WW II Война, начало

– Говорят о возможности секуляризации церковных имуществ, об изъятии собственности видных католиков – по «еврейскому» образцу и даже об экспроприации земельной «знати» и частичной конфискации денежных капиталов путем конверсии внутренних займов и тому подобное.

– Вы так думаете?, – спросил я с удивлением.

Мерекалов пожал плечами:

– До каких пределов дойдут эти предположения, товарищ Козырев, и в какой степени они осуществятся, сказать пока трудно. Однако тот факт, что Герингу, как ответственного за выполнение четырёхлетки, приходится на столбцах своего печатного органа доказывать, что его программа «не имеет ничего общего с большевизмом», показывает, по какой линии и с какой стороны идет критика правительственных мероприятий.

– Отставка Шахта подтверждает, что умеренные тенденции и попытки найти выход на более или менее нормальных экономических путях правительством отклоняются и намечаются более радикальные методы.

– Говорят, в частности, что Шахт высказывался за большую гибкость в разрешении еврейской проблемы, предлагая разрешать уезжающим евреям частичный перевод за границу. Мотивировал он это соображениями внешнеполитического свойства, каковые были отвергнуты, результатом чего явилась отставка.

Я покачал головой, так как знал Шахта…

А Мерекалов продолжил:

– Неясно ещё, товарищ Козырев, сколь далеко пойдут остальные изменения в кабинете. Пока что циркулировавшие на этот счет слухи категорически опровергнуты Дитрихом – пресс-секретарём фюрера, специально вызывавшим для этого инкоров в Министерство пропаганды.

– В частности, опровергаются и слухи о ликвидации этого министерства и отставке Геббельса, разговоры о «закате» которого, однако, продолжаются. Появление серии анекдотов против Геббельса, пренебрежительный тон, усвоенный по отношению к нему, даже в среде нижней партийной прослойки, не подлежит сомнению.

Услышав это, я внутренне улыбнулся, так как был к этому причастен, а в слух сказал:

– Важно, однако, товарищ Мерекалов, не столько то, какие персональные изменения будут проведены в здешнем руководстве в ближайшее время, сколько то, какие изменения внутри экономического курса будут произведены и до каких пределов они дойдут… и как это отразится на отношении к СССР.

Мерекалов на это кивнул, согласившись…

19 января 1939 года состоялось торжественное открытие «предназначенного на века» здания – Имперской канцелярии.

И Гитлер принял в ней аккредитованных в Берлине дипломатов. Я тоже там был, так как он меня пригласил особо…

При подъезде к входу послам были отданы воинские почести, и обстановка обставлена довольно торжественно.

На приёме присутствовали весь дипкорпус, отдельные министры и военные.

Ровно в 12 часов Гитлер со своими приближенными входит в зал, дуайен корпуса произносит приветственную речь, а Гитлер ему отвечает.

Речи обоих свелись к хвалебным гимнам мюнхенскому соглашению, что, мол, «человечество счастливо, что избежало войны», и так далее.

Выраженные в речи дуайена мирные пожелания Гитлеру последний в своём ответном слове перенаправил в адрес руководителей государств, представители которых присутствовали на приёме.

Обходя послов, Гитлер подошёл и ко мне, поздоровался, спросил о житье в Берлине. Затем он мне выдал бессрочный пропуск в Рейхсканцелярию и выразил надежду, что я задержусь в Берлине на пару недель, как год назад я был у него гостем в его Альпийской резиденции…

Так как это совпадало и с моим заданием «быть ближе к верхушке Рейха», то я с радостью согласился.

За ним ко мне подходили по очереди: Риббентроп, секретарь канцелярии Ламерс, генерал Кейтель и Майснер. Все мои хорошие знакомые. Каждый из них поддержал со мною протокольный 3-5-минутный разговор в знак внимания. С Риббентропом мы договорились обязательно ещё встретится.

Внешне Гитлер держался со всеми очень любезно, не проявляя какой-либо неприязни или сухости.

За ними ко мне подошёл местный поверенный в делах САСШ – мистер Гильберт. Я с ним был знаком и даже вручал ему рекомендательное письмо от Моррисона – генконсула САСШ в Вене.

Гильберт посетовал мне о продолжающейся натянутости в отношениях САСШ с немцами.

Он лично не может добиться приема ни у Вайцзеккера ни у Вермана, с которыми ему нужно поговорить по ряду практических вопросов.

Со ссылкой на «солидный немецкий источник» он рассказал мне содержание бесед польского министра иностранных дел Бека с Гитлером.

В основном это совпало с ранее мне сообщенными сведениями из моих источников. Но я внимательно его выслушал.

