Эликсир смерти. Печать первая

– Мы знаем, почему происходят приливы, – проворчал немного обиженный таким сравнением князь Сабуров.

Улыбнувшись, Раджаян сообщил, что упомянул приливы только как близкий по смыслу пример.

– Это очень хороший пример, – повторил Махатма. – Именно так случилось с нами. Мы знаем, как действует часть магических предметов Шамбалы, но мы не понимаем, почему они так действуют, и какая сила совершает эти чудеса.

Очутившись в Шамбале под чужим небом двух солнц и трех лун, путешественники были слишком взволнованы и на время как бы утратили чувство реальности, словно грезили наяву. Позже, вспоминая те события, они так и не решили: в самом ли деле их проводник-йети избавился от шерсти и стал похож на обычного человека белой расы, или это померещилось им спросонок. Они даже не запомнили, кто и по какой дороге отвел их в дом, оказавшийся позади Башни Мудрости.

Если верить хронометрам, они проснулись в небогато обставленной комнате часов через шесть после переполоха, учиненного появлением в лагере снежного человека. Молчаливый служитель полил им воды для умывания, затем одетые в сари женщины расставили на столе миски, полные вареного риса и кусков баранины, тушеных с овощами и фруктами. После трапезы гостей отвели в Башню Мудрости, где их встретил Махатма по имени Раджаян, владевший несколькими европейскими языками. Радушный хозяин рассказал им краткую историю Махатм.

Много веков тому назад, еще до рождения Гаутамы Сиддартхи, в индийское царство Магадха явились демоны-ракшасы – те, чьими статуями украшены стены Башни Мудрости. Они многому научили людей, но внезапно покинули этот мир. Прошло еще немало лет, и во времена царя Ашоки врата Шамбалы вновь отворились, впустив в потаенную долину дюжину йогов, которые едва не погибли, застигнутые снежным бураном в горах неподалеку от ущелья Макалу. Проход открылся лишь на короткие мгновения, так что выйти обратно они не смогли, и были вынуждены поселиться в Башне Мудрости. Йоги обследовали долину, окруженную кольцом неприступных гор, но не нашли даже следа ракшасов, и поняли, что демоны доверили им охранять Шамбалу.

Убедившись, что стали наследниками древних учителей, они посвятили себя постижению тайн волшебной долины. С годами они научились открывать и закрывать врата и время от времени впускали в долину новых людей. Обитатели Шамбалы призывали крестьян и ремесленников для работы по хозяйству, а также тех, кто имел скрытую способность к волшебству. Последние, пройдя обучение, становились Махатмами, что означает на санскрите – Великий Духом. Сохранить тайну не удалось, да и не стремились к этому Махатмы, так что по Земле разошлись легенды о чудесной стране, где живут великие чародеи.

Постепенно вокруг Башни Мудрости выросло селение, снабжавшее обитателей долины пищей. Крестьяне трудились в полях и садах, а Махатмы терпеливо и настойчиво изучали наследие духов, наблюдали за жизнью народов, оставшихся по ту сторону магической завесы, скрывающей Шамбалу от взоров людей. Раджаян сказал, что время в Шамбале течет медленнее, чем в остальном мире – для жителей долины миновало не двадцать три столетия, а только четыре. Еще он сказал, что Махатмы давно следили за российской экспедицией и решили впустить путешественников, чтобы договориться о взаимной помощи. По его словам, Махатмы остро нуждались в сотрудничестве с людьми, которые владеют современными достижениями естественных наук – химии, математики, физики.

Поначалу участники экспедиции чувствовали себя не слишком уютно, однако вскоре осознали, что все это происходит наяву, и тогда засыпали Раджаяна сумбурными и, как они поняли впоследствии, довольно бестолковыми вопросами. Впрочем, волнение быстро улеглось, сменившись холодным любопытством.

– Те, кого вы называете «йе-те», рождаются обычными людьми, – рассказывал Махатма. – В некотором возрасте они обретают способность изменять внешность, превращаясь в создание, обладающее нечеловеческими дарованиями. Поверьте, эта способность делает их несчастными. Мы, Махатмы, полагаем, что йе-те – потомки ракшасов, создавших Шамбалу.

