
Полная версия:
Болтовня
– Не буду говорить, – Ирка улыбнулась. – Не знаю. Для меня лучше Лешки моего мужа нет.
– Ой, а что так печально?..
– А как же, Ань!
– «Мой» Лешка…
– А чей? Мой, конечно. Муж не может быть бывшим, мой. Бывших отцов детей не бывает. С мужем можно развестись, а вот с отцом своих двух карапузиков – нет! Ань, ну ты знаешь, некоторые моменты… они уже стали невыносимыми. Вот этот холод в комнате…
– Какой холод?
– Да Лешка же закаленный у меня и ему всегда жарко. Он же в суровом климате учился, там они кроссы полуголыми в мороз бегали, и ему у нас всегда жарко. Окна всегда открыты. Летом сплит не выключался. И днем и ночью у нас «минус двадцать». А я вообще замерзучая. У детей-то в комнате всегда тепло. А ему жарко. Спина теперь болит невыносимо, заморозил меня! Сейчас хоть отогреваюсь…
– О, я не знала, что ты замерзаешь…
– Да не в этом, конечно, дело… Гульки его достали… Он, конечно, шифровался, ничего не могу сказать, только все равно заметно было. Да мужик такой видный, он совсем с годами не изменился. У меня знакомая с ним работала, говорила, что он у женщин там, в части, очень популярный. Рассказывала много там, как к нему пытались пристроиться. Да и это тоже не главное, Ань… Я себя сейчас дурочкой чувствую, не могу как-то и двух слов связать… Я же тебе говорю, я все эти семейные темы не обсуждаю ни с кем. Хотя у меня много подруг. Но в этом меня никто не поймет. А ты понимаешь, Ань?.. Ты меня всегда понимала, я чувствовала, ты, как мама, ей не надо ничего рассказывать, на меня посмотрит и все знает, и ты такая была…
– А сейчас, нет? – я улыбнулась.
– Аня, я так рада тебя видеть… – Ирка встала, подошла ко мне и обняла, и я услышала, как она хлюпнула носом.
– Ну чего ты… уже поплакали…
– Я так долго думала, надо ли нам с тобой встречаться, боялась, что ты изменилась… – Ира всхлипнула, включила воду и стала умываться. – Ты такая всегда с характером была…
– С каким характером, Ир?..
– Да с таким, – подруга вытирала слезы. – Мне мама всегда говорила: «Как хорошо, что у тебя такая подружка, как Анька. Мне за тебя не страшно, когда вы вместе гуляете». Всегда за тебя спрашивала. И дядя Витя говорил, что ты человек хороший.
– А, ага… дядя Витя специалист-психолог… – я тоже вытирала слезы.
– Ты знаешь, я пыталась посчитать, сколько мы с тобой не виделись, и не смогла – лет пятнадцать?
– Пятнадцать?.. Я не считала.
– Ага. Да все Лешка… начал тогда… вот и перестали дружить… Мне это, конечно, очень не понравилось, но муж все-таки, хочешь – не хочешь, а надо слушать…
– Ир, да ни в нем дело. Просто семейная жизнь закружила.
– Да ладно тебе, кому семейная жизнь дружить мешала? Помнишь, ты же к нам и с Сашкой приезжала, и с этим своим… Хорошо же общались, и Лешка мой говорил, что хорошо, когда ты приезжаешь…
– Ир, сейчас к тебе ехала и уже в лифте вспомнила, как вы меня с Лешкой поили и успокаивали, когда я с Сашкой разошлась, помнишь? Еще песни мне пели…
– Помню! – Ирка улыбнулась. – Знаешь, Ань… песни сделали свое дело…
– Это как?
– Помнишь, может, у нас с Лешкой есть свой песня? – Ирка напела несколько строк.
– Не помню.
– Это была для меня песня, наша с ним.
– Он сочинил?
– Да не, ну эта песня там… старая… ее никто не знает. У нас с ним связана была история нашего знакомства, когда только-только все начиналось. И он только для меня ее выучил и мне пел.
