скачать книгу бесплатно
– Господи, – посмотрела в потолок мать, – с кем я живу? Витя, я могу быть с тобой откровенной?
– Нет, – скривился отец, – я хочу, чтобы ты пудрила мне мозги.
– Витя, ты как пигмей.
– Валь, ты не горячись, не надо тут смотреть, как вошь на Моську, ты обдумай.
– Хватит обговаривать и тудукать!
– Сейчас не время для дискуссий. Давай рассуждать конструктивно.
– Идите вы через речку в пень-колоду! – мать злобно зыркнула на нас и ушла на кухню.
– Может, украсть ночью? – предложил Пашка.
– Как ты ночью туда попадешь? – отец затушил окурок в банке из-под кильки и снова закурил. – Дверь взломать? Шум, гам, след, милиция, суд, конфискация…
– Окно? – Пашка с надеждой блеснул очками. – Мамка оставит открытым, а мы…
– Не в меня ты, – отец выдохнул ему в лицо струю дыма.
– Почему? – не понял Пашка.
– Там окон нет, – сказал я.
– Нет? – растерялся брат.
– Нет, – подтвердила с кухни подслушивающая мать.
Отец снова выдохнул в Пашку дым:
– Учти, дым идет в сторону того, кто мочится на перекрестках, – сказал он строго.
– Я же не мочился!
– Дыму виднее, он древнее тебя. Не спорь со стихией, балбес и неуч.
– Смотри мне! – погрозила Пашке пальцем мать. – На перекрестках черти яйца катают, в свайку играют и летку-енку танцуют. Утащат тебя с собой ко всем чертям! И срать там не вздумай, – дополнила она, – а то деревенские поймают и как шкодливого котенка мордой в фекалий натычут.
– Деревенские могут, – кивнул отец, – только так, в рамках учения марксизма-ленинизма Идея! – он вскочил с табуретки. – Мы переведем бухгалтерию в другую комнату!
– Как? – мать возникла в дверях кухни.
– Временно пересадим вас в диспетчерскую и все дела.
– Но как?
– Элементарно, Вальсон! – папаша сел обратно и приосанился. – Учитесь, пока я жив, доходяги! В бухгалтерии будет вонять, поэтому женщины попросят решить проблему. Я подпишу приказ о временном переезде бухгалтерии в диспетчерскую. Там окна есть. Остальное дело техники: старшОй залезет и сопрет ящик.
– Почему там будет вонять? – с подозрением спросила мать.
– Не забивай себе голову, вонь я беру на себя. Дети мои, за мной! – он вскочил и устремился из дома.
– Слушайте, – усевшись на скамейку, притулившуюся в тени забора напротив веранды, тихо начал он. – Надо залезть под пол и подложить под бухгалтерию голову.
– Чего? – от неожиданности Пашка отпрянул. – Чью голову?
– Не твою же, – отец улыбнулся как сытый крокодил. – Куриную. Сегодня птицу забивали, а потроха и головы выбросили в яму за фермой. Возьмете несколько голов и потроха, а ты, старшОй, их подложишь.
– Почему я?
– Пашка там заблудится, а я не пролезу.
– Как я вообще туда попаду?
– Отдерем доску в коридоре, подмостки поперек лежат. Там где-то с полметра зазор между землей и полом, ты худой, пролезешь. Понял?
– Понял.
– Тогда берите мешок и чешите за головами и потрохами. Только не надумайтесь домой притащить, а то у вас ума хватит.
– А куда ее девать?
– Повесите в кустах на ветку, только подальше от дома.
Мы взяли в сарае дерюжный мешок и уныло потащились к ферме. Перебежали асфальт, дошли до зарослей бурьяна вокруг фермы. Яму с отходами нашли по удушливой вони. Выбрали среди груд разлагающихся осклизлых облепленных мухами отходов головы и кишки, зацепили палкой, засунули в мешок. Морщась, притащили к дому, привязали на дерево и пошли на огород к большим бочкам с дождевой водой – отмываться от запаха.
Когда стемнело, отец приказал нести отходы убоины к правлению, а сам взял инструменты и поехал на машине. Мы вскрыли пол напротив двери бухгалтерии, и я с мешком и фонариком нырнул под доски. Ползти по земле было неприятно, я задыхался от запаха, но спешил, боясь, что отец заколотит доску обратно, и я останусь здесь навсегда. Обошлось – бросив голову примерно посреди бухгалтерии, шустро пополз обратно, обдирая локти и пачкая колени.
– Чего так долго? – недовольно встретил отец. – Заснул там что ли? Мы тут полночи торчать будем?
– Я старался.
– Старался он. Дети на горшке стараются, а ты должен был выполнить задание. Выполнил?
– Так точно.
– Тогда вылезай, – он протянул руку и выдернул меня словно репку из грядки.
Поморщился от запаха.
– Короче, приколачивайте обратно, только смотрите, доску сильно молотком не побейте, – протянул кусок войлока со старого валенка. – Вот, гвозди через него заколачивайте, чтобы шляпки не блестели от молотка. А я домой. Как забьете, чешите домой, только помыться не забудьте, бесенята.
Он ушел, а мы поспешно приладили доску обратно и выскочили из правления.
– Это сюда надо будет лезть? – оглянулся на окна Пашка.
– Если пересадят, то сюда. Пошли домой.
Через пару дней, после жалоб бухгалтерш и кадровички, их пересадили в диспетчерскую.
– Учитесь, – вечером вошел напыщенный как индюк отец. – Я у вас кто?
– Баран ты у нас, – мать всучила газету с репортажем о сборе средств. На фотографии расплывалась щербатая улыбка отца, держащего над головой ящик.
