Период полураспада. Том 1: Общество

Обогнув казармы, Кирилл нашёл укромное местечко и сел на лавочку. Доставая телефон, он приятно ощущал лицом прохладу. Ему нравилось ощущать ласку осеннего влажного прохладного ветра – насытившись дождливым летом, воздух готовился к обновлению. Перед зимней сухостью оставались последние влажные деньки. С каждым годом Кирилл всё больше открывал любимые элементы в каждой поре года: короткая жизненная вспышка весной, тропические ливни и замирание жизни в жаре лета, цветение жакаранды вместе с осенними дождями и снова похолодание с редкими дождями зимой. Даже разрушительные потопы, не редкие для его родного города, Миргорода, приводили к мысли о правильности: природа напоминала о своей силе и неподвластности человеку.

Осмотревшись вокруг, Кирилл заметил, как много здесь людей. И парни, и девушки, собравшись кучами, стояли, развлекая себя как могли: курили, рассказывали смешные ситуации, знакомились, пытались подружиться или начать романтические отношения. Кирилл достал конфету, ананасовый леденец, и, ловко его развернув, незаметно сунул в рот. Затем полез за телефоном, но не успел его достать как к нему подошёл тот крепкий сослуживец, что прятал хлеб и спрашивал вопросы на занятиях. Здоровяк с короткими волосами. Широкая солдатская форма не вмещала крепкое тело и натягивалась. Большое тело было спокойно и уверенно собой.

– Здарова, – сказал он, но не садился и так же стоял напротив, держа руки в карманах. – Чё, как день? Отдыхаешь, да?

Кирилл чуть напрягся, чтобы быть готовым сразу дать отпор. Здесь они были в отдалении от других – Кирилл проигрывал по подготовке тела, из чего решил бить первым.

– Нормально день. Отдыхаю, да.

– Понятно-понятно… – быстро проговорил здоровяк. – И как в армии, нравится?

– Как всем: тебе – нравится?

– Мне? – замялся здоровяк. – Да, вообще, заебись тут. И кормят хорошо, и порядок, и всякие мозги не ебут – только вставать рано.

– И мне так же, – ответил Кирилл.

– Понятно-понятно… – снова быстро проговорил здоровяк, затем резко сел и повернулся к Кириллу. – Слушай, а у тебя есть что-нибудь пожрать? Ну, хотя бы чуть-чуть. Я отдам, честно – мне просто срочно надо. Только не хлеб.

Кирилл улыбнулся от удивления и расслабился:

– Прям «надо»? – спросил он, улыбаясь. – И почему хлеб нельзя – не понравилось есть грязный хлеб из карманов?

– Да мне-то нормально, – не поняв насмешки простодушно ответил здоровяк, отворачиваясь от Кирилла. – Я бы и съел – вкусный хлеб. Это не берут. Не знаю, чем не понравился – чуть испачкался в кармане, конечно, так это хлеб же. Хлеб – всему голова! Мне так дед всегда говорил.

– Не берут? Куда? – спросил Кирилл, отбрасывая остальную часть.

Здоровяк замялся.

– Берут? – глупо переспросил он. – Да никуда. Это я так, ерунду сказал… Так это, есть у тебя что-нибудь? Зуб даю, верну. Прям железно отдам.

– Есть пару конфет, – сказал Кирилл. Здоровяк сразу же заулыбался от радости. – Только я их сейчас не дам. Интересно: где и кто всему голову брать не хочет, – здоровяк посмотрел на него глупо. – Да это про хлеб. Шутка тупая. Пошли.

– А-а, понял! – сказал здоровяк и заржал. – Ну ты выдал: всему голову брать не хочет.

Смутившись, Кирилл почувствовал прилив стыдного жара и даже встал.

– Идёшь? – спросил Кирилл.

Здоровяк встал и молча пошёл в сторону. Кирилл шёл следом. Недалеко, за казармой, в чуть утопленном углу, стояло около десятка солдат. Здесь возбуждённо обсуждали и чувствовали всякий прилив сил.

– Пришли, – сказал здоровяк. – Давай.