– И?.. Спел не только тебе? Мне тогда спел?.. – я улыбнулась.
– Да тебе мы тоже ее пели, это не запретная песня! Просто наша. Моя!
– Так и что?..
– У Лешки племянница подросла, двоюродной сестры дочка, и после школы у нас несколько месяцев жила, потом поступать уехала, а тут с репетиторами занималась…
– О-о… И чего?.. – Я многозначительно глянула на подругу.
– Да нет, не то, что ты подумала! Малая девчонка, да еще и родственница, нет, я не про это. Но Лешка, конечно, для нее в авторитете был, она с него глаз не сводила. А потом уехала и уже лет через пять к нам опять приехала, не помню зачем. Но уже такая взрослая! Видная! Уже такая, в расцвете сил…
– И?..
– Да что «и».
– Так они же родственники…
– Они особо не родственники, там сводная сестра, поэтому эта ему никто.
– Так зачем ты тут ее у себя селила?..
– Я не селила, я ее отправила, мне тут только ее не хватало, но я не про это. Лешка мой не придурок, он в такие семейные переделки не будет встревать, у него башка на месте. И в собственном доме он не будет такой бордель устраивать, на это у него башка варит. Я тебе о другом. Она тут у нас была, и слышу, просит его на гитаре поиграть, а он уже тогда ее и в руки не брал. Но слышу, вытащил из залежей шкафов. Мимо комнаты иду: он играет, она слушает, открыв рот. Он вообще же хорошо поет, у него голос красивый, из него бы классный артист получился.
– Да, я помню, я тоже вам говорила.
– Ну долго они пели, а я на кухне, занята сильно была: и готовила, и отчеты еще делала, помню, по самые уши была вся в делах, двери все позакрывала, ну поют и поют. А потом к детям в комнату пошла и слышу, как она говорит: «Дядь Леш, а вот ту спой». Я особо не обратила внимания, что за «та». В комнату к детям зашла, приготовила им там майки, одежду на утро и выхожу, и слышу… Ань, а он ей песню мою поет! Аня, мою песню! Ну это же моя песня!..
– Ира, ну…
– Ань, ну не делай вид, что не понимаешь!
– Да понимаю.
– Я встала в дверях и стою, смотрю на него. Ну нормальный он? Ну зачем? Ну это же наше с ним. Он что, забыл? Я постояла в дверях и ушла.
– Сказала ему потом?
– Нет. А зачем? Если он сам не понимает, зачем? Это не надо говорить, это же не мой халат он ей там дал, что можно возмутиться, это же не то, что мы когда-то договаривались, или это наше семейное сокровище или фамильные бриллианты. Ну это наше… наше с ним… Это внутри должно быть у человека, чтобы он тоже это понимал. Одно дело, когда я рядом, он всем ее пел, но когда я рядом! И всегда говорил, а это – Иры моей песня, я только ей ее пою, но вы тоже, мол, можете послушать, какая у моей жены песня. А тут… Ну это… Знаешь, Ань, мне кажется, вот тогда все и закончилось. Иногда вот такие мелочи перевешивают любую интрижку на стороне. Для меня это не мелочь.
– Да знаю тебя. Ты всегда к такому серьезно относилась.
– Ладно… – Ира вытерла набежавшие слезы. – Расскажи о себе, все рассказывай.
Мы засиделись за полночь. Встреча была такой невероятной, теплой, задушевной, столько всего вспомнили. Мы с Иркой наплакались вдоволь. Смеялись тоже очень много, гораздо больше, чем плакали. Конечно, рассказали друг другу и про личную жизнь, и про офисную, естественно, поговорили о детях и показали все имеющиеся фотографии в телефонах друг другу. Обменялись новостями про общих знакомых. Мы не могли наговориться. На кухне от стенных плафонов падал мягкий желтый цвет, точь-в-точь, как тогда в Иркиной комнате в старом доме. Мы будто погрузились в ту атмосферу нашей студенческой молодости, и в полутьме мы казались друг другу все теми же. Не видно было наших морщин, изменений во внешности, только наши голоса звучали, а они остались такими же – так Ирка сказала.