– А что, неплохо вроде вышел? Смотри, какой я красавец! Приходи Маруся с гусем, а потом мы им закусим!
– Что ты мне нервы поднимаешь, падла в галстуке?!
– А что такого? – не понял папаша.
– Там написано, что приедут с телевидения – репортаж снимать.
– Чего? – выпучил глаза отец. – Какой еще репортаж? СтаршОй, нужно срочно лезть за деньгами!
– Куда он полезет? Я окно не открыла.
– Почему?
– Не получилось.
– Тогда открой завтра.
Назавтра тоже не получилось, а на следующий день приезжали снимать репортаж.
– Завтра у нас последний шанс, – вечером сквозь зубы сказал отец. – Я соберу всех в клубе на торжественное собрание, а Валька оставит окно открытым. Понятно?
– Да, – кивнул я.
– Смотри мне, – отец помахал перед моим носом внушительным кулаком, – не напортачь.
Назавтра мы с Пашкой затаились, лежа в траве в конторском саду, наблюдая, как люди, возбужденно переговариваясь, шли в клуб. Мать со значением оглянулась. Шаги затихли.
– Пойдем? – нервничал Пашка.
– Рано еще, погоди.
Прошло минут десять.
– Пора, – решившись, прошептал я, – жди тут.
Подполз к кустам, росшим со стороны школы, протиснулся через них, спрятался за угол, прислушался. Тихо. Я запрыгнул в приоткрытое окно. Схватил ящик и кинулся бежать. Добежал до Пашки, упал на траву.
– Давай быстрее!
Топором сбили крышку, пересыпали монеты и купюры в Пашкину холщовую сумку, вскочили. Со стороны конторы послышался шум, крики.
– Уходим! – я засунул топор за брючный ремень, топорищем в штанину, прикрыл его рубахой и мы кинулись бежать.
Для маскировки побежали не домой, а выскочили из сада и пошли по улице к магазину. Дойдя до магазина, обошли его и по околице дотопали до крайней улицы Варенкина. По ней неспешно пошли в сторону карьера. Никого не встретив, добрались до перекрестка, перебежали асфальт и нырнули в спасительную зелень кустов. Доклыпали до двора, спрятались в зарослях малины на погребе.
– Сколько там? – трясся от жадности Пашка.
– Не знаю.
– Давай посчитаем.
– Что бы потом батя сказал, что мы украли? Оно нам надо?
– Может, возьмем себе немного? – брат понизил голос, просительно глядя мне в глаза. – Чуть-чуть… Они же не знают, сколько там.
– Вдруг где-то записано? – я покачал головой. – Мы же не знаем.
Между тем, возле правления кипели страсти. Следопыты-общественники нашли раскуроченный ящик. Повисла зловещая тишина – все думали, кто мог совершить такое святотатство.
– Вы уж извините, – склонил перед телевизионщиками голову отец. – Сами видите, провокация буржуазных сил, контрреволюционные элементы, – повысил голос. – Мы должны сплотиться перед лицом внешней угрозы! Враг не пройдет!
– Правильно, Владимирыч, – поддержал Печенкин. – Мы с тобой!
– Мы проведем самое тщательное расследование, иностранные агенты будут изобличены и наказаны! – отец обернулся к камере и внушительно потряс кулаком.
– Отлично, снято, – корреспондент вяло похлопал в ладоши.
– Вы снимали? – смутился отец.
– Конечно, нам же нужно репортаж сделать.
– Владимирыча по телевизору покажут, – обрадовался парторг. – Давно пора.
– Ура!!! – закричал успевший хорошо похмелиться Печенкин.
– Ура!!! – грянула толпа.
– Качать его!!! – надрывался Печенкин.
– Снимай! – прокричал оператору корреспондент.
Отца подхватили и стали подбрасывать вверх. Ошалевший оператор едва ловил его камерой.
– Хватит! Хватит! – задушено кричал отец. – Поставьте меня!
– Вот так завершился, – в камеру влез корреспондент, – организованный работниками фермы сбор пожертвований на дело борьбы за права угнетаемых нацменьшинств США. С вами был Василий Пройма. До скорой встречи. Выключай, – он махнул оператору.
Оператор выключил свой агрегат и телевизионщики свалили на стареньком РАФ-ике. Уставшие работники поставили отца на грешную землю. Придя домой, мать отняла у нас деньги и потом они вместе с отцом считали их и довольно смеялись. По телевизору отца мы так и не увидели, что при его профессии было благом, но в газете снова про него написали. Еще отцу дали грамоту в райкоме. После вручения, он под шумок украл какой-то спортивный кубок и потом всем хвастался, что был чемпионом Ашхабада по боксу в полутяжелом весе. А потом продал птицу с фермы и мы привычно опять пустились в бега.
III «Кадры решают все!»
– Час потехи! Я жажду повергнуть кровавых бандитов и ужасных разбойников в прах! Надо пройтись и найти преступление: большое, маленькое, среднее. Любое! Но лучше всего – зловещее преступление на крыше! Или какое-нибудь завалящее зверское убийство в доме вивария. Или презренные бражники, обогащающие местных бутлегеров. Или злобные происки горбуна их Нотрдам-де-Пари. В конце концов, мелкий гнус в больших объемах может быть не менее увесист, чем матерый вор-рецидивист. Пошли-ка, Гусена, пошныряем по деревне, – напялив резиновый плащ и шляпу, позвал отец. – Нанесем удар какому-нибудь преступному синдикату или даже спруту. Будем, как хищная рыба, тщательно и бдительно, с полным пониманием проглатывать мелкую преступную мошку, проплывающую мимом нас. мы будем скользить по деревне бесшумные и невидимые, будто призрак и пузырь. Я поведу тебя к фузеям.
