скачать книгу бесплатно
Я посмотрел на маму, она кивнула и выдержала мой взгляд.
Валерик за год догнал меня по росту и стал смелее. С порога нагло сообщил, что рогатки нету, украли в Тбилиси.
Я сел на знакомую тахту, а он притащил новый кассетный магнитофон и стал им хвастаться. Я, не в силах больше терпеть, спросил про Анжелу.
– Тю-тю твоя Анжела, залетела и чуть было не родила, – ошарашил меня он. – Кто-то обманул ее, что ли. Хорошо еще, родители вовремя вмешались. Но отец все равно из дома выгнал.
Пока я пытался понять, как Анжела может рожать и почему ее выгнали из дома, Валерик продолжил:
– Мать месяц назад привезла ее сюда, к своей сестре, Асиной матери. Подальше от Тбилиси, – он по-взрослому сплюнул, – а только все равно вся деревня уже знает ее историю.
– Так она, что… – я сел, – тут, что ли?
– Ну да, а куда ей еще деваться? Но я ее не видел, из дома почти не выходит. Да и из деревни никто к ним не ходит, – сказал Валерик и назидательно добавил, – говорил же тебе, испорченная она.
Я вскочил со сжатыми кулаками.
– Я сейчас этот магнитофон об твою башку разобью!
Он посмотрел на меня и испуганно обнял кассетник.
– Да будет тебе! Ну хорошо, извини, – пробормотал он, – такой же псих остался, не вырос вообще.
Я сел обратно, глядя в пустоту. Потом мне стало так нестерпимо жаль ее, что из глаз предательски выкатилась слезинка. Валерик удивленно хмыкнул, затем подсел ближе и неловко одной рукой обнял меня.
– Знаешь, я ее как-то встретил в деревне после того, как тебя увезли. Спрашивала про тебя. – Он помолчал. – Грустная была.
Я встал, похлопал его по плечу и вышел из дома. На улице я разревелся по-настоящему. Шагал по какой-то улочке и руками, а затем рубашкой вытирал лицо. Я дошел до родника, умылся и выпил холодной воды, потом отошел к церкви и сел на камень, хорошо прогретый солнцем. Вечерело, день стихал, у родника никого не было. Бродячая белая собака напилась из ручья, вытекающего из родника, и подошла ко мне. Выгнув спину, она потянулась и улеглась возле моих ног. Слушая журчание ручья и затихающие деревенские звуки, я гладил собаку и постепенно успокоился. Я достал медальон из кармана брюк.
Мне показалось, что у ангела с закрытыми глазами особенно печальное лицо. Ангел, который, возможно, ошибся в той взрослой жизни, о которой я раньше не задумывался. Падший ангел, которого все осуждают и сторонятся.
Я прижал монетку к губам, потом сунул ее в карман и зашагал прямо к дому под горой. Белая собака встала и пошла за мной.
Гульнара Василевская
Сияние солнечной пыли
Ася открыла дверь и вошла в квартиру.
– Максим?
Никто не ответил. Сняла пальто. Прошла в комнату. Положила сумки.
Солнечный луч пробивался через щель в темно-зеленых портьерах и разрезал комнату пополам. В нем парили и искрились пылинки. Дома никого не было. Набрала по мобильному Максима. Номер недоступен.
Она задумчиво обошла по короткому периметру комнату, свободному от антикварной мебели и книг на полу. Книги были повсюду – в шкафу, на подоконнике, на журнальном и даже обеденном столах. Остановилась глазами на иконостасе – части стены с фотографиями. Вот Ася маленькая сидит между мамой и папой, одна рука ее на мамином колене, другая – на папином, как мостик – держит. Бантик съехал куда-то набок. Асе двенадцать – нос большой, глаза напуганные, пионерский галстук. Ася – студентка с однокурсниками на фоне историко-архивного. Тут все улыбаются, стоят в дурашливых позах, только сдали экзамен. Каланчой возвышается ее Мася. На фотографии он смотрит на нее. Удивилась, хотя рассматривала фотографию тысячу раз: «Как ясно это было видно всегда».
Снова мама, запечатлена в три четверти, словно артистка, так художественно тогда умели снимать любого человека. «Красивая», – подумала и проглотила вздох. Дальше висит фотография Теть Марины. Марина улыбается. И мама улыбается. Мама неуловимая. Возвращаясь домой, привозила вместе с запутавшимися в ее волосах запахами костра и ветра дальних странствий чудесные черепки с оборванными рисунками, которые можно было дорисовать в воображении. Марина же была своя, привычная, и пахло от нее молоком, булочками и солнечной пылью, наполнявшей «их» комнату праздником в ясные дни. В детстве Ася любила, проснувшись в такой выходной, еще долго лежать и наблюдать за танцем пылинок.
Родители Аси – археологи – все время мотались по раскопкам. Оседая в зимнее время в городе, они собирали вечерами и в выходные коллег, друзей, соседей, до хрипоты спорили о каких-то автократиях и хассунской культуре, пели песни под гитару. Забрав после работы Асю из сада, мама бросалась варить картошку, чистить селедку или жарить котлеты – что удавалось добыть в магазине – стол нужно накрыть до прихода «народа». Асю девать некуда. Комната одна, поэтому она перебывала на всех застольях. Было весело. Напевшись, Ася в конце концов засыпала у кого-нибудь из гостей на коленях.
Родители разошлись, когда девочке было двенадцать. У папы появилась другая жена. Потом и мама нашла себе другого мужчину и привела его в их дом. Вот тогда Ася уже прочно поселилась у Теть Марины, маминой старшей сестры, у которой раньше обитала только на время отъезда родителей. Когда тети не стало, комната, а следом и вся квартира – с убытием соседа по коммуналке, перешла Асе по наследству.