– У меня двоюродная сестра похоже с тобой разговаривает…
– А я помню! – прервала я подругу. – Мы когда только познакомились, ты мне сказала, что я на твою сестру похожа и голос такой же приятный! – я рассмеялась.
– Да ты ее видела.
– Да помню, но смутно.
– Так он когда приезжает, я так люблю с ней разговаривать! Отвернусь и слушаю ее, так у вас голоса похожи… Ты давай не пропадай больше, приезжай, с мужем познакомлю. У него дом в пригороде, на выходные мотаемся, друзей зовем. Там, правда, скучно тебе будет, я знаю, ты не любишь шумные компании. Хочешь, завтра вместе поедем?
– О, не, завтра один выходной, в понедельник на работу, да ты же меня знаешь, это не мое.
– Эдик утром приедет, сначала к маме заедем, а потом туда, смотри, если хочешь, с нами…
– Так тебе рано вставать?
– Ну да. Да ладно, я уже привыкла, мне пару часов хватает, завтра днем высплюсь.
– Тогда ехать уже надо, сколько там?..
– Да посиди еще, выходной – отоспишься.
– Да увидимся еще.
– Ань, да ты знаешь, то одно, то другое, пока соберешься… Хорошо, что ты приехала… Я прямо погрузилась в эти все воспоминания, такое ощущение, что нам опять по двадцать. Хотя мне и сейчас комфортно, а то выясняют все вокруг, сколько кому лет, глупости все это, сил только не хватает, годики сказываются: то одно болит, то другое.
– А выглядишь хорошо! Ты молодчинка.
– Надеюсь на генетику!
– Я тебя встретила, ты такая важная, серьезная и как будто незнакомая… Как будто и не Ирка вовсе.
– Я тоже на тебя глянула, ты совсем другой мне показалась, вроде ты, а вроде нет! – рассмеялась Ира. – А сейчас вижу – это ты!
– Ир, ну ехать пора, правда, не выспишься, уже вроде все обсудили, поеду я.
– Ты, может, останешься? Я будить тебя не буду, ключи оставлю, ты закроешь…
– Ир, ну не выдумывай. Сейчас такси вызвал и через десять минут дома, будем еще устраивать проблему на пустом месте.
– Ну посиди еще полчасика, а потом поедешь? Ага?.. Сейчас тебе салатиков соберу, утром позавтракаешь.
– Вот забота! Как в старые добрые времена! Помнишь, бабла не было, я к тебе приезжала, ты мне целые пакеты собирала: яблоки, чай, печенье, сахар…
– И ты мне!
– Давай тогда, собирай, а то в меня уже твои салаты не влезают, а утром поем, ты всегда готовила вкусно! Собирай, не буду даже отказываться.
– Ага… – Ирка потянулась за пакетами и пластиковыми контейнерами.
Она заботливо собрала мне пакет, сполоснула несколько тарелок и, вытирая руки, воскликнула:
– А! Сейчас тебе фотки отдам!
– Какие?
– Да я старые наши фотографии через технику офисную пропустила. Я вообще не люблю все это в телефоне смотреть, я распечатываю и альбомы делаю. Там у меня уже коллекция, а то телефон этот… Сейчас принесу, я там несколько наших и тебе сделала… – Ира вышла из кухни и крикнула: – Я все-таки надеялась, что мы рано или поздно встретимся!
Наши договоренные полчаса затянулись надолго. Ирка достала несколько толстых старых альбомов, несколько новых, уже в модных стильных обложках, и мы снова погрузились в воспоминания. Мы обсуждали наши прически, наряды, модные тогда обновки, вареные джинсы и юбки, и снова то плакали, то хохотали. Ира сунула в кулечек несколько сделанных специально для меня наших с ней совместных снимков, протянула мне, я аккуратно убрала их в сумку, а Ира из старого альбома протянула мне несколько черно-белых фотографий.
