Эликсир смерти. Печать первая

– Очень удачно получилось, – удовлетворенно произнес Сабуров. – Через час-другой станет совсем темно, поэтому без вашей помощи мы бы его не поймали.

– Вы действительно видели оборотня? – барон перекрестился. – На что похож этот дьявол?

– Скоро сами увидите, – заторопился Сабуров. – Времени у нас мало. Надо поскорее начинать облаву.

Они договорились, что люди Кассилы сыграют роль загонщиков и направят Мец-хозина к месту, где будут ждать в засаде князь Павел и его спутники. Деваться оборотню было некуда – для бегства оставалась лишь узкая полоса твердой почвы между двумя трясинами. Когда отряд барона ускакал, Сабуров кивком головы показал на стоявшего поодаль Лямпе и тихо сказал:

– Глаз с него не спускать. Чуть сделает что‑нибудь подозрительное – немедленно арестуете. Очень мне этот доктор не нравится.

Болота Алакюйеми. 26 ноября 1905 года

Засада расположилась позади хилой заросли кустарника. Быстро сгущались сумерки, и дождь не унимался, так что видно было шагов за тридцать-сорок, не дальше. Поэтому отряд Сабурова растянулся на влажной траве, нацелив оружие и зрение в сторону, откуда доносились ослабленные расстоянием крики загонщиков. Лямпе же с комфортом сидел, прислонившись спиной к дереву, ветки которого частично защищали от дождя.

– Мец еще в версте отсюда, – в очередной раз сказал он. – Идите сюда, нечего зря мокнуть.

– Откуда вам знать, где оборотень? – взорвался Барбашин.

Лямпе равнодушно поведал, как нынче днем выстрелил в реликтовое существо особой пулькой, которая сидит под шкурой и непрерывно подает сигналы, показывая место, где находится монстр. На язвительный вопрос князя, почему, мол, они не слышат никаких сигналов, доктор отвечать не пожелал. Только пробурчал под нос:

– Тяжело с вами разговаривать…

– Так какого дьявола вы тут делаете? – резонно спросил Сабуров.

– Пришлось… – Подозреваемый в шпионаже антрополог легонько шевельнул рукой. – Больше некого было посылать. У меня – самая маленькая голова…

Его слова напоминали вульгарный бред и отбивали всякое желание продолжать разговор. А Лямпе, медленно расстегивая ружейный чехол, осведомился:

– Вы хоть сами понимаете, зачем охотитесь на Мец-хозина? Убивать беднягу нет оснований, ведь он никому не причинил вреда. А если изловите живым, то уникальное существо обречено провести остаток лет в клетке какого‑нибудь зверинца. Да вам его и не поймать – сетки нет, капкана тоже, а экземпляр гораздо сильнее человека.

Даже деликатный Тихон Миронович потерял терпение и негодующе вопросил:

– Может быть, посоветуете, как быть?

Не поднимая взгляда, антрополог понес ахинею про какие‑то научные методы, которые позволяют якобы из крохотного кусочка плоти или нескольких капель крови вырастить здоровую взрослую особь. Бесцветным голосом полоумный говорил о скором возрождении племени, самки которого вырабатывают молоко, содержащее лекарство против старости.

– Нумми говорил, что с молоком надо проделать какие‑то манипуляции, но не сказал рецепта, – напомнил Лапушев.

– Не сказал, но подумал, а мысли его записаны, – сказал Лямпе и встал, привычным движением выдернув из чехла карабин с телескопическим прицелом. – Пора заняться делом, коллеги. Он в сотне ярдов.

Тихон Миронович произнес почти удовлетворенно:

– Господа, я так и думал – он ненормален.

– По моему, вы думали, что я позволю вам погубить редчайшее творение земной эволюции, – сказал антрополог. – Мец-хозин – едва ли не самый ценный организм вашей планеты.