Экспедиция снова заволновалась. Известный похабник и повеса князь Сабуров вознамерился выяснить, каким образом нетопыри и змеи умудрились оставить человекообразное потомство. Дотошный жандарм готов был закатить повальный обыск и возмущенно призывал не заниматься ерундой, а расспросить Раджаяна об оружии, оставшемся от прежних владык Шамбалы. Однако профессор, проявив недюжинный начальственный талант, стремительно загасил этот бунт на борту.

– Господа, будьте серьезнее, – потребовал он тоном, не допускавшим и намека на возможность возражений. – Мы не знаем, сколько времени нам отпущено, а потому должны в первую очередь прояснить самые важные вопросы. Вы понимаете, что я имею в виду.

Они понимали, ибо были осведомлены как о научных гипотезах Лапушева, так и о непреклонности его характера. Если профессор оседлал любимого конька, то перечить не имело смысла. Смирившись, офицеры решили подождать, пока Тихон Миронович натешит свою любознательность. Только Сабуров проворчал негромко, но отчетливо:

– Ну, сейчас начнется кереметь-перемать.

Как они и ожидали, Лапушев задал длинный вопрос о Безликой Силе. Сопоставляя мифы экзотических племен, профессор обнаружил, что многие народы убеждены в существовании невидимой и не связанной с каким‑либо божеством сверхъестественной силы, происходящей от людей и духов. Безликая Сила заполняет собой весь мир, причем человек может обладать ею и даже направлять ее. Жители архипелагов Микронезии и Полинезии называли эту субстанцию мана, эскимосы – хила, американские ирокезы – оренда, племя индейцев-сиу – ваканда, индейцы-алгонкины – маниту, африканский народ банту – мулунгу, древние иранцы – бхага (от этого понятия, вероятнее всего, произошло славянское слово «бог»). Верили в Безликую Силу и народы Поволжья, называвшие ее словом кереметь. Согласно этим верованиям, в маниту или керемети жили духи предков. Лапушев был убежден, что возможно и даже необходимо овладеть властью над Безликой Силой, дабы употребить оную во благо Отечества.

– Да, я понимаю, о чем вы говорите, – сказал Раджаян. – Именно этой силой управляют магические амулеты, оставшиеся в нашем мире с древнейших времен. Пользоваться ими невероятно трудно, однако могущество Безликой Силы не имеет пределов.

Он добавил, что бхага хранит не только механическую силу, но также бездну знаний, и порой Махатмам удавалось проникнуть в эту сокровищницу. Иногда бхага даже показывала события будущего, хотя не все предсказания сбывались. Впрочем, обычно волшебные камни ракшасов проявляли самые простые феномены, позволявшие передвигать предметы или заглядывать в отдаленные страны.

Гостям не пришлось долго упрашивать Махатму о демонстрации действия волшебного амулета. Раджаян подошел к стене комнаты и провел рукой перед выгравированным на высоте плеч узором. Плита медленно уползла вбок, открыв нишу. Махатма достал нечто, напоминающее пасхальное яйцо от Фаберже, но яйцо весьма большое, словно страусиное.

– Если хранить магический кристалл без такой защищающей оболочки, сила быстро улетучится из талисмана, – пояснил Махатма.

Раджаян поведал, что камень проявляет заключенное в нем волшебство, если произнести нараспев заклинание, причем важны не слова песни, а чередование высоты тонов. За эти века новые хозяева сумели подобрать нужные звуки.

– Адская была работа, – посочувствовал Лапушев. – Наугад перебирать мелодию за мелодией.

– В старых записях говорится, что заклинания рождались без труда, – сказал Раджаян, понизив голос. – Словно сами стены Башни Мудрости помогали Первым Махатмам.

Внимательно слушая рассказ хозяина, профессор с помощью офицеров установил на столе приборы и подключил к ним громоздкую аккумуляторную батарею. Последняя фраза удивила ученого, и он осведомился, не прерывая работы:

– Вы ничего не говорили о судьбе Первых Махатм. Если вы знаете о них только по записям, значит, их уже нет… Разве Шамбала не сделала всех вас бессмертными?

Раджаян отрицательно покачал головой и очень печально вздохнул. Похоже, вопрос путешественника задел больное место.

– К сожалению, чары Шамбалы лишь ненадолго продлевают нам молодость и делают жизнь дольше обычной, но не вечной… – Махатма подозрительно осмотрел стол. – Для чего нужны эти предметы?