– На, это головоломка для тебя.
– А что тут? – я рассматривала три снимка разных размеров.
– Головоломка, говорю.
– Так что делать надо? Кто тут?
– Я не знаю. А ты посмотри.
Я крутила фотографии в руках. Они были похожи на вырезки из газет, которые переложили на фотобумагу. На одной в какой-то избе за скромным столом с белой скатертью сидели несколько взрослых мужчин с серьезными лицами, на другой несколько мужских фигур в теплой одежде на заснеженной площадке разговаривали между собой, не глядя в камеру. Третья была совсем невнятной, но тоже – несколько мужчин вроде как на улице.
– Ир, а кто здесь?
– Аня, это головоломка! Чего ты у меня спрашиваешь?
– Так что нужно с ней делать? – недоуменно я посмотрела на подругу.
– Решать ее!
– А как решать, кто это? Я тут никого не знаю. Мужики какие-то.
– Так вот и разглядывай мужиков этих, лупу дать?
– Да не надо, я хорошо вижу, – я снова глянула на фотографии и отложила их в сторону.
– Подожди, я тебе сейчас лупу принесу… – Ира двинулась в комнату. – Сама уже с этими цифрами скоро видеть перестану, очки уже ношу!
– Да я видела, еще обратила внимание, модные такие… – Я действительно отметила прозрачную оправу, когда встретила Иру, и нежные голубые отблески. – Только зачем мне? Я вижу нормально, не ищи! – крикнула я, но подруга уже протягивала мне лупу с ручкой.
– На, смотри, а то они некачественные.
– Да что там смотреть? Так что тут, Ир? Намекни хоть? – улыбнулась я.
– Да смотри давай! Без намеков, – глянула на меня Ирка. – Сказала тебе – головоломка, сиди и рассматривай, как узнаешь кого, кричи. Я тут, услышу.
– Так тут кто-то из наших знакомых?
– Ну, наверное. А для чего я тебе их дала? – Ира продолжала спокойно сидеть рядом.
– А-а, так бы и сказала. Тут какие-то партийные деятели…
– Конечно.
Я взяла все-таки лупу в руки и стала под плафоном рассматривать фотографии. Повторный осмотр мне совершенно ничего не дал. Только при увеличении снимка мужчины выглядели крайне серьезными и деловыми. У всех наблюдался один и тот же суровый взгляд.
– Я сдаюсь, Ир, так кто тут?
– Э, так дело не пойдет, задачка не подразумевает подсказки, сиди и смотри.
Я, взглянув на подругу, снова погрузилась в изучение фотографий.
– А ты уверена, что я тут кого-нибудь знаю?..
– Уверена.
– Так, тогда интересно… – Я снова покрутила снимки. – Ир, ну правда, не знаю, кто здесь. А это наши знакомые или какие-то известные люди?
– Отгадывай сиди, сказала же тебе – экзамен без подсказок.
– Фу-ты, придумала. Я тут никого не узнаю. Это какая-то криминальная сходка важных криминальных элементов.
– А ты что, была на таких мероприятиях? – расхохоталась Ирка. – С чего ты это взяла?
– Да ну вон, сидят за столом, посмотри: за столом пусто, спиртного ноль, вон, только бутылка с водой, да тарелки с бутербродами, – я пыталась рассмотреть содержимое на скатерти, оно расплывалось при увеличении, и я туда-сюда приближала лупу. – А видок у них… Прямо такие… непростые дела обсуждают… – Я перевела взгляд на другую фотографию. – А тут вон куда-то смотрят в сторону, но тоже чем-то крайне озадачены… Ну очень важные у них дела… На партийных деятелей не похожи, на актеров в фильме тоже… – Я отложила фотографии в сторону.
– Давай-давай, рассматривай, жду ответа, время пошло, – Ирка вроде шутила и улыбалась, но между тем выглядела серьезной.
– Ира, ну скажи, это такая важная головоломка, которую мы должны решать в два часа ночи?.. – улыбнулась я.