Толстая трубка, закрепленная над толстым стволом его оружия, слабо засветилась. Большеголовый урод повел этим устройством, нацеливая поочередно на каждого из трех офицеров. Все они один за другим, не издав ни звука, попадали на землю и застыли в неподвижности. Затем ружье нацелилось на профессора.

– Положите ружье, коллега, и не делайте глупостей, – посоветовал Лямпе. – Я не хочу подвергать вас временному параличу. Ваш организм может не выдержать такого потрясения. А они люди молодые, скоро очнутся.

Взволнованный и оскорбленный Лапушев прошептал:

– Кто вы, во имя Вельзевула?!

– Я действительно ваш коллега, участник научной экспедиции. Только не антрополог, а, скорее, зоолог… Простите, поговорим как‑нибудь попозже…

Дальнейшие события Тихон Миронович беспомощно наблюдал, стоя в нескольких шагах за спиной демонического доктора. Из темноты прямо на них выбежал тяжело дышавший великан. Увидев людей, Мец-хозин пригнулся, словно готовился к прыжку, и обнажил ужасные клыки. Под мохнатой шкурой чудища перекатывались огромные мышцы. Он все‑таки прыгнул, однако на мокрую землю упало уже бесчувственное тело, потому что Фердинанд Гектор Урсула Лямпе успел выстрелить из своего усыпляющего ружья.

Потом высоко в небе послышался нарастающий свист, и на ровную площадку перед кустами опустилось нечто, имевшее форму чечевицы и размеры трамвайного вагона. Часть гладкого закругленного бока откинулась и легла верхним торцом на грунт, образовав подобие трапа. Из открывшегося проема вытянулись тонкие лапы со множеством суставов и клешнями на концах. Лапушев даже испугался, что сейчас вслед за своими клешнями выползет огромный краб, но ничего подобного не случилось. Четыре лапы осторожно подхватили неподвижного Мец-хозина и утащили в мрачное чрево «чечевицы».

Доктор Лямпе тоже поднялся по трапу, на пороге остановился и сказал на прощанье:

– Не обижайтесь, коллега. Вам это существо ни к чему.

Помахав рукой, он зашел в диск. Крышка люка беззвучно захлопнулась, и загадочный предмет, загудев, поднялся в воздух. Задрав голову, Тихон Миронович всматривался в небо. Некоторое время он еще различал темное пятно на фоне облаков, затем дьявольская машина стала недоступна зрению. Минут через пять зашевелились парализованные офицеры, и почти одновременно подоспели всадники барона Кассилы.

Санкт-Петербург. 3 декабря 1905 года

– Это ужасно, – простонал князь Сабуров.

Барбашин молча опустил голову. Он был полностью согласен с начальством. То, что случилось за последние два дня, означало полный крах неплохо начатой карьеры и перевод на самую дальнюю окраину.

Накануне Сабуров докладывал о результатах финляндской экспедиции. Неожиданно великие князья Владимир Александрович и Николай Николаевич-младший обрушились на него, упрекая в неблаговидных поступках. По их мнению, поездка в Лапландию подтвердила, что IX отделение занимается полнейшей ерундой.

Царские дядюшки грозно вопрошали: где, мол, доказательства, что феномены действительно существуют? Колдун-лопарь якобы помер, а труп его сгорел при сомнительных обстоятельствах. О неведомом науке животном известно лишь со слов членов экспедиции, но барон Кассила под присягой показал, что никакого человека-волка не видел. Желая оправдать напрасное расходование государственных средств, господа Сабуров и Лапушев ссылаются на галлюцинации перепуганных подростков, а также придумали совершенно неправдоподобные сказки о большеголовых демонах, утащивших вурдалака на небеса. Вдобавок на стол легла полученная из Северной Америки телеграмма, гласящая, что никакого Антропологического общества в Чикаго отродясь не было.

В таком духе было составлено письмо на высочайшее имя, а в заключительной части авторы документа рекомендовали немедленно распустить Девятое отделение и наложить примерные взыскания на руководителей этого ведомства. Два часа назад главноуправляющий Танеев отправился в Зимний дворец за окончательным решением их судьбы.

