banner banner banner
В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3)
В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3)

скачать книгу бесплатно


– Ничего я не трепло! Слушайте и учитесь, пока я жив.

Мы замерли в ожидании плана очередной папашиной авантюры.

– Короче, надо не жевать сопли, а ошкурить на прощание их всех по максимуму, снять пенку, слить сливки. Мы устроим сбор пожертвований.

– На церковь? – не поняла мать.

– Ты что, совсем того?

– Теперь же можно.

– Сегодня можно, а завтра там, – он показал пальцем на потолок, – очухаются и будет опять нельзя! А тебя уже на заметочку там, – ткнул пальцем себе за спину, – взяли. Не отмоешься потом.

– Это да, – закивала мать, – это могеть быть. Так на что собирать?

– На негров, – выпалил отец и, выпятив грудь, будто петух, с довольным видом посмотрел на нас – вот, мол, я какой.

– На каких негров? – вытаращила глаза мать. – Где ты нашел негров?

– В Америке. Там их, между прочим, угнетают! Хоть даже «Хижину дяди Тома» почитай.

– Я не знаю, кто там у Тома дядя, но ты чушь какую-то городишь, ахинею несешь.

– Ничего не чушь. Я в райкоме плакаты с угнетаемыми неграми того, – понизил голос.

– Чего «того»?

– Позаимствовал, короче. Душевные такие картинки, трогательные.

– Где они?

– В кладовке стоят.

– Пошли.

Плакаты были внушительные: негры в кандалах; надсмотрщики с бичами; мордатые полицейские в шлемах, избивающие дубинками мирного чернокожего алкаша.

– Ну как тебе? – отец приплясывал от нетерпения.

– Ну… – мать задумчиво изучала наглядную агитацию, – серьезная штука, с душой нарисовано.

– Вот видишь! – обрадовался папаша. – Даже тебя, человека темного, суеверного и заскорузлого, и то трогает за душу, а уж деревенские простаки за раз-два будут готовы. Пиф-паф и наповал.

– Ой-ей-ей, – подсказал Пашка.

– Будет тебе полный ой-ей-ей, – согласился отец. – Дай только срок. Еще и книжка у меня есть «Бесправное положение негров в США». Ну что, Валь?

– Дальше рассказывай.

– Дальше рассказывать собственно нечего: ночью развешиваем в правлении птицефермы плакаты и ставим ящик для пожертвований жертвам апартеида.

– Сопрут ящик-то, народец тут шустрый, хоть и алкашня.

– Замечание принимается, – закивал отец, – ящик поставим у вас в бухгалтерии. Будешь за ним присматривать.

– А дальше?

– Дальше на отчетном собрании достаем деньги, пересчитываем, объявляем всем благодарность и я везу их в райцентр – сделать на почте перевод нуждающимся неграм.

– А ну как не поверят?

– Не волнуйся, все продумано. У меня корешок перевода уже готов, осталось только сумму вписать. Привезу его для отчета.

– Ловко, комар носа не подточит.

– А я тебе что сказал? План просто гениальный, – отец засиял улыбкой, как начищенный чайник.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Поживем – увидим, к чему твоя идея приведет.

Ящик для пожертвований сделали из посылочного, в котором хранили сало – пропилили в верхней крышке прорезь и приколотили крышку гвоздями. Отец еще и обклеил ящик бумажными полосками, на которые щедро наставил оттисков украденной где-то на прошлом месте работы печати.

– Хорошо бы его цепью приковать, – отец задумчиво почесал лоб, – но куда ее приколотить?

– К стене.

– Ты что, дурачок, стену в бухгалтерии портить? Да и потом, – наставительно отвесил мне оплеуху, – дырка в стене есть улика. Что ящик был, попробуй-ка докажи: может приснилось, может примерещилось, а может и вовсе галлюцинация. Сон или галлюцинация для суда не улики. А дырка есть объективная реальность, которую любой судья просто обязан будет принять во внимание. Понял?

– Так точно.

– А что, – спросил Пашка, – суд будет?

– Будет, не будет, – раздраженно ответил отец, – какая разница? Надеяться надо, что не будет, но готовиться, что будет. Въехали?

– Да, – закивали мы.

– Молодцы. Ночью никуда не уходите: как стемнеет, поедем плакаты вешать.

– Нас побьют, если поймают? – испугался Пашка.

– Насчет побить не знаю, но куры вас когда-нибудь точно засерут, – он отвесил Пашке щелбан, – если поймают на ферме, – довольно захихикал и ушел в дом.

– Спрячемся? – без особой надежды спросил Пашка.

– Куда мы от него спрячемся? – вздохнул я. – Лучше помочь. Если с батей поймают, то бить точно не будут.

– Не будут?

– Он же на ферме главный, кто его бить будет?

– Это да, – Пашка слегка успокоился. – Он же вроде на работу пришел.

– Ночью?

– А хоть и ночью. Работа же сложная, ответственная.

– Это да, это точно.

Полночи мы с отцом вешали на стены правления плакаты. Все было нормально до того, как отец попал себе по пальцам молотком. После он, сидя на принесенном из красного уголка стуле, только матерно руководил, а вешали мы. Из-за этого плакаты приколотили низко. И криво.

Утром в понедельник пришедшие на работу с удивлением рассматривали плакаты. Прослышав о небывалом событии, набежали трактористы, птичницы и механизаторы.