Кирилл достал три конфеты из кармана и передал их здоровяку. Тот, кивнув, взял их в руку и протиснулся через толпу. Кирилл пролез следом.

– Есть ставка, – сказал здоровяк. – Давай, бля! Ух, ща выебу – сто проц! Прям чувствую!

– Чё там у тебя? А-а, сосульки? – проговорил тощий парень, сидящий на корточках в центре. Это была стандартная игра «в напёрстки», только с несколькими металлическими втулками и пластиковой крышечкой от бутылки.

– Сатри, ща снова проебёт, – сказал кто-то в толпе.

– Он уже в пятый раз приходит и его каждый раз обувают. А он всё идёт, – посмеялся кто-то другой в толпе и непонятно гыкнул.

– Я вот два раза сыграл – и хватит, – сказал третий.

Парень в центре взял конфеты, посмотрел несколько секунд на них и спросил недовольно:

– А чё, шоколадных нет?

– Это всё, что нашёл.

– Печально… – ответил «напёрсточник».

– Лёха, ты если не хочешь, давай мне. Я люблю сосульки.

– Не знал, что ты посасывать любишь, – ответил «напёрсточник». Все вокруг залились хохотом. – Ладно, хуй с тобой. Пойдёт. Пиздец ты бомж, конечно – даже одной шоколадной нет.

– Да чё ты наезжаешь – и сосульки норм, – сказал здоровяк.

«Напёрсточник» закинул пробку под одну из трёх втулок, перемешал их несколько раз и, когда закончил, аккуратно расставил на небольшой полянке. Здоровяк всё это время сидел с сосредоточенным лицом, наблюдая за движениями и думая возможным.

– Где? – спросил «напёрсточник», указывая рукой на три варианта. – Тут? Здесь? Или эта?

С полминуты здоровяк молчал, с мыслями начал водить рукой и, наконец, остановил, на первой втулке слева от него. Кирилл подумал про третью.

– Уверен? – спросил «напёрсточник».

– Не-не, – быстро ответил здоровяк. – Ща-ща, погоди. Бля… Ебать-копать, сейчас я точно выберу…

– Давай реще – другие тоже ждут.

– Да, бля, не торопи! – напряжённо сказал здоровяк, водя рукой перед втулками. – Я выбрал – просто надо ещё подумать.

Несколько секунд ещё прошло в напряжённом размышлении. Кириллу казалось, что здоровяк сейчас перегреется и упадёт собой здесь.

– Ну?! – не выдерживал «напёрсточник». – Давай выбирай сейчас, иначе иди нахуй. Пацанам весь кайф ломаешь.

– Да дай ещё несколько секунд, – просил здоровяк.

– Или выбирай, или съёбывай. Ну?!

– Бля… – напряжённо проговорил здоровяк и остановил руку на центральной втулке. – Эту.

– Уверен?

– Уверен! – сказал здоровяк, улыбаясь. – Сейчас точно выиграю – я, бля, следил как ты там крутил! Прям чувствую, сто проц!

«Напёрсточник» лукаво улыбнулся и поднял центральную втулку – пусто. У здоровяка улыбка пропала и даже расстроился. Он закричал:

– БЛЯТЬ!! СУКА!!.. ВСЁ ПРОИГРАЛ!!! ПИЗДЕЦ!! – в это время «напёрсточник» поднял левую втулку – крышечка оказалась там. – ТАК И ЗНАЛ! БЛЯТЬ! СУКА!! ТАК И ЗНАЛ! НАДО БЫЛО ЭТУ ХУЁВИНУ ВЫБИРАТЬ!!!

Все вокруг начали смеяться с реакции и глупости неудачи. Кирилл отошёл назад – и ушёл куда-то в сторону от толпы. Здоровяк чуть попятился и огорчённо начал пролазить за ним.

– Приходи ещё! Только шоколадные в следующий раз найди – без них не будем играть!

Здоровяк подошёл к Кириллу и молча встал, смотря в сторону. Он как будто бы думал или просто огорчался.

