Форгс. Портрет из гвоздей

– О, здорово. Думаю, будет весело. Как насчет забавных историй из прошлого? – предложил Николас.

– Я думаю, это идея всем придется по душе. Салли, нужно приготовить любимый пирог Джека. Из-за нас он столько намучился в тюрьме, – сказала мама кухарке. – А ты как без нас справлялся? – спросила она у Ника. – Клянусь, я была уверена, что эти документы меня доконают. Джека еле выпустили, хотя мы забрали заявление в день, когда только поехали в город! Не думала, что мы так задержимся.

– Все было хорошо. Ана помогала мне по дому.

– Кстати, об Ане. Она придет сегодня с родителями на обед? Данетт придется со своими, да и Эдриан обещал.

– Да, она сказала, что придет.

– Это замечательно. Я давно хотела познакомиться с твоей девушкой.

В два часа дня все были в сборе. Анабель села за большой полный еды стол рядом с Николасом и Данетт, которая всеми возможными ухищрениями пыталась избегать даже мимолетно бросить взгляд в сторону Рея. Около Стефании сел Кевин. Напротив Аны расположились Джек Моррис, Эдриан, Лили и Лэрри. Ну, а во главе стола сидели друг напротив друга Мелани и Кристофер Мартины. Компания собралась поистине шумная. Никто не хотел замолкать, смех лился рекой. Казалось, что за столом собрались ветреный хулиган Лэрри и его безбашенная подружка Лили, высокомерная Стефф и серьезный Кевин, милая Мелани, а самое главное, два лучших друга, весельчака и пройдохи, Кристофер и Джек. От воспоминаний аж слезы на глаза наворачивались, а от факта, что их дети, будто они в молодости, хотелось просто разрыдаться. Воцарилась очень душевная теплая обстановка, которой не хватало, как и старшему, так и младшему поколению.

– Кушайте, не стесняйтесь, – провозгласила Мелани.

– Все очень вкусно, ведь ты готовила, милая, – проворковал Кристофер. – Джек, ты уже влился в русло прежней жизни?

– Да. Эти крылышки просто чудо, Мел, – улыбнулся Моррис. Его глаза светились неподдельным счастье, и все сидящие за столом были рады этому ровно настолько, насколько милой беседе Мартинов. – Жизнь постепенно восстанавливается. Еще осталось пару нерешенных дел, но всему свое время.

– Как ни крути, но нам стоит поговорить об этом, – начал Николас и все замерли в ожидании, отвлекшись от еды. – Мама, папа, притон? В центре города? Я был в шоке, когда узнал. Поэтому вы не хотели, чтобы я был в Форгсе?

– Ник, ты не должен видеть своих родителей. У них было немного выбора под влиянием Бенджамина, – ответил Лэрри.

– То есть это дело рук дедушки? Но вы могли бы не соглашаться. Неужели, вам нравилось заниматься этим постыдным бизнеса?

– Мы пытались выжить. После того, как мы продали все на операцию Эммы, мы остались одни, на улице без гроша. Отец мог обеспечить наше будущее, хоть и каким способом, – ответил Крис. – Но больше никогда мы не попадемся на его крючок.

– Простите, что нагрубил. Я не хотел портить праздник, – извинился Ник. – Но у нас к вам столько вопросов. Это странно, что вы дружили раньше все вместе.

– Это ты извини нас, ты и Эдриан. Эта ссора очерствила наши сердца, сделала мир черно-серым, озлобила, а перемирие – вернуло нашу былую любовь к жизни и друг к другу, и к вам, – сказала Мелани, глаза которой заблестели.

– Мы тысячу раз извиняемся и впервые за десять лет говорим вам: мы любим вас! – сердечно добавил мистер Моррис. – Почти так же сильно, как наших будущих невесток, – со смехом в глазах добавил Джек.

Ник и Ана переглянулись, взявшись под столом за руки. Все присутствующие рассмеялись. Все, кроме Нетти и Рея.

