WW II Война, начало

Этот низкорослый смуглый премьер-министр выразил своё стремление понравиться одной фразой, которая не могла бы лучше подвести итог ситуации: «И в делах внешней политики мы хотели бы зависеть от Вас, господин Рейхсминистр, если можно», – добавил он в конце.

Но всё это было бесполезно… чехи для Гитлера были как «красная тряпка для быка».

Я приписывал это его австрийскому прошлому, связывая его безрассудную ярость по отношению к чехам с теорией, что у самого него текла чешская кровь в жилах.

Уже в конце января я слышал, как в Канцелярии поговаривали, что Гитлер решил ликвидировать чешское государство.

Я был взволнован этим известием, потому что во время Судетского кризиса не раз слышал заверения Гитлера, будто проблема Судет составляет его последнее территориальное требование.

Тогда я посчитал это досужими слухами и не придал значения…

Фраза «Нам не нужны чехи», произнесенная во Дворце спорта и переданная по берлинскому радио в дни «Мюнхена», всё ещё звучала у меня в ушах.

Гитлер и Чемберлен уверили тогда друг друга, что «полны решимости разобраться и с другими вопросами… путем консультаций».

Но теперь… Если Гитлер так явно отрекается от Чемберлена, который является образцом дружественной политики по отношению к рейху…

И если этого человека, пользующегося большим уважением во всём мире – включая и Германию, что я видел своими глазами, Гитлер поставит сейчас в смешное положение, разорвав все свои обещания – письменные и устные, и с вызовом бросит к его ногам, то день расплаты будет недалёким, – считал я.

Моё понимание истинных намерений Гитлера подтвердило подоплеку кампании в прессе, развязанной против остатков Чехословакии, и объявление независимости Словакии и Западной Украины.

Я не удивился, когда 13 марта узнал от Геринга, что ввод войск на чешскую территорию был назначен на раннее утро 15 марта.

И вот сейчас Гаха и Хвалковский приехали в Канцелярию, тут их приветствовала группа телохранителей СС, а оркестр СС исполнил полковой марш… и последним штрихом иронии судьбы стал обход Гахой почётного караула.

В мрачном кабинете Гитлера реальность ситуации проявилась в этом контрасте ещё более разительным образом.

Комната, отделанная темными панелями, освещённая лишь несколькими бронзовыми лампами, производила гнетущее впечатление – подходящее обрамление для трагической сцены этой ночи – подумалось мне.

Гаха начал издалека: в астматическом стиле он долго и нудно перечислял свои заслуги перед австрийской короной, потом плавно перешел к описанию своей деятельности на юридическом поприще – и опять я был не в состоянии постичь потаенный смысл премилой «салонной беседы» перед лицом грозящей его государству катастрофы.

Адольф Гитлер прервал неспешный ход его мыслей и предложил перейти к насущным политическим проблемам, учитывая всю сложность политического момента.

Здесь не было места доверительной беседе одного человека с другим. Присутствовало много людей, но Гаха, Хвалковский и остальные, даже Геринг и Риббентроп, были аудиторией, а Гитлер оратором.

Мне приходилось бывать с Гитлером и на более длинных заседаниях, чем это… Мне вспомнились первые его встречи при моём посредничестве с Папеном, когда решался вопрос о его канцлерстве. Многочасовые беседы, не прекращавшиеся даже за столом во время обеда и ужины…

Да и годичной давности австрийский кризис был ещё свеж в памяти.

Это заседание длилось всего 45 минут. И я видел Гитлера гораздо более возбужденным, чем на этой встрече с чехами, но я понимал, что данная встреча более важная по своим последствиям.

На самом деле едва ли это можно было назвать переговорами или разговором… Всё это состояло скорее из одного длинного обвинения, выдвинутого против чехов Гитлером, который и на этот раз повторил тот же перечень «преступлений», которые уже в запальчивости перечислял англичанам и французам полгода назад требуя Судеты.

