скачать книгу бесплатно
– Вот, будешь прикладывать к колену. Эта монетка с ангелом, энджел называется. Бабушка подарила, говорит, английские короли таким лечили людей.
Я пощупал круглую рельефную монету, для настоящей она была слишком легкой. Я поднял голову, ее глаза были серьезными.
– Только не смейся, ладно? Она не настоящая, это копия, но тоже помогает, честно. Не говори про него никому, хорошо? Заживет – вернешь.
Я засунул медальон в карман, и в это время сзади скрипнула дверь и кто-то сказал:
– Валерик, не забудь про ступеньку!
Мы с Анжелой рассмеялись.
– Ну, раз смеются, значит, ничего страшного, – это был голос тети Мариам.
За ней шли Валерик и Ася с чайником и кружками на подносах. Когда мое колено было обработано йодом и забинтовано, мы стали усаживаться вокруг тонира. Я сел на теплые камни, которыми был обложен край колодца, и осторожно свесил туда ноги. Приятная, почти горячая волна шла снизу, где на самом дне тлели угли. Валерик сидел слева от меня, а Анжела справа.
Ася протянула мне алюминиевую кружку с чаем и спросила:
– Ну как, болит?
– До свадьбы заживет, – хохотнул Валерик.
Тетя Мариам отломила кусок от круглой плоской гаты, лежащей на низком деревянном столике, протянула мне и сказала:
– Да через неделю и следа не останется от этой ранки.
Валерик не мог угомониться:
– Ну, значит, через неделю можно готовиться к свадьбе!
Ася тоже засмеялась, и, судя по тому, как она поочередно кидала взгляды на меня и Анжелу, этот дебил Валерик явно проболтался ей.
Я не удержался и толкнул его локтем, отчего он пролил горячий чай на себя, вскрикнул и уронил кружку вниз.
– Вай мэ! – он возмущенно посмотрел на меня. – Чай горячий, я обжегся!
– Не такой уж горячий, – пробормотал я, отхлебнув для наглядности из своей кружки.
А Анжела добавила:
– Ничего, до свадьбы доживет.
Теперь рассмеялись все. Тетя Мариам принесла нам длинный металлический прут с загнутым острым концом, которым достают готовый лаваш из тонира.
– Вытаскивайте кружку, а я пошла, скотину еще подоить надо. Только смотрите, сами в тонир не упадите.
Валерик заявил, что он доставать кружку не будет, лучше музыку для нас подберет. Я доел свой кусок гаты, стараясь жевать правой стороной, чтобы зуб от сладкого не разболелся, отложил чай и взял в руки прут. Мы опустили головы и стали вглядываться в глубокое дно колодца. Угли еще тлели, но не так сильно, чтобы можно было что-либо разглядеть.
Ася встала, принесла откуда-то пару газет, скомкала и кинула вниз. Они мгновенно вспыхнули, освещая закопченные черные стены.
– Вон кружка! – крикнула Анжела.
Я и сам ее увидел и попытался поддеть за ручку, но ничего не вышло.
– Дай-ка я попробую.
Анжела взяла у меня прут и попробовала сама, но тоже не добилась успеха, к тому же газеты уже успели сгореть дотла.
Валерик к этому времени нашел и включил какой-то заунывный блюз.
– Э, ничего без меня не умеете. Ась, не принесешь еще газету?
Но у него тоже ничего не получилось. Мы провозились где-то около получаса, отбирая друг у друга прут и посылая Асю за газетами. В итоге Ася попросила дать ей тоже попробовать и с первой же попытки подцепила и вытащила кружку.
Мы сидели и болтали при свете свечей, грея ноги в остывающем тонире. Моя робость улетучилась, я чувствовал себя легко и радостно, несмотря на то, что разговор велся серьезный, о привидениях.
Ася, сидящая напротив меня, шепотом поведала о том, что по ночам в полнолуние на кладбище приходят привидения и издают жуткие звуки. Я, хоть и слышал от дедушки, что это шакалы воют на горе повыше кладбища, почему-то притворялся, что верю этому. Анжела сидела так близко, что наши колени и плечи соприкасались. Мы с ней часто переглядывались, и я видел по ее смеющимся глазам, что она тоже притворяется, будто ей страшно.
Валерик, округляя и без того круглые глаза, соглашался с Асей, добавив от себя, что знает одного мальчишку, который в такую ночь оказался на кладбище и с тех пор стал заикой, не может толком ничего сказать, и еще вдобавок бедняга окосел с той поры. Валерик свел глаза к переносице и показал, как сейчас выглядит косой мальчишка.
– Да, я тоже о нем слышала! – с жаром сказала Ася.
Мы с Анжелой переглянулись и одновременно прыснули со смеха. Валерик презрительно посмотрел на нас и сказал:
– Да что с вами разговаривать, тили-тили-тесто!
От этого нам стало еще смешнее. Потом я постарался сделать серьезное лицо и сказал:
– А хотите по-настоящему страшную историю?
