Укрощение дьявола

–Я не представляю себе жизни без него! Я хочу целиком отдаться радости обладания. Во власти своих чувств, я иногда забываю его дьявольское происхождение.

–А разве он сам, живя в человеческом теле, не хочет забыть об этом?

–Что вы! Это невозможно. Но ему очень нравится быть человеком. Когда он уходит, чтобы перевоплотиться в дьявола, у него такое выражение лица, словно он расстается с чем-то очень для себя дорогим.

–Кровь господня! Чему тут удивляться! Мы лишены того, что есть у него, но зато у нас в избытке все то, чего у него нет. Как долго ты живешь совместно с ним?

–Немного больше двух месяцев. Все это время я потратила на то, чтобы внушить ему страсть к себе. Я не только из любви к роскоши живу с ним.

Добрая старушка с этим согласилась. Она взяла карты, перемешала их, потом разложила в три ряда по пять в каждом, две убрала, три поменяла местами, потом приложила пальцы к дряблым щекам и с минуту читала карты издавая гортанные звуки в которых, как казалось Саре, были ноты изумления, сомнения и одобрения. Только после этого она уперлась в Сару взглядом и сказала:

–Ну вот, милая моя, сама теперь видишь, ты предназначена сделаться невестой дьявола.

–О, Боже! – простонала Сара.

–Бог тут не причем или ты полагаешь, что лучше и нельзя сделать, как совратить дьявола и сам Господь тебя к этому делу сподобил?

Тут старушка перекрестилась и стала бормотать:

–Да пребудет господь бог в доме моем, а дьявола к чертям пошлем. Вот так. Налей мне виски из этой бутылки, выпью за твой успех – я тебе услужу в день твоей свадьбы. Да будет на то воля божья, чтобы от тебя пошло дьявольское потомство. Пусть дьявольский род умножается.

Сара как оглушенная смотрела на нее во все глаза, а старушка, нацелившись на куриное крылышко и говорит:

–Пододвинь-ка мне тарелку. Неужто я оставлю этот аппетитный кусочек, он сам просится в рот. Еще горчицы положи, много, как себе. Следующий раз, когда придешь принеси мне гуся. Понеже цыплята малы и худосочны, то и у меня есть к гусям предпочтение.

К Саре, наблюдавшей все это, вернулся, наконец, здравый смысл и она, пронзив старушку насмешливым взглядом, говорит:

–Да вы совсем спятили, если собираетесь пить за то, чтобы я родила от дьявола!

–Ты здесь будешь мне возражать!

–Дайте мне карты, и я такое расскажу о вас!

–Клянусь богом! Ты понесешь от дьявола. Послушай, у меня есть корень амброзии, первое средство против беременности. Я продам всего за тридцать долларов, и поверь, что я отдаю это чудодейственное и целебное средство себе в убыток.

–Вы спятили окончательно. Что вы несете? Лучше ешьте курицу к своей радости.

–А ты не кричи на меня. Я тебя не звала, сама пришла.

Глупее всего было то, что вздорная старушка врала, как могла, а Сара ее слушала. При этом она имела такой благочестивый вид, что нельзя было даже подумать, что всех мошенниц, которые вообще существуют на этой земле, она оставила позади себя. У Сары пропала всякая охота ее слушать, но уходить она не торопилась.

И вот какое-то время они сидят и смотрят друг на друга, а старушка между тем ест куриное крылышко и запивает виски, она тоже молчит, понимая, что Саре нужно время чтобы немного успокоиться. Разделавшись с курицей, старушка вытерла бумажной салфеткой руки, взяла левой рукой сигарету, правой зажигалку, поднесла сигарету ко рту и через плечо бросив на Сару благодушный взгляд, говорит:

–Я слышала, что в Пенсильвании есть монастырь какой-то божьей матери, говорят, что нужно ехать до Питтсбурга, а оттуда на автобусе до университета Ла Рош, он основан Сестрами Божественного Провидения, ей-богу, не знаю, как они попали туда. Хочу до гроба увидеть эту святую обитель… Ну, а у тебя, милая моя, как дела?

Услышав эти слова, Сара сначала удивилась, но так как ей уже не раз приходило в голову, что бедная старушка тронулась умом и принадлежит к числу тех счастливых людей, которые не осознают ужаса своего положения, она пожала плечами.

А старушка, весьма недовольная, спрашивает:

–Зачем ты кричала на меня?

