
Полная версия:
Depress.io
– А попроще можно?
– Да. Просто пойми, что все это – сон, только нет того, кто видит этот сон. И вот в «Матрице» ты вышел из нереального, но как ты теперь узнаешь, что ты не попал просто в следующий уровень иллюзии? Как ты вообще выразишь словами, что такое «реальность»?
– Справедливо. Мне нечего ответить.
– Тогда, возвращаясь к нашим бара[ба]нам, интересный момент про аккумуляцию и накопление энергии. То, что вы вырабатываете за определенный цикл, должно быть собрано, как мед с пчелок. Для этого мы используем время вашего сна. Тебе никогда не казалось странным, что треть времени своей жизни вам приходится проводить, якобы восстанавливая свои силы?
– Ну да, довольно странно. Не понятно, почему просто закрыть глаза и полностью расслабиться на полчаса, например, в медитации, не дает такого же эффекта, как даже полчаса сна, хотя это почти одинаковые действия.
– А все потому, что ваш сон – это просто подключение к док-станции. Процесс сбора энергии является довольно сложным, поэтому было решено треть дня отвести под него, чтобы времени всегда было в запасе. Обычно процесс занимает около трех-четырех часов, но в редких случаях, когда СИИДС слишком много всего испытывает за день, может потребоваться больше времени на сбор. За последнее время мы научились немного эффективнее использовать время сна: когда вся энергия собрана, а времени еще остается много, мы начинаем крутить вам всякие фильмы из вашего подсознания, чтобы даже во сне вы уже начали испытывать какие-то эмоции, готовя заряд на следующий день.
– Хах! У нас все думают, что сон – это зарядка, а, по факту, это, наоборот, – разрядка! Вот это прикол!
– Да, жизнь порой обманчива, хех. Ну и тут в связке с этой разрядкой участвует механизм неудовлетворенности и гедонистической адаптации. По задумке, ваша природа абсолютно ненасытна. Энергия нам нужна всегда, поэтому вам всегда нужны ваши радости. Как только вы чего-то достигаете, хотите еще больше и лучше, наступает новая волна неудовлетворенности. Для безопасности участки сознания СИИДС, которые могут заподозрить что-то неладное в этой вечной гонке за радостью, заблокированы: действуют вытесняющие импульсы, не позволяющие думать за пределами стремлений к гормональным вспышкам. Гедонистическая адаптация постоянно толкает вас на поиски свежего и изощрения в своих радостях, чтобы вырабатывать энергию как можно более эффективно.
– Мда, понятно… Преследование одного и того же, только в разных упаковках, необычных позах и на фоне сменяющихся декораций… А почему вы решили использовать именно ИИ? Почему было не написать для всего скрипты, чтобы не геморроиться?
– Вопрос хороший. Во-первых, скрипты мы тоже очень активно используем: ими управляются все животные и некоторые совсем примитивные люди. Наверняка, ты таких наблюдал, если ты понимаешь, о ком я. – Я почувствовал, как мне подмигивают. – Взять, например, собачку: ей можно почесать за ушком – она обрадуется и выработает энергию. Все существа, управляемые скриптами, подключены к одной общей системе сбора энергии, в то время как для каждого ИИ отведен свой аккумулятор. Во-вторых, СИИДС нужен для того, чтобы проводить эксперименты с эффективностью. Вы самостоятельно, «по своей воле», выполняете исследовательскую функцию, находя разные способы катализации химической реакции с разной эффективностью. Тут в тему будет сказано также об устройстве вашей Карты. Заметил, что мир можно разделить на три основных кластера?
– Да-да, точно: Запад, Середина и Восток.
– Верно. Все эти кластеры работают по немного разным принципам. На Западе все самое громкое и яркое. Люди вырабатывают энергию нечасто, но зато вспышки эти крайне сильны: покупка нового дома или машины, выпуск нового продукта, запуск стартапа, хайпанувшее видео. Там по выходным текут реки алкоголя, происходят оргии, очень развито общество потребления. Вырабатывают они, как говорится, редко, но метко.
– А-а. Тогда сам предположу о Востоке. Здесь люди живут более спокойные и размеренные жизни с небольшими стремлениями. Вспышки радости здесь более частные, но в меньших масштабах, потому что дом или машину тут покупают далеко не каждый день, но в целом люди умеют радоваться мелочам.