– Ну как ответ найдешь, скажешь мне, важная ли она на твой взгляд.
Я продолжала крутить снимки, рассматривала лица мужчин, но кроме общих черт у них, таких как сжатые губы, квадратные подбородки и серьезный взгляд, ничего не находила.
– Ир, ну я не знаю никого. Ты, действительно, уверена, что я тут…
– Да уверена я! Ну что прямо никак?!
– Да не вижу… Ир.
– Может, еще вина подлить?
– Не, чаю давай.
– Думаешь, поможет? – Ира улыбнулась и потянулась к чайнику. – Ладно, не буду тебя мучить…
– Ну давай, а то уж тут сделала секрет…
– Подсказка тебе, так и быть.
– О-о…
– Не окай. Головоломка называется «Найди Федота».
– Федота?!.. Здесь он есть? – Я с интересом снова уткнулась в снимки. – Ир, ты серьезно, здесь есть тот самый…
– Ищи давай, не отвлекайся.
– Ничего себе… – я подняла голову. – Я как же я его найду, если я его не знаю… Нужно догадаться? Давай еще подсказку? – Мне стало уже интересно, да и серьезная Ирка явно что-то знала теперь про того самого Федота. – Ир… правда, что ли, он здесь есть? А как ты… – я крутила фотографии. – Ну, может, вот этот?.. Да и этот тоже может быть… И вот этот… тоже. Тут все такие серьезные, на любого можно подумать.
– Да ты не думай, ты ищи!
– Блин, Ира! Ну как я его найду, если я его не знаю! Он на кого-то из наших знакомых похож? Чей-то родственник?.. Я пока сходства не вижу… Ир, ну не найду я, подсказывай, давай, я его не знаю!
– Знаешь.
Я подняла голову. Ира выглядела слишком серьезной, да и та история не была для нас веселым курьезным случаем, поэтому я знала, что подруга на такую тему шутить не будет.
– Ни фига себе. Прямо знаю?..
Минут через десять Ира не выдержала.
– Слабачка! Так и быть, еще подсказка, вот смотри, – Ирка ткнула на кучку лежащих рядом фотографий из альбома и маленькие полароидные снимки. – Здесь он тоже есть.
– Здесь?.. В наших фотографиях?.. – я уже откровенно ничего не понимала.
– Вот здесь он есть. Ищи.
Я коснулась вороха фотографий и стала их перебирать; мы только что их разглядывали, там были наши близкие, мы с Иркой, наши знакомые и друзья. Головоломка мне уже нравилась: я понимала, что Ирка что-то знает и в любом случае, рано или поздно, мне расскажет. Я перебирала снимки и наткнулась на групповую фотографию нашей институтской компании, включая сокурсников, их друзей, в общем, всеми, кто захотел запечатлеться в кадре на память возле центрального крыльца института. Я приблизила снимок и стала под лупой разглядывать лица.
– Дай сюда! – Ирка выхватила фотографию. – А то до завтрашнего вечера будешь отгадывать. Там его нет. И так понятно: нам там по двадцать лет, а на этих фото взрослые мужики, можно и так догадаться, что там его нет… – Ирка отбросила и еще несколько снимков из кучки под моими руками.
– Ну мало ли… Может, кто такой засекреченный был… Че… заочники… Приезжих сколько со всех области… Может, кто-то тут в гриме и в парике?..
– А каком парике! Где ты тут парики увидела?
Я продолжила перебирать снимки, Ира периодически вздыхала и отбрасывала лишние, чтобы облегчить мне задачу, и когда я особо засматривалась на очередную фотографию, вздыхала, вытаскивала у меня ее из рук и снова откладывала в сторону. Поиски затянулись надолго, Ира не сдавалась, а также сидела и спокойно следила за моим «расследованием». В итоге у меня на руках остались всего несколько фотографий, причем на них были самые близкие.
Ирка не выдержала, взяла несколько снимков, а остальные убрала в сторону. Положила их слева от меня, а справа пододвинула ближе черно-белые фотографии этих серьезных мужчин.
