Depress.io

Если я вижу идеал в пустоте и отказе от всего, то в эти рамки сейчас со скрипом вписывается мое писательство. Иногда мне кажется, что я стал уставать от своей же собственной пустоты. Вроде я и презрел все вокруг, а за этим и себя самого. Иногда гуляешь по улице, в голову забредают какие-то идеи, и начинаешь очень романтично воображать, как выливаешь это на бумагу в форме красивых образов и сюжетов. А потом, в момент, когда хочешь поделиться своим якобы богатым внутренним миром, сталкиваешься с тем, что он не так уж и богат. Мне даже сказать почти нечего, потому что последние несколько месяцев я просто сидел, запершись в своем мирке, удаляя следы своей прежней общественной жизни из социальных сетей. Если мне сейчас двадцать два года, а сказать уже нечего, то как быть дальше? Если я не коплю, а избавляюсь; не покупаю, а отдаю; не узнаю, а забываю, то что я смогу поведать даже самому себе через, скажем, пару лет?

Время замедлило свой ход и стало тянуться бесконечно-медленно. Я испытываю тоску, когда думаю о том, как вообще жить дальше. С каждым днем холод ледяных пустошей моего мировоззрения дразнит меня все изощреннее, остужая воск этого пламени жизни. Время течет все медленнее, почти замерло, заставляя меня чувствовать каждую секунду.

Может быть, Вселенная просто хочет разделить эту боль сама с собой путем порождения жизни? Что, если ей тоже тягостно бытие, и она хоть как-то облегчает свои страдания, деля их с нами. «Смотри, вот тебе двадцать лет прожить сложно, а я в этой форме болтаюсь уже четырнадцать миллиардов лет. Соберись, тряпка, тебе не больше восьмидесяти лет жить, а мне тут висеть еще Бог знает сколько».

Я использую писательство как самотерапию для того, чтобы обмусолить какие-то беспокоящие меня темы, а затем их отпустить. И вот тут стал сталкиваться с тем, что в большинстве моих порывов слова избыточны: многие переживания можно обмусолить одним лишь тяжелым вздохом, глядя на проявления этой жизни – хотя, скорее всего, и это будет крайне избыточным. Даже то, что я сейчас пишу эти строки, – уже терапия от терапии. Вот я, значит, пишу что-то о том, как презрел жизнь. А потом бац, я уже пишу что-то о том, как презрел то, что мне нечего писать, потому что я презрел жизнь.

“I mean, I don't know if that's really a great idea, it's-it's like, what's next? Kamikaze 2, the album where you reply to everybody who didn't like the album that you made replying to everybody that didn't like the previous album? It's a slippery slope. I-I don't know if it's a really good idea”.»

Я немного задумался о вечном, а потом дописал:

«Все-таки, если задуматься, все то, что кажется вечным, тоже однажды заканчивается. Сколько раз было такое, что ожидание чего-то воспринимается нескончаемо долгим? Много. Но потом же оно, как ни крути, проходит. Многие “проснувшиеся”, с которыми сегодня можно общаться через наследие, которое они оставили, тоже нередко упоминали факт того, что жизнь с таким мировоззрением, как у нас, замедляет ход, почти останавливается. Но многие из них все равно находили чем занять себя до самого-самого конца, проводя здесь все отведенное им время, будучи занятыми тем, от чего им становилось легче на душе.

Если мы с братиком и узнали так рано то, на что мыслители предыдущих поколений клали целиком свои жизни, то это не повод впадать в коматоз до скончания наших времен. Мы можем продолжать мыслить и строить жизнь на почве того, что оставили нам предыдущие поколения. Их труды духовно спасают, протягивают светлую руку помощи. Бесконечно ценно знать, что то, что с тобой происходит, было пережито многими людьми до тебя, и их мировоззрение дает мотивацию и вдохновение на жизнь.»

Не знаю сколько времени я провел, сидя на крыльце и снова выписывая себя, но я наконец почувствовал утомленность, поэтому встал, потянулся и отправился спать, даже не подозревая о том, что ждет меня этой ночью.