Никакого нового пункта не было добавлено.

Тем не менее мне Кейтелю пришлось дважды прервать Гитлера: первый раз он доложил о том, что лейбштандарт без боя занял Витковице – Гитлер молча выслушал его и удовлетворенно кивнул. Второй раз Кейтель, видимо по предварительной договоренности, напомнил Гитлеру, что пора отдавать приказ о выступлении, если оно все-таки состоится.

Гитлер посмотрел на часы и сказал: «Сейчас только 02.00. До 04.00 вы получите все необходимые распоряжения…»

И снова Гитлер обрушился на чехов…

«Ничего не изменилось, – утверждал Гитлер, – по сравнению с режимом Бенеша – дух Бенеша жив и в новой Чехословакии».

«Он не имеет в виду, – сказал он, – что не доверяет Гахе – все в Германии убеждены в его лояльности. Но Германия должна установить протекторат над оставшейся территорией Чехословакии ради безопасности рейха!»

Гитлер сказал это с большим жаром – он действительно никогда не мог спокойно говорить о чехах и о Бенеше.

Гитлер всё говорил и говорил, доведя себя до истерики…

Гаха и Хвалковский сидели, будто обратившись в камень, пока он на них кричал. Только по глазам было видно, что они живы.

Должно быть, это был чрезвычайно тяжелый удар – узнать из уст Гитлера, что их стране пришел конец.

Поразительно, как пожилой человек сохранил самообладание перед Гитлером после такого напряжения.

Гитлер внушал чешскому президенту, что нужно наконец определиться с решением. Кейтель подтвердит: войска уже на марше, ровно в 06.00 они пересекут границу. Только Гаха решает сейчас, прольется кровь или нет…

Гаха попросил об отсрочке: ему нужно связаться с правительством, проконсультироваться по телефону – Гитлер мог бы отдать приказ и остановить войска…

Гитлер отклонил предложение: связи нет, решение нужно принимать незамедлительно, технически невозможно остановить выдвижение войск к границе…

В разговор вмешался Геринг: с первыми лучами солнца над Прагой появятся армады немецких люфтваффе – неужели чехам не жалко их прекрасного города; нужно решать сейчас, упадут бомбы на мирные селения или нет…

Гаха сдался. Он ни в коем случае не хочет начать кровопролитие… нельзя ли ему незамедлительно связаться с командирами чешских гарнизонов и пограничных частей, чтобы категорически запретить им применять оружие…

Кейтель вызвался составить текст радиограмм для срочной отправки в Прагу, штабы военных округов и главнокомандующим родами войск.

Гитлер подписал приказ «О вступлении вермахта на сопредельную территорию» для срочной передачи в ОКХ. «Я разрешаю открывать огонь только в случае оказания вооруженного сопротивления», – добавил он напоследок.

Около 03.00 приказ фюрера был отправлен по инстанции. До завершения всех подготовительных мероприятий в распоряжении армии осталось не более трех часов.

«Вводу немецких войск нельзя воспрепятствовать, – сказал Гитлер Гахе. – Если вы хотите избежать кровопролития, лучше сразу же позвонить в Прагу и дать указания вашему министру обороны приказать чешским вооруженным силам не оказывать сопротивления». С этими словами Гитлер закончил разговор.

Однако телефонная линия в Прагу была не в порядке. Нервничающий Риббентроп поручил своему статс-секретарю фон Вайцзеккеру выяснить, – кто «нас подвел?»

Мы остались ожидать, а он умчался…

Через 10 минут тот позвонил и сообщил, что «перевернул всё вверх дном в почтовом ведомстве, но лишь получил информацию, что немецкая линия в порядке, а Прага не отвечает».

«Немедленно вызовите ко мне Главного почтмейстера!» – раскричался Гитлер, багровый от злости, зная, что неудача в этом деле будет стоить многих жизней.

Тем временем в другой комнате Геринг беседовал с Гахой. Неожиданно пробилась Прага.

