
Полная версия:
Маршруты счастья
Волновалась только Элен. Она догадалась обо всем сразу, как только увидела светящееся от счастья Маринино лицо.
– Будь осторожна, Марина, – напутствовала Элен. – Смотри не залети!
– Какое это имеет значение, – рассуждала Марина. – Мы любим друг друга. И я совсем не против того, чтобы родить ему ребенка. Если бог пошлет…
– С ума сошла! Какой ребенок! Тебе учиться надо. Прописку в Ленинграде получить после института. Не будь дурой. Предохраняйся, или Рафаэль пусть предохраняется. Девочка моя, это все очень серьезно!
Безмятежное счастье длилось почти две недели. А потом приехали соседи-спортсмены. Теперь ночные свидания Марины и Рафаэля проходили в темном торце общежитского коридора. Иногда Марина и Рафаэль ходили в кино или в кафе-мороженое на Краснопутиловской улице, или на танцы в "Там-Там". И при этом оба вспоминали о том чудесном времени, когда в их распоряжении была комната в общежитии, и ждали, что им опять когда-нибудь представится такая возможность. Денег на то, чтобы снять жилье в Ленинграде и жить вместе, ни у Марины, ни у Рафаэля не было. Да и не так-то просто снять комнату "нерасписанной" паре. С таких "нерасписанных" хозяева, даже если и впустят в свой дом, берут больше, чем с супругов… А жениться… Рафаэль сам как-то завел разговор про женитьбу. Не про женитьбу конкретно на Марине, а про женитьбу вообще. Кого бы ни выбрал он себе в жены, объяснял Рафаэль, его избраннице придется подождать, пока он завершит учебу в институте и распределится на какой-нибудь судостроительный завод в Ленинграде. Вот тогда можно и жениться. Тех женатых людей, у кого нет ленинградской прописки, после окончания Корабелки отправляют в Сибирь или на Дальний Восток. До защиты дипломного проекта третьекурснику Рафаэлю осталось учиться целых три года. Сказано об этом было спокойно, между делом. С аргументами любимого мужчины трудно было не согласиться. Остаться в Ленинграде и даже распределиться в научно-исследовательский институт можно было бы, если бы Рафаэль женился на ленинградке. Но такая женитьба Марину совсем не устраивала. Штамп и в ее, и в его паспорте гласил: прописан временно, на время учебы.
Глава 9
Лето – это маленькая жизнь
Второй семестр пролетел быстро. Сданы экзамены, впереди каникулы. Артур Агаджанов сделал Алле Садовской предложение выйти замуж. Планировалось, что в сентябре Аллины родители поедут в Ленинград знакомиться с Артуром и с его мамой. В сентябре Алла и Артур подадут заявление в ЗАГС, и по существующим правилам день регистрации брака им назначат на подходящую дату через три месяца, то есть на начало декабря. На июнь и июль Артур вместе с труппой театра уехал на гастроли в Новосибирск. Алла с родителями отправилась отдыхать в военный санаторий в Ялту. Ольга достала путевки на две смены в студенческий лагерь в Гудауте. А Марина договорилась с Рафаэлем, что они вместе проведут три недели в Адлере. Влюбленные условились, что Рафаэль приедет в Адлер на день раньше Марины, снимет недорогую комнату и встретит ее на вокзале с поезда. А до этого времени Марина поехала в городок навестить родителей. Девушка вся светилась от счастья. Марина загорала и купалась на местном озере, несколько раз ездила в Нальчик, чтобы купить себе все необходимое для отдыха на море: купальник, босоножки на высоком каблуке, шлепанцы, пляжный сарафанчик, летнее платье для ресторана. По версии, предназначенной для родителей, она поедет на море с однокурсницей Элен. Почему бы и нет? Вот когда Рафаэль сделает Марине официальное предложение, тогда она и расскажет о нем своим маме и папе. А вот от одноклассницы Татьяны Марина ничего скрывать не стала. Доложила о своей великой любви в мельчайших подробностях. Татьяна порадовалась за подругу. И тоже строго-настрого велела беречься от беременности. И припугнула, как все плохо может обернуться, если такое случится. Как накаркала! За неделю до отъезда в Адлер Марина заподозрила, что беременна. Если обратиться за консультацией в гарнизонный госпиталь – все обязательно будет доложено родителям. Татьяна дала несколько советов, как можно на маленьком сроке избавиться от ребенка: рассказала про гомеопатические таблетки, про свекольный сок и горячую ванну. В военном городке и даже в Нальчике нужных гомеопатических таблеток они не достали, а сок и ванна не помогли. Марина про себя решила, что все, что ни делается, к лучшему. И в конце концов, пусть этот ребенок от любимого мужчины у нее родится. А там – будь что будет!