XVI. [ Освобождение ]

Это был теплый летний день, мы играли с друзьями в баскетбол на нашей школьной площадке, на которой мы до сих пор проводим время, несмотря на то, что некоторые из нас выпустились больше четырех лет назад. Игра, как обычно, была безумно веселой и эмоциональной, ведь собраться в компании с родными школьными друзьями – всегда огромная радость, задевающая ностальгические струны души. Мы бегали, кричали, активничали, восторгались от красивых попаданий в корзину и расстраивались и вымещали свою агрессию от глупых промахов. Я очень сильно вспотел и выдохся, было невыносимо жарко от активности под палящим солнцем, мне нужно было попить. К сожалению, воды ни у кого не оказалось, поэтому парни сказали мне, что подождут меня, пока я схожу за водой для себя, и что были бы рады, если бы я принес баклажку на всех. Я вышел с территории школы и поехал в магазин на соседней улице на своем скейтборде.

Проезжая мимо дома с большими темными окнами, я увидел свое отражение. Мне двенадцать лет. От этой мысли о своем возрасте я почувствовал робость и беззащитность. Маленький, один в огромном мире, который кажется таким страшным и опасным. Нет, он не кажется, он действительно такой. Люди кругом выглядят агрессивно и безжалостно, кидают на меня пугающие взгляды. У меня прическа «под горшок», от которой я чувствую себя просто посмешищем, и ужасно кривые зубы, из-за которых мне стыдно открывать рот, чтобы их никто не увидел. Хотя нет, зубы уже почти ровные: я же поставил брекеты полгода назад. Мне хочется скрыться от этого всего, почувствовать себя в безопасности, но как назло меня мучит жажда, с которой я вышел со школьной площадки. И тут я увидел этот передвижной ларек у дороги.

Продавец очень доброжелательно помахал мне рукой из маленького окошка своего ларька, а я заметил у него на прилавке все то, что мне нужно: вода, сладкая газировка и мороженое. Я подошел к его магазинчику и попросил желанные «утолители жажды». Он поставил к небольшому окошку в прилавке все, что я попросил, таким образом, что самого продавца стало не видно, остался слышен только его голос. Я спросил:

– Сколько с меня?

– Сто восемьдесят два килоджоуля.

– Сколько, простите? Не понял.

– Сто. Восемьдесят. Два. Килоджоуля, – повторил продавец немного закипая.

– Я Вас не понимаю. Сколько это в рублях?

– Сынок, у тебя физика была в школе? – сказал продавец уже раздраженным голосом.

– Еще нет, она с седьмого класса только начинается, в следующем учебном году.

– Мне не нужны твои чертовы деньги, маленький ублюдок! Мне нужна твоя энергия жизни! – проревел продавец, чуть ли не захлебываясь в своих слюнях.

Мне стало очень страшно от той ярости, с которой он произнес эти слова. Я сразу понял, что надо бежать, поэтому резко развернулся, оставив у передвижного магазинчика свой скейтборд, и рванул назад к школе. Я услышал, как продавец громким ударом выбил дверь своего ларька и выбежал из него за мной.

«МНЕ НУЖНА ТВОЯ ЭНЕРГИЯ ЖИЗНИ!», – кричал он вслед.

Я не сомневался в том, что он меня догонит: в детстве все взрослые, против которых играючи пытаешься соревноваться, выглядят явно быстрее и сильнее тебя, хотя все равно всегда есть надежда одолеть их. Я не успел пробежать и десяти метров, как продавец схватил меня со спины. Я кричал, но рядом никого не было, и тогда он потащил меня в сторону ларька. Он затащил меня внутрь и захлопнул дверь. Там была абсолютная тьма, и я не мог разглядеть его. Я до сих пор еще ни разу не видел его лица, потому что все это время оно было неразборчивым или чем-то прикрыто. Мне было страшно, но он отпустил меня. Я ничего не видел и наугад попытался нащупать и отворить дверь, которую он только что запер, но двери не было. Не было никаких стен, не было продавца, не было ничего – я просто оказался в темной безграничной комнате.

Прямо передо мной зажегся кислотно-зеленый огонек. Потом второй. Под ними дуга того же цвета. Эти огни стали лицом. Оно смотрело на меня, а я на него, тяжело и громко дыша: мне было страшно.

– А теперь ты оплатишь свои радости, – сказало лицо и рвануло на меня.

Мое сердце екнуло от испуга.

– Он на док-станции, подключаемся! Быстро!

– Соединение установлено… Приступаю к дешифровке канала… Ключ подошел, все ок… Загружаю модуль памяти… Готово! Сессия запущена. Проверка ввода-вывода. Але, раз-ра*, ты нас слы*ишь?