– Я тут вспомнила, как мы в детстве дрались из-за поляны. Забавно? – спросила Стефания с улыбкой. – У нас была лютая война.

– Да, а я был самым сильным, – добавил Лэрри, рассмеявшись.

– Мы где-то на три года разделились на два лагеря: Стефф, Лили и Лэрри в одном, а мы – в другом. Еще с нами были… – вдруг голос Мел оборвался.

– Эмма, София и Мэри, – закончил Крис. – Они были такие жизнерадостные, с кучей амбиций. Нечестно, что все произошло именно так.

– Что с ними случилось? – негромко спросила Ана, изменившись в лице. Вся веселость сразу пропала.

– Софию застрелили наркодиллеры, Мэри попала по глупости в тюрьму и погибла там, а Эмма вы сами знаете, – рассказал Джек.

– Помянем, – поднял бокал Крис.

– Помянем!

Посидев минуту в тишине, вспомнив самое доброе о тех, кто не дожил до этого обеда, и речь идет не только об Эмм, Софии и Мэри, постепенно беседа за столом снова разгорелась.

– Что планируешь делать с землей, которая осталось от «фермы»?

Данетт слушала разговор за столом, но не могла сосредоточиться ни на нем, ни на еде. В голове всплывал тот поцелуй, от одних воспоминаний которого внутри все сжималось, в груди гулко отдавалось, хотелось смеяться и плакать одновременно. Нетти робко взглянула на Рея, надеясь встретить его добрый взгляд, улыбку, но он сосредоточенно ковырял вилкой в салате, даже не потрудившись поднять голову. Конечно, девушке было, мягко говоря, очень обидно, но она не собиралась говорить с Моррисом, выяснять отношения. Слишком больно слышать то, что всеми силами пытаешься опровергнуть, а она была уверена, что Эдриан лишь посмеяться над ней и еще раз произнесет: «Я ни в кого не влюбляюсь особенно в такую, как ты никогда не влюблюсь». Что ж, такова ее участь. Нетти прекрасно понимала, на что и главное с кем идет, но все равно сделала это. Почему? Почему она не смогла, как раньше, наорать на него, послать куда подальше, чувствуя к нему полное омерзение? Он ведь совершенно не изменился, так почему же изменилась ее отношение к нему?

Пока Данетт думала о Рее, беседа за столом продолжалась. Мистер Моррис и Мартины пришли к мнению, что вести общий бизнес будет выгодно и интересно. Самое главное их будет объединять одно дело, следовательно, они будут проводить много времени вместе, наверстывая упущенное. Бизнес-план новообретенных партнеров был таков: Джек продолжает выращивать хлопок на своих плантациях, а Мартины, полностью выкупив земли у Бенджамина, строят на месте фирмы завод для переработки хлопка и изготовления одежды, которую Мелани будет распространять по магазинам Америке. Дело это оказалось безопасным, законным и полезным для всех, ведь появится работа для граждан на огромном заводе, а часть денег друзья решили тратить на благоустройство города.

– Миссис Мартин, – осторожно начала Ана, получив согласие от Николаса. – Вам что-то говорит имя Кельвин Паркер или Хьюберт Симмонс?

– Ана! – укоризненно выпалила Стефания.

– Прости, мам, но у нас ведь разговор по душам? На чистоту? У нас много вопросов, которые требуют ответов. Я думала, мы больше не скрываем ничего друг от друга.

– По душам, верно. Тогда скажите, откуда вы знаете эти имена, и почему вас так интересует этот человек? – вступил в разговор Кристофер.

– Дядя Коннор же ведет расследование убийств, а мы немного связаны с этим, поэтому, когда мистер Пакенсон допрашивал нас, рассказал, что Кельвин и есть маньяк, которого страшиться весь город, – ответил Эдриан, очень хитро обходя правду стороной.

– О боже! Вы уверены? – воскликнула Мелани. – Хьюберт? Малыш Хьюберт убийца?

