Период полураспада. Том 1: Общество

Стоя у двери, мужчина думал о жизни и удивлялся переменам. Ещё полтора года назад совсем не так представлял он своё грядущее будущее. На самом деле, не так уж много мужчина и думал – и всё было мимо. Он не думал, что в войне всё окажется совсем иначе и настолько неправильно, некрасиво. Мужчина готовился к ней, это не было неожиданной новостью – открытием стала её форма и открытия, что случайно ему узнались. Теперь, проезжая хорошо знакомые улицы, просматривая близкие места, он чувствовал себя иначе – очень необычное чувство. Как будто и не он ехал – в его воспоминаниях почти исчезла «тень» его прошлого. Сравнивая прошлое, мужчина чувствовал точно, что сейчас настоящий и живёт, как хотелось, что смог обрести важное и нужное каждому человеку.

С чувством внутренней жизни и правильности, мужчина впервые вышел и заметил соратника, который был здесь ещё до его рождения. Отлитая память и одно из мест споров. На широкой длинной площади, где давно заложенная земля обросла неуютным асфальтом и безликой каменной плиткой, небольшой горой стояла историческая фигура – Волгин. Его масштабный, широкий силуэт высился почти на десяток метров: огромная глыба гипса и бронзы стояла на бетонно-мраморном основании. Старая, специально не чищенная – от печали по неуважению даже бронза стала зеленеть – такая же возмущающая, как и его личное жгучее присутствие для истории. Он был и оставался символом для немногих чудаков, кто выбирал тропу справедливости жизни – самую сложную. Рукой Волгин указывал на памятник уже новее – «независимости». Высокая, почти в два десятка метров высотой, облицованная гранитом стела за небольшой десяток лет стыдно потрескалась и начала осыпаться, оголяя дешёвый бетон. То ли от строгого взгляда фигуры напротив, то ли от всего горя, что выпало на эпоху её символа – она уже несколько лет стояла, окружённая аварийным забором. Ежегодно граждан кормили новостями о реконструкции и обновлении, а забор стоял себе на месте и старел, вместе с отваливающимися кусками мрамора символической стелы.

Сейчас мужчина видел это иначе. Внутренне он усмехнулся грустной исторической иронии – трагикомичному спектаклю жизни, картину которой видел перед собой столько раз, но заметил и почувствовал только сейчас.

Ещё раз бросив благодарный, и даже благоговейный, взгляд потомка, мужчина развернулся и пошёл в сторону от главной дороги и парка: не было времени гулять, да и желания ещё раз проходить там не находилось. Сейчас нужно было пройти несколько небольших кварталов старого города: он хотел взглянуть на них перед тем, как сделает задуманное, а парк и так получит свои взгляды, фотографии и восхищение.

Проходя по знакомой дороге, мужчина с радостью вспоминал как убегал здесь от хулиганов, что на него напали в парке. Тогда его спасло чудо: находящийся рядом знакомый человек, что ненавидел его больше других – и спасший его. Тогда жизнь была легче и глупее. Почти через год здесь шёл уже другой человек в свете дня, а не красивым опасным вечером – как тогда.

Мужчина прошёл мимо памятника тыловым работникам и внутри себя поблагодарил, с любованием: через их волю и решимость ковалась победа на далёких рубежах в тёмные времена грубого творения истории, в годы старой Гражданской Войны. Памятник был в виде женской и мужской фигур: женщина держала шестерёнку в руках, в жалкой грязной рабочей одежде, а тощий мужчина что-то писал на измятом потрёпанном листе. Это был союз рабочих и интеллигенции: нужный и правильный – скульптор хорошо передал лишения и горящие будущим глаза. Славный оказался городом, стоящим на передовом крае истории: решительно поддержавший новую рабочую власть. Рабочие выступили единым фронтом и помогали все годы, что шла кровопролитная страшная война за будущее надломленной и готовой страны.