– Наигрался? – спросил Кирилл, доставая и закуривая сигарету. Он встал за дерево, чтобы скрыться от других новобранцев: будут просить («стрелять») у него сигареты.

– Да бля, снова не повезло, – ответил здоровяк. – Вот жопой чую – в следующий раз зайдёт как по маслу.

Делая очередную затяжку, Кирилл усмехнулся:

– Как хоть тебя зовут, игрок?

– Меня?.. А я не говорил? – спросил здоровяк и удивился. – А-а, да, походу, не говорил… Гриша. Олешков. А тебя?

Здоровяк протянул широкую крепкую руку.

– Кирилл. Кравченко, – парень ответил на рукопожатие. – Приятно познакомиться, Гриша.

– Мне тоже, – улыбнулся Гриша. – Кравченко – знакомое что-то…

Пропустив последние слова, Кирилл сделал затяжку и серьёзно спросил:

– Как долг будешь отдавать, Гриша? Смотри, я не люблю, когда долги не отдают. Мелочь, не мелочь – это не важно. У нас, вообще-то, в части игры запрещены – наказание серьёзное. Так что, мне нужны мои конфеты…

– Долг? А-а, сосульки. Ну-у… отдам. Отдам! Честно – отдам! Мама скоро посылку подкинет – попрошу закинуть конфет туда.

Кирилл несколько секунд так же серьёзно смотрел на него в упор, а затем рассмеялся:

– Да успокойся. Просто шучу. Можешь не отдавать.

Гриша улыбнулся и облегчённо вздохнул:

– Не пугай так, а то я, бля, подумал, что ввязался уже во что-то!

– Неужели грозно выгляжу? Ты побольше меня будешь – мог бы и побить.

– Да хуй знает, что у тебя в голове. Иногда такие ебанутые попадаются – удивляешься как вообще живым ходишь. Выкидывают что-нибудь – потом из ебатории не выйти.

Кирилл улыбнулся и посмотрел в сторону.

– Это да. Это… да…

– А ты откуда сам будешь? – спросил Гриша.

– Из Миргорода, – ответил Кирилл.

– Из Миргорода? Ого, – удивился Гриша. – И чё, как там? Реально заебись?

Кирилл улыбнулся, попутно затушил окурок об дерево и пошёл к урне.

– Много о чём преувеличивают. Хоть жизнь чуть получше, чем в остальной Федерации, но и своих проблем хватает, – проговорил он на ходу.

– Я в детстве ездил. Дед возил. Не помню точно как там, совсем малой был, но помню, что красиво: всё такое яркое, как в телике. И люди у вас там модные, в дорогих шмотках. Зарабатываете вы там, конечно, ебал я рот, бля. У нас так хуй получишь половину даже.

– Ты приезжай, сам посмотри. Там красиво: старые храмы на площадях, стены Замка, мавзолей с Волгиным, за городом руины Старого Мира, мозаики рабочие – и куча ещё всякого. Интересно посмотреть. Правда, я не люблю этот город: он большой, как муравейник. Постоянно туда-сюда нужно бегать – нет времени жить, так всё в беготне проходит. Похож на зелёные города чем-то, особенно в центре, где высотки строят, бизнес-центры. Короче, съездить стоит. В каждом городе есть что-то своё, а Миргород, как будто, с каждым годом это только теряет… Ты сам-то откуда?

– Из Славного.

– Славный… Это ниже от Миргорода, да? Вроде, чуть в глубине континента, не на побережье?

– Да. Мы с вами рядом живём. Дыра, конечно, – он засмеялся. – А в Миргороде бабки… Сколько хотел съездить, да то денег нет, то времени – друганы ездили, им по кайфу было… Поэтому в армию и пошёл, на контракте норм бабки поднять можно. Пару лет отслужу, накоплю, перееду и как заживу! А сейчас, бля, думаю, как бы после учебки не отправили меня в часть под Славным…

– Не хочешь? – спросил Кирилл.

Гриша отвернулся и махнул своей мощной рукой:

– А-ай. Заебало меня там всё, – только и ответил.