Валерик недоверчиво сжал губы, но Ася и Анжела одновременно сказали:
– Хотим!
Я начал пересказывать «Черного кота» Эдгара По, которого недавно прочитал. Они слушали очень внимательно. Я, не поворачивая головы, ощущал взгляд Анжелы, и от этого красноречие мое только усиливалось. Только я добрался до мести черного кота, как вдруг скрипнула дверь и все вздрогнули, а Ася даже вскрикнула. Вошедшая тетя Мариам объявила, что уже поздно и нам пора домой.
– Ну ма-а-а-м, – захныкала Ася, – тут такой рассказ интересный.
– В следующий раз. Полночь почти, а им еще на другой конец деревни идти.
Мы поднялись, свет свечей заколыхался, и в полутьме я ощутил, как Анжела пальцами легонько сжала мою ладонь. Она быстро шепнула:
– Хочешь, завтра поднимемся на гору, где старая мельница? Там такое лавандовое поле, с ума сойти! Зайду за тобой днем, жди.
Я кивнул, мы с ней переглянулись и отошли друг от друга.
Когда я и Валерик попрощались и вышли, на улице было уже прохладно, светила полная луна, вдалеке завывала собака.
– Ну что, доволен? – спросил Валерик. – Когда рогатку отдашь?
– Что? Какую рогатку? – рассеянно спросил я, но потом вспомнил. – А-а, утром получишь.
– Может, сейчас зайду к тебе и отдашь?
Я подумал о бабушке и согласился, с условием, что он возьмет на себя ответственность по поводу нашего позднего прихода.
– А что я ей скажу?
– Не знаю, придумай что-нибудь, у тебя это хорошо получается.
Так оно и вышло. Бабушка, не заметив забинтованную ногу, с порога накинулась на меня и полушепотом, так как в доме, видимо, спали, стала посылать на мою голову такие изысканные проклятия, какие знала только она. Валерик сказал, что это по его вине мы заигрались в карты. Потом незаметно получил от меня заслуженную рогатку и ушел.
Мне не спалось, я лежал в постели с открытыми глазами и улыбался в темноту. В голове не было мыслей, только образы, сменяющие друг друга. Какая-то восторженность переполняла меня, сердце билось учащенно, и я даже ощущал пульсацию по всему телу. Это волнение, которого я раньше не испытывал, придавало мне сил, я чувствовал себя большим и смелым парнем, на которого обратила внимание красивая девушка.
Спустя какое-то время сердцебиение пришло в норму, я перестал улыбаться, но сон все равно не шел. Мысль, которая зародилась после того, как Анжела поцеловала меня, и которую я подсознательно игнорировал, теперь полыхала в голове и не давала покоя. Что, если Валерик был прав, и она вот так запросто может целоваться и с другими тоже?
Поворочавшись еще в постели, я почувствовал, что больше не в силах лежать. Встал, бесшумно оделся и, прокравшись на цыпочках через гостиную, вышел в прихожую, стараясь не скрипеть половицами, отворил дверь и вышел наружу. Уселся на верхнюю деревянную ступеньку лестницы, обнял себя за колени и положил на них голову. При свете луны весь двор напоминал застывшую серебристую картинку с черными пятнами теней от деревьев. Ни единого дуновения ветра, ни лая собак – тишина стояла такая, как будто ватой заложили уши. Я полез за пазуху и вытащил монетку. По ободку шла какая-то надпись, больше похожая на узор. На одной стороне был крест, на обратной удалось разглядеть маленькое грустное лицо и два больших крыла.
Вот он, знак того, что Анжела предпочла именно меня. Медальон ведь ей очень дорог, и кому попало она бы его не отдала. Я приложил монетку к колену и посмотрел вдаль, на темный огромный силуэт возвышающейся горы. Представил, как мы с Анжелой, убежав ночью из дома, поднимаемся на эту гору. Собираем там огромный букет розово-фиолетовых цветов, потом сидим на плоском камне на самой вершине, взявшись за руки, и смотрим вниз, на эту красоту. Мы понимаем друг друга без слов, и даже можем полететь, если захотим. Постепенно мир внизу начинает просыпаться, первые петухи подают голос, раздается мычание коров, собаки начинают утреннюю перекличку. Край неба на горизонте начинает светлеть, луна меркнет, и мы с минуты на минуту ожидаем восхода солнца. Анжела берет меня за плечо повыше локтя и сильно сжимает.
– Просыпайся, оболтус! Ты что, лунатик, что ли? Почему не в постели?
Я зевнул, протер глаза и оглянулся. Бабушка стояла надо мной и трясла за плечо. Рассвело, петух под лестницей кричал изо всех сил. Я попытался встать, но ноги так затекли, что я снова сел, застонав. К тому же ушибленная коленка больно стрельнула.
– Что это с ногой? Это так вы вчера в карты играли?
Бабушка осторожно развязала бинт на ноге и осмотрела ранку.
– Сиди, сейчас приду.
Она вернулась с банкой прополиса, наложила новую повязку и отправила меня в постель.