– Да. Дело в том, что в детстве Кельвин был моим другом, а сейчас сошел с ума. Мне не по себе от этих мыслей. К тому же Паркер пытается навредить моему парню, – объяснила Анабель. – От сюда вопрос. Почему Кельвин или Хьюберт считает вас своими родителями, миссис и мистер Мартин?

– Я не совсем уверен, но вроде бы понимаю о чем ты, – ответил Кристофер. – Расскажем? – обратился он к друзьям.

– Почему бы и нет. Нам нечего скрывать, – ответил Джек, двузначно взглянув на Стефф и Кевина. Слишком двузначно.

– Именно этот младенец частично был причиной смерти Софии Барбан и судимости Мэри Спирс. В 1995 году София работала в детском доме, и у нее появился любимчик, которого она назвала Хьюберт. Младенец неделю отроду, – начал Кристофер. – По моему напутствию, София усыновила его, ведь приют закрывали, и Хьюберта могли отослать в другой штат. Спустя месяц Софа и Мэри связались с плохими парнями, и им пришлось бежать из Форгса. Хью они оставили нам, попросив отнести его Бриджит Симмонс. Отсюда и фамилия.

– Спустя семь лет Хьюберт попал в детский дом, в тот же самый, который заново отстроили и снова открыли. Мы с Крисом стали навещать мальчика в детдоме в память о Софии и Мэри, которым так и не суждено было вернуться за ним. Мы навещали его долгое время, все не решаясь забрать, хотя малыш действительно нам приглянулся. А потом выяснилось, что я беременна тобой, Николас, и мы просто бросили Хьюберта, перестали к нему приходить, исчезли из его жизни, стали еще одной глупой парочкой, которая его бросила, ведь появился ты. Теперь из-за нас тебе грозит опасность, – закончила рассказ Мелани. – Мы поступили ужасно из-за неопытности, молодости, халатности, бесчувственности. Хью заслуживал лучшей участи. Он не просто человек, он скопище ошибок всех нас, – закончила Мел, обведи глазами своих друзей.

– Теперь понятно, почему он считает вас своими родителями, а Ника виновником в вашей разлуке, – заключила Анабель. – Ведь он не помнит никого, кроме вас.

– Верно.

– Может вам вчетвером лучше уехать из города, пока Коннор не посадить за решетку Хьюберта? – предложил Джек, обеспокоено взглянув на сына.

– Ни в коем случае! Мы понимаем, что вы волнуетесь, но нам нужно довести дело до конца. Сейчас все постепенно приобретает смысл, и мы почти сложили пазл. Да, Кельвин псих, но у него нелегкая судьба, как уже заметила мама. Уверен, мы узнаем еще немало историй из его жизни. Поверьте, если Кельвин решит убить нас, то найдет где угодно. В любом случае, хотите вы этого или нет, но мы никуда не поедем, – твердо сказал Ник.

– Господи, как вы похожи на нас в юности! – не выдержав, умилилась Мел.

В столовую вошла Салли, везя впереди себя на сервировочном столики, двухъярусные розово-белый торт с цифрой семнадцать сверху. Кухарка подвезла это произведение искусства к Анабель, и Стефания провозгласила:

– С днем рождения, дорогая Ана Бейкер!

– Встань, задуть свечу! – попросила миссис Мартин.

Девушка, улыбнувшись «будущей свекрови», встала из-за стола под бурные аплодисменты и задула свечу, загадав желание, как вдруг одно из окон посыпалась осколками, а в комнату влетел кирпич, упав в шаге от девушки. Все замерли в удивлении. Придя в себя, Ник подскочил к Ане, кухарка побежала за прислугой, чтобы убрали стекла, а остальные запричитали, забегали вокруг Анабель.

– Думаю, это мне подарочек от Кельвина Паркера, – невесело сказала Бейкер.

– Нет, не подходи, мало ли, – схватил девушку за руку Николас.