– Это что же? – возмущался успевший похмелиться заслуженный механизатор Гена Печенкин. – Это как же? У нас социализм, а у них вот как! – ткал почерневшим от машинного масла пальцем в чернокожего алкоголика. – Человеку в пятницу после работы и выпить нельзя?! Это как, товарищи?! – смотрел на односельчан. – Тоже сухой закон удумали?

– Вон как лупят, – поддержал низкорослый Вася Кудров, для которого плакаты как раз по росту подходили, – фашисты просто.

– Что за шум, граждане трудящиеся? – к толпе подошел отец.

– Ты гляди, Владимирыч, что делается! – закричал Печенкин. – Нет жизни рабочему человеку в проклятой Америке.

– Да, граждане, – отец окинул собравшихся цепким взором, – международная обстановка накаляется. Гидра апартеида поднимает кровавые головы, оскаливает щербатые пасти, эксплуатация человека человеком нарастает день ото дня! Наши черные товарищи не жалея крови и самой жизни бьются на баррикадах и помочь им есть наш священный долг! Ура!

– Ура! – грянул нестройный хор.

– А как им помочь? – насмешливо спросил матерый вор-рецидивист Леня Бруй.

– Да, как? – поддержал невзрачный Кудров, недолюбливающий отца за высокий рост и представительную внешность.

– Как помочь? – отец напустил на себя задумчивый вид. – Не только словом, но и делом надо помочь нашим друзьям – славным неграм из Нигерии, точнее, конечно, из загнивающих Соединенных штатов Америки. Не буду голословным, товарищи, а скажу прямо: денег им надо собрать: на оружие и боеприпасы.

– Денег? – ахнула какая-то из птичниц.

– Конечно денег. Кто этого не понимает, есть жертва промышленной революции и призрак мочегонной мечты (отец любил завернуть такое, чего никто не понимал). Нет, если желаете, то можете поехать в США сами и бороться вместе с ними. Я не возражаю. Подпишу отпуск за свой счет.

Люди зашуршали, зашептались, стали смущенно переглядываться.

– Много денег? – спросил Кудров.

– Что ты как еврей? – зашикали на него. – Там людей убивают. Выпить не дают с похмелья…

– Кому сколько совесть позволит, – с достоинством ответил отец. – Лично я, – его гордой позе и благородной лысине позавидовал бы любой древнеримский патриций, – обязуюсь отдать свою зарплату за два рабочих дня.

– Я тоже! – Печенкин сорвал картуз, в который была воткнута искусственная гвоздика, украденная на кладбище, и с размаху хлопнул его об землю. – Я тоже за два дня, пишите!!! Разницу можете отнести на мой счет!

– Не погибнула еще наша Россия, – процитировал Гоголя отец и гулко похлопал в ладоши. – Горжусь, граждане!

– И я, и я, – донеслось из толпы, – мы тоже дадим.

– Глас народа – закон для нас, – поклонился отец. – Ящик для сбора пожертвований установим в бухгалтерии, а пока все по местам, товарищи. Работа не ждет, – развернулся и скрылся за углом.

Гудя словно растревоженный улей, люди расходились по рабочим местам.

Три дня пожертвования были главной темой деревенских разговоров. В четверг неожиданно приехал журналист из районной газеты «Знамя труда» чтобы сделать репортаж о необычной инициативе работников птицефермы в помощь угнетенным чернокожим. Отец насторожился, но было поздно. Раскрутившийся маховик аферы было не остановить: парторг Кроха доложил в райком, из райкома отрапортовали в обком. Соседние хозяйства, ободренные примером Варенкино, тоже объявили сбор пожертвований.

– Витя, что ты натворил? – за ужином скрипела зубами мать. – Комар носа не подточит? Да? Да за тобой теперь весь район наблюдает! Ты еще и кучу своих денег туда засунул! За два дня зарплату, падла!!!

– Не волнуйся, – без особой уверенности в голосе говорил отец, – что-нибудь придумаем.

– Что тут можно придумать? – она схватила себя за волосы.

– Не знаю…

– Может, пожар? – предложил Пашка.

– Где пожар? – не поняла мать.

– В конторе…

– Ты что, ку-ку? – повертела пальцем у виска. – Где я работать буду, если контора сгорит?

– Не знаю, – смутился Пашка, – где-нибудь.

– Ку-ку, – мать покачала головой, – что папаша пень, что сын опенок, оба деревянные на оба полушария.

– А если деньги послать? – не выдержал я.

– Какие деньги? – удивилась мать.

– Ну эти, на негров.

– Кому послать? – нахмурился отец.

– Неграм…

– Третий тоже деревянный, – вздохнула мать. – Просто три тополя на Плющихе. Да твой батя лучше всю ферму спалит, чем с деньгами расстанется! Он за копейку зарежет!

– Валь, не плети ерунды!

– Что, Валь? Что, Валь? Да ты как разбойник с большой дороги!

– Валентина, я бы не стал вопрос ставить так, – отец закурил, – но в твоих словах определенно есть доля истины. Иногда полезнее устроить поджог, чем отдать честно заработанные деньги.

– Вить, что ты несешь?!

– Не обязательно же сжигать здание дотла, можно поджечь только бухгалтерию и быстро потушить. А под шумок прихватить ящик.

– Как ты его вынесешь? Под мышкой что ли?

– Могу выкинуть в окно, а как все уляжется, спокойно вынесу.