– Давай уже так попробуем.
Я посмотрела на «левые» фотографии и с недоумением глянула на подругу. Там выбирать было даже не из кого, я еще раз глянула на знакомые лица и спросила:
– Так может, надо увеличивать, где-то там в потемках на заднем плане…
– Да не надо ничего увеличивать! Давай, вот и вот, уже все подсказки закончились, имей совесть.
Я глянула на фотографию Иркиной мамы и рассмеялась.
– Надеюсь, Дед Федот – это не твоя мама?
– А ты что, видишь мою маму на фотографиях справа от себя?.. – Ира скривила губы и протянула последнюю фразу, намекая на мою глупость.
– Так знаешь, ты мне тут выбора не оставила!
– Ну, наверное, оставила!
– Ира, надеюсь, это не ты? А-а, ну да, нужно же еще смотреть на фотографии справа – тебя тут нет. Бабушка? Ира – это твоя бабушка?.. Хотя ее тут тоже нет. Я – исключаюсь, это ложный путь… Ир, ну тебя, остается только наш дядя Витя! Все, я готова отвечать – это дядя Витя! Больше никого тут нет! – я рассмеялась и подняла глаза на Ирку.
Она сидела спокойно и безо всякой улыбки смотрела прямо на меня. Потом взяла у меня из рук маленький полароидный снимок, где она была в окружении своей родни и приблизила к одной из фоток серьезных мужчин, вернее, к одному из них – как раз смотрящего в камеру с самого края и сидящего чуть полубоком. Потом она отложила семейный снимок и взяла из кучки фотографию, на которой тетя Рая вместе с дядей Витей улыбались за праздничным столом, и снова приложила ее к черно-белому снимку с серьезным мужчиной с краю.
– Я не хотела тебе говорить… но не смогла сдержаться… хотя знала, что скажу… Он ведь тебе тоже не чужой…
– Ир… Кто? – я глянула на фотографии. – Наш дядя Витя?.. Ты про кого говоришь? Причем здесь наш дядя… – я перевела взгляд с подруги на лежащие рядом снимки.
– Ты знаешь, я ведь думала, что его фамилия Григорьев. Мама, что ли, напутала… Вроде Григорьев он был… А потом я у нее спросила, а она говорит – Федотов… Я бы… да мы бы с тобой додумались, что это он…
– Ир… Ира?.. Ты хочешь сказать?.. Наш дядя Витя и есть тот самый Дед Федот?.. Ты что, серьезно?.. Ты думаешь?.. Этого не может быть… Ну как?..
– Да как, Аня. Просто. Они же все тогда шифровались, времена какие были, неразбериха… Это сейчас важных людей легко определить: самый большой дом, самая крутая машина, а тогда что, не помнишь разве, серьезные люди, наоборот, старались выглядеть скромно.
– Ира… Наш дядя Витя?! Ну как это… Ир… Это… какой-то… Как это?.. Это вообще!.. Может, ты путаешь… Ира…
– Да. Я уже потом узнала, когда он умер.
– А… а как ты узнала?.. Ира, а это что, он?! – я ткнула на мужчину с краю.
– Да присмотрись внимательно, видно же.
– Да как… видно, ну похож, конечно, но тут такой… важный… А наш?.. Да он же…
– Да дурочку он валял, Аня. Такие серьезные дела крутились, ты чего. Так что ходил песенки напевал.
– Пипец, Ира! Ну как?! Это вообще… Ну как…
– Ты знаешь, я потом, конечно, много чего вспомнила, были там нестыковки разные.
– Ну да… бабло было у него всегда… много…
– Да до хренища бабла у него всегда была! Одно куда-то ходил, все в заднице, а ему все какие-то отчисления приходят! Да он нам только с тобой немеряно капусты отстегнул, забыла?
– Ира… Ира!.. Так это он за нас тогда заступился!.. Помнишь же, Игорь сказал!
