Depress.io

– В каком смысле?

– Гомосексуализм, асексуализм, бесплодие. Все привыкли считать, что это – нарушения, дисфункции и проблемы. А теперь подумай: ты хоть раз видел не гениального гея? Гейния. Ха-ха, смешной каламбурчик, да? Все гомосексуалисты, которых я знаю лично или из медиа, – просто величайшие люди с высоченным интеллектом, очень талантливые. Просто живое воплощение сверхчеловека, о котором так мечтал Ницше: лучшие качества в сочетании с природным, с рождения заложенным пониманием бессмысленности дальнейшего самовоспроизведения. Очень многие гениальные люди, которых я читаю и которыми восхищаюсь, асексуальны, и они поднимают эту тему нередко в своих произведениях искусства. Знаешь, скажу честно, даже я всегда был асексуальным, и это усиливается с каждым годом. Именно поэтому в периоды, когда моих друзей и знакомых захлестывала волна спермотоксикоза, я предпочитал держаться от них в стороне, чтобы не ловить в свой адрес: «А как ты можешь без подружки вообще? Тебе что, не хочется?»

– А ведь ты прав! Все любят геев: они блаженны.

– Да, а теперь, напротив, посмотри на всякий сброд. В странах третьего мира, в нищих городах, в захолустьях, в трущобах ограниченные умом бесховстые обезьяны плодятся, как кролики. У них нет денег на контрацепцию и у них нет мозгов на то, чтобы заработать денег или познать даже то, что поддается познанию. Они по-прежнему выживают, несмотря на все возможности, которые предоставляет современный мир, вследствие чего у них на биологическом плане есть очень твердая установка и дальше прокидывать по эволюционной цепочке свои гены. Я не нацист и не фашист, но скажу одно: люди в мире не равны с рождения. Есть разные породы с разными потенциалами и наборами способностей и возможностей. Есть дворняги, а есть чистая кровь. Эти породы – разные ветви эволюции. Вроде бы, вид один – человек, но взять двух людей разной породы – сразу станет ясно, что их объединяет только одинаковая форма тела, а на деле они совершенно разные. Никому не расскажут об этом в школе или где-либо еще, потому что тогда массой станет сложнее управлять; напротив, всем рассказывают, что они равны, чтобы дворняги не чувствовали своей ущемленности, а породы чистых кровей оказывались затерянными среди серой мешанины, со временем становясь дворнягами, которыми будет так же легко управлять.

– Да тебе бы прям эсэсовцем быть.

– Я же говорю: как-то влиять на этот мир, заниматься селекцией и отсевом означало бы, что мне есть до этого копошения дело. Гитлер – полный мудак, потому что он попытался «очистить» мир. Нельзя очистить то, что что целиком состоит из грязи. Гитлеру надо было начать очистку мира с себя. Если вообще, конечно, существовала такая фигура, как Гитлер. Знаешь, почему история – это лженаука? Потому что историю можно выдумывать, менять и переписывать бесконечно много раз, и правду никто никогда не узнает. У человека нет никаких оснований верить в то, чего он никогда не видел лично. На самом деле, даже нет оснований верить в то, что ты видишь прямо сейчас, потому что все вокруг – иллюзия. Насчет влияния на окружение… недавно прочитал довольно интересный совет: воспринимай этот мир как музей. Вот ты идешь в музей, там есть множество экспонатов; какие-то из них тебе нравятся, какие-то – нет, но у тебя же не возникает мысли как-то повлиять, чтобы из музея убрали то, что тебе не нравится? Ты просто проходишь мимо того, что не нравится, и любуешься тем, что нравится. Так вот для меня этот мир – это Кунсткамера: что-то вызывает сочувствие, что-то вызывает изумление, но отвратительно по своей сути абсолютно все, хотя и в разной степени.

– Кстати, Кунсткамера же – музей смерти.