–Я просто не вытерпела…– начала оправдываться Сара. Она стала думать про себя, какие слова ей следует сказать, но взглянув на старушку, умолкла – черт с ней!

–А тебе еще я не все сказала, – говорит она.

–Есть еще что-то, о чем я должна волноваться?

–Да, это так, – невозмутимо ответила старушка. – Тебя ждет испытание, ведь дьявол сам любить не склонен. Его любви тебе придется домогаться семь лет.

Глупость эта поразила Сару.

–Устала я от вас, – произнесла она, потеряв терпение.

–А чего ж, пришла? – удивленно посмотрела на нее старушка.

Сара улыбнулась.

–Этого я и сама не знаю.

–Ты мне не веришь?

–Я нисколько не сомневаюсь, что вы говорите правду. Но скажите лучше по совести, может ли дьявол, не любя сам, хотеть, чтобы его любили?

–Поверь, что правды ради я не стала бы щадить тебя, но правда, которую я расскажу тебе не слишком грустная. Каким бы не был он бесстыдным и сумасбродным, не может он жить без любви. Открою тебе глаза – ты ему нравишься.

–Тогда почему…

–А потому, что ему свои чувства приходится скрывать, он знает, что чувства человека порабощают и даже люди сильные лишаются рассудка. Ему приходиться считаться с этим, ибо ему пристало больше, чем кому бы то ни было быть осмотрительным. Что до меня, то я своего Соломона, а он в силу возраста чуждался любовных забав, преследовала ласками и вздохами и что же ты думаешь? Он так увлекся, что остановить его было невозможно. Словом, я была вынуждена умолять его сжалиться надо мной, хотя это развлечение было столь же приятно мне, как и ему. Колени мои были ему мягче подушки.

–Но Вельзевул молодой, сильный…

–Дочь, ты тоже еще молода и ничего не знаешь о мужчинах. А посему, скажу тебе о них вот что: самыми жалкими в делах любви оказываются именно те, у кого больше всего ума.

–У него бездна ума!

–Не думай только, что среди людей умных не бывает олухов.

–Он столько для меня сделал, творил чудеса! Такой добрый, обходительный.

–Но откуда у него такая забота о тебе?

–Какая там забота! Я в нем нажила себе врага.

Старуха только руками всплеснула.

–Сегодня опять случилась размолвка, – вздохнула Сара.

–Он потерял не только всякий стыд, но и благоразумие!

– И снова свалил вину на меня. Капризный, как ребенок! Дело мое безнадежно – не нужна я ему.

Тут старуха испустила этот понятный вздох и промолвила:

– Когда женщины поумнеют!

–Но кто же откажется его любить! Такой блистательный мужчина! Такие нежные линии тела, а глаза какие! Я влюбилась в свой идеал. Ах, … Упрям и непреклонен. У него неистощимая фантазия и весьма пессимистическое мировоззрение. Чего он хочет? Раз вы такая умная, скажите, что мне делать?

–Изволь. Зло зиждется на прочной основе. Выходит, что пока этот мир существует, дьявол останется таким, каков он сейчас.

–Неужели вы думаете, что он осмелиться причинить мне зло?

–Не только думаю, но я уверена, что он не с чистой душой живет. Ты знаешь его дела. А ведь по яблокам судят и о яблоне. Кто знает лучше, чем дьявол, что в голове у женщины нет ума, а в сердце много жалости. Ой-ля! Непременно надо обуздать его! Этот вертопрах очень изобретателен, оглянуться не успеешь, как он положит конец твоему разгулу. Но ты не бойся. Есть у меня кое-что для тебя. Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Я продам тебе всего за пятьдесят долларов философский камень. Он обладает великой чудодейственной силой. У него есть сила дающая власть над демоном. А это стоит денег. Один только бог знает сколько демонов от больших до малых предали анафеме с помощью этого камня. Что хочешь делай со своим дьяволом! На эти деньги ты можешь его пытать, заморозить, раздуть, уменьшить, обессилеть, проклясть, истребить, развеять в прах, поразить язвой, бичевать и не знаю, что еще.

–А камень может ему внушить покорность?

–Конечно может, милая.

–Есть ли более невыносимая мука, чем любить и не быть любимой! Сердце сжимается от мысли, что он меня не хочет?

–Это просто какое-то непотребство! Послушай, дорогая, а ты была с ним настойчива?

–Вы еще спрашиваете!