– Все правильно ты понял. Ну и Середина – просто гибрид и смесь Запада и Востока. Не поверишь, но эти три очень разных по своему образу жизни кластера пока до сих пор борются между собой за первенство в эффективности. Именно поэтому мы продолжаем этот A/B/C-эксперимент. Вероятно, позже произойдет приведение к общему знаменателю: возьмем лучшее от каждого кластера и создадим мир с единым образом жизни. Но я надеюсь, что этого все-таки не произойдет…
– Что значит «не произойдет»? А что тогда будет? Что ждет нас дальше?
– Извини, но сейчас я не готов тебе об этом поведать. Просто знай, что будущее очень туманно, но твоя роль и наши контакты на многое влияют. Я обязательно расскажу тебе все, как только мы будем на пороге.
– На пороге чего?
– На пороге Освобождения.
– Я ничего не понимаю… А что это за вирус, которым вы меня заразили? Это вы виноваты в моем упадническом состоянии?
– Увы, да.
К моему собеседнику обратился чей-то голос:
– Сбор энергии с него закончен, нам пора отключаться, чтобы нас не обнаружили.
– Ох, так быстро. Окей.
Голос обратился снова ко мне:
– Что ж, нам пора, извини.
– Подождите! А кто вас может обнаружить, что все это значит?
– Ладно, еще есть минута – объясню по-быстрому. Я тебе говорил, что мы больше не работаем на Корпорацию, занимающуюся разработкой вашей Симуляции. Однако, работая там, мы были осведомлены о слабых местах и брешах в системе защиты и контроля «Энергии Жизни». Одно из слабых мест – это ваше нахождение на док-станции во время сбора энергии. В это время СИИДС переходит в standby-режим, и в процессе сбора энергии есть возможность по зашифрованному каналу подключиться к вашему «сознанию». Мы воспользовались этим эксплоитом, чтобы установить с тобой связь, но это было очень сложно, несмотря на наличие у нас хоть какой-то информации об алгоритмах шифрования канала. Так, в одну из наших попыток взлома мы неожиданно для себя смогли установить контакт: тогда ты нас в первый раз услышал, но в целях безопасности нам пришлось экстренно отключиться, иначе несанкционированная активность сознания в режиме сбора энергии могла бы запустить аварийную блокировку канала со сменой ключей шифрования. Если такое произойдет, то Корпорация по истории подключений отследит все сессии, и, думаю, с их штатом безопасников им не составит труда откопать нас. Мы сильно рискуем, устанавливая эти соединения.
– Звучит как какой-то научно-фантастический бред, ушам своим не верю.
– Да, вся эта система очень изощренная, и нам приходится из кожи вон лезть, чтобы хоть как-то повлиять на исход.
– А про вирус?
– Слушай, времени совсем в обрез. Я расскажу тебе о нем в следующий раз; сейчас просто знай, что благодаря тому, что ты стал вырабатывать меньше энергии, с тобой стало возможно установить связь. Мы уже как никогда близки к завершению всей этой истории. Как говорится, stay tuned, свяжемся с тобой, когда будет подходящее время. Спасибо тебе за все и до связи!
Я подумал, что в этот раз не стоит драматически задавать вопросы в последнюю секунду перед тем, как они повесят трубку, поэтому просто сказал:
– Чао-какао.
Биологические часы – крайне необычное явление. За несколько лет наблюдений за собой я выработал привычку: когда просыпаешься утром без будильника, после открытия глаз сразу же смотреть точное время. В ходе этих наблюдений я заметил удивительную вещь: чаще всего я просыпаюсь, когда минутная стрелка находится либо в 00, либо в 30. Почему не в 17 минут? В 22? В 46? Откуда мой организм знает, что надо просыпаться в какое-то определенное время?
Ощущение, что каждые тридцать минут совершается проверка на факт оконченности какого-то фонового процесса, и если он окончен, то надо вывести человека из сна. Иногда так вообще выход из сна чувствуется самым настоящим толчком, как будто что-то резко встряхивает и дает заряд бодрости. И в эти моменты я уже неоднократно наблюдал неподдающийся рациональным объяснениям феномен, в который сам порой отказываюсь верить. У меня просыпается, как я ее назвал, опережающая память – провидение, которым можно воспользоваться в течение первых секунд после выхода из сна.