– Все хорошо, Кельвин не причинит мне вреда, – ободряюще улыбнулась Ана, обращаясь сразу ко всем присутствующим, и сделала шаг к кирпичу.

– Милая, может лучше сразу выбросить это? – предложила Стефания, еще не до конца свыкнувшись с мыслью, что ее дочь до сих пор под угрозой, о которой она не знала.

– Нет, нужно узнать, что он хочет, – возразила девушка, взяв кирпич в руки.

Анабель перевернула «посылку» и заметила, что к кирпичу шелковой черной лентой привязан плотный кусок бумаги, на котором написано: «Поздравляю с семнадцатилетнем. В подарок прими это милое фото. На нем ты запечатлена настоящей: моей, милый Аной. Куда это пропало? Ты ведь была моей полностью, а сейчас его. Чертов Николас Мартин! Он забрал у меня все: родителей, тебя. Но он пожалеет, что перешел мне дорогу.

P.S. Как там поживает Анастейша? Передавай ей, что я ее люблю и скоро проведаю».

Анабель, судорожно сглотнув, с болью в сердце взглянула на Николаса. Если Кельвин навредит Нику отчасти из-за нее, Бейкер этого не переживет. Любовь девушки к парню крепла день ото дня, как и понимание того, что без него жизнь никогда не будет сопровождаться безоблачным счастьем, спокойствием и умиротворением, даже в критические времена. Ана, собравшись с духом, развязала ленту, чтобы взглянуть на фото. Увидев на фото себе маленькую с воздушными шариками в руках, с проколотыми насквозь глазами и нарисованными красной краской кровавыми слезами, Анабель передернулась от омерзения и порвала карточку на маленькие кусочки. Устало выдохнув, она плюхнулась обратно на стул. Настроение, конечно же, было испорчено. Отличное день рождения.

– Ты в порядке? – осведомилась Данетт.

– Да, все хорошо. Конечно, я огорчена его письмом, но разве стоило ожидать чего-то хорошего от сумасшедшего? – притворно ровным голосом ответила Ана.

– Клянусь, мы все приложим максимальные усилия на поимку Хьюберта, – заявил ей мистер Моррис.

– Как там Анастейша? Бедная, бедная дитя, – спросила миссис Коллинз.

Разговор продолжался. Ник любяще сжал колено Анабель, а она положила сверху свою руку. В их отношениях самым главным свойством была поддержка. Идя вместе, плечом к плечу, подбадривая друг друга, без слов тысячу раз доказывая свою любовь и привязанность. Им никогда не надоедало общество друг друга, мысли и вкус у них почти во всем сходились, даже внешне они смотрелись вместе: темноволосая красотка и голубоглазый высокий молодой человек.

Увы, Данетт приходилось об этом только мечтать. Конечно, она могла познакомиться с каким-нибудь парнем в кафе, принять его ухаживания и встречаться не хуже Аны и Ника. Но она позволила себя поцеловать Эдриану Моррису, человеку, которого она никогда не понимала и вряд ли поймет. Естественно, скрипя сердцем, Нетти осознавала, почему это все-таки случилось, почему ей так понравилось то, что случилось, почему она так хочет, чтобы Рей хотя бы взглянул на нее, но всеми силами пыталась отогнать эти глупые и бессмысленные, так как невзаимные, зарождающиеся чувства. Моррис почти все время, что они провели в доме Мартинов, сидел, уткнувшись в телефон и не обратил на нее внимание ни разу.

Мысли Нетти прервала вибрация на телефоне. Девушка достала мобильный и с удивлением обнаружила, что ей написал Эдриан. Она кинула на него взгляд, но Рей продолжал, не отрываясь, тыкать в телефон. Нетт открыла сообщение с замирающим сердцем:

«Хватит на меня пялиться», – гласило оно.

«В смысле? Я не пялюсь на тебя», – ответила девушка и, подняв голову, увидела, что Моррис смотрит в ответ, ухмыляясь.

«Я приду к тебе сегодня ночью».