– Я уже представляю, как меня отправят командиром полка в самый центр Каракумской пустыни, – уныло признался Сабуров.

Барбашин поддакнул:

– А мне предстоит искоренять крамолу в племенах диких самоедов. Буду вербовать агентов во всяких там чумах и ярангах.

Прервав их покаянные речи, сабуровский денщик объявил:

– Ваше сиятельство, господин Лапушев пожаловал.

Распахнулась дверь. Вошел сияющий Тихон Миронович и победоносно продемонстрировал государев рескрипт. Офицерам понадобилось несколько раз перечитать витиеватый текст, чтобы понять: Отделение закрывать не будут, а напротив – велено изучение астральных феноменов всячески поощрять и всесторонне оному изучению способствовать.

– Вот так‑то, друзья мои, – торжествующе провозгласил Лапушев. – Его величество не любит, когда родственники подают бесцеремонные советы. К тому же царь и царица весьма почитают мистику, а потому заинтересовались нашей работой.

– Шампанского! – потребовал князь Павел.

В приподнятом настроении, опорожнив фужеры, офицеры принялись строить радужные перспективы. Тихон Миронович слушал соратников, добродушно посмеиваясь, и не спешил преждевременно вселять разочарование в их души. Профессор слишком давно занимался научными исследованиями, а потому понимал: быстрого успеха ждать не приходится. Природа очень неохотно отдает людям свои тайны. Вряд ли Безликая Сила окажется уступчивей.

Глава 3

Магия бездны

О цыганах сложилось известное мнение: дескать, мужчины у них – сплошь конокрады, а женщины – мелкие ведуньи. Тихон Миронович этим байкам не слишком доверял, однако научный подход требовал тщательно изучать все сообщения о возможных астральных феноменах. Именно поэтому Лапушев пригласил в клуб знаменитую столичную гадалку – цыганку Тамилу.

– Если она даже не колдунья, так хотя бы привлечет публику в наше заведение, – хохотнул Сабуров.

Чутье не подвело князя. Кроме завсегдатаев собралось еще десятка три известных персон из высшего света и богемы. К столику, за которым обосновалась Тамила, выстроилась очередь богато разнаряженных особ, желавших узнать свою судьбу. Тамила величаво принимала положенную плату, после чего вполголоса повествовала о бедах и удачах, ожидающих знаменитых фабрикантов, актеров, аристократов, модных журналистов, писателей, кокоток.

К середине вечера Лапушев испытал разочарование. Прорицания получались чересчур банальными, хотя Тамила научилась говорить чуть складней, чем малограмотные таборные тетки, что пристают на улице к прохожим с назойливыми просьбами позолотить ручку.

В свое время профессор приложил немало усилий, разгадывая уловки гадальщиков, и весьма преуспел в своих расследованиях. Наслушавшись всевозможных предсказаний, он обнаружил, что цыганки изучили психологию не хуже самого Фрейда. Если задуматься, жизнь всех людей складывается по одинаковым правилам: первая любовь редко у кого приводит к счастливой развязке, успехи обычно чередуются с неприятностями, рискованные предприятия частенько оканчиваются банкротством, без взяток большого дела не провернешь, любимое существо вечно поглядывает на сторону и норовит наставить рога, и вдобавок почти у каждого имеется на примете роскошный предмет воздыханий, то бишь «червовый валет» или «бубновая дама».