– Ну так теперь понятно все. Он, конечно. Ты же помнишь, мы у него денег просили? Конечно, он позвонил кому надо и уладил. И никаких там парней не искали. А может и искали. А мы тогда вышли сухими из воды, потому что он кому надо замолвил словечко или бабки просто отдал, откуда я знаю эти все их дела.
– Ирка, это пипец! Ну как?! Ну как, Ира?.. Это просто… Это очуметь… Дядя Витя… Ну как такое может быть?..
– Я сама только на похоронах поняла, когда табличку с фамилией увидела. Там столько народу понаехало. Крутые все, на машинах черных, люди какие-то незнакомые приехали, сами все подготовили, суетились. Да я даже испугалась сначала: откуда у дяди Вити такие знакомства? Мужик такой крепкий взрослый сразу приехал к нам: мол, все в порядке, все помогу, все сделаем. Когда хоронили, к дому несколько машин крутых подъехало, оттуда вышли такие… ну как в девяностых, только постарше уже… А мама моя вообще никакая была, она только на кладбище в себя пришла. Я с ней все время, а у меня там дома еще проблемы были… я тоже никакая. Тут мама, там малой отчудил… А на кладбище когда его привезли, я чуть не обалдела, вижу: вокруг машин дохренища! Людей толпа, все такие непростые, я еще подумала, что кого-то важного хоронят. Стала так по сторонам поглядывать. Так дядю Витю же еще на блатном месте похоронили. Привезли, мужик там важный такой этот, который сразу приехал, все суетился, с мамой вежливо, на «вы», мне тоже что-то объясняет, суетился. Я еще думала: там место огромных денег стоит, там только, сама знаешь, очень непростых людей хоронят, а тут… наш дядя Витя…
– Ира… это вообще… Ну я не понимаю…
– Ага. Я тоже не поняла ничего. Толпа машин, людей, венков, какие-то люди. Мама еще на кладбище подняла голову и говорит: «Ой, сколько у Вити друзей…» А мы когда еще только подъезжали, я увидела это все и сразу подумала, что кого-то важного хоронят. А раньше же не как сейчас: отпели, гроб закрыли и закопали. Раньше дома человек лежал, потом возле могилы все прощались, батюшка там читал… А мы только подъехали, вышли, и я сразу услышала, как люди вокруг зашушукали: «Федот… Федот… Федота привезли…» Ну я же, Аня, там тоже не в себе была, за маму очень боялась, она там вообще расклеилась, никакая была, кололи ее постоянно. Если бы на свежую голову, а так я только обрывками помню все. Но то, что я это имя услышала, это точно. Думаю: неужели того самого Федота хоронят, вижу же крутые все вокруг, с цветами такими красивыми. А маму же не могу оставить, еще подумала: хоть бы подойти, посмотреть какой он был, попрощаться, вроде как для меня сделал много, может, и правда, как-то там заступился, помог. Ну за нас с тобой. Еще подумала так.
– Ира… неужели… у меня в голове не укладывается…
– У меня уже уложилось. С годами. А я тогда точно помню, так по сторонам глянула, думаю, надо запомнить, где его похоронили, потом буду здесь, подойду, посмотрю хоть на фотографию. А потом… уже дядя Витю понесли, и вся эта толпа с цветами за нами по кладбищу, я вообще ничего не поняла. Я тебе говорю: я только о маме думала, но видела все, конечно. А когда к могиле подошли, я на табличку глянула, а там «Федотов Виктор Степанович». Я тогда сразу поняла все. Ну не помню… вроде сразу. И фотография другая совсем. Мы же свою приготовили, и когда он у нас во дворе лежал, то с другой фотографией. Ну не табличек, конечно, ничего. И к дому никто не подъезжал, так, говорю же, только несколько машин. А там… И фотография там другая была, уже на кладбище – большая, красивая, он там совсем другой, не такой, как у нас ходил, песенки распевал.
– Ир… и правда, помнишь, песенки эти про красоту. «Сердцем чист и не спесив…»