скачать книгу бесплатно
Впрочем, в тот период беспокоило подполковника вовсе не это. В первую очередь, он беспокоился о своих подчинённых. Ведь случайно выявившиеся связи прапорщика с армейской верхушкой, как для самого Лютого, так и для его офицеров ничего хорошего не предвещали.
При определённом стечении обстоятельств, та круговая порука могли запросто стать чересчур опасной, а для кое-кого и вовсе роковой… Реальность подсказывала следующее. С виду инертный и простодушный Михайленко, в критические для него минуты, мог запросто переродиться в активного, мстительного и злопамятного пакостника. Затаив на кого-либо зуб, прапорщик непременно находил возможность расквитаться, подставив своего обидчика под полную раздачу. А ведь Лютый, и без того, уже сбился со счёту, скольких добротных офицеров, тем или иным образом, прапор умудрился «сплавить» со своего объекта, а то и вовсе, из вооружённых сил.
Заочный конфликт между подполковником и прапорщиком приобретал всё больший и больший размах. А учитывая упертость в характерах обеих участников той конфронтации, в скором времени, он непременно обещал вылиться в реальную войну.
Справедливости ради, стоит отметить, что Михайленко, до сего момента ещё ни разу, в открытую не перешел Лютому дороги. Прапорщик ограничивался лишь мелкими пакостями, кляузами, да, пущенными «в народ» слухами. И, тем не менее, подполковник (мужик опытный и предусмотрительный) заранее предполагал, что рано или поздно, это обязательно произойдет. Потому и предпочел он нанести упреждающий удар первым. Принимая ж во внимание свой предыдущий, не совсем удачный опыт по выдавливанию Михайленко с армейских складов, на сей раз, Лютый действовал с предельной расчётливостью, осмотрительностью и осторожностью.
Дабы наверняка завалить непотопляемого каптёрщика, подполковником была придумана достаточно мудрёная схема. И далеко не последние роли, в том хитроумном сценарии отводились, как лейтенанту Побилату, уже служившему на дальнем объекте, так и только-только прибывшему майору Князеву. Ни тот, ни другой о действительных намерениях своего командира, естественно, не догадывался. До поры, до времени, Лютый предпочел использовать офицеров, что называется, «втёмную». Да собственно, и вводить подчинённых в курс дела, особой необходимости пока что не было. И без того, каждый из них, лишь исключительным исполнением своих служебных обязанностей, по разумению подполковника и должен был довести прапорщика до «белого колена». Чего собственно, Лютый на своём начальном этапе и добивался. Ведь всем известно, что взбешенный и выведенный из себя человек, склонен к совершению необдуманных поступков и, соответственно, неоправданных ошибок. Этими-то самыми срывами, и рассчитывал воспользоваться Лютый в дальнейшем.
С данной точки зрения, Князев виделся подполковнику лицом вовсе не предвзятым, не погруженным во внутреннюю кухню его армейского подразделения. А самое главное, Лютый был уверен в неподкупности данного офицера, в своё время имевшего непосредственное отношение к органам госбезопасности. Майор должен был довлеть над Михайленко, что называется: «извне». Тогда как лейтенанту Побилату, по молодости лет принципиальному и въедливому, вменялось оказывать давление на прапорщика «изнутри». Для этого, по личному приказу подполковника, Побилату и предписывалась организация тщательной и глубокой ревизии на подотчётных Михайленко складах.
На какой-либо успех вышеуказанной проверки, Лютый, конечно же, не рассчитывал. Цель ревизии была абсолютно иной… Повторюсь, доставить прапорщику, как можно больше хлопот и заставить последнего, хорошенько понервничать.
– …Лейтенант, шприцы будем пересчитывать? Или ограничимся подсчётом коробок? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Михайленко. Он был полностью уверен в том, что на беглый подсчёт коробок со шприцами у них уйдет не более часа.
– Конечно, будем… – сухо ответил Побилат, чётко следовавший инструкциям подполковника Лютого.