Поезд пришел в Адлер точно по расписанию, в пять тридцать утра. Платформы на вокзале не было. Марина еле удержала в руках огромный чемодан, спрыгивая с подножки. Поезд поехал куда-то дальше, а девушка увидела вдали знакомый силуэт Рафаэля. В руках у него был огромный букет темно-бордовых роз.
– Рафаэль! – крикнула Марина и пошла в его сторону, волоча за собой чемодан.
– Привет! – Рафаэль бросился ей навстречу и нежно и страстно поцеловал. – Я снял комнату. Удобств никаких. Маленькая, узкая, тесная, практически без мебели. Зато дешево и недалеко от моря!
– Здорово! Хотя бы кровать там есть?
– Конечно есть! Это единственное, что там есть. Как сказала хозяйка-армянка, кровать полуторная. Еще есть один стул, – отрапортовал Рафаэль.
– Здорово! На него можно будет повесить какие-то платья, чтобы они не мялись. И стола нет?
– Нет. Питаться будем в кафе. Или покупать еду в магазине и есть на пляже. Или на лавочке в саду. Или на нашем стуле в съемной комнате.
– Все равно здорово! Ты – молодец. Я боялась, что никто не захочет сдать квартиру людям, не состоящим в браке.
– А я сказал, что завтра ко мне приедет жена.
– Что, хозяйка у тебя даже паспорт не посмотрела?
– Почему? Посмотрела. Но глупых уточнений и допросов делать не стала. Старая умная армянка. Я тебя умоляю… Да здесь, я думаю, каждая вторая пара отдыхающих не связана узами законного брака. Не комплексуй!
Марина ждала подходящего момента, чтобы объявить Рафаэлю о том, что у них будет ребенок, и очень волновалась, как ее любимый мужчина отнесется к этому известию. Комнатка, которую снял Рафаэль, оказалась вполне симпатичной и уютной. При этом и в самом деле очень маленькой. Наспех побросав дорожные вещи, развешивать одежду все равно было некуда, Марина и Рафаэль побежали на пляж.
Ранним утром было еще прохладно, и отдыхающих у моря было немного. Марина с визгом вбежала в холодную воду, а потом поплыла быстро-быстро. И откуда только силы взялись.
– Маринка! Ты с ума сошла, а ну-ка вернись! – заволновался Рафаэль. Молодой человек стремительно бросился в воду и поплыл за девушкой. Марина не была искусной пловчихой, он очень скоро ее догнал. Потом они легли рядышком на поверхность воды, раскинув в стороны руки и ноги, и наслаждались своей невесомостью.
– А знаешь, – признался Рафаэль, – я совсем недавно научился лежать на воде. Никак у меня это раньше не получалось!
– А я всегда умела, – похвасталась Марина. "Нет! Не сейчас, – подумала она, – вечером. Я все скажу ему вечером".