Он проходил мимо улочки, по которой шёл со своим спасителем. Забавным оказалось, что пункт помощи бездомным – узловая точка подпольной сети – был в одном доме от опорного пункта полиции. С другой стороны, и в полиции были свои люди – нужно ли сильно осторожничать.

Проходя через старый уставший дворик, мужчина трогал деревья и жил. Ему нравились подобные «устаревшие» спокойные места, которых почти не осталось в его родном городе: столица была развита для денег, а не души. Здесь ещё встречалось иное: центральные улицы, несколько минут от исторического центра, а во дворах двухэтажных домишек развешано бельё на старых металлических потрескавшихся перекладинах, пёстрые и ухоженные придомовые клумбы с разнотравьем, дорожки с побитым временем чёрным асфальтом, самодельные деревянные всякие лавочки – всё это душевное богатство без людей вокруг. Будто этот двор жил другой жизнью: медленной, спокойной и скрытой – без людей и проблем. Не той же самой, что была в квартале от него, на главной улице: бешенной больной лихорадкой. Близкие улицы походили на частых людей: родные и знакомые, а натура у каждого совсем своя и разная.

Ощутив чужбину, мужчина шёл и радовался всякой человеческой мелочи. Всему, что раньше казалось естественным: и тянущемуся на белый свет росточку, и оставленному камешку, и молодым для блага побегам. Всё было таким близким и родным – в который раз окунулся он в сожаление за других людей, что не замечают бытового великолепия жизни. Ему хотелось упасть, обнять всё это и плакать от красивого счастья жизни. Сейчас было не то время, поэтому он шёл и лишь утирал живые слёзы.

Подходя к зданию опорного пункта полиции, мужчина остановился на потрескавшейся от времени бетонной ступеньке, посмотрел назад. Хотелось окинуть свободу и взять с собой как большую решимость.

Жаркий день вступал в свои права, прогоняя утреннюю прохладу. Шёл январь – вместе с ним и лето. Часть природы уходила на летнюю спячку, пережидая зной – более выносливая, радовалась теплу и цвела. Мир горел разнотравьем и многоцветием. Жизнь готовит его несчастным страдальцам на скупую радость заранее, зимой, для облегчающего взрыва весной – сейчас самое время радоваться перед летней спячкой. Вдохнув мир, мужчина преисполнился и улыбнулся довольному чувству.

На стене висела непримечательная глупая табличка: на синем фоне белыми буквами выводились безжизненные большие слова «УПРАВЛЕНИЕ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ», а ниже поменьше «АДМИНИСТРАЦИИ РАБОЧЕГО РАЙОНА г. СЛАВНОГО». Это ещё были понятные словосочетания, хотя раньше висела простая табличка «МИЛИЦИЯ». Мужчина знал по опыту родного города, что можно пойти ещё дальше и написать нечто такое: «ГУВД по г. СЛАВНОМУ АДМИНИСТРАЦИИ РАБОЧЕГО РАЙОНА» – полная неясность незнакомцу. Так что, «спасибо»: хоть как-то понятно.

Открыв дверь, его сразу же встретил дежурный полицейский за стеклом. На маленьком лице недлинные вьющиеся волосы казались длинными и неправильными. Дежурный спросил:

– Вам куда?

Вошедший мужчина окинул небольшое помещение, откуда можно было только выйти или зайти дальше: через глухо закрытую металлическую дверь. Немного растерявшись, он остановился в проходе: не каждый день посещаешь такие заведения – большинство времени, наоборот, думаешь «как бы зайти не пришлось». Через несколько секунд собрался и, взяв на вооружение улыбку, подошёл ближе к дежурному.

С небольшим наблюдаемым весельем мужчина молча рассматривал стенды на стене. В секции «ИНФОРМАЦИЯ» висел с десяток листов в мелкий текст: что-то неизвестное, тяжело читаемое и пугающее самим своим существованием – такое, что познавал ум либо очень пытливый, либо настолько же отчаянный.