Я по кивку Гитлера, который сидел опустошённый, поспешил к ним, чтобы принять там звонок. Они спокойно сидели за столом, беседуя безо всякого признака волнения.

Гаха немедленно подошел к телефону, а я остался рядом на минуту, чтобы удостовериться, что он действительно дозвонился.

Всё было нормально, но мгновение спустя связь снова оборвалась.

Я вышел из комнаты, и Риббентроп попросил уже меня «вытащить Главного почтмейстера из постели» с сердитым намеком, что «министры спят в такой ситуации, когда мы здесь трудимся изо всех сил!»

Только я собрался выйти, как услышал, что Геринг зовёт профессора Мореля, личного врача Гитлера.

– Гаха потерял сознание! – крикнул Геринг в большом волнении. – Надеюсь, с ним ничего не случится. И задумчиво добавил: – Это был очень напряженный день для такого старого человека.

– Если с Гахой что-нибудь случится, – подумал я, – весь мир завтра скажет, что он был убит в Канцелярии Гитлера.

Внезапно эти мои мрачные размышления были прерваны вызовом с центрального коммутатора министерства иностранных дел…

Риббентроп кричал им, что немедленно уволит всех вместе с их управляющим, «если в течение часа они не добьются связи», и тут сообщили, что Прага, наконец-то, на линии.

Я вернулся в комнату, где всё ещё находились Гаха и Геринг, которые теперь тихо разговаривали между собой. Внешне Гаха оправился от обморока.

Инъекция Мореля, судя по всему, оказала благотворное воздействие.

Доктор Морель обихаживал опустошенного и потрясенного до глубины души Гаха. Мне было искренне жаль старого человека.

Кейтель видимо тоже пожалел старика и подойдя к нему сказал, что пусть он не сомневается, с немецкой стороны не будет произведено ни одного выстрела, соответствующие приказы уже отправлены в войска – всем нам остается надеяться на благоразумие чешских командиров, – добавил он.

Затем Гаха и Хвалковский стали говорить с Прагой, а мы с Герингом вышли из комнаты, пока они продолжали разговор по-чешски.

Вероятно, связь была не очень хорошей, потому что Хвалковскому, говорившему первым, пришлось повысить голос и произносить слова очень медленно.

На мой немой вопрос-взгляд, Геринг замялся и невинно сказал:

– Подумаешь… испугался шутки… что я отдал приказ бомбить Прагу…

Увидев моё полное недоумение, он стал оправдываться:

– Это всё по-нарошку… Я говорил в «пустую» трубку, – пояснил Геринг, имея ввиду, что ни с кем на самом деле не разговаривал.

– Я же не знал, что он такой впечатлительный, – пожал Боров фельдмаршальскими погонами на плечах своего расшитого золотом мундира.

Затем я, по просьбе Риббентропа, пока не было фон Вайцзеккера, должен был подготовить хорошую копию краткого, всего в несколько строчек, коммюнике: «На встрече Гитлера и Гахи открыто рассматривалась серьезная ситуация, сложившаяся в связи с событиями последних недель на бывшей чехословацкой территории. Обе стороны выразили убеждение, что все меры должны быть направлены на обеспечение спокойствия, порядка и мира в этой части Центральной Европы. Президент Чехословакии заявил, что в этих целях и для окончательного успокоения он со всем доверием вверяет судьбу своего народа и страны в руки фюрера – руководителя Германского рейха. Фюрер принял это заявление и объявил свое решение взять народ Чехословакии под защиту Германского рейха и обеспечить автономное развитие его национальной жизни в соответствии с её специфическими чертами».

Этот текст, заранее подготовленный Гитлером, был подписан им самим и Гахой, а также Риббентропом и Хвалковским 15 марта в 3 часа 55 минут утра. Лишь немногие из тех, кого это коснулось, понимали, покидая тогда большое серое здание на Вильгельмсплац, что конец Чехословакии был в то же время началом конца Германии.