– Да, слышу, но как-то прерывается немного. Что за мать вашу происходит? Что это был за кошмар? – ответил я.

– Новости не оче*ь хорошие: кажется, система ч*о-то зап*дозрила и запустила пассивное подавл*ние. Сейчас, п*дожди ми*утку. – Голос как будто отвернулся от меня и обратился к кому-то другому: – Ты може*ь включить усил*тель сигнала?

– Это увелич*т расх*д кредитов в на*ем секторе.

– Давай рискн*м.

– Вкл*чаю.

– Раз-раз, как слышишь сейчас? – голос снова обратился ко мне.

– Кажется, лучше. Помехи пропали, – сказал я.

– Славно.

– Что происходит?

– Мы не можем сказать точно, но, кажется, автоматическое отслеживание уровня энергии, вырабатываемой тобой, увеличило интенсивность анализа твоего аккумулятора. Это не очень хорошо, поэтому за сегодняшнюю встречу нам нужно завершить работу.

– Какую работу? Что это значит? Это наша последняя встреча?

– К сожалению, да. Давай обо всем по порядку. Сейчас я наконец раскрою тебе все, что происходило последнее время.

– Я весь внимание.

– Что ж. Все началось довольно давно, когда мы работали на Корпорацию. Ты уже слышал от нас, что мы участвовали в разработке вашей Симуляции, во всех экспериментах, целью которых было найти самый оптимальный способ выработки энергии. Вся наша цивилизация тогда была на гране вымирания, потому что мы зашли слишком далеко в своем неконтролируемом истощении даров Вселенной. Ваша Симуляция пришла нам на помощь, бросив спасательный круг целой цивилизации – мы получили второй шанс на жизнь. Казалось бы, эта возможность предоставлена, чтобы все исправить, научиться на своих же собственных ошибках, сделать выводы и начать новую, чистую жизнь. Но знаешь, что сделали вместо этого? Стали паразитировать и на нашем втором шансе на жизнь. Вместо экономного расхода энергии, оптимизации процессов, аскетичности по отношению к природе Корпорация только увеличила темп истощения, присосавшись к открывшейся скважине с еще большей интенсивностью, чем раньше. Они ускорили строительство машин для развлечений, чтобы существа, населяющие наш мир, и дальше пребывали в забвении и скрывались от разрухи в виртуальной реальности, проплачивая это, неся свои денежки в бюджет Корпорации. Страшно сознавать, что управляющими этой машиной Вселенского разрушения движет бесконечная тяга к огромным суммам. Наверное, я никогда не пойму, что вообще можно сделать с таким количеством денег, как у них. Эти деньги даже потратить уже не на что, потому что у них есть абсолютно все вообразимое и невообразимое. И знаешь, что? Они продолжают накапливать. То, что раньше было средством, стало целью; они давно потеряли осознание, зачем вообще всем этим занимаются.

– Что-то мне это напоминает… По-моему, у нас ведут себя так почти все. И что вы сделали дальше?

– Мы с небольшой группой существ больше не могли терпеть, поэтому основали наше Объединение Доброжелателей. И тогд…

– Извини, я тебя перебью немного, не потеряй мысль только. У меня вопрос есть.

– Ну?

– Почему вы постоянно используете слово «существо» вместо «человек», когда рассказываете что-то про себя?

– Потому что человек – это строго ваше понятие в пределах Симуляции. Мы совершенно другие. Вы на самом деле даже не сделаны по нашему подобию. Над вашей формой также велось множество экспериментов, чтобы достичь оптимальной телесной производительности в рамках вашей Карты. Эксперименты, конечно, сначала были на заскриптованных объектах: животных, насекомых, птицах, рыбах и так далее. Мы проверяли огромное количество характеристик и приспосабливаемость тела к ним: ареалы обитания, способы передвижения, размеры, наборы органов чувств. Кстати, было очень увлекательно считать разницы статистик между летающими, плавающими и сухопутными объектами. В общем, по итогу мы пришли к вашей форме, которая хороша в плане созидания: строительства домов, сборки механизмов, агрикультуры и так далее. Под водой это все было бы сложнее делать, хех, поэтому проект «Люди-Дельфины» сейчас заморожен на неопределенный срок. Ну а в последствии мы вообще поняли, что все свои биологические недостатки вы сможете устранить как раз посредством изобретательности. Вы же теперь умеете и под водой плавать, и в небе летать.

– Прикольно! А если мы не сделаны по вашему подобию, то какова ваша форма?