На несколько секунд повисла пауза, после которой Кирилл спросил:

– Погоди. Ты сказал «отправят»… В смысле «отправят»?

– Службу дальше проходить, – удивлённо ответил Гриша. – Ты как будто с дуба свалился.

– А здесь?

– Э-э… – удивился Гриша и потупился на собеседника. – Это учебка – только до присяги тусуемся. Кто-то здесь останется, но многих раскидают куда-нибудь.

– Я думал, что мы здесь весь год будем, – недоумённо ответил Кирилл.

Гриша засмеялся:

– Ну ты выдал! Реально думал? Прям без пизды? – Кирилл кивнул. – Бля, не! Нас после присяги раскидают – там и будем сидеть-пердеть до конца года.

– У тебя служил кто-то? – спросил Кирилл.

– А-а, да так, кореша были, да, – ответил Гриша.

– Понятно. Странно, почему об этом не рассказывают?.. Как ногу вытянуть правильно при ходьбе сто раз расскажут, а это – нет… Вроде, важно.

– Да хэ-зэ, вроде все знают.

– Я вот не знал.

– Это ты, – ответил Гриша.

– А остальные?

– Остальные знают. Я знал, друганы мои. Да похер, короче.

Кирилл посмотрел на часы: 14:50.

– Пойдём, скоро последнее занятие.

Гриша завыл:

– О-ой, бля-я… Заебали эти пары! Вот реально! Ещё на гражданке в училище заебался сидеть! Хуйню нам какую-то распрагяют: уставы, хуявы – нет бы дать отдохнуть. Тут побегаешь норматив – всё отваливается, а потом иди с улыбкой несколько часов слушай хуйню.

Кирилл улыбнулся:

– Ты же говорил, что мозги тут не ебут.

– Да это учебка! Я про армию. Тут это, своя хуйня. Крутиться надо, мутить всякое – такое. Мне кенты рассказывали про всё это, и что нахуй надо знать эту хуету.

– Пригодится или нет, а отдыхать никто не даст. Это же наша работа. Нам и платят за неё.

– Вроде, должны платить, а в карманах ни копейки! Ещё ничего не дали, а заебали уже. Как этот месяц продержаться – ебал его рот бля… Поскорее бы присяга и мозги чтобы не ебали…

Они двинулись в казарму, чтобы забрать тетради. После построения роту повели в учебную часть на скуку и скудное поучение.

Последний час прошёл медленнее остальных. После обеда хотелось просто лечь и поспать, а не слушать очередную нудную лекцию по одному из уставов, да ещё и от молодого лейтенанта, невероятно скучно читающего всё с листа. Для результата документ можно было перевести в человеческие понятия. «Нельзя бегать по казармам» – разве неясно? Но нет, нужно было читать «Запрещается пешее ускоренное передвижение внутри казарменных помещений в виде быстрого шага, бега» – кому вообще это будет интересно? Неудивительно, что к половине занятия большая часть группы тихо выла от тоски по своему неинтересно тянущемуся времени. Добавляло в скуку обязанность записывать – для формальных отчётов. Спать нельзя – наказанием за это могли стать несколько десятков отжиманий: «для разогрева и поднятия морального духа личного состава».

На двадцатой минуте Гриша прилагал все возможные силы, чтобы не закрыть глаза: старался и мучился для порядка. Держа физически веки, он старался протянуть до конца и, вообще, не быть наказанным. Только дал слабину на минуту, облокотившись на кулак, как глаза тут же закрылись и сознание, предательски, сразу ушло в сон и никак не давалось воле. Через минуту Гриша совсем без стыда повалился побеждённым и радостным телом на стол, чем обратил внимание офицера на себя.

Молодой невысокий офицер-усач хотел встать, тихо подойти и как-нибудь ловко проучить негодника, заодно подняв авторитет в глазах окружающих солдат, да и своих собственных никчёмных. Несколько секунд он думал, как именно проучит наглого солдата, и совсем ничего не придумал, да и идти против такого здоровяка не хотелось. Поэтому он, натужно повышая тонковатый неуверенный голос, проговорил:

– Новобранец! Эй! Разбудите его!

Соседка по парте толкнула Гришу в рухнувшее слабое плечо, и тот открыл глаза, опасливо озираясь и надеясь, что никто не заметил невольной шалости. В реальности его ожидал пристальный взор лейтенанта. Гриша испугался и виновато поник огромным существом.

– Извините! – сказал Гриша. – Я не спал! Всего на секунду глаза закрыл – отвечаю!

Группа замолчала, ожидая наказания. Кое-кто тихо хихикал и, прикрываясь, улыбался себе на чужую вину.

– Отвечать будете, когда спрошу, – сказал лейтенант, растягивая слова. – Двадцать отжиманий. Нет… Тридцать!

Послышалось несколько новых смешков.

– Может не надо? Я не сплю уже, честно! Ни в одном глазу! – Гриша потянул себя за веки вниз, показывая глазные яблоки. – Бодрый, как огурчик!

– Выполнять, – проговорил лейтенант властью и внутренним злорадством.

Подождав несколько секунд и надеясь на отмену наказания, ничего не получив, Гриша кое-как вышел из-за стола, отодвигая стол позади и припирая соседку к столу для своего существа и выполнения приказа. После того как здоровяк, наконец, вышел, он расставил ноги и прямо в проходе начал отжиматься, чувствуя пальцами старое дерево и всякую грязь. Отжимался бодро и быстро. Секунд через сорок он уже закончил, немного запыхавшись. Для него действие было не столько напрягающим, сколько стыдным и морально подавляющим.

Пока Гриша отжимался, лейтенант молча и с завистью наблюдал за ним, подкрепляя слабую никчёмность и компенсируя что-то. Сам он так бодро не мог бы отжиматься, да и вне армии иметь власть над подобными, давящими его в школьные годы – здесь он имел власть заставить, и это его успокаивало, дарило что-то тёмное и томное. Кирилл смотрел за этим и сочувствовал новому приятелю – он видел, для чего даётся наказание, совсем не для пользы Гриши. Это огорчало и даже немного бесило.

Когда Гриша вернулся за стол, лейтенант ему сказал, решив уколоть напоследок:

– Постарайтесь больше не засыпать – буду спрашивать и будете отжиматься, пока не ответите всё как положено. Хоть весь день.

– Понял! – простодушно ответил Гриша.

– Не «понял», а «есть», – поправил его лейтенант и прибавил: – Где это я остановился… А-а, здесь, да… – и продолжил читать.

Оставшаяся часть занятия прошла без происшествий – очень скучно и всем казалось, что зря. Только лейтенант чувствовал внутреннее довольство и наслаждался. Некоторые чувствовали то же неприятие, что и Кирилл, думали что с этим делать. Гриша ничего не чувствовал – выполнив наказание, он облегчился и думал о еде.

Следующий час должен был быть свободным. Только вкусив облегчение, на выходе из казарм Кирилла и Гришу встретил мужчина лет сорока. Пухленький мужчина расплылся и энергично улыбался, потирая пальцы на руке.

– О-о, – протянул он радостно. – Высокие, сильные, красивые! Как с картинки, ё-маё! Такие мне и нужны! Это вы, хлопцы, вовремя мне попались. Погодите только, сейчас ещё парочку найду. Стойте здесь!

Он поставил молодых людей чуть в сторону от прохода, а сам бодро пошёл в казарму.

– Чё ему надо? – спросил Гриша. – Чё-то я сейчас ничего не понял вообще.

– Не знаю, – ответил Кирилл. – Сказал тут ждать. Странный какой-то.

– А это кто-то важный, да? – начал Гриша вдруг испуганно. – Может… мы провинились? Бля, Киря, может он наказать хочет, а? Может, это… сбежим? Пойдём…

Кирилл улыбнулся такой реакции от товарища как глупому ребёнку и решил поддержать для душевного спокойствия:

– Успокойся. Я ничего не делал – значит, и ты тоже. А вот важный ли… по погонам неясно – я ещё не научился в этом разбираться.

– Я тоже не делал, вроде! Хотя, хуй знает… может и сделал! Не знаю… Нет, не делал… Но ты им докажи! Скажут «сделал» – и всё…

– Гриша, успокойся. Сейчас он вернётся – всё узнаем. Не бежать же нам из части.

– Это правда, – согласился Гриша.

Из казармы быстрым шагом вышел тот непонятный мужчина, ведя ещё двух несчастливых новобранцев за собой. Один из них совсем опустил голову, будто знал или просто чем-то чувствовал.

– Чего встали как истуканы, ё-маё? Да вы расслабьтесь! За мной! – кивнул мужчина за собой, энергично юркнув в дверь.

– Дядя, а вы кто? – спросил Гриша.

– Какой я тебе «дядя»? – обернулся мужчина. – Я – прапорщик Гритько. Запомни!

– Понял, – ответил Гриша и пошёл следом. – А чего вам надо?

Вся пятёрка с мужчиной во главе пошла прочь от казармы.

– Делом вас займу. Там дело, буквально, на пару минут. Зашли и вышли. Поразминаетесь. Вы же молодые! Тело надо укреплять, пока в штаны срать не стали – потом поздно будет! Ха-ха-ха! Вам же всё равно сейчас нечем заняться! Как раз и разобьёте время, – прапорщик говорил быстро, энергично и весело. – Да чего тухлые такие? Не на каторгу веду, ё-маё. Поможете мне – и свободны.

– А что нужно сделать? – спросил Кирилл.

– Да сейчас всё сами увидите, – улыбнулся прапорщик. – Хлопцы, говорю же, дело мелкое. Пять минут – и делайте, что хотите. Ё-маё – что за поколение! Вы как будто мельче с каждым призывом становитесь или что!

Прапорщик был на голову ниже самого низкого из выбранной четвёрки. Один из незнакомых Кириллу новобранцев тяжело вздохнул и смотрел вдаль, как будто думал и жил сердцем.

Они прошли весь плац и подошли к складам. Прапорщик полез в карман, доставая ключ.

– Сейчас-сейчас, родимые. Сейчас зайдём… Ключ только достану. Провалился, едрить его в корень!.. – последнее слово он сказал с натяжкой, пытаясь нащупать пальцами кусочек металла в провалившуюся внутреннюю часть костюма. – Что ж ты, сука… где ты… кто ты… Сейчас… Почти нащупал. Вот он, чувствую, ё-маё. Сейчас-сейчас, родимый. Ещё секунду…

Наконец, прапорщик схватил и достал ключ:

– Вот он, родимый, – сказал прапорщик, радостно и облегчённо глядя на ключ. Отворив замок, мужчина толкнул поржавевшую печальную дверь: – Заходите, хлопцы.

Изнутри сразу ударил запах тягучей сырости и мазута. Новобранцы зашли внутрь, но ещё ничего не было видно. Прапорщик зашёл внутрь и полностью открыл одну створку прохода, затем включил свет – это был большой склад. Место убивало человека функциональным безразличием к пространству: неясный порядок, грязь, странный столик перед проходом в глубину этого давящего места. Один из парней закашлял, а остальные только неприятно морщились запахом и всякому мусору.

– Так, а чё сделать-то надо? – наконец прокашлявшись, спросил незнакомый Кириллу сослуживец.

– Да тут мелочь совсем… Кой-чего перенести – и свободны. Чего? Испугались? Не бойтесь, хлопцы, ё-маё! Вы молодые, здоровые, да ещё и на такой здоровой прикормке – вам это ничего не стоит… Пойдём.

«Мелочь» оказалась огромной кучей матрасов – их нужно было перенести на другой склад. «Зачем» – прапорщик ответил, что так нужно для учёта. Едва взявши по одному, а прапорщик пытался принудить взять сразу по два, новобранцы недовольно пошли. На другом складе не сразу приняли матрасы – пришлось ждать уточнения: нужны ли они здесь вообще. Для этого матрасы сверяли по номерам и журналу учёта. Дело оказалось не быстрым, и никто не отпускал скучающих неудачливых новобранцев, иначе придётся новых искать – да и потерпят. Хваткий прапорщик, считая что всё уже решено, отправил за остальными матрасами. Когда груз перенесли, тяжело разгибаясь от напряжения, Кирилл несколько раз отходил покурить, а дело всё шло. Прапорщик, смотря на курящих под знаком «курить запрещено», что-то тихонько бубнил себе или просто думал, после этого возвращался на другой склад и ругался с местным ефрейтором – тот невнятно отвечал и дело тормозилось.

В итоге, всё это заняло чуть больше получаса. Отпустив на вольный дух, прапорщик быстро побежал куда-то по новым делам или просто домой. Свободного времени оставалось не так много. Кирилл и Гриша отошли на одну из лавочек, а остальные ушли в другое место.

– Бля, штаны засрал, бля-я! – протянул Гриша, осматриваясь. – Они же пыльные были – пиздец… Я, наверное, весь сейчас в грязи, да? Посмотри спину.

Кирилл повернул товарища.

– Да… – слабой оценкой, ответил Кирилл, уставший от нагрузки. Через несколько секунд пришла мысль: я ведь тоже грязный. Ему повезло – грязным было только плечо, правый рукав и половина головы. Гриша почти всю верхнюю часть испачкал, как и вообще весь.

– Да как?! – недоумённо выкрикнул Гриша. – Один я засрался, что ли? Бля-я, – снова протянул он. – Ну я и объебос, конечно… Мама так всегда и говорила: Гриша – ты аплытька.

– Факт… – устало сказал Кирилл, откидываясь на лавочке. Он смотрел на небо и ничего от усталости не видел – только чувствовал тяжёлое тело и живое сердце внутри.

На несколько секунд Гриша замолчал, а потом снова вскрикнул:

– Бля-я! Нам же через полчаса на построение! Киря, погнали! Чего сидишь? Надо мыться – иначе пизда! Пойдём-пойдём! Реще, ну! – Гриша тянул Кирилла и тот, наконец, встал.

Нужно было не просто почистить себя от грязи, начистить сапоги и причесаться. В целом, нужно было выглядеть опрятно перед высшим начальством части. Глаз командиров мог зацепиться за что угодно, особенно у высших чинов, и тогда мало не покажется – хорошо, если отдельному новобранцу. За нарушения могли наказать офицера – он запомнит хорошо и будет напоминать при любом удобном случае неудачному солдату.

На общее облегчение, Гриша и Кирилл успели вовремя. Когда они закончили чистить ботинки, командир роты скомандовал строиться на плацу. Передвигая вялым телом, они чувствовали что-то облегчённое.

Две роты стояли на плацу – около двухсот человек. Новобранцы, ещё не привыкшие к армейской жизни, то не могли построиться строем, то ровно встать, то у кого-то была плохо заправлена одежда – из-за чего он (или она) получал наказание и молча ждал окончания построения, чтобы его выполнить. Всех скромно объединяло полное отсутствие армейского опыта. Нужно, минимум, две недели, чтобы научиться строиться сразу – именно столько времени нужно для окончательного слома чувства индивидуальности.

Индивидуальность легко ломается физически – простое насилие здесь не всегда работает хорошо, вызывая ненужный страх и защитную реакцию отвержения. Гораздо лучше с этим справляются физические упражнения как наказания – и физическая форма тренируется, и человек привыкает подчиняться.

Когда все построились, полковник, высокий мужчина средних лет, быстро начал и ещё быстрее кончил речь – некому неинтересную и бессмысленную. Он в очередной раз сказал о долге военнослужащих, о том как важно поддерживать порядок, когда враг не дремлет – в общем, важно быть готовым в любую минуту. Это была стандартная короткая речь, давно готовая им на случай внешнеполитической агрессии других стран – сегодня, по его разумению, был такой день. После этого полковник расставил задачи командирам и озвучил имена заступающих в наряд по роте. Заступающие в наряд должны теперь пройти серьёзную проверку: от знания своих обязанностей до чистоты штык-ножа. Остальные возвращались в казармы. Новобранцев ещё не касались наряды, и можно было тихонько наблюдать и учиться службе.