– Гражданин? – повторил дежурный, осматривая «посетителя».

Справа от стенда «ИНФОРМАЦИЯ» – то есть, на стене справа от окна – был «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Среди фотороботов и реальных фотографий, он быстро нашёл нужный. Странно и волнительно было его видеть здесь, особенно лично.

– Здравствуйте, – начал парень, улыбаясь. – Подскажите, а куда мне обратиться насчёт разыскиваемого человека? У вас здесь висят такие грозные лица, аж жуть берёт. И я одного из них знаю.

– Кого? – спросил дежурный без особого интереса и кого-то подзывая к себе рукой.

– А-а. Вам можно сказать? – мужчина картинно замялся. – Знаете, такое говорить как-то неудобно…

– Гражданин, уходите не мешайте работать.

– Да нет… я… В общем, это вы меня ищете. Вон – я на одном из фотороботов, – мужчина указал в сторону. – В жизни я красивее, но и там неплохо!

– Вы продолжаете шутить? Уходите, пока я не разозлился и не арестовал вас на сутки. И будем тогда реально разбираться: вы там или не вы.

– Честное слово: я. Не шучу! – мужчина чуть пролез в окошко с волнующимся лицом.

– Так! Это не смешно. Уходи давай.

– Да блин, – мужчина отошёл, аккуратно достал листок и протянул его через окошко дежурному. – Видите? Одно лицо же. Я это. Сдаюсь!

Дежурный задумчиво упёрся взглядом, растерявшись от неизвестного сценария жизни, вслепую взял трубку:

– Миха, подойди сюда. Фигня какая-то, – и положил. Дежурный опустил листик и посмотрел на «посетителя»: – Вроде, реально похож…

Что смущало дежурного – это обстоятельства происходящего. Ещё ни разу за десять лет его службы не случалось такого, чтобы обвиняемый в терроризме и государственной измене сам приходил и сдавался. Такого он не просто не встречал ни у себя, ни у коллег – такой сюжет в кино даже если бы выдумали, сказали, что сценарист придумал ерунду. А здесь – реальность. Мозг дежурного просто отказывался верить. Особенно учитывая, сколько было в его службе случаев неумелых шуток и откровенно сумасшедших людей.

В комнатку зашёл ещё один полицейский. Высокий, тучный, с тёмными короткими волосами и торчащим пивным пузом.

– Что такое?

Не поворачиваясь, дежурный отвечал:

– Пришёл тут один. Говорит, он в розыске. Вот, – дежурный протянул бумажку. Другой принялся её разглядывать и иногда посматривать на человека за стеклом: он или не он.

– Кравченко… – протянул полицейский. – Знакомое что-то. Привлекался?

– Нет. В первый раз! – честно ответил мужчина.

Мышление шло медленно и неуверенно. Будто бы слыша ход ленивых заспанных мыслей, мужчина сказал:

– Да я это. Я! Видимо, вот почему говорят «полиция плохо работает». К вам приходишь сдаваться, а вы и не верите. Ужас. Заставляете ждать. А у вас даже кондиционера нет – жара…

– Ты поговори тут! – бросил дежурный.

– Да, вроде, реально он, – проговорил второй полицейский. – И чего он пришёл?

Дежурный перевёл взгляд на посетителя:

– И зачем ты пришёл?

– Как зачем? – удивился мужчина. – Сдаваться! Вы же меня ищите!

– Логично, – заключил дежурный. Он повернулся ко второму: – И чё делать с ним?

– Берём его, – ответил полицейским спокойным ровным голосом, как будто это касалось выбора обоев дома.

– Эй, ты! Заходи внутрь и стой на месте! Руки вверх держи – и спокойно чтобы, понял?! – бросил дежурный, резко повернувшись и выкинув руку вперёд, как будто это могло остановить кого-то от испуга. Он нажал кнопку, чтобы открылся замок металлической двери, а сам начал выбираться из-за стола.

