленно перевела на него взгляд и вздохнула. Умом она понимала, что освободившийся Кощей – это, во-первых, опасность для всего живого, и, во-вторых, неизбежное наказание от Марьи Моревны, которая в свое время приложила немало сил, дабы сковать темного колдуна. Но то умом лишь понимала. А чувствами…

– Кощей…

Глава 3. Кощей Бессмертный

Колдун вышел на свет и зажмурился. Долго не видел он солнца в объятьях синего неба. Отвык от свежего воздуха за двести лет заточения.

Но Верея не посочувствовала ему. Нечто иное испытала – злость на Марью Моревну за непомерную жестокость. Пусть не знала она Кощея лично, да только никто такого не заслужил – вечность во тьме и в неволе.

Еще силуэт его черный навеял ведьме странную ностальгию. Будто видела она его прежде, пусть даже во снах. Словно знала, как темный колдун ухмылялся в былые времена да цветы рвал на опушке Дремучего леса в дар своей возлюбленной. Однако наваждение быстро схлынуло. Ведь, несмотря ни на что, зла много Кощей творил, а потому следовало изловить его и на цепи обратно посадить. Хотя прежде, быть может, Верея расспросила бы его о временах былых. Больно любопытно ей было узнать, что ж приключилось тогда, два века назад.

– Брысь! Брысь! – кричал Ярослав, неловко отбиваясь от кота ученого.

Он катался в грязи и песке, отплевываясь от взметнувшейся в воздух пыли.

– Я тебя, собака, на куски порву! Только явился, всю Навь переворотил! В Правь бы пошел, Велеса с Перуном развлекал! – шипел Баюн, норовя укусить царевича да когтями острыми подрать.

– Да погоди браниться! Коготь убери! Глянь же! На башню глянь!

Царевич и кот застыли как вкопанные. И вот уже все трое безотрывно взирали на бредущего к ним мертвеца, который с каждым шагом ступал увереннее и тверже. Солнечный свет падал на его бледную кожу, и с нее медленно пропадала загробная серость. Черные жилки растворялись, потрескавшиеся губы розовели, окутавшая его тело паутина осыпалась, как пепел. Воздух обдувал колдуна, и его глаза, как сосуды водой, наполнялись жизненной силой.

– Стой, Кощей! – крикнула Верея, хмуря черные брови.

Колдун на ее приказ лишь криво усмехнулся.

– В темницу возвращайся, а то худо будет!

Кощей вновь ухмыльнулся. Голову набок склонил, рассматривая ведьму.

– Как же! Послушает он тебя. Свободу заполучил, теперь вовек обратно во тьму не вернется, – проворчал Баюн.

Ярослав рукавом кафтана лицо от пыли обтер. В его глазах даже блеснули слезы.

– Что же я натворил… – прошептал он.

Верея кинула полный гнева взор на царевича, а кот лишь усами повел, прекрасно понимая, что не справиться им с колдуном, ибо приструнить его может только меч чудесный, что Кладенцом зовется.

«В атаку кинуться, что ли? – подумала ведьма. – Да, побороть его только Кладенец может, но попробовать стоит. Не могу в стороне оставаться».

Взмахнула она руками, и ветер, точно ее верный слуга, закружил песок да сухие перекати-поле, подхватил хозяйку и понес прямиком на Кощея Бессмертного.

Тот сперва застыл, взирая на незнакомую ему девицу с изумлением, однако, не позволив ей оказаться слишком близко, окутался тьмой, аки саваном, и исчез, будто и не было его вовсе, напоследок одарив бойкую ведьму хищной ухмылкой.

Верея сверкнула злым взглядом и, не слишком удивленная произошедшим, вернулась к своим спутникам.

– Что ж делать-то?! – воскликнул Ярослав.

Он уже поднялся и отряхнулся. Его кафтан, некогда новенький, алый с золотой вышивкой, теперь походил на одеяние крестьянского сына – не самого умного и одаренного.

Баюн смерил его брезгливым взглядом, дернув усами в презрении. Дюже его раздражал царевич.

– Что делать, что делать, муравью нос приделать! Топай, царевич, в Явь свою любимую. Отыщи там девицу-красавицу и забудь, что видел. Не твоего это ума дело, – прошипел кот.

Они с Ярославом злобно уставились друг на друга, но сию перепалку прервала Верея:

– Надо бы к Марье идти, Баюнчик. Доложить о произошедшем. Что думаешь?