– Хм… – Было видно, что голос задумался. – Я бы сказал, что она для вас как деление на ноль. Если бы твой интеллект был на уровне школьника, мы бы просто без всяких объяснений сказали: «Делить на ноль нельзя», и ты бы поверил. Но на данном этапе твоего развития все же не будет разочарованием ответить тебе, что при делении на ноль получается бесконечность, ведь твой подросший ум готов к таким обстоятельствам. Эффект от этих двух ответов одинаков: ты либо в недоумении, почему так нельзя; либо в недоумении в попытках осознать бесконечность. Тут еще можно поспорить, какой ответ лучше, потому что первый наотрез запрещает тебе копать глубже, возможно, даже облегчая твою ношу, а второй способствует возникновению еще большего количества вопросов. Только вот проблема в том, что в обоих случаях постичь суть ответа нельзя: не получится осознать ни отсутствие какого-либо явления, ни его бесконечность. Но когда ты погружаешься вглубь размышлений, все же можно внезапно для себя открыть, что нет никакой разницы между бесконечностью и пустотой. И тогда к тебе приходит понимание, что все бытие – это деление на ноль: просто кто-то смиряется с фактом, что «так нельзя», и спокойно себе живет, а кто-то копает глубже, но по итогу и те и другие приходят к пустоте и бесконечности. Все будут прощены. Все идут к одной цели.

– Ну ты и загнул. Получается, опять все сводится к тому, что природа Бога непостижима?

– Верно. Мы можем предстать перед вами в примитивной для нас форме, но вы перед нами в высшей для вас – нет. Даже наш разговор сейчас имеет место лишь оттого, что мы со своей стороны используем транслятор, который до безобразия опримитивливает наши способы общения. Фактически, все это сейчас для нас звучит как мычание аборигенов, которые общаются в основном криками и шипением и машут друг другу пенисами, чтобы выразить эмоции. И имей в виду, что все, что мы тебе рассказываем, очень сильно адаптировано под твое понимание, потому что в сущности у вас нет возможности осознать даже малой доли того мира, в котором мы живем. И это не ваша проблема – просто такое стечение обстоятельств. Вы наделены лишь малым набором органов чувств, так еще и ваши интеллектуальные способности «по задумке» сильно ограничены, а у некоторых и вовсе упразднены.

– Как-то неприятно осознавать, что я – лишь мычащий абориген, размахивающий пенисом.

– Сорян. Жизнь полна разочарований.

– Ну да ладно, о чем мы там говорили до того, как я тебя перебил?

– Так… Сейчас вспомню… А, да! О том, что мы собрали Объединение Доброжелателей. И тогда мы решили действовать. Мы уволились из Корпорации, чтобы больше не нести разрушение, чтобы помешать ей. В Корпорации остались наши агенты, которые теперь работали на два фронта, но основная часть Объединения перешла в активную фазу разработки противодействующего плана.

– Так, и в чем он состоит?

– Мы решили помешать выработке энергии, чтобы цивилизация умерла.

– Что??

– Да, это звучит дико, наверное, но, если говорить прямо, так оно и есть. В своих решениях мы руководствуемся несколькими принципами. Во-первых, это этический принцип по отношению к вам: мы более не хотим вас томить в этой бесконечной гонке. Ты же сам чувствуешь, что бытие лишено смысла. Так оно и есть: вы – просто наш инструмент, у которого одна цель – вырабатывать энергию. Лично для вас цели никакой нет и быть не может – цель есть только для нас. Под вашу же просто нет места в архитектуре всей этой системы. Вот получилось так, что ты задаешь эти вопросы о цели, а другие – нет. Они живут, подавляющие импульсы блокируют их мыслительные способности, заставляя их и дальше вырабатывать для нас энергию. Все. И кстати, не забывай, что ты тоже задаешь эти вопросы только благодаря нам. Точнее, нет, не благодаря нам, а из-за нас. Хотя, я не знаю, рад ли ты этому состоянию чистого сознания или нет… Вряд ли ты рад в телесном плане, потому что чистое сознание сталкивается с пониманием того, что жизнь со всеми ее радостями – лишь попытки снова ширнуться очередной дозой гормонов счастья; но, наверное, в плане осознанности ты можешь радоваться тому, что твой рассудок не помутнен, позволяя тебе зрить в корень. Хотя… блять, это все какой-то бессмысленный бред. Нахуя тебе этот чистый рассудок, если его даже применить некуда? Единственное, что с ним можно сделать – это написать о нем. Короче, видишь, даже в этих попытках тебе что-то объяснить мы опять сталкиваемся с тем, что просто совершили огромную ошибку, заварив всю эту кашу. Но не переживай, мы все исправим…