– Да ты с ума сошел!.. Парень, опомнись!.. – не сдержавшись, взвыл до сего момента спокойный и уравновешенный прапорщик. – …Здесь их сотни тысяч. Мы, скорее сдохнем на этих коробках, чем их перелопатим.
– По времени, нас никто не ограничивает. Если потребуется, будем считать: хоть неделю, хоть две… – пробурчал Побилат, снимая со стеллажа первую, попавшуюся ему под руку упаковку. – …Так или иначе, но я должен вскрыть каждую из коробок…
– Стой, лейтенант… Не спеши… – Михайленко предпочел зайти с иного боку. – …Поставь коробку и дай мне минут пять, дабы я сумел тебе кое-что объяснить… – подсев рядом с Побилатом, прапорщик вновь перешел на привычный разговорный тон. – …Парень, по возрасту, ты годишься мне в сыновья. Кроме того, мы здесь одни… Потому, позволь обращаться к тебе по-простецки… Считай, по-отечески, без званий, субординации и прочего официоза.
Саня, скажи мне честно, оно тебе надо?.. Имею в виду, сутки напролёт копаться в чужом дерьме. Уясни, милок, главное: командиры приходят и уходят, тогда как прапорщик Михайленко незаменим… Считай, вечен. Знал бы ты, сколько до тебя перебывало здесь офицеров… Сколько сменилось солдат… Из всех остался лишь я один.
Ты сам посуди. Куда ж без меня, тому же Лютому?.. Да, и тебе, дружище, ещё не раз придется ко мне обратиться с той или иной просьбой. Так что, сынок… Давай-ка, мы с самого начала будем друзьями. Отложим на неопределённый срок это неблагодарное занятие, бесполезное пересчитывание сотню раз пересчитанного. Посидим за столом; выпьем и поговорим по душам. Уж будь уверен, у нас найдётся масса общих, интересных тем. Так и скоротаем мы недельку другую…
Эх, Сашка-Сашка… Ты что ж, и впрямь думаешь, будто бы удастся тебе найти здесь то, чего не смогла отыскать московская комиссия, собранная из прожжённых волчар своего дела… Имею в виду комиссию, приезжавшую к нам на объект лишь пару месяцев назад и пробывших тут без малого две недели. Мальчик, советую тебе не быть столь наивным…
– Кто знает… – лукаво подмигнул прапору Побилат. – …Быть может, вы и с ними… Взяли, да и бросили «копание в чужом дерьме». Тогда как отпущенные им две недели, вы лишь говорили с проверяющими «по душам».
– Но-но, пацан… – огрызнулся Михайленко. – …Не нарывайся. Ведь я могу поговорить с тобой и по-иному… Мало того, что скрипя сердцем, я терпел тебя последние восемь дней. Как распоследний бобик выполнял любой твой каприз… – и тут, видимо сообразив, что понесло его вовсе не туда, прапорщик вдруг осекся. – …Хотя, ладно… Забудь. Будем считать, что последних слов ты мне не говорил, и я их не слышал. Ты пойми, терпение моё вовсе не безгранично… Да, и негоже мне, сорокалетнему мужику, словно обезьяна, прыгать по этим чёртовым стеллажам. Устал я… Влом мне, бестолково тягать эти пудовые кубы…
Сашок, ну кто проверит: считались мы те же самые шприцы или нет?.. Ты только представь: пару месяцев мы можем быть (причём бесконтрольно) предоставлены самим себе. Чуешь, на что намекаю?.. Отдохнем, как белые люди, а после и отчитаешься… Если хочешь, я даже подкину тебе пару-тройку компроматиков о коих, ни одна комиссия не дотямала. Для подобного случая, у меня кое-что припасено… Ну, а пить мы с тобой будем настоящий дагестанский коньяк, а не приторную местную чачу, которую не то, чтобы глотать, раны смазывать противно. На закуску: лимончики; икорка; московская колбаска; малосольные огурчики; сало… Всё это и многое другое превосходно скрасят наш суровый армейский быт. Бросай на хрен свои долбаные шприцы и айда в мою каптёрку… Там вентилятор, удобные кресла, японская техника, музыка, холодильник… Да, что же я тебя всё дразню?.. Пойдем со мной, сам всё увидишь.