– Разве не вы говорили, что нуждаетесь в услугах земной науки? – князь был опытным игроком и умел блефовать, сохраняя на физиономии честную мину. – Приборы измеряют силу электрического тока, это поможет нам разгадать природу волшебства.

Кажется, обитатели здешних мест слабо разбирались в технике, и Махатма поверил. В любом случае, к вопросу о приборах он больше не возвращался. Раджаян бережно опустил яйцеобразный футляр на стол, где имелась специальная подставка – как раз для предметов таких форм и размеров. Махатма постоял, прикрыв глаза и шевеля губами, словно молился, а затем сказал, что после заклинания нужно будет произнести просьбу, которую должен исполнить талисман.

– Бхага понимает нас слишком буквально, – посетовал он. – Поэтому просьбу надо тщательно продумать… Что вы хотите увидеть?

Посовещавшись, они решили взглянуть на места, где русская армия сражалась с японцами. Махатма скептически поморщился, но возражать не стал и отвинтил верхнюю половинку покрытого затейливой инкрустацией футляра. Внутри исследователи увидели самоцвет размером с гусиное яйцо. Окраска полупрозрачного камня постоянно менялась, переливаясь от лимонно-желтой до густо-оранжевой. При этом по отшлифованным граням и ребрам кристалла вспыхивали изумрудные искры.

Прозвучала сложная по партитуре песня, и кристалл засветился ярче, заполняя все пространство вокруг себя сиянием золотистых лучей. Потом Раджаян произнес на том же тарабарском языке длинную фразу, и над столом, заслонив талисман с его кожухом и расставленную гостями аппаратуру, заколыхалась картина, имевшая не только ширину и высоту, но также глубину.

Взорам ошеломленных посетителей Шамбалы предстала бирюзовая гладь моря, по которой медленно передвигались маленькие, в палец длиною, военные корабли. Из труб вытекали струйки дыма, пушки выбрасывали крохотные вспышки, а на океанской поверхности непрерывно поднимались столбики воды – следы снарядных разрывов. То и дело микроскопические взрывы озаряли палубы и надстройки кораблей, и тогда на металлических корпусах разгорались язычки пожаров. Чудесная картина выглядела так естественно, словно они наблюдали настоящее морское сражение, находясь в воздушном шаре поблизости от места этой схватки.

Сабуров попытался что‑то сказать, но волшебный иллюзион лишил князя дара речи. Князь дважды глотнул, после чего сумел‑таки произнести сдавленным голосом:

– Господа, обратите внимание… На мачтах видны флаги – Андреевский и Восходящее Солнце… – он наконец прокашлялся и перестал сипеть. – Я узнаю наши корабли – это броненосные крейсера Владивостокского отряда.

Они жадно разглядывали батальную сцену и пришли к заключению, что «Громобой» и «Россия» пытаются оттеснить японцев от сильно поврежденного «Рюрика». Позже, вернувшись к цивилизованным местам, путешественники поймут, что стали зрителями случившегося как раз в тот день сражения в Корейском проливе, и узнают подробности дерзкого рейда на выручку Порт-Артурской эскадре. Но пока три исследователя лишь следили, затаив дыхание, за чарующей сменой колдовских картинок.

Поскольку непостижимый поток времени по ту сторону врат увлекал события почти впятеро быстрее, чем в Шамбале, перипетии боя развивались стремительно. Корабли лихо выписывали головокружительные циркуляции, пожары вспыхивали и угасали буквально на глазах, восьмидюймовки делали по два-три выстрела в минуту.

Неожиданно изображение исчезло, а затем появилось вновь, но сделалось меньше по размерам, отчего стали видны некоторые расположенные на столе предметы. Теперь люди видели часть корабельной надстройки, на которой стояли несколько офицеров и матросов, одетых в форму российского флота. Действие развивалось уже не ускоренно, а все время изменяло скорость. В отдельные моменты люди двигались плавно и немного медленнее, чем это происходит в обычной жизни, и звуки их голосов неестественно растягивались, забавно коверкая слова. Но затем человеческие фигурки принимались торопливо дергаться, а речь становилась невнятно быстрой.