–Тогда слушай, за час до полуночи тебе нужно произнести особые слова. Но заклинание не прилагается к письменному руководству. Скажу по совести, оно продается отдельно, ей-богу! Если ты сразу заплатишь, я продам его тебе… за… Ах. Что за счастливая жизнь для тебя наступит. Он каждую ночь тебя ублажать будет…

–С упоением и любовной страстью?

–А как же еще! Уже никогда тебе не придется жаловаться. Начало всему положит камень. Ты мне напомнила об одной истории. Не так давно я употребила заклинание против соседа. Уже умер. Его звали Соломон. У него было красное лицо и большой нос. Я заставила его постричь бороду, готовить мне обед, он ленился вставать рано, так я, взявшись за его исправление, отучила его лежать в постели, когда надо варить мне яйца и делать кофе. И что ты думаешь?

–Мне думается, что бедный Саломон вас боялся.

–Скажи уж лучше, что он валялся у моих ног. Но перед смертью раскаялся. Так, за камень я прошу всего пятьдесят долларов, заклинание будет стоить двадцать, если ты возьмешь камень, они продаются вместе, но если тебе нужно только заклинание, тогда тридцать. Это еще не так много! Выбирай, милая!

–Откуда у вас философский камень?

–Из Египта привезли. Самый злой черт станет кротким, как овца. Вот что может сделать камень! Знаешь, у него такая большая сила, даже тесто лучше поднимается…. Что возьмешь?

–Я уже не знаю, что и взять!

–Недавно ко мне приходила старая шлюха. Она спрашивала, как заставить молодого парня влюбиться. Тьфу ты, бесстыдница! Я сказала ей про заклинание. Сколько стоит, спрашивает она. Я говорю, что заклинание продается вместе с камнем, а она мне: «Зачем мне твой камень»? Я ей поясняю, что к камню прилагается руководство, оно не продается отдельно от камня, поэтому ты должна купить камень и руководство, если тебе нужно заклинание. Тогда она не вытерпела и спрашивает: «Да сколько же, наконец, тебе за него дать»?

–Вот я вас слушала и все думала, к чему вы это рассказываете?

–Я готова продать тебе все за сто долларов!

–Я все же предпочту милость божью. За нее не надо платить. Мы все грешны перед богом!

–Только дьявольские грехи не приходиться сравнивать с твоими.

–Что за бред опять?

–Не видишь ты ничего дальше своего носа.

–И что?

–Вы оба в самом деле согрешили в мыслях.

–Ну вот еще! Он избежал греха. Ведь сказано в Библии: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, прелюбодействует в сердце своем». Он не вожделеет меня. И мои поцелуи его не трогают. Не нужна я ему!

–В его сердце нет места Богу. Не надо думать о том, как сделать, чтобы он начал приставать к тебе. Купи камень, а заклинание я тебе подарю. Сама понимаешь, нет ничего странного в том, что он хитрее тебя. Ты вбила в голову, что недостойна его. Пусть он думает, что это он тебя не достоин. Ты веришь в его целомудрие?

–Я не верю, что за всю свою жизнь он ни разу не ложился с женщиной в постель.

–Этот сумасбродный извращенец заключил с тобой контракт?

–Нет. Э-э, мы обошлись без этой формальности, просто заключили договор на словах.

– Вот уж поистине крайняя степень глупости. Впредь, будь очень осторожна. Ты играешь с огнем! А что ты мне дашь, чтобы я научила тебя?

–Я куплю у вас книгу, камня никакого не надо и еще талисман.

–Дорогая моя, чтобы уберечь себя от проклятий завязывай узлы. Везде, где можно. В углы, на свою постель накапай лавандовое масло. Это запах нечистая сила не выносит. Не помешает принести из церкви святой воды. То, что для тебя только благо, для него – смерть. Давай ему пить святую воду, только смотри, чтоб он не знал.

Тут старуха возвела глаза к потолку, смотрит вверх и спрашивает:

–Что там такое?

Она открыла рот, не в силах оторвать взгляд от потолка. Наконец после долгого молчания старуха заговорила:

–Я бы послала Гуцкову сказать… Будь добра, возьми мою палку и постучи в потолок – не могу переносить шаги у себя над головой.

Сара подняла глаза к потолку и стала слушать.

–По-моему, нет никаких шагов.

–Там ее комната. Она уехала. Кто-то спит в комнате Гуцковой.