Вот и Тамила беззастенчиво тасовала этот набор дешевых пошлостей, неизменно потрясая воображение недалеких клиентов точностью угадывания. Впрочем, увешанная монистами тучная дама умело пользовалась и приемами попроще. Изрядно пожив в Северной Пальмире, она постоянно была в курсе всех слухов и сплетен об основных фигурах полусвета. Обладая такими знаниями, не составляло большого труда ошарашить знаменитого биржевого афериста Митю Шабановича:

– Ждет тебя, красавчик, опасное предприятие. Много денег можешь потерять, ежели не подмажешь нужного человечка. Еще, ясно вижу, сохнет по тебе червонная дама, что живет на Мойке в каменном доме. А еще, бесценный, скоро выиграешь большой куш на скачках, потом в ресторации у Корсунова напьешься вдрызг на радостях, посуду бить станешь и закажешь ванну шампанского для своей зазнобы…

Очень довольный Митя вознаградил Тамилу сотенной ассигнацией с портретом Екатерины Великой, а Матильда Паризи (по данным полицейского учета, Манька Петрова, ярославская мещанка) из оперетты свирепо пообещала выдрать ему последние лохмы, если старый козел еще раз наведается на Мойку к этой лахудре. Публика была в восторге. Профессор зевнул и вернулся к Сабурову.

– Недовольны? – догадался князь. – Как я понимаю, цыганка не оправдала ваших ожиданий.

– Мягко сказано, – Тихон Миронович криво усмехнулся. – Я полагал, для таких случаев у вас в кавалерии есть более сочные определения.

Оглушительный хохот Сабурова привлек к ним внимание. Главных эзотеристов плотной стеной окружили особо любознательные посетители, требуя дать научное объяснение феноменальному дарованию цыганки. Профессор наговорил общих слов о событиях в астральной сфере и надчувственном знании, но под занавес короткой лекции плеснул ложечку дегтя, напомнив, что в клубе собрались люди, хорошо известные всему Санкт-Петербургу, а потому про каждого и без гадалки многое известно.

– Вот если бы нашелся человек, который впервые попал в наше общество и вообще недавно живет в столице… – размечтался Лапушев. – Поглядим, что про такого незнакомца Тамила расскажет.

Гости модного заведения заулыбались, оценив профессорский юмор. И вдруг неугомонный Митя Шабанович заявил, что видел в зале совершенно незнакомое лицо мужского пола. «Тащи его сюда», – лаконично изрек Сабуров. Отцепив от своего локтя Матильду, биржевик с готовностью кинулся в глубину зала и вскоре вернулся в сопровождении сильно смущавшегося молодого человека. Влекомый Шабановичем посетитель был голубоглаз, имел рыжую бородку, как у государя Николая II, и носил костюм, покрой которого вышел из моды лет шесть назад. Впрочем, назвать этого человека «незнакомцем» было довольно сложно – увидев его, Лапушев невольно вздрогнул.

– Павел Кириллович, вы только поглядите, какое чудо, – возбужденно зашептал профессор в ухо Сабурову. – Неужели не узнаете?

– Как не узнать… – князь подергал усом, затем подозвал лакея и распорядился. – Немедленно отыщи и приведи сюда господина Барбашина.

Весь первый год чиновники Девятого отделения вели свои поиски словно вслепую. Успехи были невелики: нашли двух слабосильных магнетизеров, одну ясновидящую, чей дар проявлялся слишком редко, а также колдуна, который умер у них на руках, не успев раскрыть свою тайну. Кроме того, одно из губернских жандармских управлений доложило про человека, якобы умевшего передвигать предметы одним только взглядом, без помощи рук. Тихон Миронович даже придумал для этого феномена название – психокинез. Впрочем, с самим феноменом встретиться так и не удалось, поскольку психокинетик бесследно исчез.

И тогда Барбашин предложил использовать старый добрый прием – провокацию, благодаря которой полиция довольно успешно отлавливала политических смутьянов. «Нам не придется охотиться за феноменами – эти рыбки сами приплывут в нашу сеть», – сказал тогда поручик.

Так возник Эзотерический клуб, быстро ставший местом сбора любителей всего необычайного, загадочного, непостижимого. Конечно, большинство посетителей приходили только, чтобы послушать «страшные» истории о привидениях и вурдалаках, а потом похвастаться в обществе подобных же светских бездельников: дескать, давеча в клубе у Сабурова такого говорили… Однако время от времени появлялись гости, которые сами могли рассказать про таинственные события или про людей, одаренных сверхъестественными качествами. Архив IX отделения стал наполняться сообщениями о феноменах гораздо быстрее. Пришлось даже завести специальную картотеку и придумывать классификацию чудесных явлений.