Это вновь был эпизод морского боя. Где‑то поблизости гремели пушечные выстрелы, кто‑то невидимый требовал перенести огонь на другой миноносец. Потом все пространство изображения заполнил крупным планом образ мичмана, который по-русски прокричал, вытянув руку над леерами:

– Глядите, господа, это была русалка!..

Картина погасла, и они опять видели только стол и слегка встревоженного Раджаяна. Поспешно убрав талисман в стенной тайник, Махатма произнес после долгой паузы:

– Такого давно не случалось… Бхага открыла будущее. Этот человек в конце видения, который разговаривал на неизвестном мне языке, должен быть знаком кому‑то из вас.

– Лично я видел его впервые в жизни, – уверенно сказал Сабуров.

– Я тоже, – добавил Лапушев.

Узнав, что и Барбашин не знает того мичмана, Махатма был заметно удивлен, однако настойчиво повторил:

– Это означает, что вам еще предстоит встретиться, и он сыграет большую роль в вашей судьбе. Иначе талисман не показал бы его.

Они снова уселись на стоявшие вокруг стола скамьи. Раджаян не был ламой, коему положено сохранять невозмутимость, и быстро терял терпение, но ему пришлось насытить любопытство членов экспедиции. Из коротких ответов Махатмы они узнали, что в Башне Мудрости с незапамятных времен хранилось множество подобных кристаллических амулетов, защищенных магическими футлярами. Кроме того, волшебные камни изредка появлялись сверхъестественным образом в разных частях света. Такие кристаллы всегда бывали необработанными и не имели защиты, а потому быстро теряли волшебную силу. Еще Раджаян сказал, что бхага чаще всего проявляется в диких безлюдных местах – в пустыне, в горах, на снежных равнинах, посреди океана.

– Мы считаем, что люди во все времена стремились не строить жилища там, где сильна бхага, – сказал Махатма. – Видимо, бхага обладает свойством отпугивать жизнь.

Потом они все‑таки приступили к деловой беседе. Махатмы собирались привлечь земных ученых, чтобы изучить явления материальной природы, которыми сопровождались колдовские процедуры. К его сожалению, профессор-богослов и два офицера не были сильны в технике, однако они сумели подсказать, что понадобятся приборы, измеряющие колебания электрических и магнитных сил. Предусмотрительный князь Сабуров вовремя добавил: мол, те амперметры, которые они привезли с собой на этот раз, оказались недостаточно чуткими и никаких интересных явлений не зафиксировали. С этими словами Павел Кириллович аккуратно убрал со стола «амперметр», бывший в действительности вовсе не амперметром, а фонографом.

– Очень неудобно, что к вам так трудно добираться, – посетовал Тихон Миронович. – Тибет и Гималаи слишком далеки от главных очагов науки и культуры.

– Не беспокойтесь, врата Шамбала можно открыть во многих уголках вашего мира, особенно в горах и на море. Мы немного научились управлять бхагой… – внезапно Раджаян оглядел собеседников и вскричал. – Куда девался ваш третий спутник?!

Действительно, за столом недоставало поручика Барбашина. Воспользовавшись тем, что остальные увлеклись болтовней, жандарм незаметно покинул их и прокрался к упрятанному в стене хранилищу амулетов. Когда его исчезновение было обнаружено, Илья уже напевал по памяти магическую мелодию, держа в руках открытый футляр. Кристалл светился все ярче, вновь источая золотистое сияние.

Барбашин не успел закончить заклинание. Махатма щелкнул пальцами, после чего кристалл погас, а поручик умолк, застыв в напряженной позе. Способность двигаться и разговаривать вернулась к нему лишь после того, как Раджаян повторно вернул футляр с талисманом в нишу.

– Зачем ты это сделал, неблагодарный наглец? – в голосе чародея звучало презрение. – Не сомневаюсь, захотелось попросить гору золота, драгоценных камней или бумажек с цифрами, которыми так грезит жалкое племя смертных!

– Господа, умоляю, втолкуйте этому дикарю, что я в мыслях не держал ничего подобного, – взмолился Илья. – Всего‑то и хотел – отправить на дно японские броненосцы и снять блокаду с Порт-Артура…

Однако, не желавший слушать оправданий Раджаян потребовал:

– Немедленно покиньте Шамбалу. Мои друзья были правы: смертные еще не готовы к общению с Высшей Мудростью. Махатмы могут подождать, пока вы научитесь сдерживать дикость своих примитивных желаний.