Когда чехи ушли, оживился снова Гитлер, который до этого представлял из себя сдувшийся воздушный шарик.

Он стал прыгать, приседать и бить громко ладонями себя по ляшкам, выкрикивая при этом:

– Под конец я так обработал этого старого господина, что он уже был готов поставить свою подпись, но тут у него начался сердечный приступ. В соседней комнате доктор Морелль сделал ему укол, который в данных обстоятельствах оказался слишком действенным: Гаха собрался с силами даже чересчур, оживился и уже начал отказываться от подписания документа… пришлось повозиться, прежде чем он полностью оказался в моих руках».

Я этот момент пропустил, готовя коммюнике в приёмной.

К этому времени немецкие войска уже перешли границу и двигались по направлению к Праге.

За сутки до этого границу Чехословакии перешли венгерские войска, которые заняли Закарпатскую область Украины.

Фактически к утру 15 марта Чехословакия, как независимое и самостоятельное государство, перестала существовать.

Согласно приказу из Праги, чешские войска не оказали сопротивления противнику, за исключением оборонявшей Чаянковы казармы в городе Мистек пулеметной роты капитана Карела Павлика. Впрочем, и его в конце концов приказом сверху заставили прекратить огонь по немецким «миротворцам».

Гитлер приказал задержать Гаху и Хвалковского в Берлине до обеда, а сам изъявил желание двинуться прямиком в Прагу.

Я отказался от его предложения совершить такой вояж, сославшись на недомогание и плохую погоду.

Для средины марта снег в центре Европы – это редкость…

Геринг тоже отказался, сославшись на важные дела.

И только несчастный Риббентроп был вынужден поехать…

С Ангальтского вокзала Берлина отправлялся спецпоезд фюрера.

Итак, немецкие войска почти парадным строем прошли от границ до Праги, а единственным препятствием на их пути стал снегопад.

Военный атташе Германии сообщал в своем донесении, которое тут же распространили «геббельсята»: «Не потребовалось никаких провокаций – чехи с готовностью поддерживали возгласы «Хайль, Гитлер», а их военные передали нам в целости и сохранности все свои самолеты, танки, пушки, склады боеприпасов и хранилища горючего. При этом только один или два офицера отказались подать нам руку. Все остальные ползали на животах. Иметь таких противников просто противно», – брезгливо завершал свою депешу полковник.

В результате оккупации Чехословакии, Германия захватила 1582 самолета, 501 зенитное орудие, 2175 пушек, 785 минометов, 43 876 пулеметов, 469 танков, свыше 1 млн. винтовок, 114 тыс. пистолетов, 1 млрд. патронов, 3 млн. снарядов и другие виды военной техники и снаряжения, достаточного для вооружения 40 немецких дивизий.

Так же мне стало известно, почему сегодня ночью Гитлер действовал так нагло.

Ему ещё вчера доложили, что на созванном министром иностранных дел Англии – Галифаксом совещании по чехословацкому вопросу было решено, что Великобритания «не должна прибегать к пустым угрозам, поскольку мы не намерены бороться за Чехословакию. Мы не должны считать, что каким-то образом гарантировали Чехословакию».

Чехословацкому правительству настоятельно рекомендовали воздержаться от каких-либо действий против немцев внутри страны и установить непосредственный контакт с Берлином.

Во второй половине дня пришло сообщение из Праги: «под охраной танков и бронеавтомобилей в город прибыл Гитлер, который приказал вывесить на флагштоке «императорского замка» в Градчанах флаг со свастикой».

Находясь в Праге, Гитлер объявил Моравию и Богемию протекторатом Германии, наместником которого назначил фон Нейрата.

Конрад Генлейн получил пост начальника Гражданского управления Моравии и Богемии. Словакия была объявлена Гитлером государством «под немецкой защитой» в течении 25 лет.

В своей речи с балкона пражского Града, Гитлер заявил, что такая «искусственная формация», как Чехословакия, являлась «источником беспокойства и обнаружила свою внутреннюю нежизнеспособность, поэтому и произошел фактический распад чехословацкого государства».