Помимо них был следующий штрих:

«Бек предупредил Гитлера, что в силу особенностей своего положения и ради интересов мира Польша намерена поддерживать хорошие отношения с Советским Союзом. На это Гитлер ответил, что он это вполне понимает и ничего против этого не имеет».

Темой общих разговоров в дипкорпусе была, понятно, отставка Шахта – министра финансов, явившаяся новостью дня.

За американцем ко мне подошёл английский поверенный в делах Огильви-Форбс. Я у него спросил, где посол Хендерсон? Он ответил, что тот заболел.

Англичанина интересовал вопрос «длительной беседы» Гитлера со мною. По его подсчетам, эта беседа длилась 7 минут.

Я вынужден был ему напомнить всем известный факт, что причастен к назначению Гитлера рейхсканцлером.

Он с недоверием на меня посмотрел и перевёл разговор на другую тему.

Интересовался нашей оценкой «украинской» проблемы и положения в Испании. На что я его заверил в полном контроле ситуации, как в Советской Украине, так и в дружественной Испании.

И уже, со своей стороны, напомнил ему о слухах, циркулировавших в Берлине, согласно которым Германия намерена в ближайшее время предпринять какие-то меры против Англии с тем, чтобы окончательно отбить у последней охоту вмешиваться в европейские дела.

Англичанин же говорил о распространении немцами слухов о «слабости» СССР и возможности фашизации.

Когда английский поверенный в делах Огильви-Форбс отошёл от меня, его место тут же занял назначенный недавно в Берлин литовский посол – некий Шкирпа, как он мне представился.

Рассказал, что он работал здесь военным атташе и ставит теперь всю работу в миссии на военную ногу, командует, строит большие планы работы.

Но пожаловался мне, что до сих пор не может добиться аудиенции не только у Гитлера, но даже у Риббентропа. Это его сильно нервирует и отражается на состоянии всей миссии.

На мой вопрос «о будущем Литвы», тот закатил глаза и сообщил, что в миссии царит полная неизвестность, так как окончательные намерения немцев остаются неизвестными, а всё зависит, в представлении литовцев, от них. Отношения с Польшей считаются также плохими. Не налаживаются даже личные отношения между дипломатическими чинами миссий в Берлине. Литовские дипсотрудники в Варшаве крайне недовольны своим положением там во всех отношениях.

Я пообещал ему помочь…

За обнадёженным мною представителем… в скором будущем… республики СССР, ко мне подошёл посол Венгрии – Юнгерт.

После взаимных представлений, он напыщенно сказал:

– Господин Козырев, я всё же считаю нужным разъяснить, что присоединение к пакту «оси» со стороны Венгрии носит характер только демонстрации дружбы к Германии и Италии и желания заслужить их доверие.

– Другой причиной является внутриполитическая, а именно – желание нынешнего правительства укрепить свое положение путем «отнятия ветра у парусов у другой партии, то есть фашистской. Отношения с СССР не играли тут никакой роли.

Я молча его слушал, а он продолжил:

– Пакт рассматривается нами направленным не против СССР, а исключительно против Коминтерна.

– Но даже в отношении Коминтерна присоединение к пакту ничего не меняет, так как Венгрия и до сих пор вела решительную борьбу с коммунистами и Коминтерном.

– Венгерское правительство берёт пакт таким, как он изложен на бумаге, ничего не зная о других выгодах, которые другие великие державы хотели бы извлечь из этого пакта.

Дослушав его, я ответил:

– Господин посол, меня, как представителя СССР, такие объяснения ни в какой мере не удовлетворяют, и не могут поэтому оказать влияния на нашу позицию.

А затем добавил, усмехнувшись:

– И уже как просто друг Германии, я вам скажу, что изображение официальным Будапештом пакта, как орудия против Коминтерна и вообще идеологической борьбы является сказкой для маленьких детей и вызывает лишь насмешки у сколько-нибудь серьезных людей. Венгерское правительство не могло не знать, как этот пакт трактуется не только Москвой, но и Парижем, Лондоном, Вашингтоном и другими столицами.

Тот стоял ошарашенно на меня смотря, а я добил его:

– Венгры снова подвели Германию…

И покачав головою отошёл от него, направившись к своему давнему знакомому – мистеру Дэвису, который совершал прощальный визит по Европе, так как его миссия посла САСШ в СССР завершилась.

Мы тепло поприветствовали друг, друга. Главной темой нашего с ним разговора был СССР. О котором я расспрашивал Дэвиса, с целю узнать его мнение и что он будет говорить Рузвельту.