Они провели чудный день, перехватив на пляже на обед какие-то резиновые чебуреки. А вечером отправились в ресторан на набережной отмечать свои лучшие в мире каникулы. Марина надела самое красивое платье и настояла, чтобы Рафаэль надел белую рубашку. Пришли в ресторан. Заказали жареную рыбу, салат оливье и грузинское вино "Хванчкара". В ресторане играл очень симпатичный джазовый квартет, но никто пока не танцевал. Марина слегка пригубила бокал с вином.
– Это обалденное вино, – подчеркнул Рафаэль, – его редко, где продают. Нам повезло. Оно даже лучше болгарского и французского вина.
– А ты пил французское вино? – поинтересовалась Марина.
– Да, сестра из Германии привозила. Очень вкусно. У "Хванчкары" такой изысканный букет.
– А мне еще нравится "Алазанская долина", – решила поддержать тему Марина.
– Да, – согласился Рафаэль, – неплохое вино. Но сравнивать их нельзя. У "Хванчкары" более насыщенный и яркий вкус. Я вообще очень уважаю грузинские вина. Вот коньяк лучше покупать армянский.
– Лучше французский, – возразила Марина.
– Где ж его взять! Я пробовал только "Наполеон" и "Бисквит". Впечатляет! Чего не пьешь "Хванчкару"?
– Мне нельзя, – покраснела Марина. – Может быть, ты заметил, что я еще и не курю. И не курила сегодня целый день. И вчера не курила, и уже десять дней как не курю.
– Да, кстати. А почему? – удивился Рафаэль.
– Я беременна, у нас будет ребенок! – выпалила Марина на одном дыхании и пристально посмотрела на Рафаэля.
Молодой человек заметно побледнел. Похоже, новость вызвала у него глубокую досаду. С языка сорвалось:
– Вот, блин! Этого мне только не хватало!
Выдержав паузу в несколько секунд, Марина постаралась взять себя в руки:
– Да. Я только не понимаю, отчего ты так переживаешь? Могу тебя сразу успокоить, это тебя ни к чему не обязывает. Если ты по каким-то причинам не готов стать отцом для нашего ребенка, я позабочусь обо всем сама!
– Ты сделаешь аборт? – с мольбой во взгляде спросил Рафаэль.
– До сегодняшнего дня я не думала об аборте, – призналась Марина.
– А о чем ты думала? – раздраженно спросил Рафаэль.
– Я наивно думала, что, если тебя и не обрадует эта новость, ты по крайней мере отнесешься ко всему произошедшему более спокойно. Без истерики.
– Спокойно? Без истерики? Девочка моя! Я приехал сюда отдыхать, в отличном настроении. Третий курс позади. Экзамены, нервотрепки. Вот, думал, в Адлере на море отдохну, оттянусь. Проведу приятно время с красивой девушкой. Приехал. Отдыхаю. Проходит один день. Бац! Получи, фашист, гранату! Нет, ты ведь не дура? Ты только прикидываешься дурой? Какой ребенок? О чем ты? Мне двадцать лет, тебе восемнадцать, и ты предлагаешь и мне и себе полностью поломать всю жизнь?
– Почему поломать, – оправдывалась Марина. – И в нашем возрасте люди рожают детей, и ничего: снимают квартиру, семейным дают комнату в общежитии. Другие как-то выходят из положения!
– Вот, ты очень правильно сказала! Выходят из положения. Выйти из положения, – придрался к словам Рафаэль, – можно только, если сделать аборт. Если ты так уповаешь на опыт других, вот и сделай как все. В этой ситуации умные женщины не рожают детей, а избавляются от них!
– Ты хочешь, чтобы я убила нашего ребенка? – дрожащим голосом переспросила Марина.
– Я не готов к тому, чтобы поломать свою и твою жизнь. Ты не хочешь убить того, кого никогда не было, и готова убить мою и свою жизнь. Заметь, я думаю не только о себе. О тебе тоже. Это в первую очередь не надо тебе. Слушай, а может быть, ты меня разыгрываешь? Ты специально это все придумала, чтобы посмотреть на мою реакцию. Да?