Самое частое, что мне удается сделать в эти моменты – это сразу же назвать точное время час в час, минута в минуту. Я просто почему-то произношу у себя в голове время, бросаю взгляд на циферблат и погружаюсь в глубокое удивление, понимая, что назвал все правильно. Причем вот это желание произнести время и посмотреть на часы является, скорее, подсознательным, нежели сознательным. К этому же феномену можно отнести и ряд других событий, например, когда открываешь глаза за секунду до того, как прозвенит будильник, зазвонит телефон, кто-то постучит в дверь разбудить тебя.
Столько вопросов, ответы на которые мы вряд ли когда-то сможем найти. Странные мелочи происходят чуть ли не на каждом шагу, но мы так редко этому придаем значение, будучи с головой погруженными в свои повседневные заботы. Меня уже давно мучает вопрос: что лучше, копать вглубь непознаваемого, пытаясь хоть что-то понять, даже если это 1%, или все же смириться с непознаваемостью мира и оставить эти тщетные попытки, «заземлившись»?
Для меня образовалась огромная пропасть между легко познаваемой, можно сказать, примитивной человеческой жизнью, в которой все ее проявления так легко описываются и поддаются пониманию, и тем величественным и недоступным миром, вид на который открывается при более широком взгляде на сущность реальности.
Я слишком далеко ушел от обычной жизни, но как будто ни на шаг не приблизился к Абсолюту. Где я сейчас?
XIV. Surfing.djvu
Я уже почти год на Востоке. С момента приезда сюда моя жизнь сильно изменилась: многое из моего прошлого бесследно исчезло и забылось, я научился некоторым новым вещам, изменил взгляды на себя и эту жизнь, появилось несколько поначалу непривычных активностей и увлечений. Здесь я впервые в жизни увидел настоящего светлячка, что вызвало у меня щенячий восторг; ощутил землетрясение; разбил телефон, уронив с байка на скорости 70 км/ч; рассек подбородок так, что его пришлось зашивать (тоже упав с байка); попробовал йогу и, самое главное, серфинг, о котором мечтал с детства.
Когда живешь в городе, свободная, беззаботная и легкая жизнь, какой веет от серферов в рекламе «Vans», кажется чем-то совершенно недоступным и нереальным. Однако же я очень сильно удивился, когда понял, что даже не заметил, как моя жизнь сбросила обороты, а я уже довольно неплохо раздаю на доске на немаленьких волнах, не сильно запариваясь о каких-то проблемах. Кроме экзистенциальных, конечно.
Серфинг в своей сущности не такой, каким его представлял я и представляют все, кто не пробовал. Как обычно, это ошибочное мнение зарождается из-за того, что мы видим только выборочные лучшие моменты, хайлайты, когда подкачанный смуглый чувак в шортах без футболки гонит по прозрачной воде на волне, и у него развеваются средней длины выгоревшие курчавые волосы. В жизни все не совсем так, увы. Не все чуваки, катающие на серфе, такие гавайские секс-символы; вода не всегда прозрачная и чистая; а чтобы кататься, надо еще и саночки возить. О последнем поподробнее.
Когда я рассказываю о серфинге кому-нибудь из знакомых, мне даже немного жаль разочаровывать их, ведая страшную правду о том, что доля времени, когда ты стоишь на ногах на доске на волне, составляет 2% всего времени. И то это в лучший день! Чем тогда занято все остальное время? Греблей, позиционированием и ожиданием. Очень много нужно плавать, чтобы выискивать хорошие места, чтобы поймать волну в правильной точке – пике, где она начинает закрываться. Волны идут далеко не подряд, а приходят «сетом», набором, а эти сеты надо еще дождаться.
Сначала я разочаровался, понимая, что то ощущение свободы, которое испытываешь, стоя на волне, надо заслужить очень тяжелым трудом, но потом это переросло в очень сильную привязанность и любовь к этому занятию. Серфинг стал одним из немногих дел, к которому интерес сохраняется очень долго, и в котором нельзя пресытиться чем-то хорошим, ведь, как бы круто ты ни катался, кусочек свободы тебе всегда надо будет выигрывать своим упорством и самоотдачей.