Побилат слушал увещевания прапорщика отчасти равнодушно, без каких-либо видимых эмоций. Он безучастно смотрел в его перевозбужденное лицо, думая о чем-то своем. Наконец, воспользовавшись короткой паузой, лейтенант попросил Михайленко подать ему нож, дабы вскрыть, всё ещё стоявшую перед ним коробку со шприцами.
В бессилии, прапорщик матюгнулся. Тут-то и пришла в его голову совсем уж неожиданная мысль.
«Не век же я буду куковать на этих долбаных складах… В последнее время, мне всё чаще и чаще начали сниться сны, будто бы я вернулся на родину… Как не крути, а рано или поздно, мне всё же придется передать это, созданное непосильным трудом хозяйство, в чьи-то посторонние руки. А почему, собственно, в «посторонние»?.. Почему бы, уже сегодня мне не задуматься о своем приемнике?.. О том, кому с лёгким сердцем, я бы мог передать все «связи, явки, пароли»…
Что если, прямо сейчас, я сделаю этому сопляку предложение, от которого он, уж точно не сможет отказаться?.. Год-другой поработаем вместе, а потом я подарю этому никчёмному балбесу свой бесценный подарок. Как говаривал Шура Балаганов из «Двенадцати стульев»: преподнесу на тарелочке с голубой каёмочкой ключи от безбедной жизни и обеспеченной старости. Эх, и повезет же щенку.
А вдруг, эта неблагодарная тварь, всё же откажется?.. И это, после тогда, когда я раскрою перед ним все свои карты… Да нет, согласиться… Куда же он, сука, денется с «подводной-то лодки»? Сломаю паскуду, застращаю… Ведь это с виду он такой неподкупный и упрямый, а копни чуть глубже… Как, собственно, и вся современная молодёжь, и этот лейтенант, в конце концов, окажется бесхребетным слабаком и слюнтяем. В отличие от нашего поколения, у современных тинэйджеров нет ни чувства долга; ни чести; ни совести; ни гордости за своё Отечество, за былую Державу… Бунтуют они и лезут на рожон, пока в карманах пусто. Заслышав же звон золотой монеты, эти самые бунтари тотчас превращаются в покладистых и вполне управляемых пресмыкающихся.
На самый крайний случай, пацан просто-напросто испарится… Пропадет без вести… Уж я-то знаю, как в прифронтовой зоне можно спрятать концы в воду…»
– Саня, скажи… Есть ли у тебя, какая-то заветная мечта?.. Либо некая недостижимая цель?.. – как ни в чем, ни бывало, Михайленко вдруг обратился к Побилату.
Хотел, было, лейтенант рассказать прапорщику о своем сокровенном. О том, ради чего он всеми правдами и неправдами рвался в Чечню. Да, вовремя одумался. Перед этим скользким типом, совсем не обязательно было открывать душу и говорить о сугубо личном. Потому и предпочел Побилат промолчать.
– Быть может, ты желаешь сделать карьеру военного?.. – не унимался Михайленко. – …Дослужиться до генеральских погон… Может, ты грезишь себя в образе обеспеченного и независимого мужика, этакого богатого мачо?.. Либо мечта твоя более романтична, на уровне безответной любви?.. Причина в некой обворожительной и непреступной красавице?.. Так ты, Сашка, только скажи…
Парень, ты вовсе не предполагаешь, какими возможностями я обладаю. Коль захочу, так любой командир будет портянки мои стирать. Вот я их всех, где держу… – прапорщик продемонстрировал лейтенанту крепко сжатый кулак. – …Если ты думаешь, будто бы я этих грёбаных складов что-то подворовываю… Дескать, этим и существую. Ты сильно ошибаешься… Я владею гораздо большим, что может открыть любые двери. Но, об этом несколько позже… – Михайленко осекся, сообразив, что сболтнул лишнее. – …Эх, дружище… Давай немного сдружимся, чуть поработаем вместе, после чего, я посвящу тебя в то, о чем неизвестно ни одному смертному. А через пару лет: данные ангары, этот бездонный Клондайк – возможно, и перейдёт в твое, единоличное пользование.