Дэвис объективно и пространно изложил мне свой взгляд на положение вещей в Советском Союзе.

Он сказал, что имел возможность довольно обстоятельно познакомиться с нашими достижениями в части промышленности, в которой он кое-что понимает, и что он очень высокого мнения о том, что у нас делается.

Он с большой похвалой отзывался о руководящих деятелях Советского государства, в частности и в особенности о товарищах Сталине, Молотове, Литвинове, Ворошилове и других.

Дэвис откровенно сказал мне, что считает неразумной и неправильной политику пренебрежения, которую Франция и Англия ведут в отношении СССР.

Он выразил убеждение, что если бы роль СССР как международного фактора была своевременно и правильно оценена британским и французским правительствами, то не пришлось бы предать в Мюнхене Чехословакию.

О Чемберлен Дэвис выразился весьма презрительно.

Я не скрыл того изумления, которое во мне вызвали объяснения и оценки Дэвиса.

– Мистер Дэвис, я привык слышать совсем другие вещи о Советском Союзе, – сказал я ему.

Дэвис ответил, что он прекрасно знает, что большинство аккредитованных в

Москве дипломатов отзываются об СССР иначе, чем он.

Это не повышает его мнения о ценности этих дипломатов.

Когда Дэвис пошёл общаться с Гитлером, ко мне подскочил пожилой вертлявый тип, оказавшийся албанским посланником Фико.

Из его рассказа о себе, я узнал, что он бывший чиновник оттоманской империи, был губернатором в Кайсери, старый дипломат, работавший в Турции, ряде Балканских стран, у себя в Албании, а теперь в Берлине.

Из нашей беседы выяснилось, что до сих пор торговля с немцами была невыгодна для албанцев, так как немцы, ввозя своих товаров более чем на 1 млн. золотых франков, почти ничего в Албании не покупали.

Албанцы отказались от такой торговли с немцами и договариваются её вести на основе нетто-баланса. В Албании до сих пор ещё сохранилось золотое обращение.

Албанцы сейчас заняты своими внутренними делами, подъемом хозяйства и культурности населения.

Фико хорошо отозвался о болгарском царе Борисе, назвав того умным и тонким политиком и царем, который не теряет широких связей с населением.

Албанца отпугнул от меня граф Чиано – министр иностранных дел Италии.

У меня появились нехорошие предчувствия – скорая оккупация Албании войсками Муссолини.

Чиано излучал добродушие и предрасположенность.

После дежурных в таких случаях приветствий, он спросил, как дела в Испании?

Я ему ответил, что как нельзя лучше, чем до всей этой авантюры… И добавил, что прав был покойный Гинденбург, не одобрявший такого союзника, как Италия.

Чиано сделал вид, что не понял меня, сказав:

– Кстати, герр фон Козырёфф, советские танки немного тяжеловаты, но они очень хорошего качества.

– Хороши и ваши самолеты. Весьма высок уровень летчиков.

– Среди посылаемых вами было много молодых и малоопытных летчиков, однако я должен признать откровенно, что у вас прекрасный человеческий материал и что советские летчики проявляют исключительную храбрость.

Я согласно кивал, не перебивая, а он продолжал:

– Мне, герр фон Козырёфф, известен случай, когда уже после вынужденной посадки они отстреливались до последнего патрона.

– Другое дело французы. Их летчики получали крупное жалованье и воюют всегда преимущественно за деньги.

– Француз при известных условиях дает свою кровь, ещё легче отдает собственную жену, но никогда не отдаст своих денег.

– Всякий француз в Испании после нескольких месяцев заработка стремился вернуться в состояние полной безопасности к накопленным деньгам.

Я по прежнему его не перебивал…

Далее Чиано постарался внушить мне, что Германия не прибегнет ни к какой украинской авантюре и что слухи о планах Гитлера в смысле нападения на советскую Украину раздуваются французами.

Чиано доказывал, что Германия нуждается в мире, по крайней мере, в течение 2-3 лет для переваривания Австрии и Судетов.

Чиано сказал, что план великой Украины встречает и внешнее сопротивление,

а именно: со стороны Венгрии, Польши и Румынии, не вызывая энтузиазма также и со стороны Италии.

Когда он выговорился, я сказал:

– Граф, а теперь об итало-советских отношениях… Я Вам уже говорил, и чего пока нельзя забывать, что Италия начиная с 1924 года, когда Муссолини поставил своей задачей сближение с Советским Союзом по экономической линии, – видит огромное количество выгод от сближения с Советским Союзом. – Здесь – выход в Черное море, здесь – выгоды, которых Италии не могут дать западные государства.