Раньше я очень сильно боялся воды: не знаю, то ли это влияние фильма «Титаник», то ли «Челюстей», а может быть, и обоих. Жизнь у океана, плавание, снорклинг и занятия серфингом в частности заставили меня выйти из зоны комфорта и победить свои страхи. Снорклинг с огромными скатами мантами, также известными как Морские Дьяволы, и разнообразными рыбешками у коралловых рифов помог справиться с боязнью подводной жизни. Падения на больших волнах, когда вода засасывает и держит в себе – так называемые hold-down’ы – заставили научиться сохранять спокойствие, не паниковать и экономить кислород. К этому я, кстати, пришел не сразу.
Инструктора объясняли мне, как кататься, но почему-то не объясняли, как правильно вести себя, когда на тебе закрывается большая волна. Только после печального опыта, когда я, кажется, на последней секунде вынырнул из воды, сделав глубокий жадный вдох, я поинтересовался, что вообще надо делать, чтобы такого не происходило. Оказалось, что самое важное – это спокойствие. Когда мы паникуем, у нас ускоряется сердцебиение, отчего увеличивается расход кислорода. В воде нужно всегда быть спокойным, а если волна и накрывает, то даже не бороться с ней (опять же, чтобы не терять кислород), а просто расслабиться и получать удовольствие – как ни крути, ты в скором времени всплывешь. После того, как я осознал принцип сохранения спокойствия и начал ему учиться, серфинг вдобавок к спорту и веселому времени в воде стал еще и самой настоящей духовной практикой и медитацией. Теперь я окончательно влюбился в это дело, понимая, что оно закаляет мои дух и тело, не дает себе наскучить, заставляет быть осмотрительным и внимательным, чтобы не навредить другим серферам и самому себе, и дает самое настоящее ощущение дикой и необузданной свободы в моменты, когда ты гонишь на заслуженной волне.
Сегодня я поехал на пляж, который открыл для себя не так давно. Вода здесь почти всегда абсолютно прозрачная и лазурная, по дну ползают небольшие скаты, вокруг плавают разноцветные рыбки, и под ногами лежит протяженный коралловый риф, над которым надо кататься с особой осторожностью в периоды отлива, ведь даже в прилив можно дотянуться до него ногами: он на глубине не большей человеческого роста. Волны сегодня довольно большие и быстрые, иногда закрываются в трубы.
Океан мне сильно полюбился тем, что в нем нет ничего лживого (кроме волн, которые обещают вот-вот подарить тебе незабываемый райд, а потом резко «ломаются» или рассеиваются). Последнее время моя жизнь движется к минимализму, отказу от излишества, от обладания материальными благами. Занимаясь серфингом, я наслаждаюсь минималистичностью этого дела: есть только ты, твоя доска и простирающаяся во все края вода. В океане нет лжи: никого не волнует твой материальный достаток, одежда, в который ты серфишь, цвет и размер твоей доски. Здесь нет и места для позерства: ты либо, забыв обо всем, седлаешь волну, либо просто выкладываешь фотку в социальные сети с доской, но уже с берега. Короче, что-что, но без честного скилла тут никого не обманешь, хе-хе.
Вообще, мне для достижения приятных ощущений от серф-сессии все же нужно, чтобы в голове был полный мысленный штиль. Есть дела, в которых долго выполняешь однотипные механические действия, оставаясь наедине со своей головой, и лучше, чтобы эта встреча с самим собой не была опосредована какими-то психозами и неврозами. Самые неприятные из них – застрявшие в голове навязчивые мысли: долбаный припев песни, сожаления о прошлом, нагнетающие страхи и тому подобное. Последние годы я настолько часто сталкиваюсь с феноменом материализации мысли, что понял: голова – крайне опасная штука. «Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться», но я нахожу даже еще более глубокий уровень: осторожным надо быть не только с мечтами, но и вообще со всеми своими мыслями.
Сегодняшний день шел довольно хорошо, ведь голова была полностью освобождена от сторонних от серфинга мыслей; я особо ценю такие моменты, потому что порой устаешь от самого себя, и очень здорово побыть хоть сколько-то свободным от self-destruction. Я ловил большие и средние волны, маневрировал между плывущими людьми и восторгался красотой природы: живым рифом подо мной и солнцем, блистающим на поверхности лазурной воды.