Сара лишь посмотрела на нее взглядом, который говорил: «Я не слышу того, что слышите вы». Очевидно, по отношению к посторонним звукам слух старухи отличался чрезмерной чувствительностью, позволявший ей вникать в ничтожные шумы. Сара перевела глаза на старуху, которая, видя ее растерянной не преминула сунуть ей палку. Саре ничего не оставалось как постучать концом палки в потолок, робко на нее поглядывая. Тем временем старуха приложила руки к вискам и закрыв глаза, простонала: «Неббех». Это был еврейский возглас страдания. Когда Сара вернула ей палку, она положила ее на край стола, считая необходимым держать ее при себе, посмотрела на полупустую бутылку виски довольно сомнительного качества. Затем она прижала руки к впалым щекам, встрепенулась и улыбнулась Саре.

–Давай поскорее обсудим деловые вопросы, сильная усталость заставляет меня лечь в постель. Итак, десять долларов за книгу, десять за магический порошок, за прием двадцать. Всего-навсего сорок долларов.

Сказав это славная Адольфи умолкла, устремив взгляд перед собой.

Сара понимала, что у нее мало денег. Хуже всего при этом, что жизнь ее плохо организована, она одинока и у нее с внешним миром нет ничего общего.

У двери она сказала Саре:

–Приходи еще! Там посмотрим, чем я смогу тебе помочь. У меня есть….

От старой колдуньи, много возомнившей о своих способностях, Сара ушла с более тяжелым сердцем, чем от Вельзувела, который был опасен только как дьявол. Она не подозревала о том, что над ней витала прозрачная тень, созданная из тончайших эфиров, имя ей – дух дьявола.

Позднее, обращаясь к своим воспоминаниям, Сара не раз будет осмысливать этот забавный и внимания достойный урок надувательства, не без того чтобы понять почему ее трогает и не оставляет в покое эта старая женщина, уже одной ногой стоящая в могиле, разумеется, она вела свою игру спрашивая что и как, Сара догадывалась что ее обманывают и тем не менее легко позволила себя обмануть да еще и самым избитым способом, но вместо возмущения, обычного в таких случаях, Сара приходила в умиление оттого, что столь старая женщина, впадавшая в глубокое созерцание потолка и часто повторявшая, что говорит по правде и чистой совести, так мило лукавит и лицемерит: любой, наблюдавший их не подумав скажет, что они стоят друг друга, но это заключение с оговоркой, что умом и силой Сара превосходит старушку, тогда тому, кто сделал это заключение и тому, кто с ним соглашается, следует ответить на вопрос почему Сара сдалась ей. Что тут долго рассуждать! Самый очевидный ответ состоит в том, что добрая старушка была более подготовлена к встрече, а потому все произошло так, как ей хотелось. Как бы то ни было, Сара позволила себя одурачить: затем ли, чтоб взять реванш, ведь слава тому, кто сумеет обмануть тех, кто привык обманывать других, или же она просто сделала вид, что довольна. На самом деле Сара радовалась своей зависимости от удачи славной старушки и понять не могла почему, да так оно и было. Интерес вызывал ее образ жизни, о котором Сара имела только общие сведения, а поскольку интерес этот был односторонним Сара ушла от ответа, тогда как ответ лежал на поверхности, – она просто не дала себе труда понять, что нас увлекает все то, что далеко выходит за пределы обычного. Вот такое из этого случая я сделал для себя извлечение.