– О да-а-а. Это очень к слову. Знаешь, я поражаюсь тому, как люди бессознательно относятся к смерти. Все очень боятся умереть, невзирая на то, что они уже однажды были мертвы, не рождены. Нерождение ничем не отличается от смерти, так как ни в одном, ни в другом случае у тебя нет телесной формы для восприятия мира. Нам страшно думать о каких-то моментах из будущего – дальнего или ближнего, – в которых нет нас самих. Вот ты смотришь на дома, деревья, горы и понимаешь, что они как стоят сейчас, так и будут стоять после тебя. Но почему-то никого не пугает тот факт, что люди старше, например, родители, с которыми сейчас можно поговорить и повзаимодействовать, жили тогда, когда тебя даже и в помине не было. Сегодня утром я сидел дома и размышлял о теории хаоса и относящемуся к ней эффекту бабочки. Знаешь такую формулировку: «Взмах крыльев бабочки в одном конце света может вызвать катастрофу в другом», то есть «Небольшие различия в начальных условиях рождают огромные различия в конечном явлении… Предсказание становится невозможным»? Если вдуматься, каждое, даже мельчайшее, действие влияет на всю последующую цепочку событий, ведущих к какому-либо результату. Страшно даже говорить о ничтожности той вероятности, с которой появляется конкретное существо на свет; эта вероятность настолько мала, что если хоть одна травинка на всей планете до твоего зачатия шелохнулась бы на миллиметр по-другому, то тебя даже близко бы не было. Таким образом, можно сделать вывод, что в том числе из-за твоего участия во всей этой системе родились все люди, которые младше тебя, хотя в то же время не родились все те люди, которые могли бы родиться без твоего участия в системе. Короче, это все немного бессмысленно за исключением одной важной детали: появление на свет того или иного существа – настолько ничтожная вероятность, что ее можно просто приравнять к нулю и уверенно сказать, что тебя не существует прямо сейчас.

– Что ты несешь? Как это меня не существует?

– Твое положение во всей этой системе настолько шатко, что тебя даже нельзя принять за нечто значимое. Подумай, вместо тебя мог родиться кто-то совершенно другой с неимоверно огромным шансом, на фоне которого твой шанс на жизнь – это молекула одной капли в океане. Твое положение в этом мире так же «основательно», как если бы ты оказался посреди пустыни с одной флягой воды. В такой ситуации ты же отчетливо понимаешь, что тебя уже не существует, да? Ты еще жив, и большинство твоих друзей еще не успели заметить, что ты пропал, но для привычного тебе мира ты перестал существовать в тот момент, когда оказался в середине пустыни; твоя надежда перестанет существовать, когда у тебя кончится вода; а ты сам перестанешь существовать через 3-4 дня; ну и твое тело перестанет существовать, когда его занесет песками. Сейчас ты существуешь, да, но, с точки зрения системы, ты лишь занимаешь ту позицию, которую без каких-либо изменений мог бы занимать кто-то другой.

– Какой-то очень абстрактный уровень, все эти «бы-бы».

– Да, согласен, довольно абстрактно, но в этом и суть, что каждый видит только то, что расположено у него перед носом, считая себя очень важным и необходимым. Если подумать шире, становится понятно, что к себе надо относиться проще. И к своей смерти тоже. Что ты есть, что тебя нет – разницы от этого никакой, поэтому даже «будучи» можешь уверенно считать, что тебя нет.

– Ладно, не знаю, какое-то депрессивное грузилово, давай дальше. Ты в загробные миры-то вообще веришь?