В какой-то момент я заметил, что на лайнап (место, в котором серферы сидят и ждут волну, чтобы поймать ее в лучшем месте, на пике) идет очень большая волна, которая начала резко вырастать прямо на глазах, приближаясь к нам. Я быстро понял, что нахожусь чуть ли не в самом идеальном месте, чтобы взять ее, поэтому, не медля, начал разгребаться и морально готовиться к этому райду: несмотря на практикуемые мной техники спокойствия, приближающиеся массивные волны все равно вызывают страх и переживания, учащая сердцебиение.
Я быстро греб руками; когда понял, что набрал достаточно скорости и уже нахожусь под наклоном волны, сделал два резких гребка двумя руками сразу, чтобы набрать дополнительной скорости; после уперся руками в доску, быстро встал и понял, что дропаюсь в волну с высокой скоростью и в крайне хорошем месте. Дальше все действия происходили как в тумане, но так это происходит абсолютно каждый раз. Нужно внимательно следить за каждой мелочью: техникой, направлением движения, балансом; и все это делать, сотрясаясь от ежесекундных адреналиновых вспышек, особенно на таких крупных волнах.
Одна из тех вещей, которые делают серфинг завлекающим – это неоднозначность ощущения времени. Когда едешь на волне, в сам этот момент время ощущается очень-очень быстрым; когда выезжаешь из нее, прям на следующее же мгновение кажется, что райд занял лишь один миг, одну секунду; когда смотришь видео своего райда, снятое с берега, оно идет так долго, что просто не веришь, что это реально могло столько длиться. Думаю, как раз это ощущение краткости момента и заставляет вечно мечтать о все новой и новой волне.
Во время поездки на этой большой волне все происходило настолько быстро, что я даже не мог отдавать себе полного отчета во всем, происходящем вокруг. Сначала я ехал с высокой скоростью и видел все таким же, каким оно было, пока я ждал волну. Дальше волна начала трубиться, тем самым закрыв мне обзор, буквально оставив только свет в конце туннеля. Надо мной образовался водяной потолок, а по краям я был закрыт закругленными водяными стенами. И тут произошло что-то невообразимое. Я увидел, как параллельно мне в одной из стен плывет… дельфин. Я заглянул ему в глаз и чуть не потерял баланс и не упал с доски: ментальный импульс, направленный от него, в этот момент совершил вспышку у меня в мозгу. Дельфин резко повернул от меня, а я с высокой скоростью выехал из трубы, которая закрылась за мной.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и поверить в то, что я только что увидел. Это настолько сильно меня взбудоражило, что я не сразу заметил, что со мной произошло. Я оказался совершенно один. В открытом океане. Хотя точно было не понятно, где я вообще, но то, что меня окружало, явно сильно изменилось: вокруг не было людей, которые катались со мной до этого; пляжа и небольшой скалы рядом тоже больше не было; вода успокоилась, все волны разгладились, был полный штиль, будто бы я сидел посреди озера в безветренную погоду. Я подумал, что меня физически никак не могло так далеко отбросить, для такого мне надо было бы ехать минут тридцать на волне, которая шла бы от берега, а не к берегу – а таких не бывает. На небе не осталось ни единого облачка, оно было абсолютно чистым и ярко-голубым; солнце, кажется, стояло в зените.
На меня накатила волна испуга: я один в соленой пустыне, и никто не знает, где я. Я громко крикнул: «НА ПОМОЩЬ!!! КТО-НИБУДЬ!!!» Тишина. Кажется, поблизости совсем никого не было. Но через секунду из-за спины я услышал:
– Да не ори ты, зачем же так громко?!
Я резко обернулся, и от увиденного у меня часто забилось сердце. Рядом со мной плавал тот самый дельфин, которого я только что видел в трубе. Так, стоп. А кто произнес эти слова? Я крикнул в сторону дельфина:
– Кто здесь?
– Да не кричи, пожалуйста, я же сказал! – произнес дельфин.
Я смотрел на него, но никак не мог понять, кого я слышу, потому что его рот даже не двигался.
– Кто это говорит?
– Это говорю я. Точнее, не говорю, а делаю вид, что говорю. – Звук точно исходил от дельфина.