Поверь, лишние хлебала, здесь вовсе ни к чему. Всем этим, должен распоряжаться только ОДИН. Ну, так как, хлопец?.. Сработаемся?
– Товарищ прапорщик, может, мы всё-таки продолжим?.. Время-то идет, а у нас ни один шприц ещё не пересчитан.
– Ну, ты упертый… – нервно сплюнул Михайленко. – …Хорошо, будь, по-твоему… Однако заруби себе на носу, что в будущем… В очень тяжком для тебя будущем… Я вполне адекватно отреагирую уже на твои мольбы о помощи… – прапорщик швырнул на коробку свой перочинный нож. А ведь он был до последнего уверен в том, что Побилат купится на его чересчур щедрое предложение.
В душе заведующего военными складами неистово клокотала ненависть, замешанная на остром желании мщения. Никто, даже самые высокопоставленные чины, никогда не смели ему перечить. При этом абсолютно каждый из них оставался доволен и удовлетворён дружбой с прапорщиком.
«Добро-добро, сосунок хренов. Отольются мышке кошкины слезы… Ты ещё узнаешь, кому сказал «нет». Кровавыми слезами, падла, умоешься…»
КПП
На месте нынешнего дальнего объекта, куда подполковник Лютый «сосватал» майора Князева, когда-то возвышалась старинная: ни то крепость; ни то сторожевая башня. Вполне возможно, что это было и некое религиозно-оборонительное сооружение, воздвигнутое пару-тройку веков назад и, очевидно, благополучно разрушенное примерно в то же самое время.
На оставшемся с тех далёких веков старинном и основательном фундаменте, уже в наше время был заложен первый складской блок. Несколько позже, по мере втягивания России в бесконечную антитеррористическую операцию на Северном Кавказе, к вышеозначенному пуленепробиваемому бункеру, были пристроены ещё три ангара, небольшая казарма и кое-какие подсобные строения. Именно в этом виде и застал Князев свой нынешний стратегический объект.
Месторасположение армейских складов, с точки зрения стратегии, было выбрано довольно-таки удачно. Быть может, именно поэтому дальний объект, так ни разу и не подвергся серьёзному нападению со стороны бандитствующих формирований.
Судите сами. Слева и позади складов, возвышалась неприступная стена горного массива. Справа крутой, десятиметровый обрыв. Тогда как спереди, все подходы к складам прикрывала быстрая горная река.
Пожалуй, единственным местом, через которое и можно было попасть на стратегический объект Минобороны, не обладая какой-либо специальной альпинистской или подводной подготовки – являлся широкий бревенчатый мост, перекинутый над бушующей водной стихией. Данная перемычка, связующая склады с внешним миром, была оборудована контрольно-пропускного пункта. А впрочем, строгим и не преступным тот КПП, был лишь по названию. В действительности, КПП у бревенчатого мостка состоял из бетонной будки, обложенный со всех сторон мешками с песком; да металлического шлагбаума, приводимого в движение вручную, посредством натяжения обыкновенной верёвки. Та караульная будка, снабженная местной телефонной связью, в лучшем случае, могла укрыть двух, максимум трех военнослужащих от непогоды или возможного обстрела.