– Знаешь, когда я был дурачком, я верил, да, что буду себя хорошо вести, а потом дядя в белом халате где-нибудь на Небе отведет меня туда, где я буду наслаждаться всеми возможными удовольствиями, материализующимися в момент моего хотения. Потом я понял, что это все придумано несчастными людьми, которые, как и все остальные, страдают в своей телесной форме и надеются, что когда-нибудь это все кончится, и начнется настоящее счастье. Это тот же самый синдром отложенной жизни: кто-то строит планы и надеется, что лучшие времена наступят в будущем, еще при жизни, а кто-то уже даже не возлагает надежды на эту жизнь, строя планы на загробную. Это слишком глупо, чтобы быть правдой. Да и потом, не дай Боже попасть в Рай: там ведь с ума можно сойти от всех этих гедонистов, которые таки дорвались до вечных наслаждений. Людям почему-то свойственно все категоризировать и делить на «добро» и «зло». Будешь делать «зло» – будешь за это расплачиваться. Будешь делать «добро» – тебе воздастся. А что, если я скажу тебе, что все это – ложь? Что в конце нет никакого суда, нет экрана со статистикой твоих хороших или плохих дел, таблички с набранным количеством очков, ответов на вопросы и прочего? В конце, кем бы ты ни был, все равны. Да и чтобы получить ответы на вопросы, их сначала надо уметь задать. Все эти категории хорошего и плохого – лишь попытки подогнать непостижимое под человеческое понимание. Но эти попытки весьма хреновы, ведь то, что лежит за смертью, априори нельзя описать и понять, и не потому, что для этого еще не придумали слов, а потому, что под это не заложено способностей мозга. Обычно людям страшно умереть, потому что они боятся за свое нажитое добро. «Как так-то, я всю жизнь выплачивал ипотеку, копил вещи, собирал коллекцию. Оно что, все просто пропадет после смерти?» В этом-то и прикол, что в этой жизни нельзя сделать что-то, что не пропало бы после смерти. Сам по себе факт смертности говорит о том, что тот отрезок, что лежит между началом и концом, – уж точно не лучшее время копить. Если вдуматься, люди желают вечной жизни лишь ради того, чтобы не расставаться с накопленным. Знаешь, что произошло со мной? Я перестал бояться смерти, когда перестал держаться за материальное. Более того, я понял, что вся моя жизнь – это лишь путь к смерти. И я иду к ней налегке, ничем не обремененный. Как бы кто ни жил, чем бы ни занимался, «but in the end it doesn't even matter». Жизнь изменилась так, что меня значительно сильнее пугает вечная жизнь, чем смерть. Я и так в двадцать два года уже на стену лезу от тщетности, а даже не известно, сколько мне еще тут томиться. Забавно, что кто-то в попытках удержаться в этом мире пытается оставить «наследие», якобы обретая вечную жизнь. Это полный бред даже с той точки зрения, что в момент смерти мир тоже перестает существовать, потому что у него пропадает наблюдатель. Установить какой-либо факт можно только благодаря наблюдателю. Когда наблюдателя нет, нет и самого факта. Точнее, факт есть, но он находится во всех возможных состояниях сразу. Он одновременно и жив, и мертв. И в момент, когда появится наблюдатель, материализуются сразу все состояния, тем самым создав мультивселенную. В этой мультивселенной ты и живешь.

– Так, ладно, ты закончил всего один курс технического института, прогуляв все пары по физике, а теперь пытаешься мне тут квантовую теорию толкать.

– Ладно-ладно, все, я просто подведу итог. Представь, что все эти вопросы о вечном – это труп.

– Труп?

– Да. А теперь представь, что с этим трупом совокупляются философы и всякие умники. Дело в том, что с течением времени суть этих совокуплений никак не меняется, кроме того, что труп продолжает гнить, а человеческое сознание только деградировать. Сегодняшние философы, к коим я себя с недавнего времени отношу, совокупляются с тем же самым трупом, с которым это делали древнегреческие философы. И поверь, даже они были далеко не первыми. Придумали ли мы что-то новое со времен тех философов? Нет. Получили ли мы какие-то ответы? Нет. Уже тогда были сформулированы все проблемы, которые за две тысячи лет мы просто несколько раз перефразировали. Главный философский вопрос всегда был в следующем: а был ли этот труп когда-то живым? У него в кармане нет паспорта, на одежде нет нашивки с именем. Мы просто очнулись в момент, когда он уже был перед нами. А когда ты уже оказался перед чем-то, не помня, как сюда попал – это первый признак того, что ты во сне.

– Прекрасная аллегория.

– Благодарю! Из этого всего можно сделать простой вывод о том, что совокупление имеет место только тогда, когда есть либо объект, либо субъект. Когда есть субъект, объект автоматически материализуется в рамках мультивселенной. Значит, единственный способ избавиться от этого всего – перестать плодить субъекты.

– То есть не рожать детей?

– Да. Если ты не родишь очередного философа, то он не родит вопросов о вечном. В который раз повторюсь: весь этот мир и вопросы о вечном существуют лишь тогда, когда есть тот, кто может это все наблюдать.

– Не обязательно быть психоаналитиком, чтобы сказать, что ты обделен и обижен на эту жизнь чем-то.