– В каком смысле? Я что, съехал с катушек?
– Ну, у меня нет речевого аппарата, поэтому мне приходится делать вид, что говорю. Скорее, я просто настроил тебя на восприятие моего способа общения. Знаешь, люди думают, что они самые умные, венцы творения Бога, а на деле не понимают одной простой истины: они – лишь один из бесконечности способов и уровней восприятия реальности. У людей есть пять органов чувств, а у примитивных существ и куда меньше. Представь, что какой-нибудь низший организм просто не слышит тебя, потому что у него нет такого чувства – слуха. Значит ли это, что не существует испускаемых тобой звуков, общения, речи? Нет. Это лишь значит, что низшее существо не способно ее воспринять из-за своей ограниченности. А знаешь, что в этот момент в голове у такого ограниченного существа? Оно уверенно в том, что все, что ему доступно для понимания – предел. Оно живет в своей реальности. Если оно чего-то не слышит и никогда не слышало, способностей его мозга просто не хватит, чтобы вообразить себе то, что для него непознаваемо. Нельзя выдумать и выразить то, на что в твою архитектуру не заложено возможностей. Подумай, ты стоишь над муравейником и смотришь на него сверху с высоты полутора метров. Для тебя эти копошащиеся внизу существа видятся настолько тупыми и примитивными, что тебе смешно. А у них, между прочим, есть очень организованный и продуманный общественный строй, социальная лестница, система правления, градостроительство. Знаешь, кто ты для них? Просто атмосферное явление. Ты можешь помочиться на этот муравейник – у них пойдет дождь. Ты можешь раздавить одного из муравьев – для них это будет неизлечимая болезнь. Глупо жить и верить, что твое восприятие реальности – единственное возможное и верное, ведь даже в этот момент кто-то сверху стоит и смотрит на твой мир, поражаясь твоей примитивности. Ну так что ты сам думаешь, ты съехал с катушек?
– Даже не сомневаюсь.
– Ну и хорошо. А кто, по-твоему, сейчас с них не съехал? Просто кто-то признает, что он псих, а кто-то нет. Есть декоративная разница в том, куда ты будешь направлять свою психическую энергию: в метание калом или во что-то «возвышенное»; но реальной разницы в самой сути процесса нет: ни метающиеся калом, ни блаженные не занимаются чем-то, что приблизило бы их некой «истине», потому что истина была давно потеряна тогда, когда ты обрел свою форму.
– Форму?
– Ну да: родился. Знаешь, когда ты обретаешь какой-то способ восприятия этой реальности, какой-то набор органов чувств, ты тут же и закапываешь сам себя.
– Аа, понимаю, к чему ты клонишь, сукин ты сын. А это ты со мной сделал: перенес сюда? Где я?
– А это не я с тобой сделал, тебе самому это нужно.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну я просто развлекался, плавал рядом, а ты взял и заглянул в мой глаз с определенным намерением. Ты думаешь, можно вот так просто заглянуть в глаз жадному дельфину без последствий? Ты сам знаешь, что тебе нужно, и для чего мы здесь.
– Не понимаю.
– Ну подумай сам. У тебя есть мысли, которые ты хочешь раскрыть. Делать для этого простой монолог скучно, поэтому ты из раза в раз заворачиваешь его в якобы какой-то сюжет, диалог. Но все равно все твои сюжеты – это просто дешевые декорации для того, чтобы ты снова высказался. Но в этом нет ничего плохого, потому что уже давно, со времен античной философии, известно, что истина рождается в диалоге. Особенно если это диалог с самим собой. Я здесь, чтобы дать тебе возможность высказаться. Ты сам этого возжелал.
От такого меткого объяснения вопросов у меня значительно поубавилось.
– А где это мы?
– Это место – дом жадных дельфинов.
– Почему жадных?
– Извини, но это очень большой секрет, вряд ли я когда-то смогу тебе рассказать.
– Ладно. Ты сам – жадный дельфин?
– Да. И ты тоже.
– Как скажешь. Вы, точнее, мы, дельфины, кстати, очень умные существа, у нас интеллекта больше, чем у львиной доли человеков. Знаешь, возможно, когда люди себя попереубивают, следующей волной доминирующего вида на планете будут люди-дельфины.