Тибет. 1 августа 1904 года

Врата Шамбалы беззвучно затворились, и они остались одни на снегу среди безмолвных гор. Это было то же самое место поблизости от выхода из Макалу, где скалистые стены ущелья сближались, образуя узкую щель. Именно сюда привел их йети то ли вчера, то ли еще когда – они потеряли счет времени. Солнце миновало зенит, но до вечера было еще далеко.

– Не спешите отчаиваться, друзья мои, – грустный тон профессорского голоса плохо гармонировал с бодростью слов. – Где‑то на Земле таятся другие подобные талисманы, и мы сумеем их отыскать. А затем уж использовать научимся.

Князь ответил, заметно волнуясь:

– Обещаю вам, господин профессор, всяческую поддержку. Все свои связи употреблю, но создам департамент, который займется оккультным оружием.

– Одно плохо, даже я не запомнил в точностью магическую тональность, – Барбашин вздохнул, сокрушенно покачивая головой. – Камень засветился, но не пожелал исполнять моих приказов. А у вас обоих слух куда хуже моего, вы подавно не сможете спеть это заклинание.

– Голубчик, наш слух совершенно не имеет значения, – Лапушев от души расхохотался. – Смешные вы люди. Я записал песенку Раджаяна при помощи фонографа. Так что в два счета сыграем колдовской мотивчик, вы мне только камень найдите!

Находчивость профессора вернула всем прекрасное расположение духа. Перешучиваясь, они миновали горловину ущелья и направились вниз по тропе. Вдруг Сабуров резко остановился и строго сказал:

– Господа, я призываю вас запомнить важнейшее обстоятельство. Все наши изыскания и расследования должны оставаться тайной за семью печатями.

– Это понятно, – голос профессора снова сделался печальным. – Вы лучше скажите, как мы до равнин доберемся. Носильщики‑то наши сбежали вместе с лошадками…

Им не пришлось спускаться с гор пешком. На месте прежнего лагеря путешественники обнаружили в полной сохранности свою поклажу, трех коней и даже всех шерпов. Верный Анг Нури сказал, сверкая белоснежными зубами:

– Сахиб, я догнал и вернул этих трусов…

Глава 2

Похитители вурдалаков

Санкт-Петербург. 20 ноября 1905 года

Не в его привычках было колебаться, но сейчас поручик вовсе не был убежден в правильности своих поступков. Чем ближе становился назначенный срок, тем сильнее Барбашин сомневался, что следовало тревожить известного ученого. Конечно, давеча Лапушев беседовал с ним по телефону вполне доброжелательно, однако этот тон мог быть следствием профессорской деликатности. Он и сейчас выслушает, не высказав вслух недовольства, а в душе затаит обиду: мол, дурак вы, поручик, по пустякам занятых людей от важных занятий отрываете.

Тем не менее, отступать было поздно, и двадцатипятилетний жандармский офицер решительно пересек мостовую, направляясь к подъезду дома, где снимал квартиру Тихон Миронович. Он был уже в нескольких шагах от дверей, когда за спиной зацокали подковы, и скрипуче остановился экипаж. Невольно обернувшись, Барбашин увидел вальяжно вылезающего из пролетки давнишнего приятеля, которого не встречал, пожалуй, с начала лета. Дела князя заметно продвинулись в гору – теперь на плечах его шинели были пришиты новенькие погоны подполковника.

– Сколько лет, сколько зим! – На лице Павла Кирилловича нарисовалось искреннее удовольствие. – Вы точны, поручик. Это похвально. С подчиненных я привык требовать строгой дисциплины.

Означала ли сия фраза, что Барбашину предстояло стать подчиненным его сиятельства, или же подполковник просто излагал свое служебное кредо? Вроде бы не оглашали приказов о назначении Сабурова на какую‑либо должность в Петербургское жандармское управление…

Между тем князь, не вдаваясь в детали, повелительно подергал висевший перед дверью шнур звонка. Похоже, здешний домовладелец был ретроградом и не спешил устанавливать электрический сигнал. Отворивший лакей, низко кланяясь, как частому гостю, пригласил князя к лифту, на поручика же бросил вопросительный взгляд.