– Да даже если ты будешь очень крутым психоаналитиком, ты не поймешь, что в своих рекомендациях опираешься на свою секусуальную озабоченность и кокаиновый приход, как это делал дядя Фрейд. Сексуальная озабоченность – это воля к жизни. Кокаиновый приход – это сменяющиеся настроения, вызывающие помутнение рассудка. Я ничем не обделен, напротив, я могу получить и добиться всего, к чему нищие умом стремятся всю свою жизнь. А потом я могу просто взять и показательно выбросить это у них на глазах в помойку, потому что мне оно не надо. Но на жизнь я точно обижен, поэтому единственное, что мне остается, – сидеть в своей конуре и периодически выплескивать из нее ведерки дерьмеца. Мне будет казаться, что я засылаю их в мир, а на деле я просто гажу на свой порог, отчего мне приходится еще глубже забиваться в свою конуру, а выйти из нее становится невозможно. Хотя, не буду лукавить, я чувствую себя лучше, умнее и смышленее других. Я убежден в том, что я просто пророк, избранный и просекший суть, а все кругом – спящие обезьяны. Однако заметь, что вот эта избранность не дает мне никакого преимущества в конце. В конце мы все будем прощены, и нас ожидает совместный пир; именно поэтому я не вижу смысла как-то влиять на ход истории, пытаться кого-то «вразумить», ведь что я могу предложить взамен? Тот, кто может что-то предложить – лжец, потому что единственный правильный ответ на вопрос «что такое истина» – молчание. Истину не выразить словами, ее можно только найти глубоко внутри себя. Раз найдешь – ощутишь такой прилив воодушевления и облегчения, что сразу приходит осознание, что ничего плохого в этой жизни уже просто произойти не может. Истина настолько чиста и безобидна, что любые слова касательно нее кажутся пошлыми, грубыми и дутыми: в этом ограничение языка и любых образов, привычных человеку. Наверное, я просто сильно опередил свое время. Хочешь – верь, хочешь – нет, но если у людей со временем мозги не превратятся в кашу, несмотря на то, что все идет именно к этому, то к подобным мыслям будет приходить все больше и больше людей. Тенденция развития мира в том, что выживать становится проще. Эволюционный механизм это понимает и однажды он даст об этом знать. Просто сегодня большинство еще борется за свое убогое существование, вытесняя мысли, которые лежат за областью видимого и не помогают выживать. Недавно в очередной книге моего духовного наставника и спасителя Пелевина прочитал забавный факт, что у свиньи шея устроена так, что она не может смотреть в небо. «Представляешь, какая метафора?»

– Тебе есть что добавить?

– No. I’m done with that.

– Окей, тогда я отправлю тебя обратно, но напоследок озвучу увлекательную мысль.

– Давай.

– Прикинь, какая странная штука – стирание памяти. Человек, которому ее стирают, даже никогда не узнает о том, что ему стерли память. Это такой парадокс, который на себе никак нельзя проверить даже. Вот представь: ты идешь по улице, рядом приземляется космический корабль, из него выходят какие-то неведомые существа, ты стоишь с раскрытым ртом в полном шоке. Потом подходит дядька в черном костюме, делает вспышку, и ты даже не вспомнишь, что с тобой было. Самое странное в этом то, что, в теории, всякая очень необычная фигня может происходить с любым человеком абсолютно каждый день, а он, всякий раз забывая об этом, будет уверен, что все вокруг – обыденное и линейное.

– И к чему ты это?

– Да так… Ладно, сейчас я верну тебя обратно. Только не забудь снова посмотреть мне в глаз с намерением вернуться домой.

Жадный дельфин отплыл от моей доски куда-то вглубь и скрылся из виду. Через несколько секунд под водой я увидел очень яркое свечение, будто бы светоч, как пузырь воздуха, стал всплывать со дна. Хотя я даже не знал, насколько здесь глубоко, было ощущение, что он поднимается с очень-очень большой глубины. Когда ему до меня оставалось метров десять, он остановился. Затем он начал кружиться вокруг доски, на которой я лежал. Я был готов к тому, что сейчас начнется водоворот, но вместо этого пошли волны. Эти волны расходились прямо от меня во все стороны абсолютно ровными кругами, будто бы я был камнем, который бросили в воду, а от него пошли колебания по поверхности. Они были маленькими, но каждая следующая волна становилась все больше, пока они не выросли до достаточного размера, чтобы на них можно было уехать на серфе. Жадного дельфина было не видно, и я не знал, в какую сторону мне ехать, поэтому я крикнул куда-то под воду:

– Эй! А в какой стороне берег?