– Так точно, – мужчина улыбнулся и прошёл внутрь. Он получил, что было нужно.

* * *

Душная маленькая комнатка с потрескавшейся краской на стенах и унылыми кушетками по бокам давила бедностью и наплевательством. С потолка свисала маленькая груша-лампочка, которая, на жаль живущим, тускло освещала окружение. Слева от входа в эту конуру был голый туалет и старый, видавший всякое неприятное, умывальник ещё с рабочих времён, а с противоположной стороны – старый деревянный столик и над ним деревянная полка с металлическими кружками. От окружения хотелось скучать и выйти поскорее – система наказания работала ещё в самом начале и угнетала.

На одной из застеленных матрасом нижних кроватей сидел молодой мужчина. Он прислонился спиной к прохладной освежающей стене и облегчался.

Всего в шаге от его двухэтажной кровати стояла такая же, в нижней части которой находился ещё один мужчина, постарше. Он лежал на спине, смотря на сокамерника, и слушал, внимательно подложил руку под голову.

Рассказ был в самом разгаре: о ране в туловище.

– … накрыло нас.

– Читал, что рензенцы вас за городом накрыли. Вроде бы, колонной вы ехали. Кто ж колонной едет сейчас?

– Не успели даже до деревни доехать! – рассказывал мужчина. – Нашу «бэху» обстреляли. Я тогда вышел, думал поссать, отошёл немного. И тут такое. Я к нашим, те ответный огонь ведут – полная каша.

– М-да, – недовольно отозвался сокамерник.

– По дороге и зацепило. Почти сразу они ещё из ракетки ебанули по нашей машинке. Упал, короче, в траву куда-то. Ну, думаю, всё, пизда – уже кому только не молился. Меня там наша пыталась в чувство привести.

– «Наша» – в смысле, наша?

– Да. Наша, – кивнул мужчина. Он хитро добавил: – Из солдат.

Сокамерник довольно кивнул, понимая, что дальше расспрашивать не нужно.

– В общем, пыталась они меня тянуть, а я понимаю, что кровища хлещет. Понимал я тогда, вообще, не очень – сам понимаешь. Но что-то понимал! Так вот попробовал встать. Отшучивался ещё. А про себя думаю: «всё, пришла пизда тебе, Кирилл Алексеевич». Там ещё со стороны ренцев подмога была или что. Я как услышал, говорю «уходи, пацанов вытаскивай». Сам-то я куда уже. Думал, там и останусь. Стрелял только в ответ, как мог – чтобы наших прикрыть. Она ушла, а я – остался.

– И взяли, да?

– Да. Патроны кончились. Думаю, сейчас кончать будут. А они ёбнули разок и в багажник засунули, – мужчина усмехнулся. – Повезло, что людокраду попался.

Сокамерник думал в стену и спрашивал:

– И как оно там?

– Сам как думаешь? Читал, думаю.

– Читал, – подтвердил сокамерник.

– Вот так оно там и есть.

– Разное пишут.

– Многое правда. Что не правда, то недалеко. Всё, что хорошее об условиях – можешь выкинуть, и не ошибёшься, – ответил мужчина.

– Понятно, – сказал сокамерник, безразлично не поворачиваясь. – Много за тебя взяли? Должно быть много – ты же известный.

– Не так много. Я успел документы выкинуть перед тем, как забрали.

– И не посмотрели, что там рядом с тобой лежало? – удивился сокамерник.

– Они спешили уехать – не смотрели вокруг. Сам понимаешь, там ещё две «бэхи» на подходе были – и это я знал. Они-то не знали: сколько и чего на подходе. Забрали меня и поехали сразу. Я в багажнике и отключился.

– Повезло, – то ли к боевикам, то ли к отключке, сказал сокамерник. – Сколько в итоге заплатили?

– Не знаю, – усмехнулся мужчина. – Меня по позывному выкупали.

– А ты не спрашивал?

– Нет, а зачем?