– Он со мной, – строго сказал Павел Кириллович. – Запомни его, Прокофий. Теперь господин Барбашин будет часто посещать этот дом.

«С чего бы мне часто здесь бывать?» – недоумевал жандарм, но преждевременных вопросов задавать не стал. Вскоре они уже расположились в кожаных креслах профессорского кабинета. Непоседливый, как всегда, Тихон Миронович суетился, угощая визитеров отличными сигарами, несколько коробок которых привез из недавней экспедиции по Карибским островам. Затем, когда горничная подала кофе, Лапушев заметил:

– Вы, молодой человек, очень уместно позвонили мне вчера утром. Я как раз собирался известить вас, но никак руки не доходили…

Прочитав откровенное непонимание на лице Барбашина, князь весело проговорил:

– Он же ничего не знает. Вероятно, курьер с приказом еще не добрался из министерства в столичное управление… Тихон Миронович, не откажите в любезности – в вашем изложении эта история будет выглядеть красочнее.

– Охотно, – обрадовался профессор, обожавший амплуа рассказчика. – Началось все с того, что пару недель назад меня снова пригласил господин Танеев…

Прошлым летом, вернувшись с Тибета, они натолкнулись на полное равнодушие. Не помогли даже придворные связи Сабурова. Государственные мужи потеряли интерес и к самим астральным феноменам, и к возможности создать магическое оружие – слишком уж невероятно звучали восторженные воспоминания путешественников. Тем более – на фоне неприятных известий с маньчжурского фронта.

Убедившись в тщетности усилий, участники экспедиции попросту смирились и вернулись к обычным своим занятиям. Наступили бурные времена, так что теперь они встречались гораздо реже. Лейб-гвардии драгунский эскадрон Сабурова разгонял мятежников, Барбашин ловил шпионов и террористов, а Лапушев отправился изучать верования и обряды туземцев Гаити, Кубы и Барбадоса.

Вернувшись из экспедиции, Тихон Миронович засел писать книгу, но 3 ноября получил письмо от главноуправляющего Императорской канцелярией. Танеев настойчиво просил профессора прибыть на следующий день для чрезвычайно важной приватной беседы.

Старый чиновник выглядел взволнованным и никак не мог приступить к существу дела. Наконец, словно собравшись духом, произнес:

– Господин Лапушев, не вспомните ли вы один наш давний разговор? Речь шла о вещем сне Александры Федоровны.

– Разумеется, не запамятовал, – кивнул профессор. – Ежели не ошибаюсь, её величеству приснилась ваша дочь, которая спасла Государя и Государыню.

– Не совсем так, – Александр Сергеевич вздохнул. – Даже не знаю, что и подумать… В том сне она увидела двух неизвестных особ – молодую даму, опиравшуюся на палку, и какого‑то бородатого крестьянина с лохматыми черными волосами, сверкающими черными же глазами и прочими атрибутами лесного разбойника…

Танеев напомнил продолжение истории. Впервые повстречавшись с дочерью Танеева, которая в замужестве стала зваться Анной Вырубовой, царица разволновалась, уверяя приближенных, что именно эта девушка была персонажем того памятного видения. Александру Федоровну смутило лишь одно обстоятельство: девушка из сна не могла ходить без палки. Однако вскоре это недоумение разрешилось самым трагичным образом: после тяжелой болезни у Вырубовой разбухли сосуды на ногах, и молодой фрейлине действительно пришлось ковылять, опираясь на палку.

– Интереснейший факт, – профессор хищно прищурился. – Позвольте напомнить, я еще в прошлый раз говорил о необходимости…

– Весьма печально, что вашу идею не удалось своевременно реализовать, – Танеев поежился. – Господин Лапушев, теперь вашим исследованиям будет открыта самая благоприятная дорога. Дело в том, что на днях случилось нечто вовсе необъяснимое… Не далее как первого ноября их величествам представили святого человека – с виду точно такого, как описывала Александра Федоровна. Государыня чуть в обморок не упала – просидела всю аудиенцию, словно каменная статуя, а после позвала меня с Аннушкой в свои покои и шепотом, вся побледневшая, говорит: мол, этого мужика во сне тогда видела, он – спаситель наш.