– Нет. Я ничего не придумала. У врача я еще не была. Не идти же к гарнизонному гинекологу, чтобы обо всем было доложено моим родителям. И мировой общественности. Но все симптомы такие, что ребенок у нас все-таки будет…
– Не надо нам никакого ребенка, ладно? – с мольбой в голосе попросил Рафаэль.
– Я подумаю, – очень тихо ответила Марина.
Ни Рафаэль, ни Марина почти не притронулись к еде. Рафаэль курил одну за другой сигареты и отхлебывал понемногу свою "Хванчкару" с таким выражением лица, как будто это было кипяченая вода, а не вино.
Марина сидела молча. Ее немного познабливало. Рафаэль тоже замолчал, только пил и курил. Так прошел примерно час, может быть, больше.
– Ладно, пойдем, – предложила Марина. – Будем считать, что мы уже отпраздновали свои самые лучшие в мире каникулы.
Рафаэль расплатился с официантом, и они, не разговаривая, побрели в свою съемную хижину. Не включая свет, разделись и легли рядом на кровать. Рафаэль и Марина лежали рядом, но не вместе. Не обнимались, не прижимались друг к другу. Оба молчали. Каждый из них был уверен, что от ужаса, который им сегодня вдруг открылся, никто не уснет и будет лежать, ворочаясь, до самого утра. Но они оба очень быстро уснули. И проснулись почти одновременно, рано утром, обнявшись, потому что во сне совсем забыли, что теперь их разделяет непримиримое отношение к тому, что произошло.
Каникулы на море продолжались. Марина и Рафаэль вели себя как супруги, которые друг другу изрядно надоели, но вынуждены проводить время вместе. Они разговаривали между собой, только если было необходимо что-то спросить. И ответы были простые и короткие:
– Ты пойдешь на море? – спрашивал Рафаэль.
– Да. Только позже.
– Я пойду сейчас. Найдешь меня на пляже.
– Хорошо.
– Ты будешь есть?
– Нет.
Комната была оплачена вперед на три недели, и обратные билеты куплены заранее. Сдать билеты можно было бы без проблем. Но вот купить новые, на более ранний срок, вряд ли возможно. На всякий случай, если Рафаэль одумается, Марина вела себя так, как будто заботилась об их будущем ребенке: не ела никакую "вредную" пищу, не курила и не пила алкоголь. Они съездили на прогулку в Сочи. Молча побродили по цветным тротуарам, пропахшим магнолией и французскими духами богатых дам и местных проституток. Прошлись по набережной. Посидели в кафе. А потом на автобусе вернулись в Адлер. Через несколько дней опять отправились на автобусную экскурсию. На этот раз к озеру Рица. Буйство зелени и цветов завораживало. От красоты открывающейся панорамы гор захватывало дух.
– Посмотрите налево, – щебетала молоденькая девушка-экскурсовод, – там высокая скала. Посмотрите направо – там глубокое ущелье. Кому очень страшно, может закрыть глаза, как это сделал водитель нашего автобуса…
Озеро Рица было необыкновенного изумрудного цвета. Но Марину не радовали ни вид озера, ни все, что она видела вокруг. Она чувствовала себя человеком, приговоренным к смертной казни. И вот перед этой казнью милостиво выполняются какие-то мелкие незначительные желания. Но казнь при этом никто не отменяет.
Каждый вечер Марина и Рафаэль ложились в одну кровать, но вели себя как бесполые и равнодушные друг к другу существа. Время тянулось долго и мучительно. Ничего не радовало: ни море, ни кино, ни кафе, ни экскурсии. Три недели наконец закончились. Марина и Рафаэль уезжали из Адлера в один день в разное время и в разные стороны. Марина вернулась в городок. Рафаэль поехал в Казань к родителям. Они ни о чем не договорились. Потому что и не пытались договориться.