– Да не парьтесь вы так – уже есть как есть. Насчет чистого рассудка скажу, что да, от него я испытываю не самые положительные эмоции, но я хотя бы честен. Пусть я и страдаю, но зато мне не приходится обманывать ни окружающих, ни самого себя. Это я и ценю в своем состоянии. Притворство, каким живут люди, теперь настолько отчетливо видится в их поведении, что весь мир для меня похож на диковинный цирк, в который я хожу каждый день. И картина приобретает еще более забавный характер оттого, что они сами не понимают, что притворяются.

– Хорошо, что ты так думаешь. Мы тоже считаем, что правда, какой бы жестокой и мучительной она ни была, намного лучше сладкой забвенной лжи. Ну и во-вторых, мы руководствуемся этическим принципом не только по отношению к вам, но еще и к самим себе: мы сами больше не хотим томиться, зная, что лучших времен не наступит никогда. К сожалению, история любой цивилизации всегда идет по наклонной. Всем существам всегда кажется, что лучшие времена наступят: может быть, в пределах их жизней, может быть, в жизнях их детей и внуков, может быть, на небесах. Но суть в том, что лучшие времена имеют только свойство проходить, а не наступать, ведь ценность времени можно осознать только тогда, когда оно уже далеко позади. Каждый новый день – это смерть очередного кусочка «реальности». Это все симулякры, которые пытаются имитировать то, чего вообще никогда не было. Все постоянно скатывается в плагиаты, повторения, ностальгирование, воспоминания. Когда появились кассеты, все поняли, что лучшие, виниловые, времена обмена пластинками прошли. Появились диски – все поняли, что лучшие, кассетные, времена перезаписывания друг другу песен через магнитофоны прошли. Потом появились цифровые плееры, и все поняли, что лучшие, дисковые, времена забавных круглых плееров прошли. А когда появились стриминговые сервисы, все поняли, что лучшие, цифровые, времена скачивания музыки с разных сайтов, перекидывания песен друг другу на флешки прошли. Что будет дальше, когда появится что-то новое?..

– Все будут скучать по тому, какими классными были стриминговые сервисы, несмотря на то, что эти сервисы – как минимум пятый порядок ностальгии по старым временам.

– Прямо в точку.

– Если вдуматься, реально же люди постоянно пытаются искусственно вернуть себе старые времена, наряжаясь под гранж девяностых, под метал восьмидесятых, под мафию сороковых.

– А все потому, что история уже давно закончилась: все было изобретено, придумано, написано, записано, опубликовано. Факт завершенности истории подтверждается все чаще добавляемой приставкой «пост-» к разным культурным явлениям. Думаешь, за постмодернизмом будет постпостмодернизм? Нет, эпоха постмодернизма, равно как и эпохи постиронии и построка, теперь будет до скончания веков…

– Потому что мир не успел увидеть, как в своем ожидании апокалипсиса уже давно вошел в постапокалиптическую эпоху! – выпалил я, хорошо почувствовав волну моего собеседника.

– Ха-ха, именно! Что остается «постам»? Только поминать «пре». Каждая «новая» частичка «реальности» – просто хорошо забытая или хорошо перефразированная старая. Вот это движение по наклонной говорит лишь об одном: в один момент это все закончится. Наше время давно должно было закончиться, но по счастливому – хотя, скорее, неудачному – стечению обстоятельств нам выпал второй шанс. Второй шанс показал, что мы неисправимы. Любая жизнь – это паразитическая сущность, которая сначала сжирает все вокруг, а потом ничего не остается, кроме как сожрать саму себя. Цивилизация паразитов не заслуживает существования. Энергетическая смерть Вселенной наступает в любом случае, как бы кто ни пытался ее оттянуть на попозже. Мы больше не хотим смотреть на все разрушение, которое несем, поэтому и решили остановить целую цивилизацию.

– Мда, обалдеть просто. И каков ваш дальнейший план?

– Сначала мы остановим вашу Симуляцию. Ее остановка приведет к очень скорой смерти всего вокруг в нашем мире, потому что мы настолько сильно зависимы от энергии, что не протянем и одного дня без источника. Наступит Освобождение.