Сообщение было настолько неожиданным, что Данетт изумленно уставилась на Эдриана в полном недоумении. С одной стороны она была очень рада вниманию Рея, но с другой стороны, боялась совершить очередную ошибку, хотя была большая вероятность того, что Моррис просто издевается. Да, естественно издевается.

Рей продолжал смотреть на нее, слегка прищурив карие очи, пока та, закатив глаза, не опустила лицо к телефону. Туда пришло сообщение:

«Обожаю, когда ты так делаешь».

Обожаю… Приятно звучит от Эдриана Морриса, самовлюбленного, но действительно прекрасного Эдриана Морриса.

– Нетти, – обратился к ней Джек, – ты очень похожа на Эмму. Правда, сын?

– Правда, – кивнул Рей, уже не с ухмылкой, а с мягкой улыбкой глядя удивленную Данетт.

                               ***

      Стефания Бейкер сидела в своем кабинете, в издательстве «Форгс-таймс» сняв туфли, которые жутко натерли за целый день, и прокручивала в голове одну и ту же мысль, которая укрепилась после обеда у Мартинов: «Нужно рассказать правду». Но где найти силы, чтобы признаться в грехе, совершенном много лет назад? Признаться людям, которые никогда бы не подумали, что она, примерная жена, мать и выдающийся общественный деятель, поступила подобным образом, подлив масло в огонь, став участником хаоса, который сейчас, спустя столько времени, творится в городе?

Миссис Бейкер сняла трубку с телефона и набрала, выученный по памяти, номер:

– Алло, привет, Я решила рассказать к Коннору. Сейчас же пойду в участок.

– Ты хорошо подумала, милая? – с дрожью в голосе спросил мистер Бейкер.

– Мы обязаны рассказать свою тайну, если хотим поймать этого ублюдка, который угрожает нашей дочери! Ты видел и слышал не меньше меня, что происходило в доме Мартинов. Я даже не могу поговорить с дочерью или провести профилактическую беседу, потому что чувствую себя виноватой! Я ее мать, а боюсь рта раскрыть. Так не должно быть, Кев.

– Хорошо. Ты же знаешь, я приму любое твое решение.

– Пожелай мне удачи.

– Удачи, любовь моя.

Стефф выключила рабочий компьютер, взяла сумочку и ключи от типографии. Сделав еще один судорожный вздох, женщины решительно направилась к выходу, нацепив на лицо непроницаемую гримасу, за которой скрывались страх и волнение. Ею движило одно слово: надо. Ради себя, дочери и города, в который она многое выложила.

Закрыв «Форгс-таймс», миссис Бейкер села в черный «Porsche cayenne» и помчала по улице прямиком в полицейский участок. Ее стройное, спортивное не по годам тело, обтянутое черным классическим платьем, била мелкая дрожь. Она не боялась за себя, но ее бросало в холодный пот от мысли, что весь город станет против ее семьи, ведь не только она, Кевин виновен в содеянном. Сколько раз Стефания и винила себя, и жалела, и не понимала, как позволила случится подобному. Но ничто не могло заставить женщину свыкнуться с осознанием своей неправоты.

Чем ближе миссис Бейкер подъезжала к участку, тем решительнее становилась, тем сильнее хотелось обо всем сознаться, скинув с плеч этот тяжкий груз. Когда женщина шла к кабинету мистера Пакенсона, стуча высокими каблуками по полу, выложенному белой плиткой, волнение возобновилась, но с виду нельзя было сказать, что Стефф вообще в эту минуту что-то чувствовала, лишь холодное равнодушие читалось в ее глазах.

– Коннор! – миссис Бейкер заглянула в кабинет к полицейскому, без излишеств, как к старому другу.

– Стефания? Здравствуй, проходи, – отозвался Коннор.

– Мне нужно тебе рассказать кое-что. Только обещай держать это в тайне столько, сколько будет возможно?