Как не прискорбно это может сейчас прозвучать, но охрана, круглосуточно дежурившая на том контрольно-пропускном пункте, при внезапном штурме противника, фактически была обречена на верную гибель. Потому как до ближайшего складского корпуса, откуда и следовало ожидать возможной помощи, было не менее четырехсот метров. Единственное, что реально могли успеть сделать караульные, так это сообщить дежурному о нападении и пустить пару-тройку автоматных очередей в сторону врага. Ну, а дальше, как карта ляжет…
Машины, следовавшие через складской КПП, а так же сопроводительные документы или груз ими перевозимый – какой-либо серьёзной проверке вовсе не подвергались. Потому как весь транспорт, двигавшийся через бревенчатый мост, состоял из семи-восьми грузовиков, одного БМД и командирского Уазика. То есть, каждая транспортная единица была хорошо знакома бойцам караульного взвода. Водителям доверяли, считали их «своими» и узнавали те машины издалека, ещё на подходе к территории объекта.
Лишь несколько позже, когда Князев более предметно познакомиться со складской территорией, он признает, что подведомственный ему объект, из года в год оставался целым и невредимыми, вовсе не из-за своего удачного места расположения, а лишь благодаря исключительному везению, если не сказать чуду или невероятному небесному благоволению.
Сержант Бутаков и ефрейтор Цымбал, с самого раннего утром заступившие на КПП в своё боевое дежурство, уже к обеду чувствовали себя чересчур уставшими и утомлёнными многочасовым бездельем.
Устроившись в сторожевой будке, Славка с Андреем принялись вспоминать свою до армейскую жизнь. Спокойная и безмятежная обстановка располагала, да и было о чем им поговорить. Ведь мало того, что их детство и юность прошли в одном городе, в одном районе, так они ещё и «умудрились» окончить одну и ту же школу. Разница была лишь в том, что Бутаков распрощался со школьной партой, на год раньше Андрея. Подобные совпадения, скажу я вам, бывают в армейской жизни крайне редко, однако случаются.
Коль Славка Бутаков был по возрасту на год старше Цымбала, то и на призывной пункт (и, соответственно, на Кавказ) он попал годом раньше. В отличие от младшего Андрея, Славка успел захватить настоящую войну, успел окунуться в боевые сражения и лицом к лицу столкнуться со смертью. Потому и мог он позволить себе, без зазрения совести козырнуть перед земляком, сержантскими «лычками» и орденом, полученным в одной из тяжелейших боевых операций.
– Мать пишет, будто бы завод наш окончательно закрыли… – Цымбал делился последними новостями с родины. – …Отец остался без работы. Начал крепко подбухивать.
– Это что ж, получается?.. – усмехнулся в ответ Бутаков. – …Такая махина, такое огромное предприятие с цехами и прочими промзонами, будет простаивать? Я, конечно, понимаю, что ракеты нашей стране, быть может, вовсе не нужны… Однако зачем завод закрывать? Пусть бы выпускал что-то иное, более мирную продукцию.
– Отчего ж «простаивать»?.. Основные корпуса уже сдали в аренду под всякие там склады, офисы, магазины… В подвалах китайцы грибы для местных ресторанов выращивают.
– Хорошенькая альтернатива, ничего не скажешь… – сплюнул Бутаков. – …На какие интересно шиши, десятки тысяч нищих людей, выброшенных с того завода на улицу, пойдут в те самые магазины и рестораны?
– Обычные работяги, конечно же, не пойдут… А вот такие балбесы, как ты, Славян, обязательно оставят в тех кабаках и супермаркетах все свои «боевые». Не успеешь дембельнуться, как тотчас просадишь свои деньги на баб и пойло.
– Хрен-то там… – встрепенулся Бутаков. – …Свои, кровью заработанные деньжата, я собираюсь вложить в какое-либо перспективное и весьма прибыльное дело. Я вовсе не желаю повторить судьбу своих предков. То есть, всю свою жизнь влачить серое существование; жить от зарплаты до зарплаты, пересчитывая каждую копейку.