Тамила, безусловно, понимала, что ей учинили проверку, однако ничем не проявила недовольства, и спокойно взяла руку незнакомца.

– Образованный ты человек, сударь, – произнесла цыганка низким хриплым голосом. – Только дела твои неважно идут, бедствуешь, родимый…

«Ну, об этом любой давно догадался бы по его одежде, – подумал Лапушев. – По-прежнему нет никаких доказательств ее астрального чутья».

– …Моряком ты был, – продолжала Тамила. – В дальних странах побывал, с японцами дрался…

По лицу одетого в штатское мичмана мелькнула неуловимая гримаса, и гадалка повторила уже совсем уверенно:

– Да, золотой мой, теперь ясно вижу – был ты на японской войне…

«Тоже не трудно угадать! – профессор утратил всякий интерес к этой шарлатанке. – Что моряк – походка вразвалку выдает, что побывал в тропиках – на то загар указывает. А коли моряк вернулся из тропиков – легко предположить, что участвовал в войне. Сейчас она еще скажет, что он в плену был…»

Словно прочитав мысли Лапушева, цыганка поспешила сказать:

– Может быть, даже в плен попал, много бед, сердечный, испытал… А сам ты не из князей родом. Небось, батюшка твой всю жизнь в канцеляриях прослужил… – вдруг ее голос дрогнул. – Только вижу, брильянтовый мой, коснулось тебя клеймо темных сил… – цыганка поежилась. – С черным волшебством ты столкнулся, что от камня исходит… Даже не камень то был, а каменное дерево, что на морском дне растет… Нет, боюсь дальше в твою судьбу заглядывать.

Тамила резко отбросила его руку и, громко дыша, ушла к выходу быстрым шагом, расталкивая посетителей. Тихон Миронович был обескуражен. Профессора совершенно не тронули ее пророчества – мало ли каких ужасов наговорит гадалка в расчете поразить клиента. Но Тамила даже не заикнулась о плате за сеанс, что было совершенно не похоже на старую хитрую цыганку.

…А сконфуженного общим вниманием моряка энергично штурмовали гости клуба, бурно требовавшие поведать о встрече с чародейством загадочного «каменного дерева». Он пытался что‑то ответить, однако его голос тонул в шквальном потоке вопросов.

– Надо спасать мичмана, – решительно заявил подоспевший из «карточного» кабинета Барбашин. – И сразу – к нам, на Фонтанку.

– Так и поступим, – согласился князь.

Пробившись сквозь толпу, Сабуров замахал руками, угомонил любопытствующих, после чего поинтересовался личностью морского офицера.

– Зовут меня Садков Антон Петрович, – сообщил тот. – Мичман по званию, был в Цусиме на крейсере «Аврора». После сражения отряд крейсеров избежал плена, прорвавшись в Манилу. Когда заключили мир, американские власти разрешили кораблям вернуться в Россию, но я, как на грех, заболел тропической лихорадкой. Так что…

Его повествование грозило растянуться, как авантюрный роман с продолжениями из тех, что печатают некоторые дешевые газетенки. Поэтому Сабуров поспешил прервать словоохотливого моряка:

– Господа, прошу прощения, но время позднее, пора закрывать клуб. Мы попросим уважаемого Антона Петровича посетить наше заведение на следующей неделе, и он обязательно расскажет свою замечательную историю.

Примерно через полчаса разочарованные посетители, допив шампанское, все‑таки разошлись. Служители загасили свечи, оставив только электрическую лампочку, в тусклом свете которой занялись уборкой зала. Тем временем в задней комнате Садков рассказывал, как филиппинский шаман за десять североамериканских долларов изгнал из него злого духа, однако никакими каменными деревьями не пользовался.