Исходя из требований самосохранения, Германская империя решила «вмешаться в определение дальнейшей судьбы народов Чехословакии с целью восстановления основ разумного порядка в Центральной Европе» и для обеспечения германскому и чешскому народам «жизненного пространства и национального самобытного существования».

МИД Германии, в след за этим, своей нотой известило иностранные правительства об установлении протектората над Богемией и Моравией.

Послы Великобритании и Франции прибыли в германский МИД с нотами протеста против захвата Чехословакии.

Однако французскому послу Кулондру было заявлено, что Франция после подписания франко-германской декларации от 06.12.1938 года не имеет права ставить вопрос о Чехословакии.

В конце концов статс-секретарь МИДа фон Вейцзеккер принял ноту, отметив, что французское правительство может раскаяться в своем демарше.

Из Москвы ничего не поступало…

В Париже полнейшая апатия по поводу этого последнего гитлеровского мятежа. Франция и пальцем не пошевельнет. Разумеется, Бонне сказал сегодня в комиссии парламента по международным делам, что мюнхенские гарантии пока ещё «не вступили в действие» и поэтому Франция не обязана что-то предпринимать.

Звонил мне Эд Марроу и сообщил, что в Лондоне реакция та же самая, что Чемберлен, выступая сегодня в палате общин, зашел еще дальше, заявив, что он отказывается связывать себя какими-либо обвинениями Гитлера в вероломстве.

Из Лондона позже сообщили, что премьер-министр Чемберлен публично заявил в Палате общин, что «Великобритания не может считать себя связанной обязательством о гарантии целостности Чехословакии», и заявил, что его правительство предложило банку немедленно прекратить выплату английского послемюнхенского займа Чехословакии, а также отменило поездку министров Стэнли и Хадсона в Берлин.

В своем выступлении он утверждал, что Чехословакия прекратила своё существование «в результате внутреннего распада», и объявил о намерении английского правительства следовать прежней внешнеполитической линии, подчеркнув, что «никому не позволит сбить его с этого курса».

В тот же день министр иностранных дел Галифакс заявил французскому послу, что Великобритания и Франция получили «компенсирующее преимущество», заключающееся в том, что «естественным способом» покончено с обязательством о предоставлении гарантии Чехословакии, бывшим «несколько тягостным» для правительств обеих стран.

День 16 марта, непосредственно последовавший за занятием Праги, изобиловал слухами всякого рода: об обращении карпато-украинцев к Гитлеру с просьбой о протекторате, каковое осталось без ответа, о занятии поляками кусочка словацкой территории, об обращении к Гитлеру мемельского фюрера Неймана, о падении Бонне и тому подобном.

Журналисты, видевшие Гаху и Хвалковского в «Адлоне», после ночного совещания последних с Гитлером, говорили о жалком впечатлении, которое производили эти два маленьких, растерянных человечка в сопровождении торжественно-напыщенных высоких немцев.

Вернувшийся из Праги, вместе с Гитлером, Риббентроп принял меня, и сразу спросил:

– Герр фон Козырёфф, а что Сталин?

Я неопределённо пожал плечами.

Риббентроп махнул рукой и принялся посвящать меня в детали их с Гитлером поездки.

У самой границы они пересели в автомобили и вместе с автоколонной сопровождения выехали в направлении на Прагу.

Ехали медленно, то и дело обгоняя наступающую пехоту, вскоре их продвижение окончательно застопорилось – все дороги, ведущие к чешской столице, были запружены маршевыми колоннами вермахта.

Было по-зимнему холодно, на дорогах – снежные заносы и гололедица. Спешенные и в конном строю части с трудом продвигались по заснеженным дорогам, конные запряжки и артиллерия конной тяги безнадежно вязли в сугробах…

Только с наступлением сумерек они оказались у ворот чешской столицы вместе с передовыми частями вермахта.