– Что ж. Хозяин, барин… Рискуй, коль есть желание… – лукаво улыбнулся Цымбал. При этом всем своим видом Андрей демонстрировал полное неверие в мифический золотой дождь, обещавший обрушиться на его сослуживца. – …Да, собственно, и чёрт с ними, с этими «боевыми»… Ты бы лучше, о войне что-нибудь рассказал.
– Не хочу, и не буду… – с лица Славки тотчас исчезла мечтательная улыбка. – …Я уже говорил тебе о том, что нет в ней ничего крутого и прикольного. На войне лишь дикий страх и смерть… Много крови и прочей отвратительной мерзости.
Представь, что ты смотришь чересчур реальный ужастик. В процессе того просмотра ты вдруг понимаешь: да ведь он про тебя самого… В тебе вдруг начинают, просыпаются первобытные инстинкты, о которых, и думать-то стрёмно. Не уж-то, ты считаешь, что мне будет приятно вспоминать о подобных вещах, и уж тем более, кому-то о них рассказывать?
Пока оторванные человеческие останки, изувеченные трупы с поля боя вынесешь, десять раз обрыгаешься… А теперь представь, какие чувства ты испытаешь, как твои друзья и товарищи, за считанные секунды в эти самые трупы и превращаются?
– Славян, кончай жути нагонять… – отмахнулся Андрей. – …Через месяц-другой ты вернешься домой. Девки в очередь… Пацаны к тебе с почтением и уважением… В любой компании, стакан на халяву нальют… Ту-то ты и забудешь: и о крови, и о трупах. Голову даю на отсечение, примешься по ушам чесать: как служил, как в бой ходил, как награды получал… Нет-нет, я тебя вовсе не осуждаю. Именно так все дембеля и делают.
Ты лучше скажи, а мне-то чего делать? Сам ведь знаешь, что не застал я настоящей войны. Почти год на Кавказе, а стыдно признаться: ни одного матёрого боевика, так живьём и не видел. Каждый день одни и те же горные пейзажи и всё те же, до боли приевшиеся, физиономии… Хоть байки, какие послушать, чтоб на «гражданке», от первого лица их пересказывать. Кстати, Славка… Надеюсь, ты не сдашь меня нашим пацанам?.. Не станешь трепаться о том, что вот так, в этой грёбаной будке я всю свою чеченскую войну и просидел. Сам должен понимать: как мне чертовски не повезло.
– Ну, ты и придурок. Да, о такой службе, как у тебя, любой из доброй дюжины моих бывших сослуживцев… В особенности тех, что вернулись домой в «цинке», тебе бы позавидовали чёрной завистью. Молил бы ты лучше Бога о том, чтоб твоя нынешняя служба, таковой до самого дембеля и осталась.
– Да, ну на хрен… Ты с ума, что ли сошел… – возмутился Цымбал. – …Ещё один, точно такой же, тягомотный год?.. Я этого, точно, не выдержу. И, вообще, я уж давно собираюсь рапорт подать о своём переводе в другое подразделение. Буду проситься туда, где задачи, а главное, возможности несколько иные.
– Давай-давай. Пиши, писака хренов… Когда в башке пусто, то и держит она курс в ту самую сторону, куда в ней ветер подует. Короче, делай что хочешь, только отстань от меня со своими тупыми расспросами. А коль военными небылицами желаешь поразжиться, так это к Якушеву… Горазд наш Серёга на всевозможные около армейские сплетни и прочие байки… – подперев голову рукой, Бутаков устроился поудобнее и закрыл глаза. – …Посплю малость. Если что, разбудишь.
Однако нормально отдохнуть, Славка так и не сумел. Из лёгкого послеобеденного полудрёма, очень скоро его вывел, всё тот же, неугомонный земляк. Помаявшись бездельем, Цымбал предпочел потревожить «старшего».
– Бут, я тут ситуацию прикольную вспомнил… Рассказать? – поинтересовался он, пренебрегая предупреждением сослуживца.