– Пф. Еще я на поклон к этой сумасбродке пойду. И тебя не пущу. Вернемся лучше в избу, якобы ничего не видели, ничего не знаем.

– Идея. Так и поступим.

Ведьма и кот кивнули разом в подтверждение своего решения и бодрым шагом устремились прочь от развалин черного замка. Однако не успели и четверть версты осилить, как Баюн вдруг резко остановился и шерсть вздыбил.

– Стой! У нас же сапоги-скороходы с клубком!

– А я и позабыла. У царевича они!

Парочка круто развернулась и потопала обратно, дабы добро свое у Ярослава забрать и за пару часов домчать до избушки. Следы на песке недолго задерживались. Ветер живо скрывал их, будто никто по степи не шел никуда.

Картину Верея и Баюн застали прелюбопытную: царевич сидел на камне, опустив голову. Вид у него был хмурый, даже печальный.

– Ярослав Святогорович, будь любезен, верни сапоги с клубком, и более не побеспокоим, – пропела Верея, протягивая руку. Она уже предвкушала скорое возвращение в родную избушку. Прогулки опостыли ей, равно как и возникающие вследствие этих прогулок неприятности.

Она повторила просьбу с большим напором, однако царевич не отозвался. Тогда Баюн зацепил его за ляшку когтем, как давно уже мечтал, и молодец, вскрикнув, подскочил на месте.

– Да как же вы можете взять и уйти?! На свободе страшное зло разгуливает! И спокойно вам спать будет после этого?!

Верея с Баюном переглянулись.

– Да, вполне.

– Да. Хорошо спать буду.

Ярослав на это лишь руками всплеснул и снова голову опустил.

– Так, возвращай клубок!

– И сапоги!

– Вот, забирайте! – он резко выудил из котомки, что на плече таскал, сперва два сапога, затем крохотный клубочек. – Ничего мне от вас не надо. А я к Марье Моревне отправлюсь. Про Кощея доложу и о царевне-лягушке расспрошу, авось хоть она сможет помочь мне!

Баюн когтями подхватил клубок, Верея сапоги к груди прижала и вдруг засомневалась. Переживала она за глупого царевича. Негоже ему одному по Нави шастать, пропадет же.

«Ага, дел будто других у меня нет. Еще я за Кощеем не гонялась! В мои-то годы! – решительно подумала ведьма. – Горыныча на чай позову. И почему я раньше о нем не вспоминала. Мужик-то умный, авось расскажет что интересное».

Взглянула Верея туда, где не так давно темный колдун стоял, и сама не поняла, о чем призадумалась. Спутанные мысли пошли, а потом раз – и разлетелись черными воронами.

«Что за наваждение? Тьфу!»

Отмахнулась Верея от дум непрошенных да ощущений сомнительных, надела сапоги-скороходы, клубок у кота забрала и в карман припрятала, а самого Баюна на руки взяла. Бросила последний взгляд на горе-царевича и покинула руины замка, как молния унеслась прочь, устремляясь к родненькой избушке на курьих ножках.

«Верно поступила. Нечего лезть туда, куда не просят».

Ярослав же остался сидеть на камнях, только напоследок взглянул он на удаляющихся ведьму с котом и смахнул покатившуюся по щеке слезу. Горько ему стало, что бросили его одного в месте, где за каждым кустом опасность подстерегает.

С другой стороны, что ожидал он от бабы Яги да жуткого говорящего кота, который не то что не знает жалости, а само существование этого слова отрицает?

Но делать нечего, потому, посидев еще немного, двинулся Ярослав прямиком к виднеющемуся вдали Дремучему лесу.

В избе все своим чередом шло. Василиса душами пришедшими занималась, кушанье готовила да колдовала по чуть-чуть, магии обучалась. Завидев бабку, ученица сперва оторопела, ведь не старуха на пороге оказалась, а красна девица. А как признала, так и бросилась на нее с горячими объятьями.

– Ягулечка! Бабушкой уже и не назовешь! Как же рада я, как рада!

– Полно тебе, Васька, угомонись, – Верея неловко высвободилась из объятий Василисы. Непривыкшая она была к проявлениям нежности.

– Кто б меня так тискал, – Баюн прошел мимо, опустив пушистый хвост, и запрыгнул на печку. Там принялся перину лапами наминать.