– Но…собственно, в чем дело? Если это касается какого-то следствия, я не смогу держать информацию в тайне оттого, кого это касается, ты же понимаешь? – ответил Пакенсон, немного удивленный заявлению Стефф.

– Да, я понимаю. Это связанно с сумасшедшим, дело в том…

В это время Анабель, забрав машину из автосервиса, ехала домой. Проезжая мимо полицейского участка, девушка заметила припаркованный «Porsche cayenne» мама. Любопытство заставило ее остановиться, чтобы узнать каким ветром занесло сюда мать, ничего ли не случилось. На смену любопытству пришло волнение. Ана поставила авто на ручник и, недолго думая, поспешила в участок, разумеется, в кабинет Коннора. Куда же еще? Анабель остановилась возле двери с табличкой, которая гласила: «Участковый г. Форгса Коннор Пакенсон», занеся кулак, чтобы постучаться, как вдруг из приоткрытой двери, она услышала голос мамы:

– Хьюберт или Кельвин, как вам угодно, мой сын и сын моего мужа, – дрожащим голосом сказала Стефания.

Мир перед глазами Аны рухнул в одночасье. Рука, возведенная вверх, так и зависла над головой. Такое вообще возможно? От потрясения она не могла ни кричать, ни плакать, ни шевелится. Как с этим жить? Неужели, это правда, а не глупая шутка? Анабель физически чувствовал, как у нее онемели губы, задрожали ноги, голова пошла кругом. Кельвин Паркер ее родной брат. Девушка не заметила, что вошла в кабинет, медленно шевеля ногами, словно призрак, глядя на Стефанию пустым взглядом. Встретившись с мамой лицом к лицу, она уже не могла сдержать слезы, а Стефф, казалось, была готова провалиться сквозь землю, только бы не чувствовать на себя этот укоризненный взгляд дочери. Обе не верили, что это реальность, а не сумбурный сон.

– Мама, как это произошло? – угасшим голосом спросила Ана.

– Милая, прости, – сказала миссис Бейкер, без сил плюхнулась на стул. -Я все объясню. Только сядь, прошу, – руки Стефании дрожали, когда она указала на стул перед собой. Женщина перевела беглый взгляд с дочерью на Коннора и обратно, пытаясь взять себя в руки. – Мне очень сложно, не осуждай меня. Я все расскажу, если ты не будешь так смотреть на меня.

Анабель, собравшись с силами и приготовившись слушать, села на стул напротив мамы. До последнего девушка не верила в то, что услышала несколько минут назад, пока миссис Бейкер не начала говорить, развеяв все надежды Аны:

– В 1995 году я узнала, что беременна, поэтому мы с отцом уехали в Испанию к родственникам Кевина, чтобы я сделала аборт. Но доктор сказал, что, если я избавлюсь от ребенка, то не смогу иметь детей никогда. Мы вернулись обратно в Форгс, никому ничего не сказав с уже окрепшим зародышем. Когда родился мальчик, нам пришлось отдать его в детский дом, ведь мы были так молоды и глупы! Я много раз хотела рассказать Мелани, Эмме или Софии, но все никак не могла решиться. Кевин считал, что нам лучше вообще продолжать говорить им, что мы в Испании и не признаваться, что приехали. Сначала из-за огромного живота, а потом из-за стыда. Только неделю назад мы решились и рассказали все сначала Лили и Лэрри, а потом остальным друзьям. Сейчас я рассказываю это вам.

– Какого тебе было узнать, что твои подруги воспитывали твоего же сына и погибли ради того, чтобы его прокормить? – резко спросила Ана, уже ни сколько растерянно, сколько очень злясь.

– Я была подавленна, хуже, чем ты сейчас. Думаешь, я совсем бессердечная? Если бы я знала, что все обернется так! – всхлипнула женщина.

– Если бы да кабы! Может, стоит не делать ошибок, чтобы потом не жалеть о них? – выпалила девушка.

– Жизнь не так устроена, милая!