– Трави, уж, коль разбудил… – не открывая глаз, пробурчал орденоносец. – …Но учти… Если будет не смешно, схлопочешь.
– Год назад та история приключилась. С призывного пункта нас сразу отвезли на железнодорожный вокзал и погрузили в два прицепных пассажирских вагона. В них-то мы и проехали, почитай, пол страны… Во время стоянок, как и положено, из вагонов никого не выпускали. Так и мариновались мы в вагонной духоте, словно огурцы в бочке. Другие города и иные населённые пункты, могли созерцать лишь сквозь грязные окна своих кубриков…
– Ты можешь, обойтись без лирики? – раздражённо поморщился Бутаков.
– Обожди. Я итак перехожу к главному. Короче, тормознул наш поезд на каком-то, ну, совсем мелком полустанке… А теперь представь следующую картину.
На соседнем с нами пути, ещё один пассажирский состав стоит. И в том поезде, прямо напротив нас, полное купе дембелей… Водку, суки, пьют. На нас ноль внимания. Потом, всё ж заметили… Окно своё открыли, и давай нам, стриженным, рожи корчить. Орут, дескать, попали мы по самые яйца… Минут пять, мы так и стояли: окно к окну. И всё это время, слушали, отправленные в наш адрес самые отвратительные оскорбления. Такая тоска меня, тогда пробрала. Вот думаю, везучие, уже отмучились… Потому, я и молчал. Да и остальные наши, так же, попритихли. Надо полагать, по тем же самым соображениям.
И вот, слава Богу, их поезд наконец-то тронулся. Он медленно покатился на Восток. Туда, где остались наши родители, друзья и всё, что связанно с нашим детством и юностью. И тут, вдобавок ко всему, один из тех дембелей, чуть ли не по пояс, высунувшись из окна, кричит нам во всё горло: «Прощай, шпана!.. Удачи вам, салаги!.. А мы поехали ваших тёлок трахать…»
Именно после этого, один из наших успел-таки очухаться. Он-то и заорал им вслед: мол, вы только едите, а мы ваших баб целых два года петрушили…
Искренни рассмеявшись, Цымбал поинтересовался.
– Ну, как? Прикольно?
Дослушав ту историю до конца, Бутаков отчего-то уловил в ней некий скрытый подтекст. Причём, отнес он его, исключительно в свой собственный адрес.
– Ну?.. И где, прикажешь смеяться?.. – Славка неожиданно вскочил на ноги. Его прежнюю сонливость, как рукой сняло. – …И, вообще, к чему это ты вдруг вспомнил о том поезде?.. О Наташке моей чего-то узнал?
– О какой, такой Наташке?.. – растерянно повел плечами Цымбал. Однако быстро сообразив, в чем суть вопроса, тотчас добавил. – …А-а, я понял… Ты о Гусевой спрашиваешь… О той девахе, с которой ты до армии мутил.
– О ней. О ком же ещё? – кое-как, скрипя зубами, всё же выдавил из себя Бутаков.
– Не-а… О Гусевой мне никто не писал.
Славка с облегчением перевел, было, дух, но тут Цымбал задал ещё более каверзный вопрос.
– Кстати, Бут… Помнится, ты как-то трепался, будто бы у вас с ней, что-то там было… Ну, с Наташкой… Имею в виду, трах-тибидох… А теперь, скажи честно: врал?
– Ещё чего… – чуть покраснев, ответил сержант.
За два года службы Бутаков возмужал. А самое главное, он поумнел. Потому и понимал он сейчас, что его обворожительная Натали, писавшая ему столь трепетные письма, вовсе не достойна того былого малолетнего трёпа и его бахвальства перед дворовой шпаной. Да, и сейчас, на чем свет стоит, Андрей проклинал себя за то, что пошел на поводу у салаги-Цымбала, затеявшего этот скользкий разговор, что ответил ему в той же отвязной и пошлой манере, в которой и был задан вопрос.