В городке Марина продолжала ходить загорать, теперь уже на местном озере. Читала какие-то книжки, все подряд. Она смирилась с неминуемостью казни и торопила дни, чтобы все случилось как можно скорее. Она перестала думать о плоде, как о ребенке. Этот плод был для нее некий неодушевленный предмет, вроде опухоли, от которой непременно следует избавиться. Потому что на всю оставшуюся жизнь на ребенка приклеилось бы клеймо безотцовщины, а про нее стали бы говорить, что она гулящая. Такой позор и для нее, и для ее семьи! Вот если бы она с родителями жила в Ленинграде. Там, наверное, никто не обратил бы внимания, что молодая женщина родила без мужа. Без родителей в Ленинграде кто будет ее, неработающую кормящую мать, содержать. Пришлось бы все равно вернуться в городок. И опозорить бедных учителей средней школы. И повесить им на шею и себя, и все проблемы.
Марина ничего не рассказала ни Ольге, ни Алле, когда те приехали в городок догуливать летние каникулы. Алла выглядела такой счастливой. "Везет же некоторым, – завидовала Марина. – И родители у нее богатые, и сама симпатичная, и в университете на факультете журналистики учится, и жениха отхватила – артиста ленинградского балета. И самое главное, не беременная. Наверняка она с этим Артуром даже и не спала. Алка такая! Она принципиальная. До свадьбы и не будет. Это я простофиля. Так мне и надо. Погналась за красивой жизнью и великой любовью. Знала ведь, на что шла". Марина опять стала курить. И наравне со всеми на вечерних прогулках пила дешевый портвейн и сухое вино. На вопрос Татьяны, что с беременностью, со спокойной усмешкой соврала: "Рассосалась!"
Глава 10
Тело
Приехав в Ленинград за несколько дней до начала занятий, Марина взяла в институтском медпункте направление к гинекологу. Оставалась малюсенькая надежда, что все, что с ней происходит, какое-то недоразумение или болезнь.
– Ну что я вам могу сказать… Беременность. Примерно 12 – 13 недель, – осмотрев Марину, вынесла окончательный приговор пожилая бесцветная докторша.
– И что делать? – обреченно спросила Марина.
– А что делать? Рожать! Все будет нормально. Вы замужем? – догадалась спросить врач.
– В том-то и дело, что нет, – призналась Марина. – Мне никак нельзя рожать. Я учусь.
– Отец ребенка знает о его существовании?
– Да.
– И особого энтузиазма по этому поводу у него нет?
– Нет.
– Будете делать аборт?
– Буду, – неуверенно кивнула головой Марина.
– Тогда быстро сдавать анализы и на улицу Комсомола. Срок-то у вас уже большой для аборта, прямо скажем критический срок. Да еще пока анализы сдадите… Я напишу вам поменьше срок в направлении. Но знайте, все это уже очень опасно. И чревато осложнениями…
– Спасибо вам огромное! Это все такой кошмар – все, что со мной происходит, – выдавила из себя Марина. Но ведь кому-то надо было все рассказать.
– Вот слез мне тут не надо. Быстро сдавать анализы!
Марина вернулась в общежитие. Девочки-соседки еще не приехали после летних каникул. Обычно все собираются только в последний день. Летом в их комнате, так же как и в комнатах других первокурсников, жили абитуриенты, поэтому все оставленные вещи пришлось на время каникул сдать в камеру хранения. Марина спустилась в подвал, где размещалась камера хранения, забрала полиэтиленовые пакеты со своими платьями и пальто. Там она встретила двух ребят с курса.
– Маринка, как отдохнула? Выглядишь великолепно! Загорела! – сказал дежурный комплимент один из них.
– Спасибо, замечательно! Была у родителей, а потом в Адлере, а потом опять у родителей.
– Везет же людям, – позавидовал другой студент. – Красиво жить не запретишь! А мы все лето в проводниках на железной дороге провели, в стройотряде!
– Тоже неплохо, – похвалила их Марина. – Денег небось заработали?