– Так, интересно просто. Меня не выкупали никогда. В нашем мире потребления, это как степень качества.

– Так цена качество не показывает, – продолжал улыбаться мужчина.

– Не показывает всегда. Иногда – показывает, – ответил сокамерник. – Ладно, покажи хоть боевую награду свою.

Встав с койки, мужчина снял душную мокрую майку и оголил бок, на котором растянулся ещё свежий шрам.

Дверь в камеру недовольно затрещала и открылась. Среднего роста, уставший и выросший надзиратель у двери громко выдал:

– Кравченко, на выход!

– Зачем? – спросил мужчина.

– За шкафом! К следователю. Бегом давай.

Спустив ноги, мужчина быстро зашнуровал грязные кроссовки и довольно пошёл к выходу, разминаясь.

– Вот и времечко моё подошло. А ты – не волнуйся, – сказал он сокамернику. – Скоро всё будет, надеюсь. Скоро…

Вышел из камеры, знающе встал к стене и убрал руки за голову, пока надзиратель закрывал за ним металлическую дверь.

– Иди, дальше по коридору, – пренебрежительным тоном сказал надзиратель, указывая вправо.

– А руки? Сегодня без наручников?

– Хочется? Могу и надеть.

– Это же нарушение… как его… не помню закон… – надзиратель потянулся за наручниками. – Ладно! Ладно. Как-нибудь усмирю желание, – с улыбкой ответил мужчина, идя дальше и, довольный отсутствием натирающего металла, пошёл дальше.

– Ты повыделывайся ещё. Будешь потом каждый раз ходить. И в камере надену, чтобы за языком научился следить. Можешь дошутиться, что мы тебе массаж устроим – посмотрим, как смешно будет.

– Да что вы, – отступающего проговорил мужчина, – я же шучу просто. Шутка, Джоук – как говорят фанаты зелёных. Вай соу сириус – ха-ха-ха, – надзиратель усмехнулся в ответ. – Тоже этот фильм видели?

– Нет. В интернете как мем видел.

– Ого, – удивился мужчина. – А вам не запрещают?

– Есть маленько, – только и ответил надзиратель.

Они подошли к небольшой комнате, возле которой стоял другой надзиратель: высокий, крепкий и, как будто, не понимающий.

– Кравченко? – переспросил надзиратель у двери.

– А кто ещё? – спросил первый надзиратель. – Саня, давай открывай. Сейчас Романов придёт – выдрючит нас, что подозреваемый ещё не в кабинке. Ты же знаешь. Я и так из-за тебя постоянно получаю.

Надзиратель у двери быстро развернулся и начал копошиться в ключах. Первый подначивал и хитро жаловался:

– Саня, блин, давай быстрее, ну. Уже минуту как подозреваемый должен в кабинке сидеть. Ты же должен был до этого открыть.

Мужчина понял, что первый надзиратель просто подшучивает над своим сослуживцем.

– Да я ключ ищу… Нахера они вообще столько ключей вешают вместе? Ищи потом…

– Какой ключ, Саня? Какой ключ?! Блин, он идёт уже, слышишь? Тихо, – сказал надзиратель окружающим, опустив руку в знак молчания. – Вроде, шаги. Да?

– Да нет никаких шагов – прикалываешься? – возмутился второй надзиратель.

– Кравченко, слышишь шаги? – спросил первый надзиратель.

Помолчав несколько секунд, мужчина подумал и решился подыграть для большей забавы:

– Слышу, вроде. Кто-то идёт, да. Точно идёт. Тяжёлые шаги.

– Бля!.. – в панике сказал другой надзиратель. – Где этот ключ?!.. Бля…

– Саня, ты чего ругаешься? Да ещё и при подозреваемом – не положено. Устав нарушаешь? А если он нажалуется? Блин, Саня, я из-за тебя не хочу писать объяснительную… Это же объяснительная!

– Да чё вы смеётесь… – обиженно проговорил крупный надзиратель, щёлкнул замок. Он выпрямился, зашёл внутрь и спокойно сказал подозреваемому: – Проходи.