18. Вельзевул терпеливо ждал когда наконец Сара отчается в своих тщетных усилиях тем или иным путем добиться его согласия: сердило его то, что она положила надеяться на силу своего чувства, – это в глазах его было сущей глупостью, вследствие чего он с некоторым удивлением смотрел на то, как превозмогая сомнения и изводя себя томлением она стала улучать всякую возможность для осуществления своего замысла и это чувство сочеталось с мыслью, как дорого обходится ему чрезмерная доброта. Сара не могла прийти к нему и спросить, почему он так упрямится, хотя понимала, что он склонен к уединенной жизни и делить ее с кем-то, тем более с женщиной намерения не имеет. А посему он любил одиночество и никогда этим не тяготился. Не обращая никакого внимания на нее, он оставался непреклонным. Кроме поцелуев, между ними ничего не было. Чем больше думала она о его богатстве и тех возможностях, которые проистекали из его могущества, тем сильнее было желание сделаться его любовницей. Вельзевул редко ее обнимал, а целовал и того реже. Раз, другой он прикасался к ней. Тем самым, он как бы поощрял ее авансами. Сама же она только и думала о том, чтобы найти какой-нибудь способ его соблазнить и трепетала при мысли, что однажды он скажет ей именно то, что ей самой хочется сказать ему. Воображение Сары питали романтические фильмы, в которых сильные мужчины предпочитали женщин, по положению не равных им. Не каждую женщину можно взять силой, но всем им приятно быть любимыми. Сара соглашалась с этим, зная, что недостаток чувства, как и его избыток одинаково вреден, но к себе это правило не относила. Постепенно, забыв всякий страх, она закоснела в своем вожделении и до того обнаглела, что любовь превратила в преследование. Если бы Вельзевул ее грубо оттолкнул, коль скоро она сама напрашивалась, она бы сама поняла, что ему ничего от нее не надо. Вместо этого вооружившись чем попало, каждый из них вел свою оппозиционную войну имея в одном случае оборонительное, а в другом наступательное оружие. И вот, по причине этого, Сара, хорошо все взвесив, сообразила, что рано или поздно Вельзевул устанет от своего упрямства, и, видя, какую любовь она к нему испытывает, обязательно упадет к ее ногам. Ну и расчет у нее, скажет кто-то. А я скажу вот что: человек теряет чувство меры не столько потому, что берет от жизни все без разбора, сколько по тому, что долго живет жизнью, в которой все служит к его алчности.

Сара вняла совету русской колдуньи и концы штор в своей спальне завязала в узлы. И полотенце тоже. Кроме этого, она купила масло ладана и накапала его на простыни, домашнее руководство по изгнанию дьявола держала под подушкой. Из женщины, очарованной дьяволом и им выделенной, она превратилась в неврастеничку, которая поглощена мыслями о своей безопасности. Так возникла необходимость в собственной системе защиты. Постепенно у нее созрел план действий. Из нее не получилась любовница. Отныне она старается навязать Вельзевулу свою дружбу. Сара не могла жить без надежды. Жизнь, которой она жила раньше напоминала болото. Последнее время она жила яркой, красивой и стремительной жизнью, будто попала в водоворот. Вместе с возможностями к ней пришла и уверенность, что жить стоит ради того, чтобы искать в мире что-то совершенно новое. Это тем более удивительно, что каких-нибудь три месяца назад она была самой простой, самой непритязательной из женщин Америки. За завтраком она спросила:

–А что ты собираешься делать сегодня?

–Я, наверное, останусь дома. Чувствую себя неспособным работать.

–Чем ты сейчас занят?

–Кое-какие дела в Ливии. Потом надо разобраться с братьями Кастро.

–Почему ты позволяешь этим кубинским вшам пить кровь собственного народа?

–Я наблюдаю со стороны, слушаю, смотрю, замечаю. Для меня это развлечение.

–Хочешь я разберусь с Фиделем. Ненавижу его. Он во всех отношениях ублюдок. Я знаю, как ему навредить. Скажи каким способом, и я отниму у него все деньги. Пошли меня на Кубу. Уже одним своим присутствием я отравлю настроение и жизнь этим подлым братьям.

–Я хвалю твой организаторский талант и при этом настоятельно прошу – не лезь в мои дела. Свою работу я сделаю сам.

–Ну, если ты этого хочешь, так тому и быть. Гулять пойдем?

–Мне не хочется.

–Что-то у тебя сегодня совсем настроения нет.

–Пойду к себе, почитаю, подумаю.