– Да какие деньги! Курам на смех. Вот в стройотрядах в Сибири, там действительно деньги. А у нас – так, одна нервотрепка. Давай вещи тебе поможем нести.
Молодые люди проводили Марину до комнаты и стрельнули у нее сигареты. Марина разобрала вещи, навела порядок в комнате и села за стол: "Может быть, поговорить еще раз с Рафаэлем? – рассуждала она. – Вдруг он уже приехал?" После Адлера они не виделись. Девушка натянула фирменные джинсы, купленные еще в прошлом году у Руслана, надела черную обтягивающую водолазку. Густо накрасила ресницы: "Хороша! Чертовски хороша", – похвалила себя Марина. Три капли польских духов "Быть может" завершили образ роковой красотки.
Марина поднялась на этаж, где жил Рафаэль, и несколько секунд постояла у его двери, прислушиваясь. За дверью отчетливо раздавались звуки музыки. "Он вернулся!" – решила Марина и громко постучала в дверь.
– Заходите! Не заперто, – крикнул изнутри женский голос.
Марина вошла в комнату и увидела, что там дым коромыслом. Перед кроватью стояла табуретка, накрытая белым полотенцем. На ней такие знакомые два пустых фужера. А рядом коробка конфет из Прибалтики и пепельница, полная окурков. На полу у табуретки стояла пустая бутылка из-под шампанского. На кровати Рафаэля, поджав под себя скрещенные ноги, сидела и курила сигарету какая-то девушка. Девушка была одета в фирменные джинсы и в черную водолазку, у нее была стрижка почти такая же, как у Марины, только волосы светлые.
– А где Рафаэль? – спросила Марина.
– Побежал за шампанским к таксистам, – ответила незнакомка. – Что ему передать?
– Скажите, что заходила Марина.
– А он знает, какая именно Марина? – уточнила девушка.
– Думаю, что догадается!
Марина вернулась в свою комнату. Не включая свет, села за стол и стала курить. Прямо в комнате, чего она прежде никогда не делала. Это было запрещено правилами проживания в общежитии. Но соседок не было, а правила и инструкции сейчас беспокоили Марину меньше всего. Девушка была уверена, что, когда Рафаэль вернется, он обязательно придет к ней, чтобы объясниться. Либо сказать, что он любит другую, ту девицу, которая сидит сейчас в его комнате, либо будет оправдываться и говорить, что эта девица – просто знакомая, и что он ее не звал, она сама пришла. Марина не знала, что именно он будет говорить, но то, что он должен что-то сказать, как-то все объяснить и исправить – в этом она была уверена. Прошел час. Никого. Еще час. Марину трясло! Вдруг за дверью чьи-то шаги и стук. Марина, словно кошка, одним рывком прыгнула к двери и распахнула ее.
– Ой, Маринка, у тебя сигаретки не найдется? Завтра отдам! – на пороге стояла однокурсница, живущая через три комнаты от Марины.
– На вот, возьми, – Марина протянула соседке раскрытую пачку сигарет
– Можно я три возьму? Просто у нас трое курящих. А то лениво на улицу бежать, – не дожидаясь ответа, девушка вытащила из Марининой пачки несколько сигарет. – А ты чего тут в темноте сидишь-скучаешь? У тебя что, еще никто из соседок не приехал? Хочешь, пойдем к нам в комнату, у нас там весело. Мы песни под гитару поем.
В другое время Марина, может, и согласилась бы, но она боялась, вдруг придет Рафаэль и не застанет ее на месте.
– Нет, спасибо. Может быть, попозже приду! – поблагодарила Марина.
Она просидела в комнате полночи. А потом сама пошла к Рафаэлю.