Василиса к коту кинулась. За ушами чухать его начала и в нос мокрый нацеловывать:

– И тебя затискаю!

Верея метелку на место поставила, в кресло уселась и взялась носок довязывать. Хорошо было дома, спокойно и мирно, однако что-то не вязалось никак. Еще и отражение проклятое в до блеска натертом самоваре постоянно взгляд приковывало. Красавица оттуда на Верею смотрела, не бабка. И этот факт коробил стражницу, еще и в груди что-то пылало временами, какое-то паскудное желание с места сорваться и броситься на поиски приключений.

Через несколько дней, томясь от скуки, отправила Верея послание Змею Горынычу, приглашая его на чай. Старый приятель отозвался быстро. Явился еще через два дня, к вечеру, принес сладостей разных, ведьме незнакомых.

– Лукум это из Восточных земель, – объяснил Змей, протягивая Верее белую вытянутую палочку, из которой торчали сухофрукты. – Он сладкий, испробуй.

Ведьма на зубок попробовала сладость.

– Вкусно! Ну, садись.

Они усели за стол, самовар уже весь дымился. Верея разлила чай по чашкам, Змею придвинула и на дивные его волосы засмотрелась. Напоминали они летнюю зелень, луга заливные да березовые рощи. Захотелось ей коснуться их, но ведьма быстро одернула себя.

– Поведай, чем нынче увлечен? – заговорила она, отпивая душистый чай.

Змей поднял на нее взор, и у Вереи второй раз екнуло в сердечке. На сей раз глаза Горыныча привлекли ее внимание. Напомнили они древние густые леса, таинственные болота и россыпи драгоценных изумрудов.

– Чем увлечен? Хм-м. Нынче древние тексты читаю: заморских государств историю. Давеча в гостях бывал у матушки Жар-птицы. Вместе с братом Январем ее навестили.

– И как нынче обстановка в Восточных землях?

– Спокойная, покуда отец мой правит.

– Полоз?

Змей кивнул, сделав небольшой глоток, а Верея все любовалась им да не замечала, что Горыныч точно также на нее смотрел, с легким смущением и восхищением.

Шли дни, хорошо все было, почти привычно. Потихоньку забывать начала Верея о своем приключении, как однажды, в самый разгар обеда, изба ходуном заходила. Да так яростно, что все тарелки на пол посыпались. Звон заполонил горницу, грохот сотряс бревенчатые стены, а за окном будто на несколько мгновений померкло все. Вот только что солнце светило, а тут раз – и будто время ночи пришло.

– Василиса, ну-ка глянь, кого недоброго принесла! Ох! Что ж творит-то! – воскликнула Верея.

Она попыталась подняться, но избушка дернулась, и ведьма полетела на груду ведер и корыт.

– Ой! Ой! Бегу, бабушка! – Василиса оказалась более ловкой.

Она перепрыгнула покатившиеся по полу ведро и устремилась прямиком к двери.

– Чую, не видать нам спокойствия, Ягуль, – Баюн вцепился в перину. – Любопытно, отчего колдовство твое работать перестало? Все вверх дном, это сюда, то туда, ты сама то сюда, то туда.

– Типун тебе…

Договорить ведьма не успела. Василиса дверь отворила в тот самый момент, когда избушка сама собой наземь плюхнулась. Верея грохнулась на зад, боль отозвалась в пояснице. Она подобрала серебряную ложку и в кулаке ее сжала, желая изничтожить гада, испугавшего ее избушку.

Ученица же сначала улыбнулась, но уголки ее губ быстро опустились. Она попятилась, чудом не споткнувшись о мешки с картошкой, которые под воздействием инерции выкатились из-за печи.

Сперва неясно было, кто пожаловал, но гость шагнул внутрь, и Верея аж ложку выронила. Та глухо звякнула об пол.

– Здесь Верея, Яга и стражница межмирья живет? – глубокий низкий голос с едва уловимой хрипотцой прозвучал в горнице чуждо. Верея узнала его мгновенно, хоть с прошлой их встречи он заметно изменился.

– Ага, здесь, – равнодушно ответил Баюн, хотя тоже узнал вошедшего.

Кощей Бессмертный, статный, в черном одеянии, с длинными темными волосами, среди прядей которых были заметны косы на стародавний манер, с глазами, в которых, казалось, поселилась сама ночь, с бледной, как снег, кожей и изящной ухмылкой на тонких губах, перевел на Верею жесткий взор и вдруг стушевался на мгновение. Однако быстро собрался. Промолвил с иронией в голосе:

– Стало быть, виделись прежде. Хах! Тем лучше.