– Господи, вот зачем ты такой эпичный момент портишь тупыми вопросами? Если бы берег был в какой-то конкретной стороне, я бы послал волны именно в эту сторону. – Звуки исходили от этого светоча, поэтому я сразу понял, что подо мной плавает жадный дельфин, который трансформировался и залился светом. Опять все свелось к трансформации восприятия… Или восприятию трансформации? До сих пор путаюсь с ними.

– Логично, – ответил я.

Что ж, я понял, что нам пора прощаться с жадным дельфином, поэтому я стал разгребаться на волне. Это были такие волны, которые всплывают в воображении серфера, когда ты спрашиваешь у него, каким он представляет рай: безветренно, спокойная, гладкая вода с толстыми, ровными, идеально закрывающимися катальными волнами. Если вам показалось, что я противоречу сам себе, говоря о волнах на спокойной воде, то для справочки скажу, что такое бывает, ведь катальные волны – это не обычные колебания воды, разбивающиеся об берег. Катальные волны – это специальное физическое явление, называемое «свелл», поэтому в полный штиль могут приходить сеты из катальных волн, на которых особенно приятно ехать, потому что воду под ногами не пидарасит во все стороны. Сейчас я был именно в этом раю.

Волна подцепила меня, я почувствовал, что уже качусь на ней, быстро встал, сделал поворот, называемый bottom-turn, чтобы поехать вдоль, как вдруг внезапно потерял баланс и свалился.

– Мало того, что ты во второй раз портишь красивый, легендарный момент, так ты еще и серфер никудышный, – сказал жадный дельфин.

– Да блин! Я учусь еще!

Во второй раз я все же смог нормально уехать. Это была самая крутая волна в моей жизни: ровная, быстрая, так еще и в трубу начала закрываться. Я ехал в этой трубе с полным восторгом, как вдруг снова увидел этого жадного дельфина, плывущего параллельно мне со скоростью волны. Я сконцентрировал внутри себя намерение оказаться обратно на том пляже, с которого пропал, и заглянул в глаз жадному дельфину. Ментальный импульс, направленный от него, в этот момент совершил вспышку у меня в мозгу. Дельфин резко повернул от меня, а я с высокой скоростью выехал из трубы, которая закрылась за мной.

Сбросив скорость, я лег на доску, чтобы поплыть обратно на лайнап, и вдруг понял, что мгновения назад, в этой волне, у меня было крайне сильное deja vu. Будто бы произошло что-то очень странное, а потом меня вернули в момент за пару секунд до того, как эти странности начались, и именно эта пара секунд – то, что кажется знакомым. Но я не мог сдержать эмоций, поэтому громко завизжал от восторга окружающим меня серферам: «Да ну на хрен!!! Вы видели этого дельфина только что???»

XV. Full Moon

Для того, чтобы хоть как-то отслеживать тенденцию своего мироощущения, я начал вести табличку настроения. Теперь перед сном я, как в дневник, записываю два настроения, которые преобладали в течение утра и вечера. Я заметил, что полдень – всегда переходное время, в нем нет собственного настроения; не знаю, может быть, это связано с тем, что в это время пик солнечной активности, на улице, если не идет дождь, стоит знойная жара, которая часто притупляет и морит.

Из этой таблички уже накопилось достаточно данных для того, чтобы делать выводы о том, что меня кошмарит определенными циклами, но, чтобы выявить явную сезонность, данных надо еще подсобрать. Полезным тут может оказаться то, что я какое-то время уделил учебе в модном и современном направлении Data Science – хоть в чем-то эти бездушные модели машинного обучения, возможно, сослужат мне службу; ну и навык анализа данных как минимум здесь точно пригодится.

Сегодня ночью я долго ворочался в кровати в попытках заснуть. В эти отчаянные моменты гнет бессонницы заставляет злиться и жалеть о действиях, совершенных в течение дня, приведших к этой безысходности. Лично я постоянно наступаю на одни и те же грабли: то возбужденно поговорю по телефону перед сном, бурно обсуждая вечные вопросы; то выпью кофе слишком поздно в течение дня; то просто сильно впечатлюсь, обеспечив себе водопад мыслей и поток образов. Причина сегодняшней бессонницы не была мне понятна, потому что, насколько я помню, я не делал ничего из того, что могло бы привести к ней. Я лежал и думал о том, что перед тем, как лечь в кровать, записал в табличку: «Утро: апатичное; Вечер: апатичное». То же самое я записал и вчера и, скорее всего, запишу завтра, когда проснусь утром и буду весь день ходить как из жопы. Тенденция, явно, не самая радужная.