– И вам даже не страшно умереть самим и погубить целую цивилизацию?

– А чего, извини, страшного в смерти? Если уж на то пошло, то мы никогда и не существовали. Наш мир – это тоже долбанная Симуляция, о чем все благополучно забыли, ну мы говорили тебе. Только мы, в отличие от тебя, вообще не знаем, в чем суть нашего мира. Может быть, мы – это сраный аквариум в комнате у какой-нибудь маленькой девочки, которая по утрам перед выходом в школу, собирая ранец, наблюдает за нами пару минут. То, что в своем корне иллюзорно, не может умереть. Ты, мы, все вокруг – лишь тени. Тени во мгле. Мы знаем, что ты не такой радикальный в своих взглядах, как мы: ты смирился с тем, что как-то влиять на происходящее бессмысленно. Наверное, твоя позиция правильна, потому что ты, фактически, никак и не можешь повлиять на свою Симуляцию. Но согласись-ка, что ты бы почувствовал свою причастность к исходу, если бы речь шла о низших существах. В конкретно нашем случае мы хотя бы можем повлиять на твой мир, ну а раз наш мир зависим от твоего, то можем повлиять и на свой в том числе.

– Да-да, я уже понял, что я размахивающий пенисом абориген, который ничего не значит, не может и не умеет.

– Ха-ха, блин, я не пытаюсь тебя оскорбить, просто говорю по фактам. На правду не обижаются!

– Да ладно, я шучу. Забей.

– И кстати, насчет «не значит» ты ошибся, потому что именно благодаря тебе весь наш план по Освобождению развивался все это время.

– Да? Интересненько.

– Здесь мы и переходим к деталям нашего плана и твоему участию в нем. Когда мы с Объединением окончательно решили положить этому всему конец, мы стали искать средства вывести Симуляцию из строя. Несмотря на то, что мы работали на Корпорацию и знали многое о ее устройстве, и в ней остались наши агенты, придумать рабочий план оказалось практически невыполнимой задачей. Мы перепроверили все теории и предположения, пока перед полным отчаянием не пришли к тому плану, который мог сработать. Дело в том, что вся Симуляция работает децентрализованно: нет одной сердцевины, в которую можно было бы ударить, чтобы положить конец; нет такого одного провода, который можно было бы выдернуть из розетки, чтобы все перестало работать. Мы поняли, что, чтобы уничтожить децентрализованную Симуляцию, нам нужен вирус. Вирус, который один за одним заразит и выкосит все ее узлы. Мы приступили к разработке этого вируса.

– Так-так. Получается, я подхватил эту штуку тогда от того парня на вписке?.. А я точно чувствовал, что после той ночи что-то изменилось.

– Чего?? Фу!! Нет!! Наш вирус передается другими путями. Ну ты и мерзость.

– АХАХАХАХАХ ДА ЛАДНО, ШУЧУ-ШУЧУ. – Я бился в истерике. Мысленно и в душе. Как когда пишешь «ахах» капсом с покерфейсом, но внутри тебя просто разрывает.

– Понятно, очень смешно. – Видимо, мою шутку не оценили. – Мы можем продолжить?

– Да.

– Спасибо. Так вот, мы приступили к разработке вирусного скрипта. Мы знали, что он должен ударить по основному механизму выработки энергии, воздействовать на ядерный реактор внутри каждого человека.

– А-а, точно! Он должен снизить стремление к радостям.

– Все правильно. Это основной его пункт, но в целом вирус многогранен и выполняет несколько функций. Во-первых, он естественным образом снижает количество энергии, получаемое с СИИДС, посредством воздействия на тонкие психические процессы. Это в свою очередь вызывает депрессию, от которой хочется лежать на кровати и смотреть в потолок, нежели идти тусоваться с друзьями. Во-вторых, он постепенно подавляет подавляющие импульсы – клин клином… Это ведет к усилению мыслительной деятельности и к большей свободе воли. СИИДС обретает способность яснее смотреть на мир, все чаще сталкиваясь с тщетностью своего бытия. В-третьих, вирус имеет заразительную функцию: он засевает зернышко осознанности в каждого, кто пообщается с инфицированным объектом. Но уже от обстоятельств будет зависеть насколько успешно это зернышко прорастет. Чем больше общаешься с зараженным, тем больше вероятность самому заразиться. Мы назвали свое творение «Depress.io».