– Что тебе надобно, колдун? – спросила Верея, вскинув бровь и ничуть не испугавшись. Пусть и был Бессмертный опасным колдуном, да только и она сама славилась силой недюжинной.

– Отыскать мне нужно чудо чудное, диво дивное. И ты поможешь мне в этом. А для пущей убедительности я в заложники твоего царевича взял. А еще Змея Горыныча и… – Кощей хищно воззрился на Василису, и не успел никто даже пискнуть, как девица обернулась певчей птичкой и среди черных сполохов растворилась.

Верея вскочила на ноги в дикой ярости.

– Ах ты подлец! Устрою я тебе кузькину мать!

– Давай, ведьма моя боевая, так его! Так! – Баюн сидел на печи, вздыбив шерсть, и подмявкивал.

Ведьма насупилась, готовясь броситься в атаку. Внутри нее клокотала ненависть к темному колдуну, и чувства этого, возможно, было даже больше, чем нужно. Кощей на сей раз не засмеялся, а тоже принял боевую стойку.

– Окажи мне услугу. Тогда я всех отпущу, даю слово.

– Что мне твое слово, колдун?!

Верея зашевелила пальцами, и из всех углов полезли руки да ноги, верные слуги стражницы. Кощей окутал кулаки черным дымом.

– Мое слово не ветер и не пыль. Раз сказал, значит так и будет.

– Позарился на близких мне… Я такое не прощаю!

– Мне и ненужно твое прощение, ведьма. Я ищу чудо чудное, диво дивное, которое ты поможешь отыскать, хочешь этого или нет.

– Да что это такое, скажи на милость?!

Кощей улыбнулся уголком губ. Темная магия, что прежде окутывала его руки, исчезла. Он выпрямился, приняв расслабленную позу, и кивком указал на выход.

– Собирайся, мы идем в чащу Дремучего леса, на празднование Солнцестояния. А по пути я поведаю тебе нечто донельзя любопытное.

Глава 4. Могу унять печаль твою, ведьма

Воздух под сенью деревьев Дремучего леса был густым, пропитанный запахом хвои, влажной земли и прелых листьев. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотный полог крон, рисовали на земле причудливые золотистые узоры. И здесь, посреди Дремучего леса, Верея вдруг остро ощутила свою хрупкость. Рядом с Кощеем Бессмертным, вышагивающим с царственной осанкой в его черной, будто вороново крыло, броне, она чувствовала себя тоненькой тростинкой, алым цветочком, вот-вот готовым смяться под тяжелой поступью колдуна. Его лицо было высечено из мраморного холода, а взгляд черных глаз – острый, как клинок, – заставлял любое живое существо, от трусливого зайца до косолапого медведя, шарахаться в сторону и затаивать дыхание.

«Бессмертный… Истинный кошмар. Убить такого – задача невыполнимая. Разве что на цепь посадить, если повезет», – пронеслось в голове Вереи.

Взгляд ведьмы скользнул к Баюну, семенившему у самой ее юбки. Кот поглядывал на колдуна с таким пресыщенным равнодушием, будто наблюдал за ползающим муравьем.

«Неужели его совсем не смущает эта ходячая смерть? Даже у меня мурашки по коже…»

Кощей пообещал поведать все по дороге к чаще Дремучего леса, но до нее еще было топать и топать. Даже сапоги-скороходы не спасли бы положения, особенно учитывая, что Верея в спешке забыла их в избе, торопливо собираясь под пронзительным взглядом темного колдуна.

Мысль о царевиче Ярославе сдавила ее сердце волной жалости.

«Бедняга… Хотел как лучше, спасти возлюбленную. А вышло… вот так. А как он тогда в башне меч достал… Думал же биться с самим Кощеем Бессмертным! Ха-ха! Храбрый, добрый малый, хоть и ветер в голове».

Невольная улыбка тронула губы Вереи, но тут же сменилась суровой складкой между бровями при воспоминании о Василисе.

«Васька моя бедная, за что девчушке такие испытания… И Змея утащил, мерзавец! А я же собиралась с Горынычем чаевничать, старые времена вспомнить… Как он вообще догадался, что мне до Змея дело есть?»