На этот раз за дверью было тихо. Марина тихонько постучала, но никто не ответил. Она постучала громче. Тишина. Она забарабанила изо всех сил. Из соседней комнаты выглянул полуголый парень с заспанным лицом:
– Девушка, ну сколько можно тут шуметь! Ночь же уже. Вы разве не поняли, что вам не хотят открывать? Ну гордость должна быть какая-то! Такая симпатичная девушка. Идите спать и успокойтесь.
Парень закрыл дверь, и за дверью его комнаты раздался заливистый мужской гогот.
Почти сразу после этого открылась дверь комнаты Рафаэля. Он стоял на пороге, завернутый в простыню.
– Марин, не шуми! Иди спать! – Рафаэль рукой слегка оттолкнул ее назад, чтобы она не могла войти. И резко закрыл дверь перед самым ее носом.
Как в бреду, Марина вернулась в свою комнату. Ей хотелось умереть. Здесь. Сейчас. Немедленно. Как несправедливо жизнь обошлась с ней. Разве она совершила какое-то тяжкое преступление? Разве она виновата в том, что полюбила этого ужасного предателя Рафаэля. Самое страшное, что она любит его и сейчас. И все простит. И эту девицу в его комнате. И отказ от их ребенка. Она сделает аборт. Она сделает это. А потом все у них будет как прежде.
Через несколько дней, Марина добралась на метро до Финляндского вокзала, а там села на трамвай, который довез ее до жутковатого места, который в народе называли "абортарий".
Пронизывающий холод, обшарпанные стены и смесь неприятных сладковатых запахов повергли Марину в ужас. На стендах были развешены пропагандистские материалы о венерических заболеваниях и о возможных последствиях абортов. Может быть, она сегодня умрет в этих мерзких стенах. И пусть умрет. Лучше умереть, чем жить с воспоминаниями такого предательства. В приемном покое Марине пришлось еще раз ответить медсестре на самые тяжелые в ее жизни вопросы: как она дошла до жизни такой. Несчастную заставили подписать свое согласие на аборт и письменно отказаться от претензий к медицинскому учреждению и его персоналу в случае, если после операции возникнут осложнения. Марине велели переодеться в принесенный из дома халат, надеть тапочки. После этого девушка сдала на хранение свою верхнюю одежду в больничный гардероб и понуро побрела в указанную ей палату.
В палате на кроватях лежало человек десять. Еще пять или шесть кроватей оставались свободными. Марина села на свободную кровать и стала выкладывать в тумбочку принесенные с собой кружку, миску и ложку. С соседней кровати привстала толстая тетка. Она весила наверняка больше ста килограммов.
– Что, тоже на аборт?
– Да, – выдавила из себя Марина, ей ужасно не хотелось отвечать ни на какие вопросы.
– Первый раз?
– Да.
– Боишься, небось?
– Боюсь, – призналась Марина.
– Да, здесь все зависит, к кому попадешь. Есть такие зверюги, что прям садисты. А вот завтра как раз будет одна врачиха, так у нее руки золотые. Тоже больно, конечно. Но можно вытерпеть. И она чистенько так работает. Всю тебя выскоблит. К ней бы попасть!
– Вы тут не в первый раз? – заинтересовалась Марина.
– Я уж тут раз десятый. Может, уже и одиннадцатый, со счету сбилась. У меня трое детей мал мала меньше. А беременею я, как крольчиха.
– Нам завтра все это будут делать? – уточнила Марина. – С утра?
– Да сегодня еще здесь бурденью какой-нибудь на ужин покормят, а завтра повезут ни свет ни заря на чистку. С утра еще побреют и клизму сделают. А че делать? Такая наша женская доля! Каждый раз, когда на этом садистском кресле лежу, думаю: чтобы я еще хотя бы раз в жизни какого-нибудь мужика до себя допустила. На хрен мне эта любовь сдалась… У меня еще и сердце слабое. И вес, видишь какой. Мне вообще аборты делать ни в коем случае нельзя. И рожать нельзя. И с мужиками спать нельзя. Им удовольствие, а меня потом тут по живому режут и орать не велят.