Спать не хотелось настолько, что я решил встать и выйти на улицу. Я распахнул шторы в своей комнате, раздвинул входную дверь, которая сделана по типу балконной, и мои глаза, привыкшие к темноте, резко сощурились. Я вышел на улицу и на секунду подумал, что уже утро: настолько светло. Но, к моему удивлению, это была Луна – ярчайший свет полной Луны. Я уставился и долго глядел на нее – огромную и ослепительную среди ясного ночного неба. Ну конечно! Вот он, тот самый элемент, влияющий на приливы и отливы не только в океане, но и в моем настроении, на мою бессонницу, – Луна! Полнолуние еще со времен древнейших цивилизаций считается крайне мощным явлением в энергетическом плане, и сегодня я ясно ощутил бушевание силы, которое оно может поднять внутри. Конечно, я не превратился в волка и не завыл в небо, но ореол интенсивного света вокруг ночного светила способствовал чистоте разума и силе мысли. Да, весь день настроение было далеко не самым приподнятым, но я давно свыкся с мыслью, что апатия не есть плохо, потому что с ней я чувствую себя трезвым.

У меня возникли мысли, которые мне захотелось выписать.

«Есть фрукт, символизирующий эту жизнь. Раньше, в старые времена, жизнь была тяжелой: ее тогдашнюю можно сравнить с фруктом в очень твердой и черствой кожуре. Развитие человеческой цивилизации пробовало сделать все, чтобы постепенно начать снимать эту кожуру с Фрукта Жизни. Вроде, в какой-то момент она поддалась и начала отходить. Но люди в вечной погоне за «больше и лучше» не заметили, как жизнь дошла до своего идеального уровня, когда кожура уже снята, и фрукт со всей его сочной мякотью доступен всем и в очень большом объеме. Люди пошли дальше, начав считать кожурой теперь верхний уровень мякоти, который на самом деле просто успел немного потемнеть, не потеряв никаких своих свойств (это как в детстве: брезгуешь есть потемневшее на срезе яблоко). Слой за слоем человечество продолжает срезать с фрукта уже мякоть. К чему мы приходим в итоге? Во-первых, всем начинает не хватать, начинается ожесточенная борьба за оставшуюся мякоть, но люди по-прежнему слепо продолжают считать верхний слой кожурой, так же успешно его снимая и дальше. А во-вторых, фрукт этот далеко не вечен; мы уже сильно приблизились к сердцевине. Что дальше? Дальше останется один поганый обглоданный огрызок, который просто в конце выкинут в помойку или компостную яму. Насладиться нашим Фруктом Жизни никому не дали, зато все всегда упорно стремились сделать жизнь крайне комфортной, избавив фрукт от кожуры. Жалко, что те, кто заправляет ножом для чистки фруктов, – такие овощи.»

Написав это, я задумался над своей жизнью. Какой курс я держу? И тут меня чуток накрыло.

«Немножечко печальненько осознавать, что мой отказ от всего произошел так рано. Мне всего двадцать два, а я уже ничего не ожидаю от этой жизни, от всего отрекаюсь. Так странно: вот читаю книжки своих любимых авторов, которые меня духовно просвещают, и понимаю, что у них за плечами есть огромный жизненный бэкграунд. Видно, что изначально они все были одержимы какой-то идеей, которая составляла, можно сказать, смысл их жизни; были идеалистами и к чему-то стремились. И только после многих лет, проведенных в суете этой жизни, осознав иллюзорность всего вокруг, они меняли лагерь, переходя на сторону экзистенциализма. Но, блин, они хотя бы во что-то верили в течение определенного периода, к чему-то стремились, боролись за свою идею, которая теперь всегда отдается отголоском и эхом в их экзистенциальном творчестве. Я же перешел на эту сторону так рано, что теперь испытываю свою узколобость и ограниченность. Такое ощущение, что я хочу выдать очень умную идею, завернутую в острый сюжет, но почему-то на бумагу выливаются только сухие постулаты. Как мне теперь приобрести этот жизненный опыт, если мне ничего не хочется? От этого поневоле возникает жалость к себе: «Ой, я такой весь из себя духовно просвещенный, а мне еще так мало лет! Пожалейте меня, я раньше всех стал дохуя умным и оттого теперь такой узколобый».