– Да ты не переживай, моя милая ведьма, – замурлыкал Баюн, уловив ее настроение. – Либо поможем этому юродивому, либо сгнобим в итоге. Никому не позволю тебя обидеть!

– Спасибо, Баюнчик, на добром слове, – вздохнула она и наклонилась, чтобы погладить кота по загривку. Грусть, тяжелая и липкая, как смола, снова сжала сердце. – Да все одно – печалюсь. Людей моих похитил… гад…

– Не думал, что ты, Верея, способна так переживать за кого-то, – раздался низкий голос Кощея. Он шел чуть впереди, не оборачиваясь, но каждое слово падало, как камень, в тишину леса. – Вот и похитил троих разом. Хотя, признаться, не питал особых надежд, что это тронет твое сердце.

– С чего ж такие выводы? – буркнула Верея, насторожившись.

– Когда искал тебя, – колдун наконец повернул голову, его черные глаза, как бездонные колодцы, уставились на нее, – расспрашивал. Каждый встречный твердил: старая Яга никого не щадит, людей подъедает. Хах! Якобы девицу себе на десерт припасла. Лишь ученый кот тебе ровня.

– Так и есть, – самодовольно промурлыкал Баюн, выгибая спину и потираясь боком о юбку хозяйки.

Та улыбнулась, довольная слухами о себе, и ехидно поинтересовалась:

– Что ж Баюна не прихватил тогда?

Кот тут же зафыркал, очевидно рассмеявшись. Кощей же скосил на него взгляд, полный какого-то странного противоречия.

– Я животину не обижаю, – произнес он наконец.

На сей раз уже Верея расхохоталась, да так звонко и неожиданно, что стайка пеночек-теньковок, пищавших в густых ветвях лещины у тропы, с перепугу взметнулась в воздух. Заразительный смех подхватил Баюн, снова зафыркав по-кошачьи, и даже угрюмый Кощей не удержался – его плечи слегка вздрогнули, а в черных глазах мелькнула искорка чего-то, отдаленно напоминающего усмешку.

– Стало быть, не кручинишься больше? – спросил он, когда смех утих.

– Как же! – парировала Верея, снова хмурясь. – Людей моих похитил. Где они, как поживают – не ведаю. Разве это не повод для грусти?

– Могу печаль твою унять, ведьма. Хочешь? – предложение прозвучало как вызов.

Верея остановилась, устремив на Кощея взгляд, полный подозрения и любопытства.

– Унять печаль мою? – переспросила она, слегка склонив голову набок. – Любопытно, как ты это сделаешь.

Кощей усмехнулся ее дерзкому тону. Медленно, словно играя, он сунул руку в складки своего темного одеяния и замер, наблюдая за ее реакцией.

– Выбирай. Безделицу какую в дар… или нечто иное?

– Сюрприз? – ведьма прищурилась.

– Именно. Он самый.

– Безделицу выбирай, Ягуль, – тут же встрял Баюн, недовольно подергивая усами. – А то мало ли что этому колдуну в голову взбредет.

Верея переступила с ноги на ногу, ощущая, как любопытство, словно теплый ручеек, размывает навалившуюся печаль.

«И впрямь отвлек… хитер, подлец».

– Нет уж, – заявила она решительно, подбоченясь. – Выбирать не стану. Хочу и то, и другое! Да и вообще, ты мне еще должен останешься за беспокойство!

Кощей сверкнул черными глазами, но спорить не стал. Покорился с видом человека, ожидавшего именно такого поворота. Из глубин одежды он извлек круглое зеркальце в оправе из черненого серебра, причудливо изрезанной древними рунами, и протянул его ведьме.

– Хочешь унять тоску? Следи за моими пленниками. Быть может, так спокойнее тебе станет.

Искренняя радость озарила лицо Вереи. Она почти выхватила зеркальце.

– Да, – прошептала она, и в голосе прозвучало облегчение. – И впрямь печаль поутихла.

Кончиком пальца она коснулась холодной, гладкой поверхности. Отражение тут же заколебалось, поплыло, и вместо ее лица в зеркале возникла тесная каморка с крошечным зарешеченным окошком. На жестком топчане у серой стены дремал Ярослав. Во сне он вздрагивал, бормотал что-то несвязное, беспомощный, как брошенный котенок.

– Ярослав… – позвала ведьма тихо, словно боясь его напугать.