Он весь день провел дома. Вошел в свою спальню и закрыл за собой дверь. Тем временем Сара складывала вещи в гардеробной, то и дело посматривая на себя в зеркало и любуясь нежным цветом лица. Там она снова стала думать о любви, которая даже умных женщин лишает рассудка, и счастливая тем уже, что может служить мужчине, которым увлечена, взяла кашемировый свитер Вельзевула и приложила его к щеке. От свитера исходил запах его любимых духов «Сафари». В этом пленительно роскошном и поразительно красивом запахе, достойном принцев и королей, была вся его суть. Странно, что Сара цеплялась за любовь, которая лишила ее покоя и сделала несчастной. Она не была глупой, просто до ее сознания не доходило, что погружаясь с головой в заботу о человеке, который терпит ее, она, собственно говоря, бесцельно тратит время. И как бы ни было велико его упрямство, оно не могло умерить ее любви к нему. Перед тем как уйти на кухню, она подошла близко к двери его спальни и, с тоской во взгляде уставившись на нее, подумала, что всю жизнь ей только и приходится ждать и терпеть. Удивительно, как с такой тоски она не обратилась к Богу. И вот что еще того важнее, впервые ее сознания коснулась мысль, что игра, которую она ведет с дьяволом, ей может стоить жизни. Само собой, что все ее женские козни ничто в сравнении с дьявольскими. Тут Сара сняла с пальца кольцо, которое получала в награду за свой блестящий дифирамб: любуясь бриллиантом, она стала вспоминать какие еще были драгоценности в шкатулке Вельзевула. Уж очень хотелось ей получить еще что-нибудь. И, не успев еще ничего вспомнить, прошептала: «дорогой мой, скажи мне, зачем таишь в себе чувства, о которых можно легко догадаться?» Но тот, кто удалил ее от себя, в эту минуту, сам не свой от боли в желудке, корчился за дверями своей спальни. Он вообще никогда не звал ее к себе в комнату. Сара в подобных случаях не трогала его, понимая как дорого ему уединение. Когда пришло время обеда, она переоделась и пошла в библиотеку. Оттуда доносилась прекрасная и мощная музыка и Сара, войдя в комнату села на стул и стала слушать. Вельзевул лежал на диване положив под голову две подушки. Музыку он слушал с закрытыми глазами, лежа на спине. Иногда взбудораженный он вскидывал руки и начинал дирижировать воображаемыми инструментами. Когда симфония закончилась, минуту-другую он пребывал в каком-то музыкальном исступлении, не обращая никакого внимания на Сару. Потом встал и устремил на нее свои темные выразительные глаза, сиявшие изнутри волшебным светом. На Сару такие взгляды действовали возбуждающе.

–Вот уже почти триста лет я слушаю финал симфонии и не перестаю восхищаться совершенством аккорда. Быть человеком мне нравится еще и потому, что я могу заходить в церковь. Однажды я был в храме Святого Патрика и слушал псалмы, мне приятно вспомнить об этом сейчас, знаешь, меня поразили слова в одной песне: «Господи, тесно мне, спаси меня!» Я тогда подумал, что завидую человеку, который соблюдает посты, усердно молится богу и верит, что может избежать зла. Однажды я был в Гранд-каньоне, стоял на плоской вершине высокого утеса, смотрел в бездну, зиявшую внизу, и не чувствовал страха, но люди вокруг меня, были потрясены, они испытывали страх. Собственно говоря, в обличие человека, я не был человеком. Да, церковь враждебна природе дьявола, но я человек и не могу быть равнодушным к великолепию церквей и красоте религиозных церемоний. Я чувствую эту красоту! Меня завораживают органная музыка. Орган – это сложное устройство, состоящее из труб, клавишей, педалей и регистров, но только талантливый музыкант, сможет извлечь из них сложную, обстоятельную музыку, которая может звучать, как громовые раскаты. Она дар небес! Нельзя на богослужении исполнять торопливо, отрывисто песнопения, сколько величественной торжественности в хоралах. Я не могу не думать о том, что они были сочинены в те далекие времена, когда люди к своей работе относились крайне серьезно, ценили красоту слова и хороший вкус. О современных людях уже так не скажешь. И потом, тогда грубая и простая пища давала людям энергию, а не отнимала ее, как сейчас. Великая музыка, – оперная, академическая, классическая, можно сказать, умерла, никто уже не напишет что-то соответствующее даже фуги из «Хорошо темперированного клавира» Баха, впрочем, есть замечательные мелодии в голливудских фильмах, они радуют душу красотой и чувственностью, в них есть сила и глубина чувств. То же самое и с современной литературой. Действующие лица всех романов, написанных после «Унесенных ветром» и «Лезвие бритвы» Моэма представляют собой скорее типы, нежели индивидуальные характеры…

Он продолжал рассуждать, а Сара любуясь им и слушая его думала, что предназначенный к умственной деятельности и одаренный талантами, Вельзевул, с его вкусом, глубоким умом и склонностью к высокому стилю, не мог в силу упомянутых качеств, не испытывать влечение к литературе. Такие тонкие впечатлительные натуры предрасположены к искусству. Воодушевление, с которым он говорил передалось и Саре, но ее больше заботили собственные интересы, поэтому, пронзив Вельзевула влюбленным взглядом, она воскликнула: