Период полураспада. Том 1: Общество

Через несколько минут матч в игре закончился и второй, обернувшись к первому, сказал:

– Нагнул детей, – показал он экран со счётом.

– Жёстко, – ответил первый, на секунду отвернувшись от смешных картинок в ленте новостей. Он не рассматривал показанный счёт и ответил «правильной» дежурной фразой.

Рядом с этими двумя парнями сидела группа из трёх человек в креслах, тоже в телефонах.

– Ого, достроили новую школу. Она же ещё с «гражданки» стояла, – сказал Кирилл.

– Покаж, – сказал друг возле него. – Неплохо так построили. Не зелёная, конечно, но для «синюшки» вообще бомба.

– Да ну, обычный синюшный колхоз, – сказала третья, глядя на экран.

– Чего «колхоз»? – спросил Кирилл. – Нормально же выглядит.

– Это – «нормально»? Рили? – спросила девушка. – Ты же сколько раз был у зелёных – не видел, как нормально строят? Там грейт, а это – кринж. Реально. Зачем ты вообще эту помойку смотришь? Одна пропаганда. Давай я тебе нормальные каналы покидаю.

– Видел я твои каналы – поносом нас поливают постоянно.

Девушка завелась:

– Опять ты. Сколько раз проходили. По делу же пишут. А здесь? Написали, что у нас уровень бедности увеличился, а? Что инфляция большая? Что пенсии низкие? Ты же знаешь, как у нормальных стран… Лучше бы про дата-майнеров читал – вот там прогресс. Видел, что новый сезон «Игры престолов» раскопали? Говорят, в Старом Мире был популярным.

– Да ерунда там тоже – однобоко, – ответил Кирилл, пропуская последний вопрос. – У нас не только плохое происходит. Хорошее тоже есть. Вот про школу эту. Иногда про людей пишут со всей страны – интересно.

Снова девушку вовлекал привычный спор, и она, не найдя возможности и желания избежать, продолжала:

– И что? Про людей они пишут – кринж. А что люди беднеют – об этом не будем?

– Про уровень бедности тоже пишут. Эта тема сложнее, чем просто «у нас есть бедные» – они и у зелёных есть. Там вообще кучи бездомных на улицах – у нас такого нет.

– Послушай, что у других – мне не интересно. Я живу здесь и мне интересны проблемы этой страны.

– А мне не нравится только негатив читать. У нас не всё так плохо, как об этом в либеральных каналах пишут. Проблемы есть, да – об этом и говорят, и прогресс есть. Может, лет через пять и выйдем на стабильное развитие. Ты знала, что мы республики входящие поднимаем? Промышленность своя начинается, технологии раскапывают и начинают восстанавливать, что с рабочего времени было – и планы дальше есть. Города красивее с каждым годом – совсем не те же, что были десять лет назад. Посмотри на панорамах – небо и земля. Миргород вообще красивый стал, современный – гораздо удобнее и чище, чем тот же Глорихилл.

– Ещё раз повторю: что там у зелёных – меня не волнует, – волнующе говорила девушка и думала, как бы сильнее продавить позицию. – А что воруют – тоже нормально? Что с этим за десять лет сделали?

– Так это люди воруют, – возразил Кирилл. – Случаи выявляют и людей сажают. После перелома Содружества плохая совсем ситуация была, а потом «гражданка» ещё – была полная разруха. Я читал, что коррупция ещё в рабочее время была. Это у нас годами складывалось – за несколько лет не исправить.

– Захотели бы – исправили.

Кирилл вызывающе усмехнулся и решил продолжать в другой линии, более гибкой:

– Как ты это видишь?

– Не делай вид, будто не знаешь. Всё давно известно. Надо сменить этих уродов наверху – всю эту дорогинскую клику жуликов и воров.

– Хорошо. Допустим, это бы сработало. Как ты видишь решение такой задачи? Что? Президента поменять? Переворот устроить? Как? Потому что, я не понимаю, как можно в один момент сменить всю верхушку власти в стране.

– Чайлдплей какой-то. Ладно, я объясню тебе, как ребёнку. Там, в общем-то, всё просто. Надо чтобы на следующих выборах голосовали не за Дорогина, а за других. Лучше за единого кандидата от оппозиции. И следить за вбросами – например, я пойду волонтёркой как наблюдательница. Если мы едино проголосуем, то всё получится. Ты же знаешь, что большинство ненавидит Дорогина – надо не дать им возможность фальсифицировать выборы.

– Допустим. А что, если не получится?

– Тогда надо выходить на протест.

– И что, получилось с вашим митингом на Озёрной?

– В тот раз нет, но… – начала девушка и запнулась исторической слабостью.

Увидев момент, Кирилл подхватил давно готовые аргументы и перешёл в давящее привычное наступление:

– Не понимаю: вы как начинаете объяснять, так ещё больше неясно становится. Сделать как по закону вам мешают, а отстоять закон вы не можете, сколько раз пытались – зачем тогда делаете? Не видишь здесь проблему? Если продолжать, то идти дальше, раз закон не работает. Не перебивай – дай закончить, я же тебя не перебивал. Так вот, а что дальше митингов? Переворот. Это ящик Пандоры. Сколько у нас религиозных радикалов в подполье в средне-континентальных районах? Недобитые террористы ещё с «гражданки» – в той же Рензе. Олигархи тоже захотят что-нибудь переделить. Получается, снова гражданская война? Если развивать твои взгляды в что-то логичное – это война. За такое – нет, «спасибо». Мне такого не надо. Я хочу, чтобы и мама, и сестра, и Надя, и вы все – не знали войны, жили мирно. Пусть где-то проблемы, где-то подождать надо, где-то подсветить проблему – всяко лучше, чем война. Поэтому лучше подожду – прогресс, всё-таки, есть. И это, заметь, несмотря на то, как нам зелёные мешают с политическим давлением, санкциями. Да, у нас куча проблем: коррупция, кумовство, обман, правовые проблемы, с судами – я это знаю. Но то, что вы предлагаете мне нравится меньше. Ты меня извини, конечно, но это неправильно совсем желать своим родным войны и смерти… На словах это всё красиво, и я верил, мой отец верил, меня с детства этому учили. А всё равно я не могу это принять – это неправильно. Ты извини, если задел где-то. Не хотел обидеть – думал много. Да и вообще, не нравятся мне эти разговоры, волнуюсь – надо подышать, – сказал Кирилл, взял пачку сигарет и вышел, не дожидаясь ответа. Это был не первый такой разговор, и не последний. Каждый раз он заканчивался подобным образом, что выбивало Кирилла из собственного чувства и расстраивало. Даже если бы в этот раз он дождался ответа, то не узнал бы что нужно делать, поскольку после неудачных выборов протесты, неудача, снова выборы, протест – и всё, слепая удача. Беззубые протесты были лучше войны, и хотя бы этим нравились – такая позиция выглядела наивно и жалко.

Кирилл прошёл через несколько групп, попутно достав сигарету, вышел в безлюдную и простую вторую комнату, и зашёл на балкон. С открытием пластикового ровного окна ему в лицо сразу же дало прохладной свежестью вечернего осеннего воздуха. Балкон был на торце дома, на первом этаже, скрывшись за палисадником стареньких крупных деревьев и разросшихся доживающих кустов. Напротив, стоял небольшой магазинчик, где местные «завсегдатаи» закупались дополнительным алкоголем и другой мелкой потребностью. Кроме горячительного, можно купить ещё: батончики, шоколадки, даже жалкие дешёвые игрушки – минимальная детская каприза для принятия пьянства и всякой остальной нелюбви к жизни.

Доставая сигарету, Кирилл думал продолжение разговора:

«Может стоило сказать? Да нет, не послушает – никогда не доходит. И там проблемы. Сколько ни говорил – не видят… Так говорят, будто там рай земной, а у нас ад или ещё чего хуже… Хотя, иногда так прямо и говорят. У нас, хотя бы, нет куч бездомных на улицах, дворовых банд, стрельбы в таких масштабах… Даже дедушка, что там живёт – тоже Федерацию поносит… У них там вообще медицина вся платная – это нормально для них. Есть деньги: здравствуйте. Нет: проваливай. Нищих сколько, а делают вид, будто нет. У нас, худо-бедно, ещё есть помощь для всех. Её бы улучшать, а не делать платной, как они предлагают, развивать что есть. Есть у них и хорошее – не слепо же брать, думать надо… Вообще, может, нам их вариант не подходит? А они говорят «там это, там то». И здесь прогресс есть. Со временем, думаю, и в демократии будет лучше.»

Он докуривал сигарету и неосмысленно смотрел в мутное, затянутое печальными облаками, небо.

– СТОЙ! СТОЙ, СУКА! – крикнул кто-то за домом.

Внезапно, из-за угла дома, вынырнула высокая светловолосая девушка, посмотрела назад, потом обернулась и увидела маленький огонёк сигареты, а вместе с ним и Кирилла. Она в один миг оказалась рядом и невежливо подняла руки, хватаясь за окно.

– Можно? – задыхаясь и начиная залезать, спросила она. Кирилл чуть отодвинулся, бросив сигарету в спящую темноту, и подтянул девушку за руки.

Девушка залезла и, быстро удивлённо рассмотрев, сменила взгляд на холодный, смотрела так прямо в глаза – как будто он мешал или уже мысленно предал.

– Ты чего?.. – спросил удивлённо Кирилл. Девушка молча открыла дверь балкона и самостоятельно ушла в комнату. – Стой…

Он не успел пойти за ней: следом, на улице, появилось несколько мужчин в форме.

– Эй! Молодой человек, девушку тут не видел? – спросил, задыхаясь, один из полицейских.

Кирилла чуть передёрнуло неожиданностью и он, как мог, спокойно ответил:

– Да… Она в другую сторону побежала… Туда! – он показал влево, в противоположную сторону дома. – Только что была – под балконами пробежала. Блондинка, вроде, да? Она тут за углом чуть постояла – и рванула потом.

– Давай, Миша, погнали, – сказал всё тот же полицейский и двое побежали за другую сторону дома.

Докурив сигарету, Кирилл затушил окурок в пепельницу, закрыл окно и тревожно вернулся обратно. Он волновался за нежданную гостью, а также друзей – неизвестно, что она могла сделать с такими ненавидящими жизнь глазами.

В комнате всё так же играла музыка, горел слабый фиолетовый свет. Кирилл подошёл к одной из приглашённых подруг, которую он лично знал очень мало.

– Девушку не видела? Из той комнаты выходила, – он указал на вторую комнату. – Блондинка.

– Да хэзэ, – пожала плечами девушка и растянулась догадливой улыбкой: – Вродь, не. А чё такое? Поссорились? Не знала, что ты токсик.

Улыбнувшись для приличия шутке, он ответил:

– Нет, ничего. Всё нормально.

Хотел спросить другую и увидел сам инородный комок в углу комнаты. Блондинка сидела там, внимательно следя за окружением и волнуясь собой. Она следила так, будто ожидала опасность с любой стороны. Девушка явно ощущала себя здесь лишней. Вместе с раздражённым страхом, на её лице тяжёлой печатью лежало отвращение. Несмотря на сильную отдышку, по всему напряжённому телу было ясно, что единственное желание этой девушки «уйти скорее».

– Ушли? – спросила блондинка, когда подошёл Кирилл.

– Да. Сказал им, что ты побежала в другую сторону.

Девушка понятно встала и молча пошла к выходу.

– Подожди, – мягко остановил её Кирилл за руку. Он хотел отдыха заинтересовавшей его гостье, да и узнать её, хотя бы немного. – Посиди ещё здесь. Если поесть хочешь или пить – скажи, я принесу. Можешь здесь хоть до утра оставаться – тебя никто не выдаст, многим всё равно.

– Я пойду, – твёрдо сказала девушка.

– Расскажи, хотя бы, что случилось-то? Если помощь нужна, я могу помочь – у меня есть возможности.

– Для тебя же будет лучше не знать, – упрямо и твёрдо ответила девушка, пытаясь уйти.

Кирилл встал перед ней:

– Как тебя, хотя бы, зовут?

– Зачем? – спросила блондинка. Она смотрела на него с едва скрываемой злобой и раздражением.

– Чтобы я знал, кому помог. Вдруг, про тебя в новостях напишут.

– Не твоё дело, – ответила незнакомка и, оттолкнув с силой Кирилла, вышла из квартиры. Он решил ей больше не мешать.

«Чудачка какая-то… Ладно, помог и помог – не могу же я её насильно тут удерживать. И всё же…» – подумал он, закрыл за незнакомкой дверь и вернулся к друзьям.

* * *

– Дальше? – спросил следователь.

– Ничего, – ответил Кирилл. – Вернулся к друзьям, а после двенадцати, как все порядочные люди, мы выпили по стакану молока, разошлись по домам и легли спать.

– Снова шутишь? Я же предупреждал: лучше не надо.

– Тут – да. В остальном – чистая правда.

Следователь перевёл взгляд на бумаги.

– Дежурный! – прорычал он. В комнату вошёл один из тех двух надзирателей. – Скажи там, чтобы кофе принесли. Я тут надолго.

– Понял, – ответил надзиратель и вышел.

Следователь внимательно посмотрел на Кирилла.

– Почему ты соврал, отвечая сотрудником?

– О чём? – удивился Кирилл. – Я всё честно рассказывал. Вроде…

– О том, куда девушка побежала.

– А-а, – облегчённо проговорил Кирилл. – Так откуда мне знать, что это настоящие полицейские, а не маньяки какие-то – мало ли, кто форму купил в магазине. Они не представились, корочки не показали – всякие могут быть. Человеку была нужна помощь – я и помог. А как бы вы поступили на моём месте, когда за молодой девушкой гонятся двое взрослых мужчин? По-моему, у любого здорового человека может быть только одна реакция. Я так и поступил.

– Дача ложных показаний – это преступление…

– Какая дача ложных? Подбежали ко мне два мужика, я им ответил. Я свидетелем тогда был? Подозреваемым? Нет. Обычное гражданское лицо, а что при исполнении – это они должны были мне рассказать. Значит, показаний не давал. Просто вопрос, просто ответ – ничего более.

– Хитёр, – проговорил следователь, не улыбаясь и никак эмоционально не меняясь. – Откуда такая грамотность? В юридическом не учился…

– В интернете сижу, – ответил Кирилл. – Там и не такое есть. Для ознакомления эти вещи лучше каждому почитать.

– Вам лучше ничего не читать, – тихо ответил следователь.

В комнату снова вошёл надзиратель и принёс картонный стаканчик с кофе.

– Спасибо, – сказал он надзирателю. Тот поставил стаканчик и вышел.

Следователь поднял стаканчик и, жадно понюхав кофе, едва заметно улыбнулся.

– А потом что было? – спросил он, отпив из стакана и поставив его на стол.

– Что «что»? В армию пошёл, служил – у вас же написано в деле должно быть. Что тут даже рассказывать…

Глава 2

«Жизнь прожита взаймы, по акции, по скидке.

Я награжу детей долгами на кредитке.

Я торопился жить и жопу рвал усердно,

Но Ариадны нить порвалась незаметно.

Запутан лабиринт, зашел за де́бет кре́дит,

Мой минотавр не спит – о новой яхте бредит.

Он ходит по пятам и ловит в ипотеку,

Возьми однушку брат, плати четыре века.»

Felice Rivarez, «Жизнь взаймы»

– Рота, подъём! Выходи строится! – донеслось откуда-то далеко. Оттуда, куда не хотелось идти и куда было нужно.

Ломающий привычное порядок вещей не сразу перестраивал новых участников – совсем не церемонился и гнул своё, вроде бы важное. Кирилл тяжело открыл глаза. Один из его сослуживцев уже встал, а двое так же, как и он, ещё пытались проснуться. Это был всего четвёртый день в правилах нового мира: порядка и жёсткого графика. В роте молодого пополнения, где они находились, порядки были ещё не такие строгие, как бывало – особенно, если присутствует «дедовщина». Для таких как Кирилл, ещё недавно гуляющих и живущих пусто от неосознанной печали, привыкать было сложнее.

За эти несколько дней Кирилл кое-что усвоил и открыл, что об армии бытует двояко неверное представление.

С одной стороны, кажется, что там всё строже и чётче, чем есть на самом деле. На деле оказывается, что армия такой же социальный институт, как и другие – ему на ум приходил университет, в котором учился. В учебных заведениях имеют место договорные несоблюдения правил, закрытие глаз на некоторые положения и определённый уровень несправедливости – которым, при желании и природной хитрости, можно научиться пользоваться и обращать себе на благо. Совсем как здесь.

С другой стороны, по многочисленным анекдотам и невероятным историям «знакомых», кто служил, кажется, что здесь сплошное безобразие: пьянки, бардак, дурацкие приказы. Первым делом Кирилл ощутил на себе ограничения и всепроникающую власть странного порядка – и это было ему понятно, даже радостно ожидаемо. Иначе и быть не может, когда ненужные люди представлены в виде конкурентов, не важно на личном уровне это или на государственном – нельзя без сильной армии. «Враг» тебя просто уничтожит: как «снаружи», так и «изнутри».

Казалось, прошло несколько минут, пока Кирилл, наконец, не собрал свои лоскуты воли в один крошечный ещё комок и не встал. Важно было успеть накинуть спортивный костюм и выйти в коридор за минуту, максимум две. Лучше было это сделать правильно, ведь потом, на зарядке, не будет хорошей возможности поправить неудобную одежду. Кирилл совершал незнающие ошибки и упрямо учился, выполняя команды. Он просунул ноги в шлёпки со своим номерком, сонно дотянулся до шкафа и нашёл там костюм.

Тот сослуживец, что встал первым, уже заканчивал зашнуровывать кроссовки:

– Давайте-давайте. Раздупляйтесь. Утро уже. Сейчас на пробежечку выйдем – освежимся. Чего вы такие тухлые? Утро пришло! Увидят, что вы дрыхнете – жопу намылят, будете потом всю ночь в коридоре стоять.

Двое других тоже пытались собраться с мыслями и начать надевать собственный спортивный костюм. Один даже стоял с закрытыми глазами и клевал телом сожаление об упущенном сне. Он медленно выплёскивал недовольство:

– Да иди ты в жопу. Я тут… это! И где эта ебучая дырка?..

– Какая дырка? – спросил другой сонный сослуживец.

– Да в штанах… ноги просунуть…

– А я думал в жопе, – без смеха, сказал другой.

– Смешно… – так же без веселья сказал первый.

– Глаза открой и увидишь, – ответил Кирилл.

Сослуживец с закрытыми глазами открыл глаза и очевидно уставился на Кирилла. Затем перевёл взгляд на штаны, повертел их и сказал:

– Да… точно… – медленно проговорил он и натянул их.

– Чего вы копошитесь там? – спросил самый бодрый сослуживец. – Уже половина роты собралась. Не первый день же.

– Да забей на них, пойдём, – сказал Кирилл и вышел в коридор. – Догонят.

Сослуживец ничего не ответил и пошёл следом.

В коридоре собралась уже почти вся рота. В течение минуты появилось несколько сонных сослуживцев, и вечно равнодушный ротный направил всех на улицу:

– Шаг-ом, м-арш!

Стандартная утренняя операция давалась с трудом. Пробежать несколько минут без перерыва, не говоря уже о пятнадцати минутах, было тяжело. Прохладный осенний воздух пробирался утренним собой, покалывая в горле и лёгких. Кирилл, чувствуя тяготы своей пагубной привычки, особенно сожалел и страдал лёгкими – не он один. Те, кому не удавалось вынести нагрузку, обнимались и вместе начинали приседать – добровольно-принудительно. Вместе с ротой молодых парней, чуть вдали, занимались и молодые девушки, тоже служащие – они жили в отдельной казарме. Девушки природными достоинствами неплохо отвлекали мужское внимание, пусть и были одеты в такую же свободную спортивную одежду – как и парни женское.

– Смотри-смотри, вот та зачётная, – задыхаясь, говорил один из бегущей массы.

– Отвали… дай… добежать… – больше задыхаясь, ответил другой.

– Чё думаешь о… том? – спросила одна из девушек.

– Крейзи… – безучастно ответила другая.

После пробежки всех отправляли на турники сделать пару несложных упражнений. Кирилл, несмотря на курящее состояние, всё-таки поддерживал собственное худое тело и поэтому, кое-как, но мог выполнить зарядку как положено. Большинство стонали от ломящей непривычной усталости – от того, что должно давать им нужную на день энергию. Кто-то тихонько ругался, а большинство просто думало о том, чтобы быстрее закончилось.

Злосчастные полчаса утренней зарядки прошли и все вернулись обратно в казармы. Расслабляться было рано: перед осмотром проверялась заправка кроватей, потом надо умыться, одеться в установленную форму – и на всё были следующие полчаса. В туалете с таким порядком быстро образовывалась очередь. Попутно, чтобы не терять время, солдаты умывались и чистили зубы. Кое-кто не успевал, и из-за этого шёл в туалет прямо с щёткой в зубах, чтобы не терять место – те, кто так делать не хотели и пытались задержать очередь, быстро отказывались от этих манер «дружным» солдатским коллективом.

– Рота, на осмотр! – скомандовал ротный. Молодые люди уже стояли строем. Усатый мужчина прошёл и, недовольно осматривая всех, приказал: – Ровно встаньте, что вы свой мамон выставили!

Те, кто стоял более расслабленно, напряглись и вытянулись. Командир начал осматривать новобранцев: ровно ли заправились, нет ли выпирающих концов, туго ли затянут ремень.

– Что это за ерунда?.. Что ты ремень как баба затянул?.. Ты что, издеваешься? Сейчас переодеваться заставлю!.. Встань ровно, что ты как сопля!.. – и прочие фразы летели, а солдаты быстро исправляли недочёты.

Дальше шла проверка комнат-кубриков. Там тоже доставалось разным неумехам, кто не мог ровно застелить кровать. К счастью, этот командир не был озлобленным, да и другой в этой роте тоже. В других частях были такие командиры и сержанты – по рассказам людей, с ними никакого спокойствия и одна живая тревога. Могли за малейшую провинность перевернуть кровать вверх дном и заставить убирать – на время и, если не справлялся, повторить до требуемого результата. Здесь, на радость многим, всего лишь пару десятков отжиманий. Такая нагрузка быстро входила в привычку и, со временем, превращалась в автоматизм.

«После бодрящей утренней пробежки и укрепляющих упражнений, ничто так не дополняет утро как чашечка кофе», – так думал Кирилл до попадания в армию. Завтрак, хоть и был лучшим из всего, что происходило здесь утром, совсем не тянул на облегчение и радость за страдания.

Завтрак омрачало даже то, что отводилось всего двадцать минут: ни больше – иногда, меньше. Нужно было ещё выйти из казарм и дойти до столовой. Вместе с этим рядом возникало много вопросов:

Если ротный будет тормозить?

Вдруг, предыдущая рота задержится?

Может, все будут идти медленно до столовой?

В самой столовой что-то напутают и придётся ждать разрешения?

Все эти мелочи складывались в драгоценные минуты – они убывали, никого не ожидая. Солдат мог приступить к завтраку позже, но закончить его он должен был вовремя. Даже если всё получалось, примерно, как в правилах, на все дела отводилось не более пяти минут – примерно за такое время обычно и завтракал лейтенант, командир роты.

Перед приёмом пищи нужно пройти линию раздачи, где на каждом этапе можно было взять только то, что дают – выбор оставался лишь в возможности отказаться. После того, как солдат собирал фрагменты скудного худого завтрака, он, вместе с разносом, шёл на одно из мест. После этого всё ещё нельзя было есть – требовалось ждать команды.

Когда прозвучала заветная фраза «К приёму пиши приступить!», часть молодых людей накинулась на собственный скудный ассортимент, которым не баловала армейская кухня. Сегодня была каша, несколько кусочков хлеба и неясный тёмный напиток, похожий на очень разбавленный кофе. Часть людей не успела привыкнуть к такой еде и относилась с робким пренебрежением, чудной хитростью восполняя неожиданно исчезающие калории в местном магазинчике. Те, кто был из мест попроще, ели такую еду с радостью – их было большинство, и пассивно подавляющее. Вместе с таявшей жировой прослойкой и переданными деньгами, уменьшалось число «недовольных» и тарелки пустели.

Прозвучала другая фраза «Приём пищи закончить!» – те, кто не успели закончить трапезу, с грустью понесли разносы с остатками на ленту.

После завтрака было немного свободного времени, около часа. В распорядке дня значились пункты «прослушивание радиопередач», «информирование личного состава, тренировка», «развод личного состава» – это всё было на бумаге. На деле, второй пункт был совмещён с последним и выполнялся примерно за десять минут прямо перед занятиями, а радиопередачи исчезли из жизни солдат, примерно, тогда же, когда «сломали» Рабочее Содружество.

Кирилл решил сначала пройтись по плацу. Апрель в этом году выдался прохладнее обычного и можно было немного посидеть на улице, радуясь последним тёплым дням перед наступающей зимой.

«Да-а… Не обо всём подумал, конечно… – думал Кирилл, доставая и поджигая одну из последних сигарет. – Долг Родине… Сейчас бы поспать часок дома, на мягкой кровати! Вот такой долг я понимаю! – он усмехнулся. – Да – было бы хорошо! А год только начался… Целый год – сколько возможностей… Возможностей… Чем я жил до этого? Пить? Гулять? Нет. Это не жизнь. Надо взрослеть, а не заниматься ерундой… Мне уже двадцать четыре – достаточно взрослый. Если мы все будем детьми, кто же тогда защищать будет? Строить в стране? Делами заниматься? Когда-то надо взрослеть. Да… сложно это. Начать надо с себя. Поэтому отказываться не буду – скоро привыкну и будет уже нормально. Надо становиться лучше – пора. И с этим что-то делать, – Кирилл посмотрел на сигарету, – тоже. Убивает же, зараза… Да и Наде не нравится.»