Я проснулся далеко за полдень, в доме было жарко и тихо, сонно жужжала муха на окне и тикал маятник в гостиной. Я посмотрел на циферблат – начало третьего! А вдруг Анжела уже пришла?
Я выбежал на веранду второго этажа. Жаркое солнце палило изо всех сил. Внизу, в тени лестницы, сестры шумно игрались со скакалкой. По всему периметру за каменной оградой нашего сада не было видно ни души, за исключением нескольких кур.
Я испытал некоторое разочарование, но вслед за этим и облегчение. Если Анжела забыла либо передумала приходить, может, это и к лучшему? Что мы с ней будем делать вдвоем, о чем буду говорить с ней? Не все же время содержимое книг пересказывать!
Бабушка, собиравшая внизу зелень с грядки, разогнулась и крикнула мне:
– Умывайся и иди за стол, сейчас приду кормить тебя.
Обеденный стол стоял под окном, я без аппетита ковырял вилкой в тарелке, время от времени поворачивая шею и выглядывая наружу. Краем глаза я замечал, как бабушка, сидевшая напротив, внимательно следит за мной.
Анжелу мы увидели почти одновременно. В той же белой кофточке, что и вчера, она неожиданно появилась из узкого переулка и зашагала по направлению к нашему дому. Высоко подняв голову, она, казалось, улыбается и смотрит сквозь стекло прямо на меня.
Я вскочил, но бабушка тут же осадила меня:
– Пока не доешь, из-за стола нельзя выходить!
Проходя мимо меня, она надавила рукой на мое плечо, заставив сесть обратно. Хлопнула дверь, я вздрогнул и кинулся вслед за бабушкой. Положил руку на ручку, распахнул было дверь, но снова притворил ее, оставив узкую щелочку. Бабушка спустилась по лестнице, отворила калитку и что-то сказала Анжеле, та повернулась и ушла той же дорогой.
Бабушка вернулась и села на свое место.
– Что ты ей сказала? – спросил я.
– Садись и доешь.
Я сел и повторил вопрос.
– Сказала, что ты сегодня не сможешь никуда пойти.
– Почему?
Она строго посмотрела на меня.
– Потому что я ходила на почту, звонила твоей маме. Она сказала, что договорилась на сегодня с доктором по поводу твоего зуба.
Я снова вскочил.
– Я должен ей все объяснить! Сам скажу!
Я наткнулся на взгляд бабушки, жесткий и непреклонный.
– Она уже ушла, – слова ее звучали четко и весомо, – и я ей все сказала. Так что успокойся и доешь.
В голове у меня шумело от злости и беспомощности. Никогда я не чувствовал себя настолько беспомощно маленьким, словно на поводке у взрослых. Я, стоя, схватил кусок хлеба и так отчаянно стал его жевать, что надавил на больной зуб и громко застонал от острой боли, пронзившей щеку.
Спустя полчаса бабушка посадила меня на автобус, заплатив водителю. А еще через пару часов меня в городе встретила тетя, мамина сестра, но к зубному мы пошли только на следующий день. В то лето меня обратно в деревню не отправили.
Позже выяснилось, что бабушка провела целое расследование, а так как в деревне ничего ни от кого не скроешь, выяснила, где и у кого мы с Валериком провели вечер, и ужаснулась. Желая спасти меня от «распутной» Анжелы, она договорилась с мамой и спешно отослала меня в город.
Первое время презрение к себе буквально душило меня, я замкнулся в себе, заодно перестав на несколько месяцев разговаривать с мамой. Папа пытался вести со мной разговоры как с мужчиной, и кончилось это тем, что я и с ним перестал говорить. Я видел, что родители очень сильно переживают, а по утрам у мамы часто бывают заплаканные глаза, и в итоге решил пожалеть родителей, хотя и не простил им такого предательства. Как не простил и себя.
Я все прибавлял в росте, и школьный учитель определил меня в секцию баскетбола. На первых же тренировках выяснилось, что мне не под силу докинуть тяжелый мяч со штрафной до кольца. В зале при тренере ребята только ухмылялись, но в раздевалке откровенно смеялись и подначивали меня. От отчаяния и злости я начал заниматься с папиными гантельками, устраивать утренние пробежки и даже научился подтягиваться на турнике.
Весь год я хранил медальон, тщательно пряча в укромных местах, и с нетерпением ждал лета. Когда наконец в первых числах июня мы приехали в деревню и бабушка, ахая, получала городские гостинцы, я, с медальоном в кармане, постарался улизнуть и пойти к Валерику. Его всегда привозили в деревню пораньше.
– Куда это ты? – окликнула бабушка.
– К Валерику, а что?
– А то, смотри у меня, чтобы не повторилось, как в прошлом году.
Мама сказала бабушке:
– Ну, мам, что ты опять?
– А ты не затыкай мне рот! Небось, побольше твоего знаю, – осадила ее бабушка и повернулась ко мне, – чтобы ноги твоей рядом не было с этим домом на горе. Узнаю – через калитку сюда не впущу.