– Странно… – тем временем, задумчиво продолжал говорить Цымбал. – …А она говорила, будто бы, у тебя с ней ни черта не получилось…
– При каких это обстоятельствах, она могла посвятить тебя в столь личные подробности?.. – на сей раз, Бутаков серьёзно вскипел, потому и схватил земляка за грудки. – …Отвечай, сучёнок. С чего это вдруг она бы с тобой взялась откровенничать?
– Славян, да ты не дёргайся… Поверь, твою бабу я не трогал. О том не может быть и речи… – Андрей поспешил успокоить сослуживца. – …Просто, так вышло. Я совершенно случайно подслушал разговор Гусевой с Ленкой Власовой. И будь уверен, что о содержании того диалога, я никому более не рассказывал. И, вообще… Ты не переживай: ждет тебя твоя Натаха.
Бутаков несколько пришёл себя и ослабил хватку.
– Нашел, кого слушать. Покажи мне хоть одну девку, которая отрыто, похвасталась бы своими сексуальными похождениями… Это для нас, для парней, перепихнуться с кем-либо, не более чем очередная «звёздочка» на левый борт фюзеляжа. А бабы, невзирая на свой возможный «послужной список», будут до последнего строить из себя целок…
Столь щепетильный разговор, Цымбал затеял вовсе неспроста. При этом ему даже пришлось приврать о, якобы, подслушанном женском разговоре. Просто Андрей был абсолютно уверен в том, что земляк его обязательно заведется. Так, собственно, оно и вышло. И лишь услышав в голосе сержанта некоторое благодушие, ефрейтор-первогодок вновь попытался аккуратненько вернуть Бутакова к прежним, неприятным для последнего расспросам.
– Бут, а ты чеченок, случаем, не шпилил?
– Я что, с дуба рухнул? – будто дотронувшись до чего-то горячего, молниеносно отреагировал Славка.
– Случая подходящего не было, или верность свою бережешь?.. – усмехнулся Андрей. – …Так ты, Славян, не беспокойся. Наталья о твоих экзотических пробах, ничего не узнает.
– Придурок. Тут вовсе не в этом дело… – огрызнулся сержант. – …Хочешь, я расскажу тебе весьма поучительную историю?
– Давай, – именного этого, Цимбал и ждал.
– Случай, о котором я собираюсь сейчас рассказать случился ещё в начале моей службы. Стояли мы тогда под Грозным. Так вот… Повадилась похаживать в расположение нашей части, одна местная тёлка. Девка была, ну просто безотказная. По дюжине наших солдат, могла за ночь «обслужить». При этом брала с пацанов сущие копейки.
– И что? – в нетерпении перебил сослуживца Андрей.
– Что-что… Пол роты наших, с каким-то ядрёным сифилисом, в санчасть угодила. Оказалось, что эту курву к нам специально засылали… Вот тебе и весь кайф от кавказской экзотики. Уж лучше, завязать на время свой «конец» в узел, чем вовсе без него остаться. А теперь прикинь, если бы у той чеченской кобылы был СПИД?
– И всё?.. Вся история?.. – разочарованно поинтересовался Цымбал.
– Всё.
– Я-то думал, ты приврешь чего… Ну, там, как после всего случившегося, вы, к примеру, казнили ту чеченку… Или, как ваши «заразные» солдаты, в отместку, перетрахали десять аулов, награждая тем сифилисом всё женское население республики.
– Да пошел ты, извращенец, – Славка брезгливо сплюнул.
– А чё?.. Вот у Якушева все байки именно так и заканчиваются. То какое-нибудь селение, танковым полком в асфальт закатают. То чеченских боевиков, целой бандой в жбан с соляной кислотой бросят… Хоть и сам прекрасно понимаешь, что он брешет, а всё же приятно. Кстати, Бут… Может, ты и сам был в числе тех «сифилитиков», потому и не до шуток тебе теперь?
– Очень мне надо, перед тобой красоваться или что-то утаивать.