Как будто не было всей сценки, надзиратели успокоились и включились в будничный режим схемы.

– Кравченко, иди вперёд, – сказал первый надзиратель, оставшись у открытой двери.

Пройдя внутрь небольшой светлой комнаты, мужчина оглянулся и стал думать, как жить дальше. Другой надзиратель приставил его головой к стене, чтобы подозреваемый не думал и вспомнил, что двигаться сейчас опасно. Здесь надо замереть и слушаться правоохранительных органов, а не жить и думать.

«Да и вообще, лучше все пусть так делают – проще», – думал второй надзиратель.

Комнатка эта была разделена выкрашенной белой металлической решёткой чуть меньше, чем пополам. С одной стороны находился старый деревянный стол с несколькими ящиками, стул. С другой – деревянная лавка под окном. Почему-то со «свободной» стороны, где стоял стол, было больше места, а вот другая часть вмещала в себя только маленький проход между лавкой и решёткой. Скупо и с намёком на мягкость правосудия.

Надзиратель подошёл к решётке и открыл дверь.

– Заходи.

Мужчина зашёл внутрь, сел и расслабился с удовольствием. Надзиратель посмотрел на это зря и закрыл за ним дверь. Пошёл на выход лучше.

– Когда будет следователь? – спросил мужчина вдогонку надзирателю.

– Скоро, – ответил он.

– А что делать, если в туалет захочу?

– Скажешь следователю.

– А если раньше?

– Если раньше – потерпишь, – ответил надзиратель и вышел из комнаты, а дверь за ним важно закрылась.

Просидев несколько минут, мужчина не тратил зря интерес и осматривал помещение. Он хотел посмотреть в окно, но оно было с матовым стеклом, а открывающаяся прозрачная форточка была маленькая. Из неё тянуло лёгкие прохладные нотки, а потная спина их довольно ловила и выделяла эндорфина прямо в мозг. Надо было больше, да и интересно посмотреть на мир – здесь комнатка была маленькая и быстро стала известной.

Посидел, подумал и, наконец, решился, встал на деревянную скамью и попробовал выглянуть: видно только небо и крышу старого жилого панельного дома, что стоял напротив. Нужно было повышать ставки и становиться на подоконник. Мужчина несколько раз нажал, убедился, что тот не прогибается и взобрался. Затем попытался просунуть голову между решёток, чтобы выглянуть побольше. Голова была шире, чем позволялось, поэтому из затеи ничего не вышло и кончилось. С такой позой мужчина смог разглядеть вершину забора с «колючкой» изолятора и почти всё здание напротив: панельная пятиэтажка с облупившейся яркой краской на плитах и широкими чёрными полосами на стыках – скупая и гнетущая детство массовая действительность.

В «подглядывающей» позе его и встретил невысокий мужчина средних лет и такой же средней комплекции – как оказалось, следователь. Мужчина был поглощён процессом, что не заметил, как дверь в кабинет открылась и кто-то вошёл внутрь.

– Развлекаетесь? – тихо и безучастно, как будто это привычное, спросил следователь. Из коридора послышался смех, затем дверь закрылась.

Обернувшись, мужчина картинно испугался и быстро слез.

– Сейчас, я… блин, наследил… – проговорил он, смотря на неважные тёмные следы его ботинок, пометившие пластиковый подоконник. Мужчина начал их вытирать руками, затем кофтой.

– Блин… – торопился и нервничал.

В это время следователь молча и совершенно спокойно подошёл к столу, положил бумаги, сел и начал внимательно раскладывать принесённые документы. Он не обращал внимание на суету от подозреваемого – хватало своих дел и мыслей.

– Всё, убрал. Извините, – сказал мужчина, как бы извиняясь, и сел для эффекта.

Следователь медленно достал очки из кармана, расправил дужки и надел глазной прибор. Затем смочил пальцы слюной и пролистал несколько страниц.