Царевич заворочался, вздохнул, а затем резко распахнул глаза, дико озираясь по сторонам.

– Ягуль! Верея?! Ты? – голос его был хриплым ото сна.

– Да, это я. Не бойся, скоро вызволю тебя, царевич.

Ярослав вскочил, шатаясь.

– Не слышу… – он прижал ладонь к виску. – Лишь чувствую… эхо твоего голоса где-то рядом…

– Ярослав! Главное – не падай духом! – крикнула она, надеясь, что и эту фразу он сумеет эхом уловить.

Царевич обошел каморку, снова опустился на топчан и, уставившись куда-то вверх, произнес с тенью грустной улыбки:

– Ты, Ягуль, за меня не печалься. Я справлюсь. Себя береги. И… Баюну привет передай.

Зеркальце дрогнуло, рябь схлынула, и Верея снова увидела свое отражение – молодое, но омраченное тревогой.

– Мне привет передал? – Баюн фыркнул, но кончик его хвоста дернулся почти незаметно. – Ну не дурак ли?

– Цыц, ученый! – оборвала его раздосадованная ведьма, хоть и тронутая заботой Ярослава Святогоровича. – Царевич о тебе вспомнил, а ты… Не рад, что ли?

– Чуть-чуть, – буркнул кот, отворачиваясь. – Капельку. И то не искренне.

Она покачала головой.

«Как же там Васька моя поживает?..»

Палец снова скользнул по стеклу. Лицо ведьмы исчезло, сменившись видом просторной светлой горницы. Роскошные подушки, стопки мягких перин, расшитые диковинными узорами ковры – и посреди всего этого великолепия, словно разъяренная оса, металась Василиса, негромко, но яростно браня Кощея Бессмертного на чем свет стоит.

– Подлец! Выхухоль речная! Удумал красть меня! У меня тесто на пирожки только-только подошло! Землянику кто собирать пойдет?! А гуси-лебеди как там одни?! Об этом он подумал?!

Верея усмехнулась.

«Вся в меня! Боевая, практичная, слез не льет! Горжусь ученицей!»

– Васька! Эй, нос-то не вешай! – крикнула она в зеркало.

Василиса замерла на середине комнаты. Нахмурила черные бровки, прислушалась.

– Бабушка? Ты?

– Я, я, родная!

– Приглядываешь? Знаю. Прости, бабуль, что угодила в эту западню. Из окна – одно море до горизонта. Ни выйти, ни вылететь.

– Вызволю тебя, уж не сомневайся! – пообещала Верея.

Василиса улыбнулась. Да, слов она не слышала, но чувствовала намерение наставницы, да верила в него безоговорочно.

– Знаешь что, бабуль? Либо ты меня вызволишь, либо я сама этого гада Кощея подкараулю, да прямо из окошка кувырком спущу! А потом через парадный сама выйду! Ты ж меня знаешь!

Девица рассмеялась, оглядывая свои до брезгливости роскошные покои с видом победительницы. Сердце Вереи сжалось от любви и гордости.

– Знаю-знаю, ласточка, – прошептала она, и зеркало снова тьмой покрылось, а потом показало уже лицо ведьмы.

– Эх, Васька… – вздохнул Баюн, резко виляя хвостом с явным неодобрением ситуации, но и с тайной нежностью. – Соскучился я по нашей неразумной девице.

Воодушевленная бойкостью ученицы, Верея бросила Кощею Бессмертному вызывающий взгляд.

– Слышал, колдун? Какие у моей Васьки на тебя планы? Страшно стало?

– Ужас, просто жуть, – криво усмехнулся он, но в его глазах не было ни страха, ни даже злобы. Лишь холодное любопытство.

«Невыносимый… Теперь ясно, почему Моревна упекла его подальше от людей», – подумала ведьма.

И вдруг сердце ее легонько екнуло, стоило зеленовласому старому другу проникнуть в хаотичные мысли ведьмы.

«Змей Горыныч… хочу узреть его, но волнуюсь отчего-то…»

На сей раз палец Вереи дрогнул, когда она коснулась стекла. Отражение поплыло и открыло вид мрачного, сырого подземелья. Влажные камни стен блестели в тусклом свете двух чадящих факелов. Крошечное окошко, затянутое паутиной и перекрытое ржавой решеткой, не пропускало ни лучика. И у дальней стены, закованный в толстые, грубые цепи, стоял на коленях Змей Горыныч.