– Тише, тише, дамы! – потребовал Коннор. – Давайте во всем разберемся, не придаваясь эмоциям. Я так понимаю, что вы мирили Мартинов и Моррисов еще и из личных интересов?

– Да, – ответила Стефф. – Когда все это случилось с рождением Хьюберта, мы с Кевином очень отдалились от друзей. Но ты подружилась с Данетт, и Коллинзы снова вернулись в нашу жизнь. Они подробно рассказали нам о ссоре Мартинов и Моррисе, о смерти Эммы. Лили и Лэрри были на стороне Джека и верили, что он не виновен в ее смерти, поэтому убедили меня и Кевина доказать это Мартинам. Они не хотели, чтобы наша дружба рушилась вот так, поэтому всеми силами пытались объединить снова тех, кто…кто остался.

– И у них поучилось, – закончила Ана.

– Да. И, когда все стало прежним, молчать о содеянном было невозможно, – кивнула Стефф.

– А все эти странные вылазки, встречи в кафе были связанны с перемирием? – уточнила Ана.

– Да… – видно было, что женщина заколебалась, но потом уверенным голосом добавила: – именно.

– Но, после того, как Мартины и Моррисы помирились, ваши встречи продолжались.

– Просто дружеские встречи.

– Могу от себя добавить вот что. Я не хочу осуждать тебя или Кевина, – обратился он к миссис Бейкер, – но с вас была запущена цепочка, которую я называю «создание монстра». С раннего возраста Хьюберт был подвергнут страху и ужасу. На его глазах убивали, умирали, дрались, избивали его, избивали других. Я сам был неоднократным свидетелем издевательств над ним в детском доме. Психика этого человека уже в детстве была нарушена множеством потрясений, а история с Анастейшей и Анабель добила его окончательно.

– Скорее бы все это закончилось, – вздохнула Ана.

Стефания больше не решалась сказать ни слова, лишь тихо плакала, утирая глаза носовым платком. Бейкер было жаль маму, но из-за переизбытка смешенных чувств, она не могла ее пожалеть или сказать что-то ободряющее. Девушка слушала полицейского с замиранием сердца, прокручивая в голове все, что случилось со дня, когда на ее окне появилась угрожающая надпись.

– Хьюберт относится к тому типу сумасшедших, которые, если захотят, никак не выдают свою болезнь, ничем не отличаются от здоровых людей. Я еще в детдоме понял, что он покажет себя настоящего, но я даже подумать не мог, что его ненависть к миру обрушится на мою семью.

– Поверьте, кто-кто, но я понимаю вас, ведь была свидетелем всех его деяний. Я пережила такой ужас, который не пожелала бы пережить никому. Кельвин провел меня ни по одному кругу ада.

– Вместе мы его поймаем. Верно, Ана? – просил Коннор. – Я поражаюсь твоей смелости и уму. Не хочешь стать детективом?

– Знаете, а ведь я никак не могла найти себя в жизни, но кажется, что нашла.

                               ***

Данетт Коллинз, приехав вечером домой после празднования дня рождения Аны у Бейкеров, немного почитала, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей об Эдриане, о том, что сумасшедший родной брат Анабель (с ума сойти!). Но время перевалило за полночь, и девушка уже начала готовиться ко сну, как мысли снова вернулись к началу. Сколько воспоминаний хранит этот дом! Куда бы Нетт не смотрела, в голове всплывали греющие душу моменты. Стоя возле туалетного столика, Нетти с улыбкой вспоминала, как Рей не давал ей нормально нанести макияж, загораживая собой зеркало, а потом случайно пшикнул себе в глаза духами. Он бегал по комнате, как ошпаренный, а Данетт за ним, пытаясь объяснить, что нужно идти к воде. Взглянув на письменный стол, девушка вспомнила, как учила Морриса химии и алгебре, а он, как послушный ученик, сидел с таким сосредоточенным лицом, что Нетт не могла сдержать смех. Он обижался, как ребенок, что она смеется над ним, а Коллинз хохотала еще сильнее.