– Кравченко, да?

– Кирилл Алексеевич. Всё так, – подтвердил мужчина. Он играючи добавил: – Так сказать, усы, лапы и хвост!

– Кирилл Алексеевич… – задумчиво повторил следователь, читая документы. – Меня звать Игорь Александрович Романов. Приятно познакомиться.

Следователь говорил это сухо и формально. Кирилл смотрел на него через решётку и ответил:

– Обстоятельства, знаете. Можно было и приятнее, конечно.

Пропустив это, может даже и не слушая, следователь продолжил:

– Ну, рассказывайте, Кирилл Алексеевич.

– Эм… – замялся Кирилл. – А что рассказывать?

– Как «что»? Всё. С начала. Да хоть что-нибудь. В нашем деле всё может помочь… – проговорил так же следователь, совсем не отрываясь от бумаг. – Вот, написано: «Пришёл сам с повинной.».

– Как? – переспросил Кирилл. – Прямо так и написано?

– Так. Вот здесь и написано, – следователь поднял глаза от бумаг. – Хотите сказать, что не было такого?

– Было, – честно ответил Кирилл.

– Так чего вы это… как её… – следователь чуть нервно качал пальцем, – комедию тут разыгрываете? Верю, хорошо получается, – после этого следователь говорил буднично и скучно: – Но лучше не нужно – у нас здесь лучше сотрудничать. Думаю, вы понимаете, что дальше можно идти подозреваемым, а можно свидетелем – это мне решать. Решать по итогу нашего разговора – и ваших показаний. Что же сейчас? Пока что не вижу, чтобы вы шли навстречу следствию. Вы знаете, кто не идёт навстречу закону? Подозреваемые. Свидетели, как раз, идут куда нужно и правильно, – он на секунду остановился и впервые посмотрел внимательно на опрашиваемого, – Что-то вы во мне подозреваете, Кирилл Алексеевич. Может, вы сколький тип?

Подняв брови от удивления и напора, Кирилл согласился:

– Честное рабочее: обманывать не буду! Приказ понял. Привожу в исполнение!

Следователь несколько секунд ещё смотрел в глаза подозреваемому, а затем перевёл взгляд снова на бумаги.

– Написано, что служили. В пехотной части…

– Служил.

– Участвовали в боевых действиях. На САО, получается?

– Так точно, – осторожно подтвердил мужчина.

– Похвально, что участвовали. И как?

– Тяжело, – только и ответил Кирилл.

– На фронте всегда тяжело. Я тоже был – не сейчас, в своё время, конечно. Во время Гражданской. Тяжёлое было время… Вам сейчас проще – телефоны, дроны, интернет…

– На войне никогда не проще, – тяжело усмехнулся Кирилл.

Следователь продолжал, не заметил возражения.

– … Тогда государства не было, как такового. А сейчас есть. Всё у вас есть: и поддержка государства, и техника, и платят – что ж так всё идёт-то… Но это ладно, – следователь говорил медленно, как будто проговаривал текст. – Получается, в армии служили.

– Да.

– В боевых действиях участвовали.

– Так. Всё верно. Служил, получил ранение, был в плену.

– Это я знаю, – скучающе ответил следователь. – Это всё не то, что надо. Расскажите, чего не знаю. Вы же зачем-то пришли – это и рассказывайте.

– Пришёл, – подтвердил мужчина.

– Так рассказывайте. Только без этой вашей шутливости – сейчас решается вопрос вашей свободы и будущего. Думаю, с такими-то обвинениями – что там… Вот, читаю: государственная измена, терроризм, организация преступной ячейки – это уже тянет на солидный срок. Думаю, если бы всё было так, вы бы не пришли… Так, хотя бы с этого начнём. Написано, что у вас есть подруга… Марина Кудрецова – расскажите о ней, – следователь отложил бумаги. – Вы же служили вместе, да? Она очень необычная девушка, судя данным следствия.