Эскорт мотострелков сопроводил Гитлера и его свиту в Пражский Град, где была оборудована походная штаб-квартира фюрера.

– Мы, герр фон Козырёфф, ехали налегке и не запаслись провиантом: холодный ужин… купили по пути в ставку, в одной из местных бакалей – пражскую ветчину, булочки, масло, сыр, овощи и пильзенское пиво, – весело рассказывал Риббентроп.

Адольф Гитлер, по его словам, с удовольствием потягивал отменное чешское пиво из богемского хрустального бокала… – Все проголодались и нашли ужин великолепным…, – добавил гитлеровский министр иностранных дел.

С его слов выходило, что везде их встречали цветами, и так до самого въезда в Прагу и во дворец.

– Непосредственно после этого государственного акта, герр фон Козырёфф, я имел в Пражском Граде длительную и серьезную беседу с Адольфом Гитлером, – сказал напыщенно Риббентроп.

Далее он мне поведал, что якобы во время оной он указал Гитлеру на то, что оккупация Богемии и Моравии неизбежно вызовет значительное противодействие в англо-французском лагере.

Риббентроп подчеркивал ему свое убеждение, что с дальнейшими территориальными изменениями, Англия, вооружение и политика союзов которой форсируются всеми способами, без войны уже не примирится.

– А как же фюрер объяснил всё это?, – спросил я с интересом.

Риббентроп кивнул и ответил:

– Необходимость оккупации Богемии и Моравии Адольф Гитлер объяснял мне прежде всего стратегическими причинами. Он мне цитировал бывшего французского министра авиации Пьера Кота, который назвал Чехословакию «авиаматкой» против Германии, и приводил сообщения о том, что на чешские аэродромы прибыли русские летчики.

Я не выдержал и сказал, что это чушь.

Риббентроп тем ни менее продолжил:

– Фюрер разъяснил мне, герр фон Козырёфф, что не мог больше терпеть эту вражескую стрелу в теле Германии. «С чехами можно хорошо уживаться, – сказал он, но необходимо, – чтобы защиту этих областей Германия держала в своих руках».

На возражения Риббентропа насчет возможной реакции в Англии, Гитлер отвечал ему констатацией, что чешский вопрос для неё совершенно не важен, а для Германии имеет жизненное значение. И он не видит, почему этот факт должен мешать желаемому германо-английскому сотрудничеству. «Англия владеет сотнями доминионов, протекторатов и колоний, – кричал он, – и должна понять, что такая жизненно важная для Германии проблема не может оставаться нерешенной».

На это Риббентроп ответил фюреру, что Англия будет рассматривать занятие Богемии и Моравии под углом зрения роста германской мощи и что у Чемберлена возникнут из-за этого трудности, но Гитлер упорствовал.

Затем Риббентроп рассказал мне, что 16 марта около полудня Гитлер принимал там депутацию чешских сановников с Гаха во главе, заверивших его в полной лояльности и абсолютной покорности. А вечером того же дня Гитлер и Риббентроп пересекли Чехию и направились в Вену.

Как и год тому назад, в марте 1938 года, австрийцы, по словам Риббентропа, устроили им восторженную встречу у гостиницы «Империал».

В вестибюле их встретил барон фон Нейрат, прибывший туда по приказу фюрера для вступления в должность «протектора Богемии и Моравии».

Об этом он узнал из прессы, и как показалось Риббентропу, был скорее недоволен новым назначением, чем озадачен…

В Вену прибыла делегация вновь сформированного независимого правительства Словакии – президент Йозеф Тисо, министр внутренних дел Дуржанский, министр иностранных дел и военный министр Тука.

Ещё 15 марта Тисо направил фюреру прошение с просьбой взять Словацкое государство под свою защиту.

Гитлер распорядился, чтобы фон Риббентроп разработал со словаками проект договора «О статусе охранных зон», а Кейтель там представлял немецкие вооруженные силы.